Принцесса и Ведьма

Софи всю свою жизнь мечтала, что бы её похитили.

Но сегодняшней ночью все остальные дети Гавальдона корчились и мучились в своих кроватках. Если их заберет Школьный директор, они больше не вернутся. Никогда не заживут полной жизнью. Никогда вновь не увидят свои семьи. Сегодня этим детям снился красноглазый вор с телом зверя, который придет за ними, чтобы оторвать от их простыней и заглушить их крики.

Софи же снились принцы.

Она прибыла на бал, устроенный в ее честь, лишь за тем, чтобы увидеть там сотню женихов и ни одной девушки. Здесь находились те, которые были ее достойны. Так думала она, пока шла вдоль выстроившихся кавалеров. Волосы блестящие и густые, под рубашкой переливаются мускулы, кожа гладкая и загорелая, красивые и чуткие, какими и должны быть принцы. Но как только она подошла к тому, который показался ей лучше всех: с яркими голубыми глазами и светлыми, белокурыми, волосами, тот, с кем чувствовалось, будет «Долго и Счастливо»... сквозь стену залы пролетел молот, осыпая принцев осколками.

Глаза Софи распахнулись. Молот был реальным. Принцы — нет.

— Отец, если я не просплю девять часов, то у меня будут опухшие глаза.

— Все только о том и судачат, что тебя заберут в этом году, — сказал отец, прибивая уродливую балку над окном её спальни, которая теперь оказалась полностью затененной затворами, штырями и болтами. — Мне советуют остричь тебе волосы и грязью лицо, как будто я верю в весь этот сказочный вздор. Но сегодня сюда никто не проникнет. Это уж точно, — и он красноречиво оглушительно стукнул молотком.

Софи потерла уши и хмуро глянула на свое некогда чудесное окошко, теперь оно напоминало окошко в логово ведьмы.

— Замки. Почему никто не додумался до этого раньше?

— Вот уж не знаю, почему все считают, что это ты, — сказал он. Его серебристые волосы блестели от пота. — Если этому парню, Школьному директору, нужна сама доброта, то он заберет дочь Гунильды.

Софи напряглась.

— Белль?

— Идеальный ребенок, — умилился её отец. — Приносит домашние обеды на мельницу своему отцу. Отдает остатки бедной старой карге на площади.

Софи услышала упрек в голосе отца. Она ни разу не приготовила ему полноценного ужина, даже после смерти матери. Естественно у неё на то была весомая причина (масло и чад могут забить поры её кожи), но она знала, что для него это была больная тема. Это не означало, что её отец ходил голодным. Взамен она предлагала ему свою любимую еду: свекольное пюре, брокколи на пару, отварную спаржу, тушеный шпинат. Его не раздуло как шар, в отличии от отца Белль, именно потому, что она не носила ему на мельницу домашнее фрикасе из ягнятины и сырное суфле. Что касается старой карги, бедной старухи на площади, утверждавшей, что голодает дни напролет, то она была более, чем упитана. И, если Белль не имела к этому никакого отношения, то она вообще не могла считаться доброй, и это худший вид зла.

Софи в ответ улыбнулась отцу.

— Ну, как ты и сказал, все это вздор. — Она соскользнула с кровати и захлопнула дверь в ванную.

Она рассмотрела в зеркале свое лицо. Бесцеремонное пробуждение возымело эффект. Длинные до талии волосы цвета золотых нитей не имели привычный блеск. Её желтовато-зеленые глаза казались выцветшими, а сочно-алые губы оказались сухими на ощупь. Даже сияние её кремово-персековой кожи потускнело. «Но все равно принцесса», — подумала она. Её отец не видел, что она особенная, но не мать.

— Ты слишком прекрасна для этого мира, Софи, — сказала она, издав последний вздох. Её мать ушла в лучший из миров и там теперь ей и быть.

Сегодня вечером ее заберут в лес. Сегодня у нее начнется новая жизнь. Сегодня она начнет жизнь в сказке.

А теперь необходимо заняться делом.

Для начала она втерла себе в кожу рыбью икру, которая воняла грязными ногами. Затем она помассировала себя тыквенным пюре, смыла все это козьим молоком, и наложила на лицо маску из дыни и желтка черепашьего яйца. Пока Софи ждала, когда маска высохнет, она полистывала сказки и потягивала огуречный сок, который сохранял её кожу увлажненной. Она пролистала до своей любимой части, где ведьма скатывается вниз по склону в бочке с вколоченными в неё гвоздями. От ведьмы остался лишь браслет, сделанный из костей маленьких мальчиков. Глядя на ужасное украшение, Софи почувствовала, что ее мысли плавно перетекают к огурцам. Допустим, в лесу нет никаких огурцов? Допустим, другие принцессы истощили все запасы? Нет огурцов! Она усохнет, начнет увядать, она...

Сухой кусочек дыни упал на страницу. Она повернулась к зеркалу и увидела, что её лоб сморщился от беспокойства. Сначала разбудили, теперь морщины. Такими темпами к обеду она превратится в старую каргу. Она расслабила лицо и отогнала мысли об овощах.

Что касается остальной части заведенного распорядка Софи по наведению красоты, то это могло быть все что угодно, почерпнутое ею из дюжины книг со сказками (достаточно сказать, что это включало в себя гусиные перья, маринованный картофель, лошадиные копыта, крем из кешью и пузыри с коровьей кровью). После двух часов тщательного приведения себя в порядок, она вышла из дома в легком розовом платьице, в сверкающих хрустальных башмачках и с безупречно заплетенной косой. У неё оставался всего один день до появления Школьного директора и она собиралась использовать каждое мгновение, чтобы напомнить ему, почему она, а не Белль или Табита, или Сабрина, или другая какая самозванка, должна быть похищена.

Лучшая подруга Софи жила на кладбище. Учитывая ее ненависть ко всему мрачному, серому или плохо освещенному, можно было бы ожидать, что та станет приходить в гости в домик к Софи, или Софи найдет себе новую лучшую подругу. Но вместо этого, она каждый день на этой неделе, осторожно, чтобы не потерять улыбку, взбиралась по Могильному холму, стоявшему на самой его вершине, потому что это, в конце концов, был добрый поступок.

Чтобы попасть туда, ей пришлось пройти около мили от красочных коттеджей на берегу озера, с зелеными карнизами и залитыми солнцем крышами-башенками, прямиком к краю мрачного леса. Когда она проходила мимо, до неё долетало эхо от стука молотков — это отцы заколачивали двери, а матери набивали чучела, мальчики и девочки, сгорбившись каждый на своем крыльце, с головой ушли в сказки. В последней представшей картине не было ничего необычного, потому что дети в Гавальдоне мало что читают помимо сказок. Но сегодня Софи заметила, что их глаза осоловело и неистово просматривали каждую страницу, как будто от этого зависела их жизнь. Четыре года назад, она видела точно такое же отчаяние, с которым они искали возможности избежать проклятья, но тогда это её никак не касалось. Школьный директор забирал только тех, кому уже минуло двенадцать и они уже не казались детьми.

Теперь пришел её черед.

Когда Софи взобралась на Могильный Холм с корзинкой для пикника в руке, то почувствовала, как у неё горят бедра. Не стали бедра ли от этих подъемов толще? У всех принцесс в сказках были одни и те же идеальные пропорции; толстые бедра — так же маловероятны, как крючковатый нос или большие ступни. Чувствуя тревогу, Софи решила отвлечь себя перечислением добрых дел совершенных ею накануне. Во-первых, она кормила озерных гусей смесью чечевицы и лука-порея (природное слабительное, чтобы компенсировать сыр, брошенный туповатой ребятней). Затем, она передала в дар домашнее лимонное мыло городскому сиротскому приюту (ибо, как она настаивала, вручая его озадаченному меценату: — Правильный уход за кожей — величайший подвиг). Наконец, она повесила зеркало в церковном туалете, с тем, чтобы люди могли вернуться к скамейкам выглядя наилучшим образом. Разве этого недостаточно? Разве с ними можно сравнить домашнюю выпечку и подкармливание бездомной ведьмы? Её мысли нервно сместились к огурцам. Возможно, ей удастся припрятать личные запасы с едой в лесу. У неё все еще оставалось достаточно времени, чтобы собраться до наступления ночи. Но огурцы не тяжелые? Может за ними послать школьного лакея? Может, ей из них лучше сделать сок, прежде чем она...

— Куда собралась?

Софи обернулась. Бледно-рыжий Рэдли улыбался во все свои торчащие в разные стороны зубы. Он жил не пойми где, неподалеку от Могильного холма, но завел себе привычку таскаться за ней днями напролет.

— Повидаться с подругой, — ответила Софи.

— Почему ты дружишь с ведьмой? — спросил Рэдли.

— Она не ведьма.

— У неё нет друзей, и она дурнушка. Что автоматически делает её ведьмой.

Софи воздержалась от указания на то, что и Рэдли грозит подобная участь. Вместо этого, она улыбнулась, чтобы напомнить ему — она уже делает доброе дело, терпя его присутствие.

— Школьный директор заберет её в Школу Зла, — сказал он. — И тогда тебе понадобиться новый друг.

— Он заберет двух детей, — сказала Софи сквозь зубы.

— Другой будет Белль. Нет никого такой же хорошей, как Белль.

Улыбка Софи испарилась.

— Но я буду твоим новым другом, — сказал Рэдли.

— На данный момент, у меня полно друзей, — огрызнулась Софи.

Рэдли стал цвета малины.

— Ой, ну да...я просто подумал...

Убежал он как побитый пес.

Софи смотрела, как его всклокоченные волосы удалялись вниз с холма. «Ну, что же ты наделала», — думала она. Месяц добрых дел и натянутых улыбок, а теперь все коту под хвост из-за Рэдли. Почему было не осчастливить его? Почему нельзя было просто ответить:

— Я бы почла за честь иметь такого друга!

И подарить идиотское мгновение, которое он бы вспоминал на протяжении многих лет? Она знала, что это был бы разумный поступок, потому что Школьный директор, наверное, будет судить её почти как Святой Николай в ночь перед Рождеством. Но она не могла этого допустить. Она была красавицей, Рэдли — уродом. Только злодей станет его обманывать. Разумеется, Школьный директор все поймет.

Софи толкнула ржавые ворота входа на кладбище и почувствовала, как сорняки принялись царапать ей ноги. Она шла по холму с покрытыми плесенью надгробиями, беспорядочно высовывающимися из дюны мертвых листьев. Протискиваясь между темными могилами и прогнившими ветвями, Софи аккуратно считала ряды. Она никогда не смотрела на могилу своей матери, даже на похоронах, не собиралась смотреть и сегодня. Пройдя шестой ряд, девочка уставилась на плакучую иву и напомнила себе, где она будет завтра.

Посреди кучки могил стоял Могильный холм, 1. Дом не был заколочен или закрыт на засовы, как коттеджи на берегу озера, но это не делало его привлекательнее. Ступени, ведущие на крыльцо, светились зеленой плесенью. Мертвые березы и виноградные лозы протискивались между темным деревом, а крыша под резким углом, черная и тонкая, нависала, как ведьмина шляпа.

Поднимаясь по стонущим ступенькам, Софи постаралась не обращать внимания на запах — смесь чеснока и мокрого кота, и не смотреть на безголовых птиц, усыпавших собой округу, без сомнения жертв последнего.

Она постучала в дверь и приготовилась к перепалке.

— Убирайся, — раздался ворчливый голос.

— Разве так говорят с лучшей подругой, — пропела Софи.

— Ты не моя лучшая подруга.

— Кто же тогда? — спросила Софи, гадая, неужели Белль каким-то образом пробралась по её тропке на Могильный холм.

— Не твое дело.

Софи сделала глубокий вздох. Ей не хотелось еще одного инцидента, как с Рэдли.

— Агата, мы вчера так хорошо провели время. Я думала, что мы сегодня это повторим.

— Ты выкрасила мои волосы в оранжевый цвет.

— Но мы же все исправили, разве нет?

— Ты всегда проверяешь на мне свои мази и эликсиры, чтобы посмотреть их действие.

— А разве не для этого нужны друзья? — спросила Софи. — Чтобы помогать друг другу?

— Мне никогда не стать такой милой, как ты.

Софи попыталась подобрать какие-нибудь приятные слова, но она тянула слишком долго и услышала, как шаги затопали прочь.

— Это не означает, что мы не можем быть подругами! — отозвалась Софи.

С крыльца на неё зашипел знакомый кот, лысый и сморщенный. Она опять принялась колотить в дверь.

— Я принесла бисквиты!

Шаги затихли.

— Настоящие или сама испекла?

Софи отпрянула от подкрадывающегося кота.

— Воздушные и маслянистые, прямо как ты любишь!

Кот зашипел.

— Агата, позволь мне войти...

— Ты скажешь, что от меня воняет.

— От тебя не воняет.

— Тогда почему ты так сказала в последний раз?

— Потому что в последний раз от тебя воняло! Агата, кошачья рвота...

— Может он унюхал скрытые мотивы.

Кот обнажил когти.

— Агата, открой дверь!

Кот набросился на неё, метя прямо в лицо. Софи закричала. Между ними возникла рука, ударом отбросившая кота вниз.

Софи подняла глаза.

— Жнец извел всех птиц, — сказала Агата.

Отвратительный купол её волос выглядел так, будто их покрыли нефтью. Ее неповоротливое черное платье, бесформенное как картофельный мешок, не могло скрыть странно бледную кожу и выступающие кости. Глаза божьей коровки были навыкат на её впалом лице.

— Я подумала, мы сходим погуляем, — сказала Софи.

Агата прислонилась к двери.

— Все никак в толк не возьму, почему ты со мной дружишь?

— Потому что ты милая и забавная, — ответила Софи.

— Моя мама говорит, что я резкая, и брюзга, — сказала Агата. — Так что одна из вас лжет.

Она протянула руку к корзинке Софии, и откинула салфетку, чтобы обнаружить под ней сухое печенье без отрубей и без масла. Агата одарила Софи уничтожающим взглядом и удалилась в дом.

— Ну, так мы можем прогуляться? — спросила Софи.

Агата начала закрывать дверь, но потом увидела её унылое лицо. Словно Софи была вся в предвкушении от их предстоящей прогулки.

— Только быстро. — Агата прошла мимо неё. — Но, если ты ляпнешь нечто самодовольное или высокомерное, или мелкое, я выпущу за тобой из дому Жнеца.

Софи бросилась за ней вдогонку.

— Но тогда ведь я не смогу разговаривать!

Спустя четыре года, наступила страшная одиннадцатая ночь одиннадцатого месяца. По окончании солнечного дня, площадь кипит подготовкой к прибытию Школьного директора. Мужчины заточили мечи, расставили ловушки, и установили ночных стражей, пока женщины выстроили детей и хорошенько над ними поработали. У красавиц были отрезаны волосы, зубы вычернены, а одежда разодрана в лохмотья; неказистые на вид отмыты до блеска, укутаны в яркие цвета и закрыты вуалью. Матери умоляли своих прилеженок ругаться или избивать своих сестер, худшие были подкуплены молиться в церкви, в то время как остальные пели деревенский гимн: «Блаженна будь Обыкновенность».

Страх превратился в заразное поветрие. В полутемном переулке мясник с кузнецом обменивали книжки со сказками на подсказки, как спасти их сыновей. Под покосившейся башней с часами две сестры перечисляли имена сказочных злодеев в поисках прототипов. Группка мальчишек приковала себя друг к другу, а несколько девчонок спрятались под школьной крышей; из-за кустов в маске выскочил ребенок, чтобы напугать свою мать, за что тут же отхватил подзатыльник. Даже бездомная карга ожила, прыгая перед скудным огнем, каркая:

— Сжечь сказки! Сжечь их все!

Но никто не послушался и никакие книги не сжег.

Агата вытаращилась, не веря своим ушам.

— Да как это весь город верит в эти сказки?

— Потому что они взаправдашние.

Агата остановилась.

— Ты же не можешь на самом деле верить, что легенда правдива.

— Ну конечно же, я верю, — ответила Софи.

— Что Школьный директор похищает двоих детей, забирает их в школу, где одного учат Добру, другого — Злу, и они попадают в сказки?

— Именно так.

— Скажи, если увидишь печь.

— Почему?

— Хочу засунуть туда голову. И чему именно, скажи на милость, учат в этой школе?

— Ну, в Школе Добра, учат мальчиков и девочек, как я, как стать героями и принцессами, как справедливо править королевствами, и как найти свое «Долго и Счастливо», — объяснила Софи. — В Школе Зла, тебя научат, как превращаться в злобных ведьм и горбатых троллей, как накладывать проклятья и плести злые чары.

— Злые чары? — хихикнула Агата. — Кто до этого додумался? Четырехлетка?

— Агата, доказательства в книгах-сказках! На картинках пропавшие дети! Джек, Роза, Рапунцель — у них всех есть свои сказки...

— Ничего я не вижу, потому что не читаю тупых сказочек.

— Тогда почему у тебя стопка книг рядом с кроватью? — спросила Софи.

Агата сердито насупила брови.

— Слушай, кто вообще это сказал, что книги взаправдашние? Может это проделки книготорговцев. Может Старейшины отпугивают нас от леса. Каким бы ни было объяснение — это не Школьный директор и не злые чары.

— Так кто же ворует детей?

— Да никто. Каждые четыре года, два идиота уходят плутать в лес, в надежде испугать своих родителей, только для того, чтобы заблудиться или стать добычей волков, и, как там говорится, легенда продолжает жить.

— Это самое дурацкое объяснение из всех, что мне доводилось слышать.

— Не думаю, что я здесь Дурочка, — парировала Агата.

Что-то такое в том, что её обозвали дурочкой, заставило кровь Софи закипеть.

— Тебе просто страшно, — сказала она.

— Ну да, — Агата рассмеялась. — И с чего бы мне было страшно?

— Потому что знаешь, что отправишься вместе со мной.

Агата перестала смеяться. А потом её взгляд скользнул мимо Софи на площадь. Деревенские смотрели на них, как на прекрасное разрешение загадки. Добро — в розовом, Зло — в черном. Идеальная пара для Школьного директора.

Все еще застывшая Агата наблюдала за тем, как её буравили дюжины испуганных глаз. Ее первой мыслью было, что послезавтра они с Софи будут в мире и спокойствие наслаждаться прогулками. Рядом с ней, Софи наблюдала, как дети запоминали её лицо на случай его появления однажды на страницах сказки. Её первой мыслью было, коли на Белль они смотрели точно так же.

А потом, в толпе, она увидела её.

Голова обрита, платье грязное, Белль стояла на коленях в грязи, лихорадочно пачкая свое лицо. Софи втянула носом воздух. Белль была как все. Ей хотелось выйти замуж за мужчину, который располнеет, обленится, и станет придирчивым. Ей хотелось монотонных будней за готовкой, уборкой, шитьем. Ей хотелось копаться в навозе, доить овец и убивать визжащих свиней. Ей хотелось гнить в Гавальдоне до тех пор, пока её кожа не покроется коричневыми пятнами, а зубы не выпадут. Школьный директор никогда не заберет Белль, потому что она не принцесса. Она... ничто.

Победа, снова просияла Софи от вида жалких деревенских жителей и наслаждалась их взглядами, как сияющими отражениями...

— Пошли, — сказала Агата.

Софи развернулась. Глаза Агаты приклеились к толпе людей.

— Куда?

— Подальше от людей.

Когда солнце ослабло до красного шара, две девочки, одна красивая, другая уродливая, сидели бок о бок на берегу озера. Софи упаковывала огурцы в шелковый мешочек, пока Агата чиркала спичкой и тушила её об воду. После десяти спичек, Софи зыркнула на неё.

— Это меня расслабляет, — сказала Агата.

Софи попыталась втиснуть последний огурец.

— Почему кому-то, такому как Белль хочется остаться? Кто бы выбрал это вместо сказки?

— И кто по доброй воле решит оставить свою семью навсегда? — фыркнула Агата.

— Хочешь сказать, за исключением меня, — уточнила Софи.

Они замолчали.

— Ты когда-нибудь интересовалась, куда делся твой отец? — спросила Софи.

— Я же тебе говорила, он ушел сразу после моего рождения.

— Но куда он отправился? Мы окружены лесом! И вот такое неожиданное исчезновение... — Софи повернулась. — Может, он нашел дорогу в сказку! Может, он обнаружил магический портал! Может он ждет тебя по другую сторону!

— А может он вернулся к своей жене, притворившись, что меня никогда не было и умер через десять лет на мельнице из-за несчастного случая.

Софи прикусила губу и продолжила заниматься огурцами.

— Твоей мамы никогда нет дома, когда я прихожу в гости.

— Она сейчас в городе, — сказала Агата. — Возле дома мало пациентов. Наверное, он неудачно расположен.

— Уверена, что так и есть, — сказала Софи, зная, что никто не стал бы доверять матери Агаты лечение опрелостей, не говоря уже болезни. — Мне кажется от вида кладбища людям слегка не по себе.

— У кладбищ есть свои преимущества, — возразила Агата. — Нет любопытных соседей, коммивояжеров. Ни тебе сомнительных «подружек», носящих маски и поедающих печения, сообщающих, что ты отправишься в Злобную Школу в Волшебной Стране.

Она с наслаждением чиркнула спичкой.

Софи отложила свой огурец.

— Значит теперь я сомнительная.

— А кто тебя просил показываться мне на глаза? Мне и одной было прекрасно.

— Ты всегда меня впускаешь.

— Потому что ты всегда кажешься такой одинокой, — сказала Агата. — И я испытываю к тебе жалость.

— Испытываешь ко мне жалость?! — Глаза Софи сверкнули. — Да тебе повезло, что вообще кто-то приходит тебя проведать, когда никто другой не хочет. Тебе повезло, что кто-то, такой как я собирается стать твоей подругой. Тебе повезло, что этот кто-то такой хороший человек!

— Я так и знала! — вспыхнула Агата. — Я твой Добрый Поступок! Просто пешка в твоей дурацкой фантазии!

Софи довольно долго ничего не говорила.

— Ну может я и стала твоей подругой, чтобы впечатлить Школьного директора, - наконец призналась она. — Но теперь это не совсем так.

— Потому, что я вывела тебя на чистую воду, — проворчала Агата.

— Потому, что ты мне нравишься.

Агата повернулась к ней.

— Вот, никто меня здесь не понимает, — сказала Софи, глядя себе на руки. — Никто, кроме тебя. Ты понимаешь, кто я. Вот почему я продолжаю приходить. Агата, ты больше не добрый поступок.

Софи подняла на неё взгляд.

— Ты моя подруга.

Шея Агаты покраснела.

— Что не так? — нахмурилась Софи.

Агата ссутулилась в свое платье.

— Просто... гмм... у меня... ммм... прежде не было подруг.

Софи улыбнулась и взяла её за руку.

— Что ж, теперь мы будем подругами в нашей новой школе.

Агата застонала и отодвинулась.

— Скажем, что я опустилась до твоего уровня интеллекта и притворилась, что поверила во все это. Зачем мне отправляться в школу злодейств? С чего бы всем избирать меня Повелительницей Зла?

— Никто не говорит, Агата, что ты — зло, — Софи вздохнула. — Ты просто другая.

Агата сощурилась:

— Как это другая?

— Ну, для начала, ты носишь только черное.

— Потому что черный не пачкается.

— Ты не выходишь из дома.

— Там на меня не смотрят люди.

— Для конкурса «Напиши сказку», ты отправила сказки, которые заканчиваются тем, что Белоснежку съели стервятники, а Золушка утопилась в лохани.

— Я посчитала это лучшими концовками.

— На мой день рождение ты подарила мне дохлую лягушку!

— Чтобы напомнить тебе, что все мы умрем и в конечном итоге будем гнить под землей, поедаемые червями, а посему должны наслаждаться нашими днями рождениями, пока они у нас есть. Я сочла, что тут есть над чем поразмыслить.

— Агата, на Хэллоуин ты оделась как невеста.

— Свадьбы такие пугающие.

Софи изумленно уставилась на неё.

— Ладно. Значит, я немного другая, отличная от других, — Агата сверкнула глазами. — И что?

Софи помедлила.

— Ну, просто в сказках, в сказках отличность от других превращается, гмм... в зло.

— Ты говоришь, что я собираюсь превратиться в Великую Ведьму, — обиженно сказала Агата.

— Я же сказала, что бы ни произошло, у тебя будет выбор, — мягко сказала Софи. — Мы обе сможем выбрать, чем закончатся наши сказки.

Агата какое-то время молчала. А потом коснулась руки Софи.

— Почему ты так сильно хочешь покинуть это место? Потому что ты веришь в сказки, хотя и знаешь, что они врут?

Софи встретилась с большими искренними глазами Агаты. И впервые позволила себе усомниться.

— Потому что я не могу жить здесь, — сказала Софи, запинающимся голосом. — Я не могу жить обычной жизнью.

— Забавно, — заметила Агата. — Вот, почему ты мне нравишься.

Софи улыбнулась.

— Потому что, как и я не можешь жить обычной жизнью?

— Потому что ты заставляешь меня почувствовать себя обычной, — ответила Агата. — А это все, чего мне когда-либо хотелось.

Часы на колокольне мрачно пропели тенором шесть или семь часов, ибо они потеряли счет времени. И когда эхо растворилось в суете площади где-то там вдали, обе, Софи и Агата, загадали желание, что завтра они всё ещё будут вместе.

Где бы они ни оказались.