Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Человеческая матрица
Разговор о религии завершим интересным отрывком из книги Карлоса Кастанеды «Огонь изнутри». Отрывок в какой-то мере объясняет многообразие религиозного опыта. «И он подробно описал, что представляет собой человеческая матрица. Он сказал, что это похоже на гигантский штамп, который без конца штампует человеческие существа, как будто некий гигантский конвейер доставляет к нему заготовки и уносит готовые экземпляры. Он объяснил также, что каждому биологическому виду соответствует своя матрица… Дон Хуан сказал, что у древних видящих и мистиков нашего мира была одна общая черта, и тем и другим удавалось увидеть человеческую матрицу, но ни те, ни другие не поняли, что это такое. Веками мистики потчевали нас душещипательными отчетами о своем духовном опыте. Но отчеты эти, при всей их красоте, содержали в себе грубейшую и совершенно безнадежную ошибку: их составители верили во всемогущество человеческой матрицы. Они думали, что это и есть вездесущий творец. Примерно так же интерпретировали матрицу и древние видящие. Они считали, что это добрый дух, защитник человека. И только у новых видящих хватило уравновешенности на то, чтобы, увидев матрицу, трезво понять, что это такое. Они смогли осознать: человеческая матрица не есть творец, но просто структура, составленная всеми мыслимыми и немыслимыми атрибутами и характеристиками человека, всеми, какие только могут в принципе существовать. Матрица наш Бог, поскольку все, что мы собой представляем, ею отштамповано, но вовсе не потому, что она творит нас из ничего по своему образу и подобию. И когда мы преклоняем колени перед человеческой матрицей, мы совершаем поступок, от которого весьма заметно несет высокомерием и антропоцентризмом. Я ужасно разволновался, слушая объяснение дона Хуана. Я никогда не считал себя особо благочестивым католиком, однако его богохульные интерпретации меня шокировали. В конце концов я не выдержал и перебил его, заявив, что считаю существование Бога реальностью. – Твоя, как, впрочем, и чья угодно вера в существование Бога основана лишь на том, что кто-то кому-то когда-то сказал, а не на твоем непосредственном видении, – продолжал дон Хуан. Но если бы ты даже мог видеть, ты все равно неизбежно допустил бы ту же ошибку, что и мистики. Каждый, кто видит человеческую матрицу, автоматически принимает ее за Бога. Дон Хуан назвал мистический опыт случайным видением… Он заявил, что выносить верные суждения по данному вопросу могут только новые видящие, поскольку они искоренили случайное видение, заменив его способностью видеть человеческую матрицу в любой необходимый им момент. И они увидели, что то, что мы называем Богом, есть статический прототип человеческого образа, не имеющий никакой силы, поскольку человеческая матрица ни при каких обстоятельствах не может ни помочь нам в наших действиях, ни наказать нас за неправедные дела, ни воздать нам за дела праведные. Все, что он говорил, причиняло мне настоящие страдания… Когда я дошел до такой степени раздражения, что готов был начать на него кричать, он сдвинул меня в состояние еще более повышенного осознания, ударив по правой стороне туловища между тазом и ребрами. Этот удар отправил меня парить в радужном свете, в лучезарном источнике мира и дивной благодати. Этот свет был небом, оазисом в окружающей меня черноте. Субъективно я ощущал, что время остановилось. Я видел этот свет неизмеримо долго. Описать словами все великолепие того, что я созерцал, не было никакой возможности, но понять, что делает это столь прекрасным, я тоже не мог. Затем я подумал, что ощущение красоты порождается чувством гармонии, мира, покоя и столь долгожданной безопасности. Дышать было так легко, я вдыхал и вдыхал, пребывая в состоянии абсолютного покоя. Какое дивное изобилие! Без тени сомнения я знал это и есть Бог, источник всего сущего, и я встретился с Ним лицом к лицу. И я знал: он любит меня. Бог есть любовь и всепрощение – это я тоже знал. Свет омывал меня, я был очищен и спасен. Я не был властен над собой, я рыдал. В основном о себе. Этот свет и я. Боже, как недостоин и мерзок я. Вдруг в ушах моих зазвучал голос дон Хуана. Он велел мне идти дальше, подняться над матрицей. Он говорил, что матрица всего лишь ступень, передышка, которая дает временное пристанище, сообщая мир и безмятежность тому, кто отправляется в неизвестное. Но она бесплодна и статична. Она есть одновременно плоское отображение в зеркале и само зеркало. Плоское отражение есть образ человека. Я страстно отверг сказанное доном Хуаном. Я восстал против его богохульных и святотатственных речей. Мне хотелось послать его подальше, но я не мог преодолеть связывающую силу моего видения. Я был ею пойман. Дон Хуан, казалось, в точности знал все, что я думаю. – Ты не можешь послать нагваля, – сказал он у меня в ушах. – Ибо нагваль дает тебе видение. Это искусство нагваля, его сила. Нагваль тот, кто тебя ведет. И тут я кое-что понял относительно этого голоса. Инициатором моего видения действительно был нагваль Хуан Матус. Именно его искусство и сила заставили меня увидеть Бога. Он сказал, что Бог – шаблон человека. И я знал, что он прав. Но я не мог с этим согласиться, причем не из упрямства или злости, но просто потому, что мною всецело владело чувство преданности и любви к Божеству, бывшему передо мной. Со всей страстностью, на какую я только был способен, всматривался я в этот свет. Он как бы сконденсировался, обретая форму, и я увидел очертания человека. Сияющего человека, от которого исходило благословение, любовь, понимание, искренность и истина. Человека, воплощавшего в себе всю сумму добра. Страсть, которая меня охватила, когда я увидел этого человека, превосходила все, когда-либо мной испытанное. Я рухнул на колени. Я жаждал поклоняться воплощенному Богу, но тут вмешался дон Хуан. Он ударил меня по верхней части грудной клетки слева, возле лопатки, и я тут же потерял Бога из виду. Я остался, охваченный мучительным чувством: некой смесью сожаления, воодушевления, уверенности и сомнений. Дон Хуан меня высмеял. Он сказал, что я набожен и легкомысленен, что из меня мог бы получиться дивный священник, а теперь к тому же и пророк – лидер религиозной концессии, видевший Бога. И он язвительно посоветовал мне взяться за проповедничество и описывать всем то, что я видел. – А мужчина? Ты ведь не можешь забыть, что Бог – мужчина. Удобно то как, а? – с улыбкой добавил в тот раз дон Хуан. – Бог мужского пола. Облегчение какое!.. Тут я вспомнил, что за все годы обучения видел человеческую матрицу еще пять раз. И с каждым следующим разом реакция на нее становилась все менее и менее бурной. Но справиться с тем фактом, что я вижу Бога мужского пола, мне не удавалось. Дон Хуан полагал, что будь я женщиной, человеческая матрица, которую я видел, вероятнее всего, была бы структурой человеческого существа женского пола. Дон Хуан был прав, говоря, что преимущество новых видящих состоит в их способности видеть человеческую матрицу по собственному желанию сколь угодно часто. Но для меня гораздо большее значение имела их уравновешенность, которая позволила трезво подойти к исследованию того, что они видели. Затем дон Хуан встал и сказал, что пришло время вернуться и пройтись по городу, поскольку человеческую матрицу я должен увидеть, находясь среди людей. В молчании мы дошли до площади, но прежде, чем мы на нее вышли, я ощутил неудержимый всплеск энергии и ринулся вдоль по улице к окраине городка. Я вышел на мост. Человеческая матрица словно специально там дожидалась меня. Я увидел ее дивный теплый янтарный свет. Я упал на колени, но это не было продиктовано набожностью, а явилось физической реакцией на чувство благоговения. Зрелище человеческой матрицы было в этот раз еще более удивительным, чем когда-либо прежде. Я почувствовал, как сильно я изменился с того времени, когда видел ее впервые. В этом чувстве не было ни высокомерия, ни самолюбования, просто все, что я увидел и узнал за прошедшие годы, позволило мне гораздо лучше и глубже постичь возникшее перед моими глазами чудо. Сначала человеческая матрица была наложена на мост. Потом я немного изменил фокусировку и увидел, что человеческая матрица простирается вверх и вниз в бесконечность, а мост – крохотный узор, полупрозрачный набросок, нарисованный на бесконечности. Такими же были и микроскопические фигурки прохожих, с нескрываемым любопытством меня разглядывавших. Но я был недосягаем для них, хотя именно в этот момент открытость и уязвимость мои достигли максимума. Человеческая матрица была бессильна защитить меня или пощадить, но все равно я любил ее страстно, и страсть моя не знала границ. Я подумал, что теперь понимаю слова дона Хуана, неоднократно от него слышанные: привязанность не может основываться на взаимной выгоде. Я бы с радостью навек остался слугой человеческой матрицы, и не за то, что она мне что-то дает, ведь дать она ничего не может, а просто из-за чувства, которое я к ней испытывал. Я ощутил, как что-то потянуло меня прочь. Прежде чем исчезнуть, я закричал, что-то обещая человеческой матрице, но закончить не успел: мощная сила подхватила меня и сдула прочь. Я стоял на коленях посреди моста, а собравшиеся вокруг крестьяне надо мной смеялись. Подошел дон Хуан, помог мне встать и отвел домой. – Человеческую матрицу можно видеть в двух раз-личных образах, – начал он, как только мы сели, – в образе человека и в образе света… Новые видящие настаивают на необходимости увидеть и понять человеческую матрицу… А ты уверен в том, что понял, чем в действительности является человеческая матрица? – спросил он с улыбкой. – Уверяю тебя, дон Хуан, я полностью отдаю себе отчет в том, что такое человеческая матрица! – сказал я. – Но, подходя к мосту, я слышал, как ты кричал матрице какую-то чушь, – заметил он с язвительнейшей улыбкой. Я сказал, что чувствовал себя бесполезным слугой, который поклоняется бесполезному господину, и все же искренняя привязанность заставила меня пообещать неумирающую любовь. Дон Хуан нашел это весьма занятным и смеялся до тех пор, пока совсем едва не задохнулся. – Бесполезное обещание, данное бесполезным слугой бесполезному господину, – прокомментировал он и снова захлебнулся смехом. Отстаивать свою позицию мне не хотелось. То, что я чувствовал по отношению к человеческой матрице, было с моей стороны даром, взамен за который я даже не думал что-либо получить. И бесполезность данного обещания не имела ровным счетом никакого значения». Вообще, все эти деления на религии и Пути имеет смысл только до определенного уровня развития. Затем все объединяется.
|