Вук. Эстетические свойства

Примеры 1а, 1б

Ощущение громкости звука также зависит от той динами­ческой градации, которая была присуща предшествующему звуку (комплексу звуков): буквально взрывом, например, вос­принимается начало разработки Iчасти Шестой симфонии Чай­ковского после шести piano у фагота (пример 2).

Сходным образом обстоит дело с тембром и темпом — музы­ка может постепенно обретать оркестровую мощь или накап­ливать активный темп, и тогда, скажем, резкий тембр тромбо­нов или вихревое prestissimo будут восприниматься значитель­но менее напряженными, чем если они наступают после мягкого, плавного звучания струнных или медленного, разме­ренного типа движения.

Иными словами, восприятие высоты, громкости, темпа и тембра звука, когда речь идет о музыкальном, эстетическом его бытии, относительно и не может претендовать на столь вы­сокую точность, какая характеризует его численные выраже­ния как акустического феномена. Это фундаментальный прин­цип, которым обеспечивается возможность разной интерпре­тацииодной и той же музыки.

В меньшей степени, но та же относительность свойственна восприятию также и высоты звука.

вук. Эстетические свойства

Возникает, однако, другой вопрос: чем обусловлены эстети­ческие свойства звуков, образующих музыкальную ткань, что именно в природе звучащей материи обеспечивает столь мощ­ную силу воздействия, которой характеризуется музыка как искусство?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно довольно глубоко заглянуть в историю человека как биологического вида, ибо именно на этой стадии закладывалось особое отноше­ние его к звучащему миру. Еще в то время, когда только фор­мировалось человеческое сообщество, когда человек был совер­шенно незащищен среди враждебного ему окружающего мира, когда в нем было много «звериного», он при малейшей опасно­сти «весь превращался в слух». Зрению нужно освещение, слу-

ху — нет; видеть можно только в доступном для наблюдения секторе, слышать — отовсюду. Даже во сне можно сохранять чуткость к определенного рода звукам (мать просыпается при малейшем движении ребенка; остальные звуки ее не будят) — зрение же здесь бессильно. Слуховое восприятие обострено еще и потому, что, в отличие от зрительных впечатлений, к кото­рым можно возвращаться, слуховые исчезают бесследно.

Поэтому звуковые сигналы не только всегда обладают неким смыслом, но они эмоциональны и требовательны. Не слу­чайно так близки по смыслу слова «слышу» и «слушаю» (т. е. «повинуюсь», «подчиняюсь»). И эта синонимичность слов «слу­шаться» и «повиноваться» характерна не только для русского языка.

Можно сказать, что человеческая психика изначально «оз­вучена», ориентирована на звук как важнейший фактор окру­жающего мира, что она приучена реагировать на звуковую сре­ду чисто эмоционально, непосредственно, спонтанно, иногда молниеносно, минуя даже осознанный интеллект. И такими же чертами характеризуется голосовая реакция самого человека, причем на самой ранней стадии — в младенчестве. Детский смех и детский плач обозначают эмоциональное состояние ребенка задолго до того, как он сам способен его осознать. Как говорил крупнейший отечественный психолог Л. С. Выготский, «пер­вая функция голосовой реакции — эмоциональная». Естествен­но, что особая чуткость человеческой психики к слуховым впе­чатлениям, эмоциональный на них отклик, с одной стороны, и взаимозависимость звуковых и эмоциональных реакций са­мого человека, с другой, и становятся основой для восприятия организованной особым способом звуковой атмосферы в каче­стве самостоятельного вида искусства.

Центром этой звуковой атмосферы являются музыкальные звуки, т. е. такие, которые обладают устойчивыми акустичес­кими параметрами, воспроизводимыми с близкой к абсолют­ной (если речь идет о высоте и тембре) или относительной (ди­намика, темп) точностью при многочисленных повторениях, независимо от места, времени и обстоятельств. Однако вместе и наряду с ними уже на ранних стадиях существования новой европейской музыки (т. е. уже в Средневековье) используются различные ударные инструменты, издающие звуки с неопреде­ленной высотойзвучания.

Звуки с определенной высотой настолько срослись с пред­ставлениями о музыкальном искусстве, что складывается впечатление, будто они неотделимы от музыкального искусства