Поздние годы

В начале 1875 года Некрасов тяжело заболел (врачи обнаружили у него рак кишечника) и скоро жизнь его превратилась в медленную агонию. Некрасова оперировал специально прибывший из Вены хирург Бильрот, однако операция лишь ненамного продлила ему жизнь. Вести о смертельной болезни поэта значительно подняли его популярность. Со всех концов России посыпались письма, телеграммы, приветствия, адресы. Они доставляли высокую отраду больному в его страшных мучениях, и творчество его забило новым ключом.

Ты ещё на жизнь имеешь право, Быстро я иду к закату дней, Я умру — моя померкнет слава, Не дивись — и не тужи о ней!

Написанные за это время «Последние песни» по искренности чувства, сосредоточившегося почти исключительно на воспоминаниях о детстве, матери и совершённых ошибках, принадлежат к лучшим созданиям его музы. Рядом с сознанием своих «вин», в душе умирающего поэта ясно вырисовывалось и сознание его значения в истории русского слова. В колыбельной песне «Баю-баю» смерть (в лице его матери) говорит ему: «не бойся горького забвенья: уж я держу в руке моей венец любви, венец прощенья, дар кроткой родины твоей… Уступит свету мрак упрямый, услышишь песенку свою над Волгой, над Окой, над Камой, баю-баю-баю-баю! …» Некрасов умер 27 декабря 1877 года. Несмотря на сильный мороз, толпа в несколько тысяч человек, преимущественно молодёжи, провожала тело поэта до места вечного его успокоения на петербургском Новодевичьем кладбище.

Похороны Некрасова, сами собой устроившиеся без всякой организации, были первым случаем всенародной отдачи последних почестей писателю. Уже на самих похоронах Некрасова продолжался спор о соотношении между ним и двумя величайшими представителями русской поэзии — Пушкиным и Лермонтовым. Достоевский, сказавший несколько слов у открытой могилы Некрасова, поставил (с известными оговорками) Некрасова вслед за ними, но несколько молодых голосов прервали его криками: «Некрасов выше Пушкина и Лермонтова». Спор перешёл в печать: одни поддерживали мнение молодых энтузиастов, другие указывали на то, что Пушкин и Лермонтов были выразителями всего русского общества, а Некрасов — одного только «кружка»; наконец, третьи с негодованием отвергали самую мысль о параллели между творчеством, доведшим русский стих до вершины художественного совершенства, и «неуклюжим» стихом Некрасова, будто бы лишённым всякого художественного значения.