Даже и тогда, когда им побеждается

Ученик. Как вовсе не могу отрицать того, что ты доказываешь, так нисколько не могу подтвердить, что воля сильнее искушения, когда она им одолевается. Ведь если бы воля к сохранению правильности была сильнее, чем толчок (impetus) искушения, она, желая того, что удерживает, выстояла бы, тем сильнее, чем то настаивало. Не откуда-нибудь ведь я знаю, что у меня более или менее сильная воля, а именно от того, что я более или менее сильно желаю. Поэтому когда я менее сильно хочу того, что следует, чем искушение внушает мне то, что не следует, то каким образом искушение не сильнее воли моей, не вижу.

Учитель. Я вижу, тебя вводит в заблуждение двусмысленность наименования воли (aequivocatio voluntatis)²²³.

Ученик. Хотел бы я узнать, в чем эта двусмысленность.

Учитель. Как одно и то же слово «зрение» сказывается о разном, так и воля. Помнишь, что мы называем зрением само орудие зрения, т. е. луч, проходящий через глаза²²⁴, которым мы ощущаем свет и то, что находится на свету; и зрением называем работу этого орудия, т. е. видение (visionem), когда мы пользуемся им. Точно так же волей называется сам орган желания, который есть в душе и который мы обращаем на желание того или иного, как обращаем зрение на видение различных вещей, - и волей называется употребление (usus) этой воли, которая есть орудие желания, как зрением (visus) называется употребление того зрения, которое есть орудие видения. Значит, как зрение, которое есть орган зрения, мы имеем и тогда, когда не видим, а зрение, которое есть работа его (opus eius), имеется лишь тогда, когда мы видим, так и воля как орган желания всегда есть в душе, даже когда душа ничего не хочет или когда спит; волю же, которую я называю употреблением, или работой (usum sive opus), этого органа, мы имеем лишь тогда, когда чего-нибудь хотим. Итак, эта воля, которую я называю орудием желания, всегда одна и та же, чего бы мы ни хотели. Та же, которая является его работой, столь же многосложна, сколь часто и сколь много мы желаем; так и зрение, которое мы имеем даже в темноте или с закрытыми глазами, всегда то же, что бы мы ни видели. Зрение же как работа его, которое называется и видением, столь многоразлично, сколь многое и сколь многими способами мы видим.

Ученик. Ясно вижу и охотно понимаю это различение «воли»: и уже, по-моему, вижу, какому обману подвергнулся из-за незнания его; но все же продолжай, что начал.

Учитель. Значит, если видишь, что есть две воли, т. е. орудие воления и его работа, в какой из двух, по-твоему, заключается сила желания?

Ученик. В той, которая есть орудие желания.

Учитель. Значит, если ты знаешь, что некий муж так силен, что когда он держит неприрученного быка, бык не может шевельнуться, и видишь того же мужа так держащим ягненка, что ягненок сам из рук его выскакивает, не будешь ли считать его менее сильным в держании быка, чем в держании овна?

Ученик. Конечно, я не буду считать, что он разную имеет силу в каждом из этих дел, но признаю, что он своей силой неодинаково пользуется: именно, сильнее действует на быка, чем на овна. Но он силен потому, что имеет силу; действие же его называется сильным, поскольку становится сильным.

Учитель. Подумай также, что воля, которую я называю орудием желания, имеет неотделимую от нее и никакой другой силой (vis) не превосходимую крепость (fortitude), которой иногда больше, иногда меньше пользуется в желании. Поэтому то, чего она хочет сильнее (fortius), она никогда не отбросит, если ей преднесется то, чего она хочет не так сильно; а если ей представится то, чего она хочет сильнее, она тотчас забросит то, чего не так хочет: и тогда воля - которую мы можем назвать действием (actionem) этого орудия, поскольку воля, когда хочет чего-то, делает свою работу, - тогда, говорю, воля называется более или менее сильным действием, поскольку [действие] становится более или менее сильным²²⁵.

Ученик. Надо признать, что уже понятно то, что ты объясняешь.

Учитель. Тогда ты видишь, что когда человек утрачивает имеющуюся правильность воли при вторжении (ingruente) какого-либо искушения, он отнюдь не совращается какой-либо чужой силой, но воля сама обращает себя к тому, чего больше хочет.