Глава 1. Платон, отец философов, умер в возрасте восьмидесяти одного года, в день своего рождения, седьмого ноября

Марсилио Фичино

КОММЕНТАРИЙ НА " ПИР" ПЛАТОНА

О ЛЮБВИ РЕЧЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Платон, отец философов, умер в возрасте восьмидесяти одного года, в день своего рождения, седьмого ноября, возлежа на пиру, после окончания трапезы. Такой же пир, в котором, соединяя, праздновали дни рождения и отмечали годовщины смерти Платона, устраивали ежегодно древние платоники, вплоть до времени Порфирия и Плотина. Но после Порфирия в этих торжественных пирах наступил перерыв, продолжавшийся тысячу двести лет. Наконец в наше время прославленный муж Лоренцо Медичи, пожелавший возобновить платонические пиры, назначил главой их Франческо Бандини. Когда же Бандини решил праздновать день седьмого ноября, он с царской роскошью принял в вилле Кареджи девять платоновских сотрапезников: Антонио Альи, епископа Фьезоле, врача Фичино, поэта Кристофоро Ландино, ритора Бернардо Нуцци, Томмазо Бенчи, нашего друга Джованни Кавальканти, которого за доблесть души и высокие способности провозгласили героем пира, и двух сыновей поэта Карла Марсупини: Кристофоро и Карло. И наконец, десятым Бандини пожелал пригласить меня, чтобы, прибавив к предшествующим [сотрапезникам] Марсилио Фичино, довести число их до числа муз.
Окончив трапезу, Бернардо Нуцци взял книгу Платона, озаглавленную " Пир. О любви", и прочел все речи этого " Пира". Закончив чтение, он предложил, чтобы каждый из сотрапезников истолковал какую-нибудь из речей. Все согласились. И тогда по жребию первая речь - речь Федра - досталась для истолкования Джованни Кавальканти; речь Павсания - богослову Антонио; врача Эрикси-маха - врачу Фичино; поэта Аристофана - поэту Кристофоро;
юноши Агафона - Карло Марсупини; Томмазо Бенчи были даны рассуждения Сократа, а речи Алкивиада - Кристофоро Марсупини, - все одобрили этот жребий. Но епископ и врач, которых забота принудила уйти - одного к душам, другого - к телам, предоставили говорить за себя Джованни Кавальканти. Остальные, повернувшись к нему и умолкнув, приготовились слушать. Тогда герой мира начал так.

Глава II

ПО КАКОЙ ПРИЧИНЕ ВОСХВАЛЯЕТСЯ ЭРОТ, КАКОВЫ ЕГО ДОСТОИНСТВА И КАЧЕСТВА

Мне выпал сегодня, о достойнейшие сотрапезники, благодарнейший жребий: я исполняю роль Федра из Мирринунта. Того Федра, говорю я, дружбу с которым фиванский оратор Лисий так ценил, что пытался привлечь его к себе искусно составленной речью, плодом многих бессонных ночей; чьим дарованием до такой степени восхищался Сократ, что, побуждаемый и вдохновленный его великолепием, воспел божественные тайны у реки Илис - тогда как раньше заявлял, что ничего не смыслит не только в небесных, но даже и в земных вещах; талантом которого был так восхищен Платон, что первые плоды своих занятий посвятил Федру. Ему [посвятил он] эпиграммы, ему - элегии, ему - первую книгу о красоте, которая названа " Федр". И поскольку подобным этому Федру признал меня не я сам [я ведь не приписываю себе так много], но сначала жребий, а затем ваше одобрение - при столь счастливых предзнаменованиях я прежде охотно объясню его речь, а потом, насколько сумею, изложу речи Антонио и Фичино.
Всякий (о лучшие мужи!) подражающий Платону философ рассматривает любую вещь трояко: то, что предшествует вещи, то, что ее сопровождает, и то, что следует за ней. Если все это хорошо, то он хвалит саму речь, если же дурно, то порицает. Следовательно, та похвальная речь совершенна, которая рассматривает происхождение вещи, описывает ее нынешнее состояние и показывает ее последствия. По происхождению восхваляется благородство вещи, по нынешнему состоянию - ее величие, а по последствиям - польза. А поэтому вследствие этих трех сторон в похвальной речи также заключаются три части: благородство, величие, польза.
Поэтому наш Федр, рассматривая прежде всего превосходство Эрота, поименовал его " великим богом". Он присовокупил: " достойный восхищения богов и людей". И это справедливо. Ибо мы восхищаемся как раз тем, что обладает величием. Конечно же, обладает величием тот, чьей власти повинуются, как и сами они это признают, и люди и боги. Ибо у древних и боги любят, как люди. Это отмечают Орфей и Гесиод, утверждающие, что души смертных и бессмертных укрощаются любовью. Сверх того, его называют достойным восхищения, так как всякий любит то, чьей красотою он восхищен. Боги же, или, как у нас говорят, ангелы, восхищаются и любят божественную красоту, а люди - наружность тел. Эта похвала Эроту выводится из присущего ему в его настоящем состоянии великолепия. Затем Федр хвалит его, исходя из его происхождения, что он - древнейший из всех богов, в чем появляется блеск благородства Эрота, когда речь идет о его древнем происхождении.
В-третьих, он станет восхвалять его за дела, в чем будет явлена его восхитительная польза. Но вначале мы расскажем о его древнем и благородном происхождении, а затем о будущей пользе.