Уровень личности: феноменология воли

Если кратко сформулировать интуитивное понимание воли в широком смысле, то можно сказать, что волевой личностью мы называем человека, который успешно реализует свои высокие, социально-значимые мотивы.

Как видно, здесь приводятся всего два критерия. Во-первых, успешность деятельности, которая определяется зарядом энергии и устремленностью к целям. Во-вторых, высота социально-значимых мотивов. Эта содержательная характеристика мотивов как необходимый критерий волевой личности, по мысли Леонтьева, позволяет отличать волевых людей от фанатиков, наркоманов или преступников, способных проявлять упрямство, упорство и даже творческую изобретательность для получения предмета своего вожделения. Социально-значимые мотивы как признак зрелой личности обсуждаются в литературе с помощью целого ряда родственных понятий, таких как: идеалы, ценности, бытийные ценности, метамотивы и др. (А.Ф. Лазурский, Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс, В. Франкл, Б.Г. Додонов, Ф.Е. Василюк, Д.А. Леонтьев и др.). Идеалы и ценности в качестве потенциально заданных культурных образований могут становиться, и на высоких ступенях развития личности становятся реально действующими мотивами.

Многочисленные описания показывают одно замечательное свойство ценностно-ориентированных личностей: у них отсутствует проблема нехватки мотивации. Проще говоря, им не приходится занимать силу мотивов, заставлять или принуждать себя. Напротив, как уже отмечалось, они работают с желанием, увлеченностью и энтузиазмом. По словам А.Маслоу, для такого человека “не существует различий между работой и игрой. Работая, он играет, и, играя — работает”. [17, с.287]

Означает ли сказанное, что жизнь волевых личностей проходит легко, без напряжения и борьбы? Конечно, нет: им приходится преодолевать порой неимоверные трудности. Однако это трудности не внутреннего, мотивационного, а внешнего характера: тяжелый быт, сложность материала или исследуемого предмета, большие физические и нервные нагрузки, сопротивление социальной среды и т.п. Существует одна легенда из жизни И. Ньютона. Во время работы над задачей о движении Луны, которая стоила ему огромного напряжения, он однажды сказал: " Либо она доконает меня, либо я ее". Задачу Ньютон, как известно, решил, а вот занимать силу мотива ему, судя по всему, не понадобилось.

Откуда берется та сила или энергия мотивов, которая снимает необходимость постоянных “усилий воли”? Это одна из замечательных загадок, поставленных перед психологией жизнью волевых личностей. Очевидно, сила эта как-то связана с приматом социально-значимой мотивации (А.Н. Леонтьев), служением бытийным ценностям (А. Маслоу), трансценденцией личности за пределы собственного существования (В. Франкл). Интересную мысль по этому поводу можно найти в книге Ф.Е. Василюка. По предположению автора, " мощный энергетический потенциал", который обретает человек на пути служения общечеловеческим ценностям, можно объяснить " подключением к энергиям той надиндивидуальной сущности, с которой эти ценности связывают индивида" [2, с. 124-125]. Несмотря на некоторую метафоричность, это объяснение очень точно отражает особое чувство помощи “руки с неба”, которое переживается человеком на пути его движения к идеальным целям.

Итак, два принципиально разных подхода к анализу воли — на уровне действия (волевого действия) и на уровне личности (волевой личности) приводят к разным исходным представлениям о мотивационных аспектах воли. В первом случае — к идее нехватки мотивации, или недостаточной побудительной силы мотива, конфликта мотивов, во втором случае - к обнаружению фактов мотивационной заряженности и “мотивационной конгруэнтности”, под которой подразумевается гармоничное согласование решения, желания и исполнения. Иными словами, традиционные критерии воли, рассматриваемые на уровне отдельных действий, не только не совпадают с сущностными характеристиками волевой личности, но фактически прямо противоположны им.

Разные парадигмы — разные пути воспитания воли

Разные понимания воли ведут к принципиально разным представлениям о процессе ее воспитания.

Согласно первой парадигме, чтобы воспитать волю, надо научиться преодолевать собственное “не хочу” по отношению к отдельным действиям. Один путь к этому (в соответствии с идеями Выготского) — приучение ребенка подчиняться требованиям или приказам взрослого с расчетом на последующую интериоризацию, т.е. развитие способности подчиняться самоприказам. Несколько иной путь вытекает из концепции Иванникова: нужно организовать связь между выполнением “неинтересного” дела и другим, более значимым для ребенка событием, с расчетом на развитие у него способности самостоятельно находить такие “смысловые” связи. По сути, второй путь близок к традиционной тактике наград и наказаний с последующим применением ее к самому себе.

Жизнь показывает, что принуждение себя или другого, а также манипуляции с собственной мотивацией (уговоры, доводы, намеренное придание смысла) могут вполне срабатывать в отдельных конкретных случаях: действия будут (лучше сказать, могут) выполняться. Однако влияние этих мер на мотивационную сферу личности в целом остается под большим вопросом. Предостерегающе выглядят многочисленные факты “ воспитанного отвращения”. Сошлемся лишь на хорошо известные примеры, старательных девочек, которые, сдав выпускной экзамен в музыкальной школе на отлично, закрывают крышку фортепьяно с тем, чтобы больше никогда к нему не подойти. А ведь до этого они в течение восьми лет “волевым образом” упражнялись по несколько часов в день! Локальный выигрыш нередко оборачивается личностно-мотивационным проигрышем. Наверное, поэтому проблема безволия продолжает беспокоить человечество.

Другая парадигма — рассмотрение воли на уровне личности - уводит мысль о воспитании воли в совершенно другом направлении. Поскольку сила воли рождается вместе с усвоением ценностей и превращением их в истинные мотивы, то главными направлениями здесь оказываются, во-первых, забота о ценностном развитии человека и, во-вторых, о тонких процессах гармоничной интеграции в мотивационной сфере личности.

Эти проблемы в последние десятилетия стали интенсивно обсуждаться в психологической литературе. Им уделяется внимание в работах, посвященных широкому кругу тем: в описаниях самоактуализирующихся личностей и путей к самоактуализации [16, 17], в анализе психологического здоровья и эмоциональной компетентности [35], | в исследованиях “опыта потока” [3, 27, 29], автономии и самодетерминации личности [3, б, 13-15, 29, 34]; наконец, ценные соображения и даже открытия можно найти в практиках передовых педагогов и психотерапевтов. Остановимся на некоторых важных понятиях и идеях, которые можно извлечь из литературы по психологии мотивации применительно к теме развития и воспитания волевой личности.

Kaк уже отмечалось выше, на ранних стадиях развития личности ценности выступают в форме знаемых мотивов. “Знаемый мотив” - это объяснение (самообъяснение) действия со ссылкой на некоторое социальное установление, правило, норму (“...потому что так морально”, “так полагается”, “так принято”...). Хотя знаемые мотивы составляют необходимый этап в процессе освоения культурного опыта, с динамической точки зрения они — псевдо-мотивы. За ними стоит (по крайней мере, может стоять) другое побуждение, которое еще должно быть понято. У знаемого мотива нет его собственной энергии, собственной воли субъекта. Поэтому для нашей темы необходимо обратиться к судьбе и условиям формирования истинных, или реально-действующих мотивов. Ссылки на процесс интериоризации — превращение знаемого мотива в реально-действующий — здесь явно недостаточно. Ведь очевидно, что переход от “знания” к “движущей силе” происходит далеко не автоматически. Порой человек “застревает” на стадии знаемого мотива, не испытывая его действенную силу. Достаточно вспомнить известное изречение: “Знаю, что такое добродетель, люблю ее и преклоняюсь перед ней, но следовать ей — не в силах! ”

Для понимания процесса развития истинных, особенно идеальных, мотивов полезно обратиться к различению внешней и внутренней мотивации. Понятие внешней мотивации используется для описания действий, самих по себе эмоционально нейтральных или даже неприятных, но совершаемых ради чего-то другого, важного для субъекта (мотива, “внешнего” по отношению к совершаемой деятельности). Понятие внутренней мотивации применимо к случаям заинтересованности самим делом: мотив заключен внутри происходящего действия или деятельности.

Представление о внешней мотивации эксплуатировалось в психологии на протяжении многих десятилетий. Его эквивалент - понятие “подкрепления”, которое пришло из физиологии высшей нервной деятельности, теорий классического и оперантного обуславливания. Эффекты “подкрепления”, “вознаграждения”, “наказания” (отрицательного подкрепления) широко использовались бихевиористами при изучении законов и механизмов научения (в основном, на животных), результаты, которых также широко переносились в практику воспитания и обучения человека.

Обсуждению внутренней мотивации уделялось значительно меньше внимания, хотя фактическое описание ее было дано еще Г. Олпортом более полувека тому назад. В своей знаменитой статье “Функциональная автономия мотивов” [20] Олпорт описал феномен рождения собственно-делового (“внутреннего”) мотива в ходе деятельности, первоначально побуждаемой другим, внешним по отношению к этой деятельности, мотивом. Один из примеров автора — скрипач, который в начале карьеры упорно упражнялся на любимом инструменте ради успеха, славы и денег, а со временем отдается игре на нем ради собственного удовольствия; игра становится для него самоценностью, не зависимой от мнения или одобрения публики, т.е. настоящим мотивом. Несколько позже аналогичный механизм был описан А.Н. Леонтьевым под названием “сдвиг мотива на цель” [23]: цель, первоначально выступающая как средство реализации другого мотива, сама становится мотивом — предмет действия начинает привлекать субъекта сам по себе.

Ключевой вопрос, который стоит перед психологической теорией, и тем более, практикой воспитания — как, за счет чего совершается этот загадочный “сдвиг”, это чудесное превращение ранее внешнего мотива в собственно-деловой? Ответ в терминах житейской психологии звучит обычно так: этот сдвиг, или превращение, происходит, если человек заинтересовывается самой деятельностью. Но вопрос остается, или, по крайней мере, может быть продолжен: как, какими путями, при каких условиях пробуждается интерес к предмету собственной деятельности?

Интересные идеи на эту тему можно найти в “теории самодетерминации” Р. Ранена и Э. Дейси [37, 38]. В центре внимания теории — активность субъекта, динамика мотивации и ее связь с развитием личности. Авторы также используют понятия “внешней” (extrinsic) и “внутренней” (intrinsic) мотивации. Однако различающий их признак — не столько совпадение или несовпадение мотива с содержанием деятельности, сколько местоположение источника инициации действия: это либо внешний агент (например, приказ другого), либо сам субъект.

Обычно побуждения к действиям, по мнению авторов, представляют собой смесь внешних и внутренних мотивов (см. также “полимотивированность” действий, по Леонтьеву). В то же время все многообразие действий они предлагают расположить по шкале степени участия субъекта в их инициировании. Тогда на одном полюсе шкалы оказываются действия, полностью мотивированные извне (субъект пассивен), а на другом — действия, которые целиком внутренне мотивированы, т.е. определяются исключительно волей самого субъекта. Именно такие действия представляют для нас центральный интерес.

Согласно авторам теорий, внутренняя мотивация — неотъемлемое свойство человека как и всякого живого существа. Она обнаруживает себя прежде всего во врожденном стремлении к познанию, упражнению и росту. С момента рождения младенец проявляет общую активность и любознательность, проводит время в исследовании, игре, упражнениях — и все это без каких-либо специальных подкреплений. Внутренняя мотивация на протяжении всей жизни неразрывно связана с положительными эмоциями — чувствами полноты и радости жизни, увлеченностью делом, творческой удовлетворенностью. Это как раз те чувства и состояния, которые описываются как переживания “потока” [31], и которые в зрелые годы характерны для людей, посвятивших себя своему делу.

Знакомство с изложенными представлениями наводит на мысль, о том, что истинные, реально действующие мотивы не обязательно должны возникать из знаемых или внешних мотиваций. Если изначальная живость ребенка и мотивированность делом на более поздних этапах жизни феноменологически сходны, то не стоит ли предположить существование на протяжении всей жизни некого внутреннего мотивационного потенциала — интереса к миру и его освоению. Тогда ключевой вопрос, поставленный выше, следует изменить и спросить: не при каких условиях и какими путями рождается интерес человека (ребенка) к делу, а как потенциально присутствующий интерес проявляется развертывается и содержательно развивается.