Глава шестая

– Консуэло, какое смешное имя! – сказал граф.

– Прекрасное имя, светлейший, – возразил Андзолетто. – Это означает утешение.

Жорж Санд

Нравственно Гюго, конечно, был ниже епископа Бьенвеню. Это я знаю. Но из всей беспорядочной сумятицы своих страстей этот земной человек сумел создать образ святого, стоящего на голову выше обычных людей. Так же и жизнь Жорж Санд, заурядная, искалеченная, неудавшаяся, как любая жизнь, не помешала ей написать ее «Консуэло», ни с чем не сравнимый образец того, чем каждая женщина захочет быть, в которой каждый мужчина поймет, что он должен искать и любить в женщине.

Как любая другая, Жорж Санд была земной женщиной. И даже, без сомнения, более чем другая, из-за полного раздоров детства, из-за вечной борьбы в ней двух классов и двух веков, из-за слишком ранней самостоятельности, из-за мучительного опыта замужества, недостойного ее гениальности. Да, жизнь ей не удалась, как не удается никакая жизнь. Но уж слишком не удалась!

Своему творчеству она придавала мало значения, ее истинным стремлением было стремление к абсолютному – сначала в земной любви, потом в народной, наконец, в любви своих внучек, – к природе и к богу. Однако многие ее произведения, о которых она говорила с таким смирением, живы до сих пор. «Жорж Санд бессмертна романом «Консуэло», произведением «пасхальным» – да, но также и своим «Интимным дневником», «Письмами путешественника», своей обширной перепиской, такой непринужденной, такой точной по стилю, такой решительной по мыслям и пронизанной неумирающими идеями. Много тезисов, которые она защищала и которые в ее время удивляли читателей, лишенных воображения, сделались теперь политикой лучших людей. Она требовала равенства для женщин, и они теперь на пути к получению его; она требовала для народа равенства, всеобщего избирательного права, более справедливого распределения благ, и нет теперь такого честного человека, который не согласился бы с ней в этом.

Многие порицали Санд за ее любовные похождения, но яростная жажда ее поисков объясняется невозможностью найти то совершенство, за которым она гналась. Жизнь Жорж Сакд заставляет вспомнить те романы Грэма Грина, в которых на протяжении трехсот страниц несчастный герой совершает все возможные преступления, и только в последнем абзаце читатель открывает, что спасен будет грешник, а не фарисей. Пламенные души, становящиеся великими святыми, часто переживали бури в молодости.

Вся жизнь направляется скрытой метафизикой. Философия Санд была простой. Мир сотворен добрым господом богом. Сила любви, живущая в нас, дана нам им. Единственный грех, который не может быть прощен, – это намеренное умолчание и ложь в любви, тогда как любовь должна быть полным единением душ. Я не говорю, что Санд всегда жила по этим принципам: никто из нас не живет всегда по велению своих идей; но нужно судить людей по достигнутым ими высотам, а не по их падениям.

Потомство в этом не ошиблось. Мы помним, что маленький беррийский город, расположенный недалеко от Ноана, выносил в 1830 году суровый приговор Авроре Дюдеван. А что мы видим сегодня в центре Ла Шатра? Статую Жорж Санд. Отверженная грешница стала покровительницей края. Те, кто был ее друзьями: Неро, Папе, Дюверне, Флёри – живут в памяти, рядом с ней. А где те, кто порицал ее? Кто помнит их имена и их негативные добродетели?

В сотую годовщину смерти Шопена, в 1949 году, все беррийцы собрались в Ноане. На этот день прибыли и поклонники Жорж Санд из отдаленных мест. Гостей восхищало все: смешные, с острой выдумкой марионетки, на танцы которых смотрели Дюма и Флобер; и ателье, где работал Делакруа; и луг, где развевался в ночи белый шарф Мари д’Агу; потом они пошли в маленький лесок, темный и унылый, осматривать надгробные плиты, которые рассказывают с поучительной краткостью смерти эту необыкновенную и прекрасную историю.

Мария-Аврора Саксонская, графиня де Орн, вдова Дюпен де Франкёй, 1748–1821… Морис Дюпен, подполковник 1-го гусарского полка, 1778–1808… Антуанетта-Софи-Виктория Делаборд – эпитафия ее, заросшая мхом, в настоящее время неразборчива… Амантина-Люсиль-Аврора Дюпен, баронесса Дюдеван, Жорж Санд, рожденная в Париже 1 июля 1804 года, умершая в Ноане 8 июня 1876 года… И подле этого великого поколения другие покойники: Марк-Антуан Дюдеван (это Кокотон); Жанна-Габриель (это Нини, и ненавистное имя Клезенже не высечено на надгробном камне); затем Морис Санд, барон Дюдеван (1823–1889); Лина Санд, урожденная Каламатта (1842–1901); Соланж Клезенже-Санд, мать Жанны (1828–1899) и, наконец, Габриель Санд, супруга Палацци (1868–1909). Эта последняя некогда называлась Титит.

Что же касается внучки Лоло, ставшей госпожой Авророй Лаут-Санд, то она, деятельная и ловкая, несмотря на свои 83 года, носилась по аллеям, быстро взбегала по старой каменной лестнице, показывала большой овальный стол работы столяра Пьера Боннена, миниатюрный секретер, на котором была написана «Индиана», пианино, которого касались пальцы Листа и Шопена, и поглядывала на прибывших в Ноан почитателей Жорж Санд своими черными бархатными глазами, так похожими на глаза бабушки. Когда наступила ночь, все собрались на террасе; светила луна; против террасы возвышались черные кедры и плакучие ивы. До восторженных паломников доносился запах роз, посаженных еще самой Санд. Из окон голубой гостиной, выходящих в сад, слышались музыкальные фразы Шопена – его прелюдии или ноктюрны, – создававшиеся в этом доме, когда рука подруги касалась плеча поэта. Они походили на признание, неясные и грустные, сказанные шепотом, услышанные в легком вздохе. И каждый тихо, про себя, перебирал свои печальные воспоминания. Потом раздалась торжествующая нота, а вместе с ней родилась и надежда. Казалось, два великих голоса говорят толпе: «О маловеры, поверьте нам. Ссоры любовников угасают, а произведения, вдохновленные любовью, остаются. Поверьте, что в этом мире могут существовать и нежность и красота!» Консуэло восторжествовала над Лелией. Таков безмолвный приговор поколений.