Джордж Гордон Байрон 22 страница

Бесед философическая мгла

И, главное, - романы без числа.

Романы в жизни я видал такие,

Каких еще ни разу не читал,

А перечисли их и расскажи я, -

Никто б и верить, кажется, не стал!

Но тайны уважаю я чужие;

Я знаю, что молчанье - идеал,

А потому про тайные романы

Рассказывать и сплетничать не стану.

" И устрица бывает влюблена", -

И тоже, вероятно, от безделья,

Вздыхает в одиночестве она,

Как сумрачный монах в унылой келье.

Уединенье, лень и тишина

Опасней, чем греховное веселье;

Нечистыми не зря со всех сторон

Любой святой католик окружен

О Уилберфорс, венчанный черной славой,

Ты, Африки моральный Вашингтон!

Колосс несправедливости кровавой

Тобою осужден и побежден!

Но если человеческого права

Ты подлинным защитником рожден -

Освобождая черных, между делом

Надень-ка цепи некоторым белым.

Сошли " святую трояку" в Сенегалию

И Александра Лысого запри,

Чтоб развлеченья рабства испытали и

Запомнили тираны и цари.

Пускай герои страшной вакханалии

Огонь глотают сами! Присмотри,

Чтоб новых нам не стоила мильонов

Постройка королевских павильонов.

Открой Бедлам и к власти допусти -

И, право, ты увидишь в изумленье,

Что нам вреда не может принести

Их soi-disant* безумное правленье.

А что теперь " нормальные" в чести,

Так это - роковое заблужденье;

Но я, как Архимед, без point d'appui**

Потратил тщетно доводы свои.

{* Так называемое, так сказать (франц.).}

{** Точка опоры (франц.).}

Один дефект имела Аделина:

В ее холодном сердце, к сожаленью,

Все было тихо, строго и пустынно

Претят таким натурам измененья

И новизна. Но в страшные руины

Подобный гордый храм землетрясенье

Способно превратить в кратчайший срок, -

А это вам, красавицы, урок!

Она любила мужа как умела,

Сизифовой любовью, так сказать:

Ведь собственное чувство то и дело

Ей приходилось в гору поднимать.

Но перемен миледи не хотела,

Предпочитая мирно тосковать;

Союз их был примерный, благородный,

Счастливый, только несколько холодный.

Их разделяло не различье лет,

А разность их натур, и однотонно,

Подобная движенью двух планет,

Текла их жизнь спокойно, неуклонно,

Раздельно. Так свой сохраняет цвет,

Стремясь сквозь Леман, голубая Рона,

Когда кристальной глади забытье

Объемлет и баюкает ее.

В ней быстро загорался интерес

К тому, что занимало или льстило, -

Тогда в ней чувство брало перевес,

Захлестывало, даже уносило.

Известно, как легко играет бес

Большою впечатлительностью; сила

Внезапных впечатлений тем страшней,

Чем видимая сущность холодней.

Бесовское в ней было дарованье,

Которому два имени дано:

Когда успешны наши начинанья,

Зовется гордой стойкостью оно;

Но ежели бесплодны все дерзанья, -

Простым упрямством. Только мудрено

Определить границы и приметы,

Явленье отличающие это.

Будь Бонапарт героем Ватерлоо,

Примером стойкости считался б он;

Теперь, когда ему не повезло,

Он прозвищем упрямца заклеймен.

Но кто нам скажет - что добро? что зло?

Я, право, озадачен и смущен!

Вернусь-ка лучше к леди Аделине;

Она у нас ведь тоже героиня,

Была ль она в Жуана влюблена?

Она себя сама не понимала,

А если б только поняла, - она

От собственного сердца б убежала.

Она была сочувствия полна,

Поскольку Дон-Жуану угрожала

Опасность несомненная, а он

Был, ей казалось, плохо защищен.

Он был ее приятель, юный брат, -

Но искренне, не в стиле оперетки.

О платонизме часто говорят

Лукавые французские кокетки,

И немки романтичные горят

В какой-нибудь лирической беседке

От чистых поцелуев, - но она

Была для честной дружбы рождена.

Конечно, пола тайное влиянье,

Слегка подогревающее кровь,

Их дружбе придавало обаянье,

Похожее немного на любовь.

Ведь вредно только страсти состоянье

Для нежной дружбы. Повторяю вновь,

Что женщина как друг всего вернее;

Лишь не ищи любовной связи с нею.

Но всякая любовь в себе таит

Зародыш измененья - и не диво;

Лишь на мгновенье молния блестит;

Стихий неудержимые порывы

Иметь не могут формы - все летит,

Все движется, меняясь прихотливо, -

А нежная любовь уж никогда

Не может быть надежна и тверда!

Я часто слышал жалобы влюбленных

На то, что страстью увлеклись они,

А, как известно, страсть и Соломона

В шута преобразила в оны дни!

И даже добродетельные жены,

Слывущие примером искони,

Какому-нибудь тихому созданью

Умели отравить существованье.

Но я на личном опыте узнал,

Что женщины способны быть друзьями.

Когда всеобщий суд меня терзал

Допросами и злобными словами,

Я цену женской дружбы испытал, -

Она одна не расстается с нами

И в бой за нас вступает каждый раз,

Когда клевещет общество на нас.

Но дружбу Аделины и Жуана

К высокому разряду относить

Еще пока, пожалуй, слишком рано;

За ними надо дальше последить.

В разгаре их невинного романа

Я их пока оставлю - так и быть:

Такой прием зовется - задержание

Читательского резвого внимания.

На лошадях, в коляске и пешком

Они вдвоем прогулки совершали;

Испанским занимались языком,

Чтоб " Дон-Кихота'" знать в оригинале;

Наедине болтали вечерком,

Высокие вопросы обсуждали.

Мне это все удастся, мажет быть,

В дальнейшем как-нибудь изобразить.

Но предостерегаю вас заранее

От выводов поспешных и пустых, -

О леди Аделине и Жуане я

Не высказал догадок никаких.

Подробно расскажу об их романе я

В октавах сатирических моих;

Пока замечу только предварительно,

Что их паденье все еще сомнительно,

Но в жизни все великие дела

Рождаются из малых. Кто не знает,

Как много неожиданного зла

Пустячные причины порождают!

Откуда катастрофа подошла,

Порою и мудрец не угадает

(А я держу пари хоть на мильярд,

Что все пошло с простой игры в бильярд!)

Вы скажете, что это очень странно,

Но правда всякой выдумки странней.

Как помогли б правдивые романы

Познанью жизни, мира и людей!

Мир выплыл бы из мрака и тумана,

Когда б Колумб этических морей

Духовные открыл нам антиподы

В характере у каждого народа.

Какие бездны есть в сердцах людских!

Какие в них " пещеры и пустыни"!

Как в душах всех правителей земных

Нагромоздились айсберги гордыни!

Как много в этих дебрях вековых

Антропофагов водится поныне!

Когда б историк правду молвить смел, -

Сам Цезарь бы от славы покраснел!

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Ах! Что же дальше? О любом предмете я

Могу воскликнуть так в своих стихах,

Ведь этим " ах" все выражу на свете я -

Надежду, грусть, унынье или страх.

Вся наша жизнь - сплошные междометия:

И " ну", и " ба", и " ух", и " ох", и " ах",

И " фу", и просто " тьфу" - уж это " тьфу" - то

Мы произносим каждую минуту.

В противовес великому " ennui",

Все эти восклицанья выражают

Эмоции; эмоции сии

В пространствах бесконечности всплывают,

Как пузырьки на океане, и

В миниатюре вечность отражают:

И благо тем, кто знает благодать

Незримые явленья наблюдать.

Печально, если в душах цепенеют

Стремленья, погребенные навек,

Притворство всеми чувствами владеет,

И надевает маску человек.

Никто открыто действовать не смеет;

Мы наших мыслей сдерживаем бег.

Поскольку все поэты - лицемеры,

Мы принимаем вымыслы на веру.

Скажите мне, кто втайне хоть на час

Не вспомнит прежней страсти заблужденья?

И что из нас не испытал хоть раз

О невозвратном прошлом сожаленья?

Пусть волны Леты увлекают нас, -

Печали не потопим мы в забвенье,

И, как ни блещет светлое вино,

Осадок опускается на дно.

Что до любви - рассказ неторопливый

Пойдет о госпоже Амондевилл...

Звук имени ее, такой красивый,

Мое перо недаром вдохновил.

Все музыка - и звон ручья игривый,

И шепоты травы, и шум ветрил;

Все музыкально в мире, все прекрасно,

И пенье сфер мы слышим ежечасно.

Миледи Аделина, господа,

Была близка к рискованным решеньям;

Ведь слабый пол, изменчивый всегда,

Изменчивым подвержен настроеньям.

Ярлык вина обманчив иногда,

И качество бывает под сомненьем.

А женщина - как легкое вино:

Испортиться и ей не мудрено.

Миледи я сравнил бы без прикрас

С вином первейшей марки, с золотыми

Чеканки самой новой; как алмаз,

Миледи, совершенствами своими

Блистая, только радовала глаз.

С докучными уликами пустыми

Природа - этот хмурый прокурор -

Еще не приставала к ней в упор.

Я знаю - Смерть упрямая стучится

К нам в дверь сперва как будто неумело

(Так в первый раз к вельможе подступиться

Купец, пожалуй, не решится смело);

Но если уж начнет она сердиться,

То грозно принимается за дело:

Чуть переступит за порог - она

Уплаты долга требует сполна!

Ты все съедаешь, Смерть! Но, ради бога,

Умей щадить бедняжку Красоту -

И без того добычи очень много,

И все пожрать тебе невмоготу.

Гурман костлявый! Подожди, не трогай

Невинную весну во всем цвету!

Бери героев - наций блеск и силу,

Но женственности прелести помилуй!

Миледи было свойственно хитрить,

Когда ее интрига увлекала;

Открыто благосклонность проявить

Ей воспитанье строгое мешало,

Но тем неосторожней, может быть,

Свое миледи сердце отдавала

И нежности своей невинный пыл

Тому, кто чувств таких достоин был.

Амурные истории Жуана

Во всех салонах сплетни вызывали.

Но леди Аделину, как ни странно,

Его грехи нимало не пугали.

Притом в английском климате туманном

В Жуане страсти как бы остывали;

Ведь был он как младой Алкивиад -

К любой среде приспособляться рад.

Герои мои был тем более пленителен,

Что не старался никого пленять,

Он был умен, спокоен, обходителен,

Не претендуя лавры пожинать.

Назойливый дендизм предосудителен;

Его девиз - " блистать и ослеплять", -

А фатовство и прочие чудачества

Роняют человеческие качества.

Мне хорошо известно - не всегда

Успех чванливым франтам доставался

А мой Жуан был скромен, господа,

И сам собою всюду оставался;

Он искренним казался без труда

И голосом приятным отличался, -

А голосу приятному даны

Все пагубные чары Сатаны!

Он от природы был учтиво - нежен

И подозрений вовсе не внушал,

Изящен и спокойно - безмятежен,

Он весело победы предвкушал.

Герой такой мне попадался реже,

Чем фатоватый щеголь и нахал, -

А впрочем, скромность тоже дар отменный;

Она успех приносит несомненный.

Любезно - весел и приятно - мил,

Жуан со всеми вел себя тактично.

Он сплетничать о ближних не любил,

Он слабости собратьев знал отлично,

С надменными он сам надменен был

И намекнуть умел дипломатично,

Что цену знает и себе и им

И что доволен жребием своим.

Но дамам каждый раз являлся он

В том облике, в каком его хотели

Узреть. Таков неписаный закон.

Живей всесильной кисти Рафаэля

Воображенье их; кто наделен

Красивой внешностью, того умели

Они всегда поднять на пьедестал,

Чтоб он, как чудо света, заблистал.

Но Аделина просто приписала

Жуану качества свои и в нем

Все совершенства редкие искала;

И мудрецы порой повинны в том.

Нас учит опыт многому, но мало.

Мы горечь истин все же познаем,

А мудрецы упорно забывают,

Что и глупцы на свете ведь бывают.

Мудрейший Бэкон, Локк, Сократ и ты,

Божественный, чье чистое ученье,

Непонятое, как и все мечты,

Лишь породило новые гоненья,

Лишь укрепило силу темноты, -

За что ты принял это униженье?

Увы, примеров множество таких;

На совести людской оставим их.

Что до меня - о славе не мечтая,

Держаться я решил теперь скромней:

Я с холмика спокойно созерцаю

Мельканье лиц и пестроту идей,

Я безмятежно - весело болтаю,

Как на прогулке, с музою моей;

Легко дается мне стихосложенье,

Без всякого оттенка напряженья.

Мне кажется, в уменье рифмовать

Заслуги нет, но в легком разговоре

Весьма приятно время коротать.

Когда поэты с музами не в ссоре,

Они умеют строчки сочетать

В изящном стиле " Improvvisatore" *

В подобном стиле рад писать и я,

Но льстивою не будет песнь моя.

{* " Импровизатор" (итал.).}

" Omnia vult belle Matho dicere - die aliquando

Et bene, die neutrum - die aliquando male" *.

За первым не стремись, коль не титан ты,

Второе в счастье нужно и в печали,

Для третьего потребны уж таланты,

Зато везде и всюду мы встречали

Четвертое; в поэме ж сей, друзья,

Вы все найдете, полагаю я.

{* " Матон хочет все говорить наилучшим образом, говори

когда-нибудь и хорошо, говори средне, иногда говори

плохо" (лат.).}

Я прославляю скромность как систему,

И с гордостью я вовсе не в ладу;

Короткой я задумывал поэму,

И сам не знал, куда я забреду.

Хотелось мне представить эту тему

Цензуры благосклонному суду,

Польстить владык дряхлеющих амбиции, -

Но я, увы, рожден для оппозиции!

Я неизменно защищаю тех,

Кто не в чести. И если час настанет,

Когда толпы победной рев и смех

Над бывшими избранниками грянет, -

Я нападать на них сочту за грех.

И, может быть, - меня на это станет -

Примкну я к роялистам; мне претит

И демократ, когда он властью сыт.

Я мог бы стать супругом превосходным,

Не зная, как печален мой удел,

Я мог бы, свойствам вопреки природным,

Монахом стать, уйдя от светских дел,

Но никогда в плаще поэта модном

Я щеголять бы дерзко не посмел,

Когда б мои стихи перо зоила

Насмешкой злобною не заклеймило.

" Laissez aller" *. В поэме, господа,

Героям самым разным дверь открыта.

Писать о них, казалось, нет труда;

Не нужно Лонгина и Стагирита;

Но вот в окраске фактов вся беда!

Здесь подобает мудрому пииту

Искусственное к естеству свести,

В явленьях частных общее найти.

{* " Пусть все идет своим чередом" (франц.).}

Когда-то люди создали манеры,

Теперь манеры создают людей.

Прилизаны, приглажены и серы,

Не проявляем воли мы своей.

Конечно, все поэты - лицемеры;

Но как тут быть, каких искать путей?

Куда мне обратиться - к темам прошлым

Иль к современным, тягостным и пошлым?

Так что же, друг мой муза, поспеши!

Когда тебе докучен стиль высокий,

Давай смеяться просто от души,

Стегая шуткой мелкие пороки.

Запомни или даже запиши

Колумба наставленья и уроки:

В ничтожной каравелле можно плыть -

И все-таки Америку открыть.

Миледи Аделина увлекалась

Блестящими талантами Жуана

В ней чувство постепенно разгоралось,

Что, в сущности, по-моему, не странно,

Неопытность его, как ей казалось,

В опасности бывала постоянно.

У женщин полумеры не в чести:

Она Жуана вздумала " спасти".

Итак, миледи добрые советы

Жуану безвозмездно расточала.

Признательности мелкую монету

Она за это часто получала;

Но для спасенья милого предмета

Она решила с самого начала

Любимый дамский метод применить -

Его безотлагательно женить.

Жуан ответил ей, что он мечтает

Давно в такой союз сердец вступить,

Но обстоятельства ему мешают

Подобную мечту осуществить;

А те, к кому он склонность ощущает

И кто его могли бы полюбить,

Души его прекрасные Цирцеи, -

Уже давно в объятьях Гименея.

Для дочерей, племянниц и сестер

Обдумывать прически, шляпки, платья,

Подстроить встречу, тайный разговор -

Вот милых дам любимое занятье!

Они привыкли сватать с давних пор

Всех братьев и кузенов без изъятья,

Греха в том нету, ибо всякий брак

Воздействует на нравы как-никак.

Все женщины, влюблявшиеся рано,

За исключеньем дев и старых вдов,

Охотно строят каверзные планы

По части уловленья женихов.

Необычайный замысел романа

У них всегда заранее готов,

Хотя порой действительность упрямо

Его преображает в мелодраму.

Всегда у них найдется чей - то сын,

Какой-нибудь единственный наследник,

Какой-нибудь веселый дворянин,

Любезный и приятный собеседник,

А то и лорд, доживший до седин,

Какой-нибудь из отпрысков последних,

Мечтающий природу удивить

И новым браком " древо" обновить.

Для всех у них невесты под рукой;

Богатый выбор - как не любоваться!

Умом, деньгами, внешностью, душой

Невесты эти могут красоваться;

Одна имеет голос небольшой,

Другая - дар прелестно одеваться,

Та будет мать и добрая жена,

А та - для сана леди рождена.

В Америке есть некая колония;

Ее там Рапп, как секту, учредил,

Назвал весьма торжественно " Гармония"

И брак из быта вовсе устранил

Греховных увлечений беззаконие

Он строгими законами смирил

Но я поспорить с ним имею мужество!

" Гармония" нелепа без супружества!

А разделять гармонию и брак

Никак нельзя, не оскорбив природу

(Быть может, Рапп, восторженный чудак,

В Германии усвоил эту моду!)

Хоть секта процветает как никак,

Растет и богатеет год от году, -

А все-таки, скажу вам не тая,

Название оспариваю я.

Но пылкие любезные матроны,

И Мальтусу и Раппу вопреки,

Потворствуют природному закону

И поощряют милые грешки

К приросту населенья все мы склонны,

Как трудности потом ни велики,

И в результате - обнищанье нации.

Разгул страстей приводит к эмиграции!

Я, право, не решаюсь присягнуть,

Что Аделина Мальтуса читала

Одиннадцатой заповеди суть -

Жениться грех, коль нету капитала!

Судить о том я не хочу ничуть,

Что нам перо столь славное писало,

Но сей арифметический подход

Нас к жизни аскетической ведет.

Миледи, впрочем, знала очень точно,

Что Дон-Жуан богат; его жена,

Коль этот брак окажется непрочным,

Вполне безбедно проживет одна.

Ведь в пляске брака часто, как нарочно,

Мужей отличных падает цена,

И брак к печальной их ведет развязке,

Как Смерть в Гольбейновой зловещей " Пляске".

Итак, Жуана брак был предрешен,

И только за невестой дело было.

Мисс Мак - Ин - Фольо был представлен он,

Мисс Блик, мисс Шик и юной мисс Мак-Милло,

Наследницам мисс Чек и мисс Купон

(Всех Аделина в гости пригласила!).

С любой из них любимец юных муз

Мог заключить превыгодный союз.

Там нежная единственная дочка,

Спокойная, как озеро, мисс Пруд,

Была бела, как молоко в горшочке,

Пока густые сливки не сольют.

Не верьте этой милой оболочке;

Под нею смесь простую узнают

Воды и молока. Хотя для брачной

Спокойной жизни эта смесь удачна.

Мисс Смеллоу, очень гордая собой,

Богатая и бойкая девица,

Об орденах и ленте голубой

Мечтала. Но не каждый день случится,

Что герцог, предназначенный судьбой,

В ловушку сам собою залучится;

Среди девиц подобных что ни год

На турок и на русских спрос растет.

Там были... но к чему перечисленья!

Скажу короче: там была одна,

Прелестная, как светлое виденье,

Как фея, как сиянье, как весна, -

Аврора Рэби. Нежное волненье

Рождала в сердце каждого она.

Несмелое, но дивное творенье -

Как роза накануне пробужденья!

Она осталась рано сиротой.

Опекунами добрыми любима,

Знатна, богата, - но немой мечтой,

Раздумьем одиночества томима.

Как будто силы юности златой

Сломила смерть, промчавшаяся мимо.

(Так во дворце пустом болит сильней

Душа в тоске о счастье прошлых дней!)

Она была младенчески нежна,

Но что - то в ней таинственно сияло...

Как серафим задумчивый, она,

Казалось, непрестанно горевала

О тех, кто согрешил и чья вина

Несчастный род людской отягощала;

Она казалась грустным духом тем,

Что охранял покинутый Эдем!

Она держалась веры католической

И верила всем сердцем и умом:

Сей ветхий культ красою романтической

И строгостью пленял ее. Притом

Она гордилась славой героической

Своих отцов, и словом и мечом

Обычай старой веры защищавших

И ей святую верность завещавших.

Она глядела кротко и светло

На божий мир, его не понимая;

В ней сердце безмятежное цвело,

Как ландыш, в тишине благоухая.

Всеобщее признанье ей дало

Какой - то гордый ореол; сияя

Возвышенным спокойствием, она

Была чудесной прелестью сильна.

Но почему-то в списки Аделины

Аврора не была занесена,

Хотя она имела все причины

Затмить прелестных сверстниц имена;

Любого благородного мужчину

Такая дева, кажется, должна,

Высокой добродетелью блистая,

Склонить на путь супружеского рая.

Мой Дон-Жуан был очень удивлен

(Как древний Рим, не видя бюста Брута

В процессии Тиберия), и он

Спросил о ней, но в эту же минуту

Миледи, вдруг приняв надменный тон,

Сказала очень резко почему-то:

" Аврора мне не нравится: она

Наивна и притворно холодна! "

" Но мы единой веры! - с удивленьем

Сказал Жуан. - Нас легче обвенчать;

Не пригрозит мне папа отлученьем,

Не заболеет от досады мать".

Но леди Аделина с нетерпеньем

Всех женщин, не желающих признать

За оппонентом правоту и силу,

Все тот же довод сухо повторила.

Так что же? Если доводы умны,

Не портятся они от повторенья,

А если глупы, - может быть, цены

Прибавит им простое умноженье.

Настойчивостью действовать должны

Политики, поддерживая пренья:

Противника старайтесь утомить -

Его тогда нетрудно и затмить.

Но почему миледи Аделина

С предубежденьем относилась к той,

Чей кроткий облик, светлый и невинный,

Лишь со святыми спорил чистотой?

Миледи славилась не без причины

Любезностью, умом и красотой, -

Но (это испытал любой живущий)

Капризы каждой женщине присущи.

Не по душе, наверно, было ей

Спокойное Авроры отношенье

К мельканью лиц и пестроте идей.

Нет худшего на свете униженья,

Чем превосходство ближнего. Больней

Обиды это тайное сомненье

В себе самом; Антоний это знал

И от величья Цезаря страдал.

Но то была не зависть, - о, еще бы! -

Миледи чувства этого не знала!

То было не презрение - за что бы

Она Аврору Рэби презирала?

То не была тоска ревнивой злобы,

Которая прекраснейших терзала,

То не было... Но нет, вопрос не в том,

Что это было - вот проблема в чем.

Аврору света праздные сужденья

Не трогали; сияя простотой,

Она была как светлое теченье

В потоке молодежи золотой,

Сверкавшей, как пустые украшенья,

Напыщенной и чванной красотой.

Аврора только кротко улыбалась -

Столь детским это сердце оставалось!

Ее не ослеплял надменный вид

Миледи; безмятежно рядом с нею

Она цвела: светляк в ночи блестит,

Но звезды и прекрасней и крупнее!

Наш Дон-Жуан, как ни был знаменит

Был не замечен и не понят ею;

Она ведь в небо устремляла взор,

А он был только светский метеор.

Его весьма двусмысленная слава

Чертовски чаровала женский род

(Изящный блеск испорченного нрава

Красавица любая предпочтет

Смиренной добродетели; оправа

Порочности обычно придает

Героям цену), - но Авроры нраву

Совсем не нравилась такая слава.

Жуан еще не знал натур таких;

Погибшая Гайдэ в сравненье с нею

Была дитя природы, волн морских

Сердечней, простодушней и нежнее.

Но отличалась каждая из них

Особенною прелестью своею:

Гайдэ - цветок, Аврора - самоцвет

(Удачнее сравненья, право, нет).

Придумав это ловкое сравненье,

Я стал опять " сзывать свою пехоту";

У Скотта взял я это выраженье -

У лучшего на свете друга Скотта!

Как он рисует рыцарей сраженья,

Господ и крепостных, пиры, охоты!

Когда бы не Вольтер и не Шекспир, -

Поэта лучшего не знал бы мир.

Повсюду муза легкая летает,

Везде я темы сразу нахожу;

Я свет живопишу, и свет читает,

И я его, признаться, не щажу.

Врагов мой стих обычно порождает,

Но жалкой дружбой я не дорожу;

Уже давно я в ссоре с целым светом,