Священные Знаки

Мы не знаем. Но они знают.

Камни знают. Даже знают

деревья. И помнят.

Помнят, кто назвал горы

и реки. Кто сложил бывшие

города. Кто имя дал

незапамятным странам.

Неведомые нам слова.

Все они полны смысла.

Все полно подвигов. Везде

герои прошли. «Знать» —

сладкое слово. «Помнить» —

страшное слово. Знать и

помнить. Помнить и знать.

Значит — верить.

Летали воздушные корабли.

Лился жидкий огонь. Сверкала

искра жизни и смерти.

Силою духа возносились

каменные глыбы. Ковался

чудесный клинок. Берегли

письмена мудрые тайны.

И вновь явно все. Все ново.

Сказка — предание сделалось

жизнью. И мы опять живем.

И опять изменимся. И опять

прикоснемся к земле.

Великое «сегодня» потускнеет

завтра. Но выступят

священные знаки. Тогда,

когда нужно. Их не заметят.

Кто знает? Но они жизнь

построят. Где же

священные знаки?

1915 г.

На последних вратах

Нам сказали: «нельзя».

Но мы все же вошли.

Мы подходили к вратам.

Везде слышали слово «нельзя».

Мы хотели знаки увидеть.

Нам сказали «нельзя».

Свет хотели зажечь.

Нам сказали: «нельзя».

«Стражи седые, видавшие,

знавшие! Ошибаетесь, стражи!

Хозяин дозволил узнать.

Видеть хозяин дозволил.

Наверно, он хочет, чтобы

мы знали, чтоб мы видели.

За вратами посланец стоит.

Нам он что-то принес.

Допустите нас, стражи!»

«Нельзя», — нам сказали

и затворили врата.

Но все же много врат

мы прошли. Протеснились.

И «можно» оставалось за нами.

Стражи у врат берегли нас.

И просили. И угрожали.

Остерегали: «Нельзя».

Мы заполнили всюду «нельзя».

Нельзя все. Нельзя обо всем.

Нельзя ко всему.

И позади только «можно».

Но на последних вратах

будет начертано «можно».

Будет за нами «нельзя».

Так велел начертать

Он на последних

вратах.

1916 г.

Завтра?

Я знал столько полезных вещей

и теперь все их забыл.

Как обокраденный путник,

как бедняк, потерявший имущество,

я вспоминаю тщетно о богатстве,

которым владел я давно;

вспоминаю неожиданно, не думая,

не зная, когда мелькнет погибшее

знанье. Еще вчера я многое знал,

но в течение ночи все затемнело.

Правда, день был велик.

Была ночь длинна и темна.

Пришло душистое утро.

Было свежо и чудесно.

И, озаренный новым солнцем,

забыл я и лишился того,

что было накоплено мною.

Под лучами нового солнца

знания все растворились.

Я более не умею отличить

врага от друзей.

Я не знаю, когда грозит мне

опасность. Я не знаю, когда

придет ночь. И новое солнце

встретить я не сумею.

Всем этим владел я,

но теперь обеднел.

Обидно, что снова узнаю

нужное не ранее завтра,

а сегодняшний день еще длинен.

Когда придет оно —

завтра?

Время

В толпе нам идти тяжело.

Столько сил и желаний враждебных.

Спустились темные твари

на плечи и лица прохожих.

В сторону выйдем, там,

на пригорке, где столб стоит

древний, мы сядем.

Пойдут себе мимо.

Все порожденья осядут внизу,

а мы подождем.

И если бы весть

о знаках священных возникла,

устремимся и мы.

Если их понесут,

мы встанем и воздадим почитание.

Зорко мы будем смотреть.

Остро слушать мы будем.

Будем мы мочь и желать

и выйдем тогда, когда —

время.

К Нему

Я нашел наконец пустынника.

Вы знаете, как трудно найти

пустынника здесь на земле.

Просил я его, укажет ли

он путь мой и примет ли

он благосклонно мои труды?

Он долго смотрел и спросил,

что у меня есть самое любимое?

Самое дорогое? Я отвечал:

«Красота».— «Самое любимое

ты должен оставить».— «Кто

заповедал это?» — спросил я.

«Бог», — ответил пустынник.

Пусть накажет меня Бог —

я не оставлю самое прекрасное,

что нас приводит

к Нему.

1920 г.