Месть Олимпии

Более сдержанная, а главное, более осторожная, молодая Олимпия стушевалась перед кардиналом Асталли.

К несчастью, её безмозглый супруг не обладал такой же рассудительностью. Доблестный рогоносец очень гордился интимными отношениями родителя со своей женой. Он был крайне рассержен и устраивал Асталли настоящие сцены ревности.

Рассчитывая на родительские чувства, он даже осмелился упрекать Иннокентия. Но отцовская струна была у того не слишком чувствительной. Единственным соображением, которое могло сделать его снисходительным к сыну, было нежелание полного разрыва с очаровательной Олимпией, ибо время от времени он удостаивал своим вниманием и её.

Сначала Иннокентий терпеливо выслушивал укоры сынка, возомнившего, что ему удалось уговорить отца. Вообразив себя победителем, Камилл стал не на шутку дерзить отцу, уже совсем не отдавая отчёта в своём поведении.

Папский дворец опять стал ареной громких скандалов — на этот раз действующими лицами были уже не женщины, а мужчины. В конце концов, терпение папы лопнуло, и он сделал окончательный выбор между любовницей и фаворитом, решив расстаться с Олимпией и её сварливым супругом.

Тогда старшая Олимпия, неусыпно следившая за тем, что происходило в папском дворце, решила вернуться. Теперь она стала столь же кроткой, сколь высокомерной была когда-то. Вновь взяв на себя заботы об удовольствиях святого отца, она проявила столько ловкости и усердия, что вскоре вновь приобрела известное влияние.

Обычная интриганка торопилась бы вкусить плоды своей победы. Олимпия же боялась скомпрометировать себя такой поспешностью. Её план был построен на точном расчёте, поэтому она удвоила свою скромность и нежность и вела себя так, словно не имела иного намерения, кроме как быть полезной папе.

Уверенно и твёрдо шла она к намеченной цели — свержению ненавистного Асталли.

Однажды она представила папе юнца, ещё более красивого, чем Асталли. Папа немедленно поддался власти его чар. С затаённой радостью наблюдала Олимпия, как росла симпатия к новому фавориту и как папа охладевал к прежнему.

Несмотря на сопротивление Асталли, юноша был вскоре назначен на важный пост секретаря папской канцелярии. Во всём следуя советам своей покровительницы, он с каждым днём укреплял свои позиции.

Поняв, что продолжать борьбу бесполезно, и предчувствуя близкую немилость, Асталли постарался завербовать союзников против Иннокентия. Он посвятил в секреты святого престола флорентийцев и испанцев.

Но не тут-то было! Олимпия бдительно следила за своим бывшим любовником и поймала его с поличным. Асталли был немедленно лишён пурпурной мантии и изгнан из Ватикана.

У него было отнято всё: деньги, должности, приходы. Неумолимая Олимпия распорядилась отобрать у него даже те шесть тысяч экю, которые он, покидая дворец, увозил в багаже.

После изгнания Асталли, папа вновь передал своей невестке управление церковными делами. Она опять стала папессой, верховной распорядительницей финансов святого престола.

А Иннокентий, целиком поглощенный своим новым фаворитом, даже не заботился о сохранении видимости власти. Всем, кто просил аудиенции, папа неизменно отвечал: «Я не занимаюсь делами, обратитесь к моей дорогой Олимпии».

Никогда честолюбивая куртизанка не могла мечтать о столь блистательном реванше. Неограниченно распоряжаясь апостольской казной, она богато одаривала своих фаворитов, собрав вокруг себя целый двор. Так продолжалось до самой смерти Иннокентия.

И вот распутный старик слёг в постель. Кроме физических страданий его мучила навязчивая идея: ему казалось, что его непременно отравят слуги, подкупленные Асталли. В течение нескольких месяцев он не принимал никакой другой пищи, кроме той, которую на его глазах приготовляла невестка.

Ей, вероятно, не слишком улыбалась роль кухарки, но она подчинялась всем капризам умирающего — и не из преданности, а из-за ненасытной алчности. До самого конца она боялась впасть в немилость и потерять в один день плоды столь длительных и коварных маневров.

Она была нежной со старым рамоликом и даже обосновалась в его спальне. Целый месяц провела она у его изголовья, не зная отдыха.

Радостный крик избавления вырвался из груди Олимпии, когда 5 января 1655 года Иннокентий десятый испустил дух. Она прекрасно сознавала, что теперь придётся отказаться от упоительной власти, но при своей красоте и награбленном состоянии, твёрдо рассчитывала на безоблачное существование.

Папесса так бесстыдно обчищала апостольскую казну, что в сундуках Ватикана не нашлось даже суммы, необходимой для похорон первосвященника.

Три дня тело главы христианства оставалось на смертном ложе, и никто не заботился о том, чтобы предать его земле. Попросили Олимпию взять на себя расходы по погребению — она категорически отказалась.

Следуя примеру папской девки, ни один из титулованных жуликов, составлявших свиту Иннокентия десятого, не пожертвовал ни гроша. Случилось так, что все расходы взял на себя один старый каноник.

Этот штрих как нельзя более точно характеризует римский двор.