Глава 19

ГАСТРОЛЬНЫЕ ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ В СОСТАВЕ

После концертов с Maiden у нас стартовал американский этап «Битвы Титанов» в компании со Slayer, Megadeth и Alice In Chains. Три из четырех групп «Большой Четверки» трэша и одна из лучших групп сиэтльского разлива, готовая захватить весь мир. Что могло быть лучше! Наконец-то мы начали получать доходы от гастролей – это было уже после того, как на нас легла ответственность за единственный, но самый дорогой эпизод в нашей карьере. Даже не припомню, кто это начал, но когда у нас бывали дни отдыха от гастролей, мы постоянно останавливались в том же отеле, что и Slayer, а те так постоянно искали на жопу приключений. К слову сказать, те же Megadeth никогда не останавливались с нами в одном отеле. Кто-то из участников Megadeth и членов их дорожной команды был не прочь. Они бы и рады были потусить с нами, да Дейв Мастейн не разрешил им там находиться, потому что он тогда был зол на Slayer. Да в общем-то тогда он на всех был зол.

17 июня 1991-го мы зарегистрировались в отеле Хилтон в Индианаполисе, штат Индиана, и тут пошло-поехало. Slayer приложили все силы, чтобы начать тур, вооружившись пейнтбольными ружьями, так что через пару концертов нам тоже пришлось обзавестись пейнтбольными ружьями - для обороны. Обычно нас провоцировал кто-нибудь из Slayer и открывал по нам огонь. При попадании в тело пейнтбольные шарики причиняли невыносимую боль. У нас не было ни защитных курток, ни шлемов. Все как один гоняли в футболках и джинсах. Так что единственное, что тебя защищало от ослепляющей боли при попадании пейнтбольных шариков в поясницу, это кусок ткани.

Правил было всего два: не стрелять в голову и никаких убийств в упор, но правила были свободными, поэтому шли непрекращающиеся долбаные войны. Иногда мы поднимались на сцену с огромными синяками от пейнтбольных шариков то на руках, то на ногах. Когда мы добрались до Индианаполиса, все тупо нажрались, даже я, и стали дебоширить напропалую. Я пил пиво, а вокалист-басист Slayer Том Арайя познакомил меня с текилой. В моей жизни текилы еще не было, и, скажем так, она затуманила мой рассудок. Помню, из чьего-то номера можно было попасть на крышу. Короче, мы вылезли через окно, прошли по крыше и сбоку здания увидели огромную световую вывеску отеля Хилтон. Не раздумывая мы выхватили ружья и открыли по ней огонь. Целых 20 минут мы выстреливали сотни и сотни шариков, пока на вывеске не осталось ни одного светлого места. Теперь вывеска отеля Хилтон напоминала Джексона Поллока блевотного цвета. Мы гордились своей работой и давали друг другу пять, а потом разбрелись по своим номерам. К сожалению, руководство отеля не разделило наши художественные взгляды.

На следующее утро во время прохождения регистрации наш тур-менеджер Рик Дауни и парень, который был на гастролях со Slayer, с кем-то оживленно спорили на стойке регистрации. По пьяни прошлой ночью мы решили, что краска с вывески смоется или отвалится сама. Никому и в голову не могло прийти, что они проснутся следующим утром, а вывеска Хилтон будет играть всевозможными оттенками блевотины. К нам подошел Рик и сообщил плохие новости. Отель обвиняет нас в причинении ущерба имуществу и требует от нас очистки знака. Это будет стоить нам 10 000 баксов, то есть нам придется разделить эту сумму по 5 000 на каждую группу. У нас бы не получилось отмазаться, мол, это не мы! Да нас каждая собака видела с пейнтбольными ружьями. Ни для кого не было секретом, что у нас шли закулисные бои. Так что не нужно было быть детективом из отдела преступлений, чтобы понять, кто здесь главный виновник.

Каждый музыкант из Нью-Йорка мечтает о дне, когда сыграет на площадке Мэдисон-сквер-гарден. Можно сказать, это почти мечта всей твоей жизни. МСГ – настоящая Мекка среди концертных залов Нью-Йорка. Там выступали все популярные группы – Zeppelin, The Who, Sabbath, Элис Купер. И когда я был подростком, именно на Мэдисон благодаря концерту KISS я понял, что хочу каждый вечер играть рок-н-ролл для тысяч людей. На этом же стадионе я увидел легендарные концерты Тэда Ньюджента, AC/DC, Judas Priest и Iron Maiden еще до того, как Anthrax встали на ноги. Возможность выступить в качестве хэдлайнеров нам предоставилась в 1991-ом, когда тур «Битва Титанов» добрался и до Нью-Йорка. Все билеты были раскуплены. Мы пребывали в настоящем восторге и пригласили всех своих друзей и членов семьи, чтобы потусить с нами за кулисами. Даже мама приехала, хотя наши отношения были в лучшем случае прохладными. Мы только недавно снова начали нормально общаться.

Она сказала, что рада за меня и обняла. Я ей поверил. Я испытывал гордость от того, что мы выступаем хедлайнерами на МСГ, а мои родители пришли, чтобы это увидеть. В нашей гримерке волосу негде было упасть, поэтому мы решили не просить своего тур-менеджера прибирать комнату за тридцать минут до нашего приезда. Это миг стоило отметить. А потом, за пять минут до выхода Anthrax мы вышли из гримерки и стали продвигаться в сторону сцены. Я был так взволнован, что иду буквально по следам Джина Симмонса. Зазвучала наша вступительная музыка, и тут на ее фоне раздается пронзительный крик мамы: “Скотт!!! ” Я решил, что она решила поздравить меня и еще раз меня обнять или поцеловать на удачу. Я улыбнулся и обернулся.

“Я оставила в гримерке свой пиджак! Не знаю, как мне теперь за ним вернуться. Там полно охраны и все такое. Я точно не знаю, которая из дверей мне нужна. Не смог бы ты принести его для меня? ”

Я расхохотался над всей нелепостью ситуации. Я тут, понимаешь, жду исторический момент, когда мама скажет, как она мной гордится, а вместо того, чтобы испытать эту маленькую дополнительную победу перед выходом на сцену, мне придется лишиться момента триумфа и бежать обратно в гримерку за маминым пиджаком, а потом вернуться на сцену к началу нашего сэта.

К счастью, я вернул этот миг, и концерт на МСГ стал для меня всем, о чем я только мог мечтать, особенно когда Чак Ди и Флав впервые присоединились к нам для совместного исполнения “Bring The Noise” перед битком набитым стадионом Нью-Йорка. Все прошло настолько потрясно, что мы поняли, что действительно чего-то добились в этой жизни.

Тур «Битва Титанов» завершился в Майами, и под конец тура мы были решительно настроены как-нибудь приколоться над Slayer. Мы решили сломить их злобный внешний вид и заставить их сложиться пополам от смеха прямо на сцене. В то время никаких улыбок в Slayer не было. Это же SLAYER, а не хрен собачий. Сейчас их вокалист, Том Арайя, напоминает на сцене огромного улыбчивого дедушку медведя, но в 90-х в Slayer никто и никогда не отходил от своего образа. Это было табу. Весь сэт они гримасничали, бросали хмурые взгляды и рычали. Slayer гордились имиджем самой свирепой группы города, по крайней мере тем, что выглядели соответствующим образом, но мы-то знали, что за кулисами они были кучкой придурков, которые обожали дурачиться и постоянно угорали.

Суть прикола со стороны Slayer состояла в том, чтобы выбить из нас всю дурь при помощи своих пейнтбольных ружей во время нашего выступления. Они спрятались за кулисами как какие-нибудь Морские котики и расстреляли нас одного за другим. Это было дико больно! Но другого от них мы и не ждали. Что еще они могли сделать? Выбежать с “капитошками”[20] и перьями? Нет, черт побери! Это Slayer, и этим все сказано.

В день последнего концерта мы отправили дорожника в рыбный магазин, чтобы купить самую большую рыбу, какую только можно найти. Судя по всему, она весила сотни две фунтов и неслабо пованивала. Мы попросили светотехников подвесить ее на трос и проинструктировали их медленно опускать ее, когда Slayer начнут играть свою последнюю песню “Angel Of Death”. Мы хотели, чтобы рыба висела перед Томом прямо на уровне глаз, когда ему нужно будет издать душераздирающий вопль. Все прошло как по маслу. Они начали песню, и рыба начала очень медленно опускаться и приблизилась к желаемой отметке как раз вовремя. Мы стояли сбоку от сцены, помирая со смеху. Их гитарист Джефф Ханнеман тряс головой, напоминая своим свирепым видом серийного убийцу, а его длинные белые волосы были пропитаны потом и развевались вовсю. И тут боковым зрением он заметил эту рыбу и расхохотался. Потом ее увидел их второй гитарист Керри Кинг и попытался сохранять хладнокровие, но тщетно. Было видно, как он сдерживается, чтобы не расхохотаться. Керри напоминал человека, страдающего запором. В заключение всего великий Том Арайа не сдержался – его порвало прямо во время пения. Рыба висела аккурат перед его микрофоном, и всю песню раскачивалась туда-сюда.

Спустя две недели после завершения тура «Битва Титанов» я получаю звонок от нашего бизнес-менеджера с вопросом, куда бы я хотел, чтобы он направил чек. Я смутился и спросил, за что этот чек и он сказал, что это туровые бонусы.

“Мы заработали деньги? ” – спросил я с трепетом. И тут у меня щелкнуло в голове. “Хмм, а может Джонни и прав. Думаю, нам не надо было тратить пять тысяч на пейнтбольные шарики. Может, нам нужно было перестать возить огромную сцену, потому что поступи мы так, в конце КАЖДОГО тура мы могли бы получать большой и жирный чек”.

Все закрутилось, не успели мы вернуться с тура «Битва Титанов». На нас посыпались деньги и предложения о гастролях. Но костяк группы реально загнивал. Я съезжал с катушек. У меня было ощущение, что я храню какой-то важный секрет от всех, кому очень нужно его услышать. Не помню первый раз, когда я выразил остальным участникам группы свое недовольство по поводу Джои. Фрэнки был в курсе, как и Чарли, потому что во время процесса записи «Persistence» я рассказал им о своем смятении. Потом мы отправились на гастроли, и, казалось, все идет хорошо. Не могу точно определить, когда наступил апогей. Раздражение постоянно накапливалось, накапливалось, а бомба сдетонировала в какой-то момент тура «Битва Титанов». Только взрыв произошел не на открытом воздухе, он случился в моей голове. Однажды в выходной мы снимали в Чикаго клип на “Bring The Noise” с Public Enemy. Ба-бах! Взрыв, который признавал важность моих ощущений по поводу будущего группы, случился у меня в голове, напоминая бомбу, начиненную гвоздями. Мы рэпповали вместе - Чак, Флейвор Флав и я. Остальные участники группы играли на соответствующих инструментах. Несмотря на ту радость, что я испытывал, читая рэп с Чаком, в душе мне хотелось, чтобы это сделал Джои, чтобы он сделал над собой усилие и вылез из своей скорлупы, но не судьба. Да и как бы Джои смог влиться в этот процесс? Он бегал и прыгал вокруг, валял дурака, слонялся как неприкаянный. Я был единственным, кто читал рэп и выполнял роль фронтмена. Вероятно поэтому и по сей день многие из тех, кто не знает группу, уверены, что именно я - вокалист Anthrax. Девять из десяти – вот как они говорят. Но мы слишком ярко горели, чтобы вносить изменения, не откладывая все в долгий ящик.

После съемок “Bring The Noise” мы ехали в фургоничке, направляясь обратно в отель, и я сказал Чаку: “Мужик, это было очень весело, притворяться весь день, что мы играем. Нужно реально как-нибудь выступить вместе”.

“Только скажи, когда и где, и мы приедем, куда скажешь”.

Все было вот так просто и органично.

У нас были планы начать в октябре совместный тур, и вот тогда-то для меня и стало очевидно, что четыре парня из Anthrax хотят расширить музыкальные горизонты и попробовать что-нибудь новое, и мы все считали, что Джои по-прежнему находился на том же уровне, на котором он был при записи «Spreading The Disease». К середине 91-го рак, который пожирал Anthrax изнутри, начал сказываться и на моей семейной жизни. Наверное, два источника внутренних противоречий не были связаны один с другим, но в голове они терлись друг о друга как два куска наждачной бумаги. После тура «Битва Титанов» я с нетерпением ждал, когда наконец проведу немного времени дома и побуду с Дебби. Через пару дней я понял, что все пошло прахом.

Она казалось странной, в один миг даже чересчур ревнивой, а потом рассказала, что ей не хватает личного пространства. После моего длительного отсутствия на гастролях у нас несколько дней не было секса. Я подумал, что она очень отдалилась от меня. Когда я спросил ее, все ли хорошо, она ясно дала понять, что нет.

“Ты приезжаешь домой с гастролей и надеешься, что все будет нормально! ” – начала она. “Пока тебя нет, я занимаюсь своими делами. А потом ты возвращаешься и встаешь у меня на пути! Лучше б ты оставался на гастролях”.

“Разве не хорошо, что я опять дома и мы снова вместе? ”

“Да-да, но мне нравится заниматься своими делами и не испытывать необходимости под тебя подстраиваться” – ответила она.

Я начал раздражаться: “Можешь делать, что захочешь. Я тебе не начальник. Но мы живем вместе. Мы – пара. Было бы хорошо оставаться парой, а не просто жить в этом доме отдельно как соседи”.

Мы все прояснили и извинились друг перед другом. Мне было так приятно находиться с ней дома, а она словно была на какой-то другой планете. По-хорошему мне бы расценить эту небольшую ссору как предвестник будущей развязки. Но я смотрел на это как на естественную реакцию на неестественную ситуацию. Гастроли могут запросто превратить обычных людей в законченных психов. Уж поверьте.

К концу 1991-ого у нас с Public Enemy дела пошли в гору. Мне всегда хотелось преодолевать подобные преграды и помогать людям открывать для себя новые идеи и музыкальные веяния. На гастроли вместе с нами отправились Primus. К тому времени они уже успели неслабо прогреметь, поэтому привлекли немало народу. Когда мы завершили свой сэт в конце вечера, все вышли на сцену и мы вместе сыграли “Bring The Noise”. Мы засняли шоу в Ирвин Медоуз. Там был аншлаг, все 15 000 мест были заняты. Тем вечером в воздухе витал дух новаторства. Все, что мы делали с Public Enemy, было вершиной нашей карьеры. В то же время подобными концертами мы бесспорно отталкивали часть своих фэнов. Некоторым нашим фэнам это не нравилось, они не понимали этого. Они не хотели идти на концерт, и ждали, когда мы выпустим следующую пластинку, чтобы решить для себя, хотели бы они следить за нашим творчеством и дальше, или нет.

Ребятам нравилась “I’m The Man”, потому что она казалась новинкой. Никто не воспринимал ее всерьез, потому что после ее записи мы не продолжили эксперименты с рэпом. “Bring The Noise” была далека от шутки. На эту песню мы возлагали большие надежды. Ни одна другая метал-группа тогда не играла вместе с рэп-группами. Таким образом, нас могла открыть для себя новая, альтернативная аудитория, но это не смогло заменить то, что мы безвозвратно потеряли.

Перед началом тура я спросил Чака: “Как считаешь, что это будут за концерты? ”

“На разные наши туры ходят разные фэны” – ответил он. “Когда мы выступали с Sisters Of Mercy, на нас пришли одни только белые студенты. Черные не пришли на тот концерт. Когда мы ездили с хип-хоп туром, очевидно на нем были черные фэны. Но белые покупают наши пластинки чаще, чем черные. Так что этот тур будет целиком состоять из белых. Сам увидишь”.

Он был абсолютно прав. Не то чтобы я думал, что мы станем первой метал-группой, которую черное сообщество примет с распростертыми объятиями, и вся эта огромная аудитория слушателей, которая покупает рэп-пластинки, начнет сметать с прилавков альбомы Anthrax. Белые студенты, которые не слушали метал, но слушали рэп и независимый рок. Возможно кто-то из них пристрастился к нашей музыке. И хотя этот тур имел символическое значение, он ничего не поменял, по крайней мере, не сразу. И тогда мы не думали о том, чтобы заложить основу для нового музыкального жанра. Слишком уж много мы тогда развлекались. Тогда и даже сейчас люди смотрят на Public Enemy как на воинственную черную, чрезвычайно серьезную рэп-группу. Обычно они пугали до усрачки белых. Кто-то даже считал их антисемитами, потому что один из их участников, профессор Грифф, сделал парочку недружелюбных комментариев насчет евреев. Он сказал одному журналисту: “Именно евреи ответственны за большую часть грехов этого мира”. Отчасти из-за этого его выгнали из группы, но вскоре он снова вернулся в строй.

Я ему сочувствовал. Все это время мы с Гриффом были друзьями, и он прекрасно знал, что я еврей. Не думаю, что он ненавидел евреев. Думаю, его слова просто выдернули из контекста. Разве было умно с его стороны говорить то, что он сказал? Нет, но мы тусили и угорали, и у него со мной не было никаких проблем. Спитц тоже был евреем. Короче в Anthrax два еврея, два итальянца и один наполовину итальянец, наполовину индеец. Чего не хватало, так это заключительной фразы: “Эти два еврея, два итальянца и полукровка заходят в бар…”

О чем все забывают, так о том, что лейблом Public Enemy, Def Jam, управляет Лайор Коэн, один из самых известных евреев в этом бизнесе. Может в глубине души Грифф затаил на них обиду? Не знаю. Могу судить только исходя из наших с ним отношений. Чак Ди явно не антисемит. Он один из самых умных людей на планете и он очень эксцентричен, но что все упускают из виду, так это что он самый приятный парень, какого только можно встретить. Он обожает повеселиться и первым станет смеяться над вашей шуткой. Все те чуваки из Public Enemy выглядят на сцене как настоящие агрессоры, но они лишь хотят зажечь и довести народ до умопомрачения. А Флейвор Флав так вообще существо с другой планеты. 24 часа в сутки он похож на долбаного придворного шута.

Самая забавная штука во всем нашем туре с Public Enemy в том, что за все время гастролей, что они провели на тот момент, рядом с ними никогда не зависали никакие телки или группиз. В то время в рэпе это было не принято, как это было в роке. Поэтому когда Флейвор узнал, что может потусить в нашем гастрольном автобусе и поиметь девчонок, ему не захотелось уходить. Когда он впервые увидел, как в автобус нашей дорожной команды приходят девушки, снимают с себя одежду и позволяют снимать себя на Полароид или даже делают кому-нибудь минет, он просто с катушек съехал. Он стал каждый божий день вместе с дорожной командой пропадать в задней части автобуса. За уши не оттащишь. У него глаза из орбит выпадали, когда девчонки раздевались догола, кто-нибудь хватал камеру и начинал делать снимок за снимком. Просто удивительно, как он сразу не ушел из Public Enemy, чтобы присоединиться к нашей дорожной команде.

Это была идеальная встреча, как ни посмотри. Два таких разных лагеря отлично нашли общий язык. Как правило, мы разыгрывали друг друга, и у нас всегда была отвратительная открывающая группа – Young Black Teenagers. Перед их сэтом мы попросили монтеров сделать из проводов охотничьи капканы, поэтому когда кто-нибудь наступал на клубок проводов, ловушка срабатывала и затягивалась вокруг ноги, подвешивая жертву в воздухе. Мы так поймали двоих их парней. Они даже не наступали на ловушку! Парочка наших парней, парни из Public Enemy и S1Ws (Security Of the First World) схватили их и обвязала проводами их лодыжки. Они так и висели кверху тормашками. Слава Богу, ни у кого не случилась травма голеностопа. Пока они там висели, мы все схватили завязанные узлом полотенца, наполненные детской присыпкой и выбили из них всю дурь. Уверен, что это было чертовски больно, и с каждым ударом огромное облако присыпки вылетало из полотенца.

Последнее выступление в Северной Америке, которое мы провели с Public Enemy, прошло в Ванкувере 24 октября 1991-го, и Флейвор Флав не мог попасть в Канаду из-за своего досье арестов. И тогда Фрэнки оделся под Флейвора. Он не стал перекрашивать лицо, но одел толстовку с капюшоном, чтобы никто не мог рассмотреть его лица, и надел его аксессуары - гигантские часы и огромные очки от солнца. Когда шоу началось, у Фрэнки на лице гуляла широкая ухмылка, которую он не смог бы убрать, как ни пытался. Но это было норм, Флейвор тоже постоянно лыбился. Terminator X начали крутиться на платформе, и под их танец Public Enemy стали выходить. S1Ws вышли на сцену, вышел Чак, а потом выбежал Фрэнки, подпрыгнул и пустился в типичный танец Флейвора. Подражал он ему просто идеально. Из парней PE никто кроме Чака не знал, что это не Флав. S1Ws должны быть стоять с серьезной миной, как у Slayer, не улыбаться и вести себя как типичная армия PE. Но не смогли сдержаться… А тем временем фэны думали, что это настоящий Флейвор Флав и не могли понять, что тут смешного.

В этом туре все веселились, но для Public Enemy гастроли с Anthrax были и своего рода обучением. Тогда в рэпе никто не относился к гастролям профессионально. Это был Дикий, Дикий Запад, и Чак был решительно настроен стать новатором и делать все как положено. Они научились это делать, глядя на нас и впитывая все как губка. Световик Чака сел за пульт с нашим световиком. Их звуковик сидел рядом с нашим. Они наблюдали за всеми и каждым, чтобы скопировать то, что делают все наши парни, и я воспринимал это как большой комплимент. Отчасти поэтому они – единственная рэп-группа, которая гастролирует вот уже двадцать семь лет.

Из тура с Public Enemy мы вернулись в конце октября, и в моем понимании наше время в компании с Джои подошло к концу. Я решил для себя так - или мы ищем нового вокалиста, или я сваливаю. Я не хотел записывать еще один альбом с вокалистом, который не догонял, что мы выросли и больше не были той группой, которая записала “Medusa” и “I Am The Law”. Было бы несправедливо со стороны меня или Джои притворяться, что мы по-прежнему на одной волне. В январе и феврале 92-го мы ездили в Европу с Public Enemy, и когда вернулись в Штаты, последней песней, которую мы записали с Джои, стала “Married With Children”. Она вышла в эфир 23 февраля. Все полетели в Лос-Анджелес на запись. На концерте мы сыграли “In My World”. Я представил ее со сцены, и мы сыграли только ту часть, где нет вокала, так что волей судьбы Джои снова оказался не у дел.

Все в группе прекрасно понимали, что нам нужно двигаться дальше. Не то чтобы я был зол на Джои. Все было далеко не так, как с Нилом, которого мы терпеть не могли. Мы обожали Джои, просто теперь все это слишком отдалилось от творчества. Я не испытывал восторга от его увольнения, но это нужно было сделать. Заставлять его петь мои слова казалось ошибкой, и это больше не могло продолжаться. А может и группа себя уже исчерпала. Если я лгал себе, то я лгал и нашим фэнам. Все – начиная менеджментом и заканчивая лейблом уже миллион раз спрашивали нас: “Ты уверен? Ты уверен? Ты уверен? ” Я понимал их беспокойство. У некоторых групп так и не получалось оправиться после смены вокалиста. И нельзя сказать, что с Джои мы продавали меньше пластинок. Наши дела шли отлично. “Ты правда хочешь испытать судьбу? ” – спросил Джонни. “Неужели сейчас подходящий момент? ”

По правде говоря, это было лучшее время. Да и ничего другого не оставалось. Нам всем казалось, что мы исчерпали все доступные возможности, чтобы у нас все получилось. Если у кого-то из нас появлялись сомнения, то мы этого не делали. Я очень сильно переживал, когда попросил Джонни Зи позвонить Джои и сказать, что мы больше не нуждаемся в его услугах. С моей стороны было заносчиво и дерьмово не позвонить самому. В тот момент столько всего происходило у нас с Дебби и в группе, так что для меня это была чересчур сложная задача. Короче, Джонни Зи уволил Джои одним телефонным звонком. Это новость его просто ошарашила. Он и не представлял, как мы им недовольны и почему у нас нет возможностей роста, пока он поет в нашей группе. Он не обращал внимания на весь этот хаос и принял все близко к сердцу. Дикое было времечко, потому что наш контракт с Island подошел к концу, а Elektra и Columbia хотели подписать с нами договор и жаждали платить неприличные суммы денег.