Комедия дель apte

Творцами народной комедии масок явились сами актеры, особенно активно действовавшие в Венецианской области. Имен­но в их творчестве получили наиболее яркое выражение проте­стующие, оппозиционные настроения городских демократических слоев, ответивших на усиление феодально-католической реакции резкой сатирой, искусством, пронизанным бодрым и оптимисти­ческим духом народа.

Эти умонастроения не нашли отражения в литературной драме, находившейся в полосе глубокого упадка, но, бытуя в народе, они завладели театральными подмостками и определили самый дух сценических представлений.

Реализм и сатира в этом театре были подготовлены его связью с народным фарсом, постоянный состав действующих лиц — масок — был определен наиболее популярными типами го­родских карнавалов, а репертуар возник из переделок сюжетов писаной комедии в сценарии, заполняемые живым словесным материалом актерских импровизаций.

Таким образом, отсутствие близкой народу литературной драмы предопределило главную отличительную черту комедии дель арте — импровизацию, которая была и раньше свойствен­на народному зрелищу, но в комедии дель арте получила ма­стерское, виртуозное воплощение. Импровизация указывала на творческую самостоятельность актеров; лишенные поддержки драматургии, они сами перерабатывали литературные сюжеты для сцены, делая при этом основным конфликтом борьбу меж­ду старым укладом жизни и новыми молодыми силами, выводя на сцену галлерею современных сатирических образов и проти­вопоставляя дворянской спеси, буржуазному самодовольству и схоластическому педантизму бодрость, ум и энергию народа.

Упоминания о комедии дель арте появляются непрерывно начиная с середины 50-х годов XVI века. Больше и чаще все­го мы слышим о масках как 6 наиболее отличительной черте этого нового театра. Документы передают нам, что в 1560 году во Флоренции состоялось представление с участием масок; в 1565 году такое же представление было дано в Ферраре по случаю приезда принца Баварского, а в 1566 году — в Мантуе при дворе; в 1567 году впервые мы слышим имя Панталоне.

–

Эскиз декорации Б. Перуцци

А в 1568 году уже на чужбине, в Мюнхене, при баварском дворе по случаю свадьбы наследного принца проживавши­ми в Баварии итальянцами был устроен любительский спек­такль —• импровизированная комедия с масками.

Если было возможно силами любителей поставить импрови­зированную комедию где-то за границей, то, повидимому, такие комедии в самой Италии стали уже делом обыкновенным. Не­даром Массимо Трояно, главный организатор и участник мюн­хенского спектакля, вспоминал: «Сколько я ни смотрел комедий, никогда я не видел, чтобы так смеялись». Значит, видеть ко­медии в это время можно было довольно часто. Очевидно, в Италии уже существовало по меньшей мере несколько трупп профессиональных актеров, которые давали представления с масками и импровизацией.

На спектаклях комедии дель арте царила атмосфера непри­нужденного веселья, публика беспрерывно хохотала над продел­ками и шутками своих любимцев слуг, над нелепыми выходками и очевидной глупостью комических стариков, над заносчивым бахвальством и несусветным враньем Капитана; она с увлече-

–нием следила за переменчивой судьбой юных влюбленных и дружно аплодировала всевозможным лацци — трюкам и музы­кальным номерам, которыми было щедро заполнено действие.

Спектакли комедии дель арте были излюбленным зрелищем массового зрителя. Этот театр в силу своей исконной народно­сти обладал определенным идейным содержанием: в спектакле естественность чувств и простонародная сметка торжествовали над жадностью богачей, над пустопорожним фанфаронством «благородных особ», над надутым мудрствованием лжеученых. Таким образом, как бы сама собой, проникала в веселые и без­заботные представления комедии дель арте здоровая мораль, определялась та «сверхзадача» действия, которая делала спек­такли комедии дель арте не просто приятным увеселением, а бод­рым и жизнерадостным зрелищем, заключающим в себе опре­деленный этический и социальный смысл.

Определяя эту своеобразную идейную целенаправленность народной комедии масок, один из ее прославленных деятелей, Никколо Барбьери, по прозванию Бельтраме, писал: «Коме­дия — увеселение приятное, но не шутовское, поучительное, но не неприличное, шутливое, но не наглое...» Такое понимание це­лей комедии еще с большей ясностью было выражено в формуле Бельтраме: «Цель актера — приносить пользу, забавляя».

Польза в данном случае должна быть понята как следова­ние определенной общественно-воспитательной задаче, которую комедия дель арте в лучшую пору своего развития выполняла превосходно.

Широкая популярность комедии дель арте определялась именно содержательностью этого жанра, а не только его ориги­нальной формой. Эту сторону вопроса буржуазная критика по­стоянно замалчивает. Умышленно выхолащивая реалистическое содержание комедии дель арте, эта критика эстетизировала на­родный жанр, объявляя его чуть ли не единственным образцом «чистого» искусства, когда актер, будто бы вырвавшись из плена драматургии, действует самостоятельно и когда искусство лицедейства выступает в своем «чистом», независимом виде.

Исходя из подобных ложных позиций, буржуазная критика рассматривала своеобразное искусство актеров комедии дель арте как свойство их национального темперамента, их легкой, чисто южной возбудимости, упуская при этом из виду то обстоятельство, что актеры других южных стран Европы, этни­чески близкие итальянцам, например испанцы или французы, не сделали импровизацию основой своего мастерства. Из этого следует, что итальянская импровизационная манера игры — это не просто свойство национального темперамента, а резуль­тат определенных исторических условий, которые заставили

–итальянских актеров применить в своем театре данный метод творчества, ставший на определенный период, с XVI по XVIII век, действительно национально специфической мане­рой актерской игры.

Реалистическая природа комедии дель арте в наибольшей сте­пени проявлялась в масках, которые, возникнув на материале социальной действительности, непрерывно наполнялись новыми жизненными наблюдениями, острой сатирической оценкой явле­ний жизни.

Сюжетная линия комедии дель арте была предопределена созданием сценариев, в которых сами актеры, используя сюжеты литературных произведений, отыскивали методы построения наи­более увлекательного, логически осмысленного и целостного дей­ствия.

И, наконец, импровизация в комедии дель арте была тем ме­тодом, посредством которого актеры имели возможность само­стоятельно творить не только спектакль, но и своеобразную дра­матургию, выступая одновременно и исполнителями и авторами своего театра.

Маски комедии дель арте своим происхождением обязаны в основном народному карнавалу. Именно здесь начали склады­ваться комические типы, которые, появляясь из года в год на уличных маскарадах, выражали народный юмор, насмешку над знатными и богатыми. Установить точно появление этих карна­вальных масок нельзя, но первые дошедшие до нас сведения о них относятся к 50-м годам XVI века. Так, французский поэт Иоахим Дю Белле во время своего пребывания в Италии в 1555 году прославлял в веселых стихах итальянские карна­вальные маски — популярного Дзанни (маска слуги) и венециан­ца Маньифико (раннее наименование маски Панталоне). Эти же маски называет в своих «Карнавальных песнях» и драматург А. Ф. Граццини (Ласка).

Постепенно карнавальные маски вбирали в себя опыт фарсо­вого театра: излюбленные персонажи фарсов, особенно типы про­нырливого и простодушного, глуповатого крестьянина, как бы сливались с карнавальными персонажами, придавая им большую психологическую и социальную определенность. К моменту пере­хода масок на сценические подмостки они испытали на себе так­же влияние сатирических образов «ученой комедии». Но, сколь ни различны были истоки масок комедии дель арте, основные тенденции их были общими: оптимистическая тональность и са­тира, свойственные карнавальным персонажам, были свойствен­ны также фарсовым героям и в какой-то мере обличительным типам литературной комедии; поэтому синтез, возникший на сцене комедии дель арте, оказался вполне органичным.

–

Постановка одной из интермедий во Флоренции. 1589 г.

Понятие «маска» в комедии дель арте имеет двойное значе­ние. Во-первых, это вещественная маска, закрывающая лицо ак­тера. Делалась она обычно из картона или клеенки и закрывала полностью или частично лицо актера. Носили маски по преиму­ществу комические персонажи; были среди них и такие, которым полагалось вместо маски обсыпать лицо мукой или разрисовы­вать углем усы и бороду. Иногда маску заменяли приклеенный нос или огромные очки. Влюбленные масок не носили.

Второй и более существенный смысл слова «маска» заклю­чался в том, что оно обозначало определенный социальный тип, наделенный раз навсегда установленными психологическими чертами, неизменным обликом и соответствующим диалектом. В этом проявлялось стремление к реалистической типизации, при которой хотя и исключались индивидуальные черты образа, но зато ярко выделялись общие свойства характеров, выраба­тываемые определенным социальным положением и профессией.

Выбрав маску, актер обычно не расставался с ней в течение всей своей сценической жизни. Особенностью комедии дель арте было то, что актер всегда выступал в одной и той же маске. Пьесы могли меняться каждый день, но их персонажи остава­лись неизменными, как неизменными были и исполнители этих персонажей. Совершенно исключалась возможность, чтобы актер

–сегодня играл одну роль, а завтра другую. Этот сценический закон держался в течение всей истории театра масок. Так, в XVIII веке знаменитый Антонио Сакки играл маску слуги Труффальдино до глубокой старости, а Коллальто начал играть Панталоне с самых юных лет. В случае, если в труппе не было исполнителя какой-нибудь маски, эта маска исключалась из сценария или актеры отказывались от данного сюжета. Итак, актеры комедии дель арте всю жизнь выступали в одной роли. Но эта роль бесконечно варьировалась и раз­вивалась в процессе каждого данного представления. Задача актера сводилась к тому, чтобы посредством импровизации как можно ярче изобразить известный актеру персонаж, показав, что этот персонаж делает, что он говорит в тех условиях, которые определены сценарием и которые только что возникли в резуль­тате импровизации партнера. Естественно, что в таких условиях актеры не могли создавать сколько-нибудь психологически углуб­ленный рисунок роли, характеристики оставались внешними, но обладали заостренной преувеличенностью, открыто выраженной тенденциозностью и яркой театральностью. Главное заключалось в социальной сатире, сила которой определялась остротой и мет­костью реалистической характеристики маски, творческой ини­циативой актера.

Число масок, появившихся на сцене комедии дель арте, очень велико: их более сотни. Но огромное большинство из них было лишь видоизменением нескольких основных масок. Чтобы полу­чить представление о масках, достаточно назвать два квартета масок: северный — венецианский, и южный — неаполитан­ский. Северный квартет составляли Панталоне, Доктор, Бригелла и Арлекин; южный — Ковьелло, Пульчинелла, Скара-мучча и Тарталья. В обоих квартетах часто принимали участие Капитан, Серветта (или Фантеска), Влюбленные. В практике комедии дель арте названные маски выступали во всевозможных комбинациях. Отличие между северным и южным квартетом сво­дится к тому, что северным маскам была присуща некоторая сдержанность по сравнению с буффонностью южных масок. В северных сценариях наличествует большая логичность дей­ствия, не так часто встречается отклонение от основной сюжет­ной линии, которое имело место у южан, переполнявших спек­такль произвольными шутками и трюками.

Все маски комедии дель арте могут быть разбиты на три группы:

1. Народно-комедийные маски слуг, определяющие оптими­стический пафос, сатирическую силу комедии дель арте и дина­мику действия. К этим маскам относятся первый и второй Дзак-ни и Серветта.

–

Постановка оперы «Андромеда» в Ферраре. 1639 г.

2. Сатирически-обличительные маски господ, составляющие буффонную основу действия. В эту группу входят Панталоне, Доктор, Капитан, Тарталья; в ней была также в раннюю пору маска Монаха, которая по цензурным условиям быстро исчезла '.

3. Лирические маски Влюбленных, содержавшие в себе чер­ты здорового ренессансного мировоззрения, в дальнейшем не­сколько ослабленного влиянием пасторали. В процессе развития комедии дель арте к первоначально единственной паре Влюблен­ных прибавилась вторая пара.

Как уже говорилось, труппа комедии дель арте с количеством масок, минимально необходимых для построения сложного дей-

¹ В «Карнавальных песнях» А. Ф. Граццини (1559) есть упомина­ние маски Монаха. Но в период феодально-католической реакции инкви­зиция строго следила за сохранением престижа духовных лиц, и поэтому сатирическая фигура монаха, столь часто фигурировавшая в литературной комедии первой половины века, очень скоро исчезает со сцены.

–

Декорация Дж. Торелли к опере «Беллерофонт» в Венеции. 1642 г.

ствия, сформировалась раньше всего на севере, на венецианской территории и в примыкающих к ней ломбардских областях. Этот строго необходимый состав включал в себя Влюбленных, разви­тие отношений между которыми составляло сюжетную интригу, Стариков, роль которых сводилась к тому, чтоб препятствовать действиям молодых, и Дзанни, которые должны были в борьбе со стариками приводить интригу к благополучному концу и по­срамлять своих противников. В интересах углубления сатиры и усложнения сюжета рядом с дамой из пары Влюбленных появи­лась Серветта; вслед за Дзанни вышла на подмостки пожилая женщина — Сводня; и тут же, вызывающе закручивая ус и раз­махивая своей длинной, но не опасной шпагой, зашагал по сцене Капитан. Теперь состав действующих лиц для большого трех­актного спектакля был готов.

Дзанни — это бергамское и венецианское произношение име­ни Джованни (Иван). Русским эквивалентом слова Дзанни бы­ло бы просто «Ванька».

–

Итальянский комедийный спектакль. XVII в.

Дзанни чаще всего зовутся «слугами», но это название чисто условное. Слугами они стали лишь со временем, вначале же они были крестьянскими парнями либо из окрестностей Бергамо, в Ломбардии, если речь шла о северных масках, либо из Кавы или Ачерры, если маски были южного происхождения. Почему же комедия поселила их именно в этих городах?

Крестьяне из окрестностей Бергамо не могли кормиться от земли. Местность, где они жили, — гористая. Земля родит мало. Поэтому вся деревенская молодежь должна была уходить в го­род на заработки. Небольшой городок Бергамо не мог насытить всех. Промышленность в это время была уже в упадке: Италия переживала пору феодальной реакции. Единственно, где можно

223-

–было найти заработки, — это в больших портовых городах: в Ге­нуе и особенно в Венеции. Туда и стремятся бергамские кре­стьяне. Там они занимаются самым тяжелым трудом. Они — чернорабочие, грузчики в порту и т. п. Такая же картина была и на юге. Кава и Ачерра посылали избыток населения своих окрестностей в крупные города юга, и больше всего в Неаполь, где они отбивали заработок у местных лаццарони. Эта конкурен­ция на трудовом рынке вызывала недружелюбное отношение го­родских жителей к пришлым крестьянам. Поэтому крестьяне с давних пор были объектом городской сатиры: в новелле, в фар­се, в комедии. Известный новеллист Маттео Банделло такими словами чернил бергамцев: «Они по большей части подозритель­ны, завистливы, упрямы, готовы затеять драку и ссору по вся­кому поводу; они доносчики, ябедники и всегда полны новых затей... Задевают они окружающих походя и устраивают над всеми всевозможные проделки. Назойливы они, как мухи осенью, и никогда хозяин не может поговорить с кем-нибудь по секрету, чтобы они не совали носа в разговор».

В этом тенденциозно очерченном портрете бергамца все же явственно проступают подлинные черты народного характера — энергия, независимость, находчивость, полное отсутствие лакей­ства. Все это и легло в основу маски Дзанни, который, со­храняя следы своего крестьянского происхождения, в достаточной степени акклиматизировался в городе и стал выразителем инте­ресов самых широких городских масс. Поэтому сценический облик маски Дзанни обрел то обаяние, которое всегда было свойственно ловким, сметливым и остроумным героям фарсовых представле­ний и городских новелл. Дзанни наделялись как светлыми, так и теневыми сторонами характера, и это делало данный тип реа­листически вполне убедительным.

На севере наиболее популярными были две маски Дзанни — Бригелла и Арлекин. Характеризуя их, Андреа Перруччи, вид­ный теоретик комедии дель арте, писал: «Двое слуг называются первым и вторым Дзанни; первый должен быть хитер, скор, за­бавен и остер: он должен уметь интриговать, осмеивать, водить за нос и надувать людей. Роль второго слуги должна быть глу­па, неповоротлива и неосмысленна, так, чтобы он не знал, где правая, и где левая сторона».

Бригелла — умный Дзанни, хитрый, изобретательный, злой, говорливый, не останавливающийся ни перед чем для того, чтобы устроить свои дела и отовсюду извлечь пользу. Он уже пообте­сался в городе, и его не проведешь. Во всех сценариях, где дей­ствует Бригелла, именно он является главной пружиной интриги. Арлекин в отличие от Бригеллы по-деревенски простоват и наи­вен; он сохраняет неизменную веселость, не смущаясь никакими

–

Маски комедии дель арте: Панталоне и Пульчинелла

–

Арлекин, Панталоне и Франческина. XVI в.

жизненными трудностями. На юге самым популярным Дзанни являлся Пульчинелла. Пульчинелла более саркастичен, чем другие Дзанни; он носил черную полумаску с большим крючко­ватым носом и говорил гнусавым голосом. Любимец неаполи­танского народного зрителя, Пульчинелла расширил свой диа­пазон, выступая то в роли слуги, то в роли комического стари­ка. Он вскоре стал героем специальных представлений, кото­рые назывались пульчинеллатами, где он играл самые разно­образные роли, откликаясь на злобу дня. За пределами Италии Пульчинелла, повидимому, повлиял на создание французского Полишинеля и английского Понча.

Женской параллелью Дзанни является Серветта, или Фан-теска — служанка, которая носит разнообразные имена: Колом­бина, Смеральдина, Франческина, Кораллина и т. д.

Костюм Дзанни был сначала стилизован под крестьян­скую одежду. Он состоял из длинной блузы, подхваченной ку­шаком, длинных панталон, простых туфель и головного убора, тоже самого простого. Все это было сделано из грубого полотна. Различия заключались в том, что у Бригеллы на блузе были нашиты желтые позументы, намекавшие на лакейскую ливрею. На Арлекине была шапочка с заячьим хвостиком, символом его трусливой природы, а на блузе и панталонах разноцветные за-

–

платы, которые должны бы­ли показать публике, что он очень бедный и не в состоя­нии завести себе. даже цель­ную одежду. У Пульчинеллы была остроконечная шапочка и, так же как у Арлекина, деревянная шпага, называе­мая батоккио. В дальнейшем Арлекин во Франции изме­нил свой характер — он стал изящным и злоязычным интриганом. Тогда его пест­рые лохмотья превратились в геометрически правильные разноцветные треугольники и ромбики, покрывавшие трико, плотно обтягивавшее его фи­гуру. На Серветте, как и на Арлекине, первоначально бы­ла надета крестьянская одеж­да в заплатках, которая по­том превратилась в элегант­ный костюм субретки: в пеструю блузку с коротенькой пестрой юбочкой.

Постоянными жертвами проделок Дзанни и Серветты были Панталоне, Доктор и Капитан.

Панталоне — венецианский купец, богатый, полный спеси и самомнения, любящий приволокнуться за молодыми девушками, но скупой, хворый и незадачливый. Он в красной куртке, крас­ных узеньких панталонах, красной шапочке, черном плаще, в маске, снабженной седой бородкой клинышком. Панталоне по­стоянно тщится изобразить из себя значительную особу, но всегда попадает впросак, так как единственное его преимущество перед другими — толстая мошна — никак не заменяет полного отсутствия личных достоинств у этого глупого, похотливого и своевольного старца.

Маска Панталоне пронизана духом антибуржуазной, народной сатиры, которая становится особенно злой и меткой в ту пору, когда итальянская буржуазия оказывается в состоянии полного упадка. Венецианский купец стал объектом сатиры во второй по­ловине XVI века; в предыдущие четыре столетия этого бы не произошло. В те времена венецианский купец в глазах современ­ников был фигурой героической. На своих галерах он завоевал Левант, обращал гордых крестоносцев в своих наемников, заво-

15». 227

–дил связи с мусульманами, пробирался в Черное и Азовское моря, находил дорогу вглубь Азии. Он был полон жизни и бое­вого задора. Он был молод и смел. В середине XV века, по известным нам историческим причинам, начался упадок Италии. Богатства стали убывать. Угас былой пыл. Смелость, размах, широкий почин, уверенность в собственных силах пропали. Ве­нецианский купец состарился. Старый, еще богатый, но уже ли­шенный былых источников непрерывного обогащения и потому скупой, купец второй половины XVI века попал в лапы сатиры. Как бы в насмешку над его былым величием, его именовали Маньифико («великолепным») и обессмертили как комическую фигуру.

Второй популярной сатирической фигурой комедии дель ар-те был Доктор — болонский юрист, профессор тамошнего ста­ринного университета. Он щеголяет латинскими тирадами, но пе­ревирает их нещадно. Его речь построена по всем правилам риторики, из него буквально сыплются прописные афоризмы, ли­шенные самого элементарного смысла. При этом Доктор всегда преисполнен самого глубочайшего пиетета к своей собственной особе. Академическая важность этой персоны подчеркивается и строгим облачением. Черная мантия ученого — главная принад­лежность костюма Доктора. Под мантией на нем черная куртка, черные короткие панталоны, черные чулки, черные туфли с чер­ными бантами, на голове черная шляпа с огромными полями, приподнятыми с двух сторон. Эта черная симфония костюма слегка оживляется белым воротником, белыми манжетами и бе­лым платком, заткнутым за пояс. Маска Доктора чаще всего по­крывает только лоб и нос. Она тоже черная. Щеки, не покрытые маской, преувеличенно ярко нарумянены — указание на то, что Доктор часто разгорячен вином.

В маске Доктора была сатира на мертвенное, схоластическое мышление. Маска эта в своем развитии претерпела ту же эво­люцию, что и маска Панталоне.

Прошлое болонских профессоров было вполне почтенно. Бо­лонья начиная с XII века была центром учености в Италии. Ее университет был старейшим в Европе. Ее юристы создали себе громкую славу. Их авторитет, их репутация, осознание обществен­ной необходимости своей деятельности сделали то, что юристы вплоть до XV века стояли очень высоко во мнении общества. Во Флоренции с XIII века во главе семи «старших» городских кор­пораций был цех юристов. Позднее, когда общественная важ­ность роли юристов стала ощущаться меньше, когда с ними вступили в победоносную борьбу гуманисты, доктора прав не­редко становились предметом насмешки в новелле и в «ученой комедии». Достаточно популярной маской стал Доктор и в ко-

–

Дзанни Гравюра Ж. Калло. XVII

–

Персонажи комедии дель арте Гравюра Ж- Калло. XVII в.

медии дель арте. Словом, болонский юрист, как и венецианский купец, из фигуры почтенной превратился в фигуру комическую. Поток жизни обогнал его. Он бездарно и беспомощно топтался на месте. В науке, в которой он когда-то творил и был мастером, он стал ремесленником. Социальная сатира не могла упустить такой благодарный объект, и комедия масок использовала его по-своему.

Но в маске Доктора высмеивался не только отживший тип ученого, ее актуальный смысл заключался в том, что в годы феодально-католической реакции мертвенное, схоластическое мыш­ление становилось явно преобладающим. Некогда восторжество­вавшая над средневековой схоластикой гуманистическая мысль теперь сама оказывалась скованной свирепым догматизмом реак­ционных идеологов. Комическая фигура Доктора приобретает поистине мрачный колорит, особенно если вспомнить, что в го­ды, когда раздавалась напыщенная болтовня этого дипломиро­ванного болвана, целый сонм реакционных лжеученых, схоластов и метафизиков свирепо преследовал великого Галилея и с помощью священной инквизиции возвел на костер бессмертного Джордано Бруно.

–

В маску Капитана был
вложен острый социальный
смысл. Изнывая под пятой
испанской интервенции,

итальянский народ в маске Капитана создал яркую и злую сатиру на поработите­лей большей части страны. Любопытна эволюция этой маски: первоначально фигура «хвастливого воина», встре­чавшаяся в народных фарсах и площадных «священных представлениях», олицетворя­ла собой народный протест против местной военщины. Воин был еще не капитаном, а простым солдатом, итальян­цем по происхождению, но к моменту формирования коме­дии дель арте эта маска при­обрела свои основные черты. Известный исследователь ко­медии дель арте, актер и дра­матург Луиджи Риккобони, писал: «За старинным италь­янским Капитаном последо­вал Капитан испанский, обря­женный согласно своей нацио­нальной моде. Испанский Капитан мало-помалу изни­чтожил старинного итальян­ского Капитана. Со времени похода Карла V в Италию этот персонаж проник на на­шу сцену. Нововведение по­лучило одобрение публики; наш^ итальянский Капитан вынужден был смолкнуть, и испан­ский Капитан остался победителем на поле боя. Главным в его характере было бахвальство, но все кончалось тем, что на него сыпались палочные удары Арлекина».

Капитан воплощал в себе типичные черты испанских завое­вателей: неумеренную жажду «мирового господств»», чванливое представление об избранности своей нации, сверхмерное превоз­несение своих воинских и личных достоинств и одновремен-

–но — трусость и пустопорожнее бахвальство. Создание маски Капитана в условиях испанской интервенции было делом очень смелым и рискованным. Потому актеры комедии дель арте дол­жны были в некоторых случаях соблюдать известную осторож­ность. Так, выступая в Неаполе, центре испанского владычества, они либо превращали Капитана в итальянца, либо смягчали остроту карикатурного рисунка. Указывая на необходимость по­добной предосторожности, Перруччи писал: «Когда его (Капита­на) изображают испанцем, необходимо соблюдать приличия, потому что эта нация, всесторонне честолюбивая, не терпит на­смешек».

Маска Капитана действительно могла вызывать негодование у чванливых завоевателей. Ведь недаром губернатор Милана в 1582 году изгнал комедиантов из города и всей области под страхом розог и галер.

Капитан явился на сцену с устрашающим возгласом: «Кровь и огонь! Я есть я!» Он вопил, что Италия трепещет пе­ред именем Капитана Ужаса из Адской Долины (Спавенто делла Балле Инферна), что он устрашает всю Францию, что, рожден­ный на берегах Гвадалквивира, он поражает своей шпагой це­лые армии, что своим испепеляющим взглядом он рушит крепост­ные стены и одним дуновением сметает с лица земли Альпы и Пиренеи. Он объявлял себя обладателем всего земного шара. Он не проводит дня, чтобы не сразить мавра, уничтожить ере­тика или соблазнить принцессу. Ему подают к обеду три блюда: первое — из мяса евреев, второе — из мяса турок и третье — из мяса лютеран.

Особенно он любил рассказывать о своих доблестных побе­дах над иноверцами. Однажды во время осады Трапезунда он самолично проник в шатер султана и, схватив его за бороду, притащил его в свой лагерь, поразив свободной рукой всю не­приятельскую армию. Когда он вошел в город, его кираса щети­нилась столь великим множеством стрел, что его приняли за дикобраза. Именно с этого дня на его щите красуется герб в ви­де дикобраза. Все эти бахвальства Капитана имели под собой вполне реальный смысл: они были карикатурным преувеличени­ем подлинных «доблестей» реакционной испанской военщины, гиперболизированным изображением действительной политики феодально-католической монархии.

Обуреваемый манией величия, Капитан так представлялся публике: «Я Капитан Ужас из Адской Долины, прозванный дья­вольским, принц Кавалерийского ордена, Термигист, то есть ве­личайший забияка, величайший искалечиватель, величайший убиватель, укротитель и повелитель вселенной, сын землетрясе-

–

Маски Дзанни: Бригелла и Тривеллино

–

Капитан Гравюра А. Босса

–ния и молнии, родственник смерти и закадычный друг великого адского дьявола».

Эти устрашающие вопли «укротителя и повелителя вселен­ной» при всей своей фантастической форме получают реальный смысл, если вспомнить, что произносились они в годы царствова­ния Филиппа II, объявившего себя повелителем всего колони­ального мира, захватившего земли Португалии, Нидерландов, Италии, Германии, устрашавшего Францию и Англию и завер­шившего свое царствование полным политическим и экономиче­ским крахом Испании.

Эта оборотная сторона испанского «величия» была выражена в карикатурных, но действительных, а не выдуманных чертах характера Капитана.

Капитан был жалким трусом, вруном и голодранцем. После пышных тирад о принадлежащих ему сказочных богатствах ока­зывалось, что на нем нет даже нижней рубахи. После фантасти­ческих рассказов о его бесчисленных победах обнаруживалось, что шпага Капитана не имеет даже клинка и что он не только сносит удары Арлекина, но опрометью бежит даже от пригро­зившего ему старика Панталоне. Правда, убегая, он кричит, что идет готовить могилу для своего противника, или же объясняет свою позорную ретираду тем, что отправляется к самому Марсу за разрешением убить своего недруга.

При всех своих фанфаронадах Капитан играл на сцене самую жалкую роль и терпел всяческие унижения. Перруччи говорил о нем, как о персонаже, над которым постоянно смеются дамы, слуги и служанки. Народная сатира действовала в данном слу­чае особенно беспощадно. Реалистический характер маски Капи­тана подчеркивался и его внешним одеянием. У него не было стандартного театрального костюма, как у других масок. Капи­тан должен был одеваться в гротесково подчеркнутый современ­ный военный костюм. Чаще всего Капитан облачался в черное, носил огромную широкополую шляпу и длинную шпагу, при­паянную к ножнам, чтобы ее нельзя было обнажить.

К сатирическим персонажам относился также Тарталья — неаполитанская маска, изображающая нотариуса, судью, поли­цейского или какое-нибудь иное лицо, наделенное властью. Тар­талья носил для важности огромные очки и заикался; заикания эти постоянно порождали невольные каламбуры непристойного характера, за которые Тарталью щедро награждали палочными ударами.

Лирическая линия спектакля комедии дель арте была пред­ставлена Влюбленными. В отличие от слуг и сатирических пер­сонажей они не носили масок. В то время, как в литературной комедии второй половины XVI века образ ренессансного героя

- 235

–

Комедия дель арте в Германии Фреска из замка Траусниц

совершенно исчез, комедия дель арте была единственным жан­ром, где здоровая естественная мораль, лишенная сословных и имущественных предрассудков, сохранилась в образах молодых Влюбленных. Юноши, добиваясь своих возлюбленных, постоянно вступали в борьбу с богатыми и знатными, но глупыми, старыми и скупыми противниками и с помощью пронырливых слуг по­беждали их. Торжество Влюбленных и их слуг было победой искреннего, горячего чувства и предприимчивости. Влюбленные были наделены поэтичностью, изяществом манер, внешней при­влекательностью. Они носили современные модные костюмы; женщины блистали драгоценностями, в иных случаях неподдель­ными. Они говорили на литературном языке, знали множество стихов, часто играли на различных инструментах и пели. Лири­ческие диалоги Влюбленных обычно были преувеличенно возвы­шенными, а монологи были выдержаны в духе сонетов Петрар­ки. Речь Влюбленных была несколько риторически выспренна, и это в какой-то степени сближало лирическую линию комедии дель арте с лирикой пасторали. Но при этом нужно заметить, что подобная стилизация особенно ясно проявилась в годы упадка жанра. В начальный же период маски Влюбленных были наделе­ны простотой чувств, комедийной легкостью диалога. Несмотря нэ некоторую идеализацию, Влюбленные, как и все остальные

–

Комедия дель арте в Германии в центре — Изабелла Андреини. XVI в.

маски, воспринимались как персонажи, воплощающие живые чер­ты действительности.

Связь масок с жизнью служит доказательством того, что ко­медия дель арте в лучшие свои времена стремилась к реалисти­ческому отображению действительности. Эта тенденция к реа­лизму сказывается не только в социальном и психологическом облике масок, но и в их речи. Каждая маска говорила на со­ответствующем диалекте (наречии).

До сих пор у историков театра диалект расценивался только как игровая деталь, между тем роль его гораздо более сущест­венна.

Диалекты в Италии и сейчас являются главным сред­ством общения людей. Сами итальянцы считают, что девять деся­тых населения в частной жизни говорит на диалектах, как пра­вило, конечно, владея и литературным языком. В XVI веке диалекты сохраняли полную жизненность, они звучали повсю­ду — в разговоре, в письменности, в площадных выступлениях буффонов на карнавале — и, естественно, перешли в комедию дель арте. Маска говорила на диалекте тех мест, откуда она ве­ла свое происхождение.

Всякого рода прибаутки, своеобразные речения, поговорки, загадки, побасенки, песенки все время звучали на сцене и при-

–давали действию черты народного представления. Диалект в пер­вом периоде развития комедии дель арте связывал ее с народ­ным творчеством, роднил ее с народом. Разумеется, диалекталь­ные особенности были свойственны только комическим маскам. Панталоне говорил по-венециански, Дзанни — по-бергамски, Доктор — на болонском диалекте, а Капитан — на неаполитан­ском. Влюбленные же говорили на литературном языке (тоскан­ском диалекте).

Еще одной отличительной особенностью комедии дель арте является отсутствие писаной драматургии, место которой занял сценарий. По определению Перруччи, сценарий — «это не что иное, как набросок ряда сцен на имеющуюся определенную тему, причем вкратце указывается действие, то есть то, что должен говорить и делать импровизирующий лицедей, разделенное на акты и сцены».

Лишенные литературных достоинств, совершенно не ставив­шие перед собой задачи создания психологических образов, сце­нарии комедии дель арте тем не менее имеют очень существен­ное значение для развития не только итальянского, но и всего западноевропейского театрального искусства. Главная истори­ческая заслуга составителей сценариев заключается в том, что ими впервые были установлены законы сценичности. Определяя при­тягательную силу комедии дель арте, Н. Барбьери указывал, что «хорошо построенная фабула является истинной усладой для острого ума... Удовольствие, доставляемое такими пьесами, за­ключается в привлекательности хорошо объясненных случайно­стей, в которых, даже при отсутствии смешных острот, можно найти единство фабулы и сцепления сцен, показанных в их стро­гой необходимости».

Утверждение действенной линии спектакля как важнейшего условия сценичности было бесспорной заслугой комедии дель арте, когда сам театр, стремясь к максимальной выразительно­сти, строил фабулу так, чтобы в сценическом отношении она была наиболее впечатляющей.

Итальянские комедианты, освоив опыт литературной коме­дии и через нее достижения античной комедиографии, утвер­дили на народной сцене ярко действенный, сюжетно увлекатель­ный спектакль. Правда, сюжеты комедии дель арте были часто однотипны и тематически малосодержательны, но все же тут был начат процесс оплодотворения фарсового народного театра литературной драмой.

Материальными памятниками двухвекового пути комедии дель арте остались ее сценарии. Не все они обнаружены, и совсем немногие из них напечатаны. Огромное количество сценариев имеется в рукописном виде в собраниях больших итальянских

–

Эваристо Герарди в роли Арлекина

–

Доменико Бьянколелли в роли Арлекина

–библиотек. Первый печатный сборник сценариев был выпущен в 1611 году актером Фламинио Скала, который был руководите­лем лучшей из тогдашних трупп комедии дель арте — «Джелози». В рукописном виде существовали сборники Локателли (1618— 1622), Герарди (1694), сборник графа Казамарчано (1700). Ин­тересно отметить сборник комедий и интермедий, представлен­ных при дворе Анны Иоанновны во время гастролей итальянцев в России, напечатанный академиком В. Н. Перетцем в 1916 году. Много отдельных сценариев напечатано в разное время различ­ными исследователями '. Всего количество известных нам сцена­риев доходит примерно до тысячи.

Источником сюжетов сценариев была первоначально «уче­ная комедия». Позднее, по мере того как актеры начали гастро­лировать в разных странах, они стали использовать европейскую драматургию; особенной популярностью у них пользовалась бо­гатая сюжетами испанская комедия. Таким образом, многие сюжеты мировой драматургии попали на подмостки через сцена­рии комедии дель арте. Однако связь бывала и обратной. Так, после того, как итальянцы использовали для сценария комедию испанского драматурга Тирсо де Молина «Севильский озорник», этот сценарий послужил сюжетной основой комедии Мольера «Дон Жуан». Помимо сюжетов писаных комедий составители сценариев щедро пользовались сюжетами новелл и даже поэти­ческих произведений, например «Неистового Роланда» Ариосто.

Сценарии комедии дель арте по преимуществу были комедий­ными, но среди них изредка встречались также трагедии, пасто­рали и феерии. Так, в сборнике Фламинио Скала было сорок комедий, одна трагедия и одна пастораль. Тексту сценария обыч­но предшествовал перечень действующих лиц и список необ­ходимого реквизита. Кроме того, могло быть дано и краткое изложение событий пьесы. Перед каждым актом, а их в сцена­рии было всегда три, давалось указание на место и время действия.

Авторами сценариев чаще всего бывали главные актеры труппы (capo commico), но создателями ролей, авторами живого текста, заполняющего сценарную схему, являлись сами актеры.

Непрерывно пополняя новым материалом роль, актеры коме­дии дель арте могли пользоваться только методом импровиза­ции, только такими приемами игры, при которых они сохраняли полную творческую самостоятельность.

В русском переводе ряд сценариев напечатан в «Хрестоматии по истории западноевропейского театра» под ред. С. С. Мокульского, т. 1, изд. 2, «Искусство», М., 1953, и в книге А. К. Дживелегова «Итальянская народная комедия», Академия наук СССР, М., 1954.

–Импровизация как метод, конечно, практиковалась и раньше; она лежала в основе всякого изначально развивающегося театра фольклорной поры. Импровизация была не только в древних ателланах и мимах; она встречалась у гистрионов и даже в мисте­риях в ролях чертей. Но нигде, кроме комедии дель арте, импро­визация не была самим существом, основой театрального пред­ставления.

Причина появления импровизации была связана с тем, что в Италии драматургия не могла создать профессиональный театр; создала этот театр комедия дель арте. Ей пришлось строить спектакль, заменив пьесу сценарием, исходя не от драматургии, а от актерского искусства, основой которого как раз и стал метод импровизации. Другая причина перехода к импровизации заклю­чалась в стремлении освободиться от цензуры, чрезвычайно жесткой во время феодально-католической реакции. Ведь импро­визационный спектакль нельзя было подвергнуть предваритель­ной цензуре, так как пьеса не имела писаного текста.

Импровизация стала великолепной школой профессиональ­ного мастерства. Метод импровизации потребовал огромной активизации всех творческих возможностей актера. Актер коме­дии дель арте, помимо пристального изучения окружающего его быта, должен был неустанно пополнять запас своих литератур­ных знаний. В театральных трактатах того времени, содержащих наставления актерам, часто можно встретить указание на то, что актер должен черпать все новый и новый материал для своих ролей из книг. И если актеры комических масок питали свое остроумие чтением всевозможных сборников шуток и фаце­ций, то актеры, исполнявшие роли любовников, обязаны были быть хорошо сведущими в поэзии. Характеризуя творчество ак­теров-импровизаторов, Н. Барбьери писал: «Нет хорошей книги, которая не была бы ими прочитана, нет хорошей мысли, которая не была бы ими использована, ни описания, которому бы они не подражали, ни сентенции, которой бы они не воспользовались, так как они много читают и обирают книги». Но, вводя в свою роль куски из поэтических произведений, актеры умели так ис­кусно их вмонтировать, что создавалось полное впечатление жи­вого, идущего от собственной души слова. Метод импровизации не только требовал отличного знания литературных текстов, но предопределял и развитие у актера собственного поэтического дарования. Подчеркивая эту сторону дела, известная актриса ко­медии дель арте Изабелла Андреини писала: «Сколько усилий должна была употребить природа, чтобы дать миру итальянского актера. Создать французского она может с закрытыми глазами, прибегая к тому же материалу, из которого сделаны попугаи, умеющие говорить только то, что их заставляют выдолбить на-

–

Медальон с изображением Изабеллы Андреини

изусть. Насколько выше их итальянец, который все сам импро­визирует и которого в противоположность французу можно сравнить с соловьем, слагающим свои трели по минутной при­хоти настроения». В этом несколько наивном самовосхвалении важно отметить наличие творческой активности, осознаваемой самими итальянскими актерами.

Эта же творческая активность сопровождала актера и во вре­мя его непосредственного пребывания на сцене. Без такого со­стояния самый акт импровизации был бы невозможен. Но импро­визация, движущая действием спектакля в целом, требовала, говоря словами А. Перруччи, «согласования разных лиц»; изо­лированное и независимое импровизирование отдельного актера сразу же разрушило бы линию действия и даже самую логику сюжета. Поэтому для правильного ведения импровизационного диалога актеру необходимо было внимательным образом следить за импровизациями своего партнера, отыскивая в его непосред­ственно рождающихся репликах стимулы для дальнейшего раз­вития собственных импровизаций. Таким образом определялся

16* 243

–

Сцена на сцене в спектакле комедии дель арте. XVII в.

один из важнейших законов сценического творчества — нераз­рывность связи с партнером, или, употребляя современный тер­мин, принцип общения в актерском искусстве, в результате чего и создавался ансамбль.

Но импровизация в комедии дель арте существовала не толь­ко в форме создания словесного текста. Этот метод определял собой и непосредственно действенную, пантомимическую ли­нию спектакля, которая выражалась во всевозможных буф­фонадах.

Буффонные элементы сосредоточивались первоначально в двух моментах спектакля: в конце первого акта и в конце второ­го. Это так называемые «лацци». Слово «лаццо» — испорченное l'atto — действие, а «лацци» — множественное число того же слова. Лаццо означает буффонный трюк, не связанный с сюже­том и исполняемый чаще всего одним или двумя Дзанни. Суще­ствуют длинные перечни лацци — лаццо с мухой, лаццо с блохой и т. д., к сожалению, не всегда! сопровождаемые нуж­ными объяснениями. Поэтому смысл некоторых лацци для нас утерян.

–Буффонада была одним из элементов сценической техники ко­медии дель арте, но в период расцвета театра она никогда не за­полняла собой весь спектакль. Буффонаде отводилось pjjbho столько места, сколько требовалось для раскрытия основной за­дачи спектакля; она не должна была нарушать последователь­ность хода развития интриги. Чем ближе к концу XVII века, тем больше буффонада начинала превращаться в самоцель.

В спектакле комедии дель арте был осуществлен синтез му~ зыки, танца, слова. Гармоническое слияние этих искусств не всег­да удавалось осуществить до конца, но к этому театр стремился.

Основу спектакля составляло искусство актера. Все осталь­ное было подчинено этому. Отсюда простота в оформлении. Де­корация не менялась (в сценарии соблюдалось единство места): два дома по бокам сцены, задник с несколькими пролетами, ку­лисы — вот и вся обстановка. Действие всегда происходило на улице перед домами или на балконах и в лоджиях. А если труп­па была победней, то оформление достигало самого минимума: весь театральный скарб помещался на одном фургоне, актеры разъезжали из города в город, из села в село и показывали представления на наскоро установленных подмостках.

Задачи, которые ставила перед собой комедия дель арте, тре­бовали от ее актера очень многого. Он должен был обладать вир­туозной техникой, находчивостью, послушным воображением.

В спектаклях комедии дель арте выявился коллективный характер актерской игры, получила свое развитие творческая ак­тивность художников сцены, их острое ощущение партнеров, соз­дание образа-маски. Все это было положительным моментом в развитии комедии дель арте, ее большой исторической заслугой перед западноевропейским сценическим искусством.

Именно итальянский театр выдвинул первых выдающихся мастеров сценического искусства, создал первые театральные труппы. Наиболее прославленными из этих коллективов актеров были труппы «Джелози» (1568) во главе с Дзан Ганасса (Аль-берто Назелли), «Конфидента» (1574), возглавляемая в более поздние годы своего существования Фламинио Скала, «Федели» (1601), руководимая представителем второго поколения актер­ской фамилии Андреини — Джованни-Баттиста Андреини.

В этих труппах были собраны лучшие итальянские актеры, создатели популярных масок комедии дель арте, несравненные мастера импровизаций и буффонад. Эти замечательные актеры прославились своим искусством не только в родной Италии, но и почти по всем странам Западной Европы. Широко известно было имя Изабеллы Андреини (1562—1604), создательницы грациозного образа лирической героини. Она выступала не толь­ко в комедии дель арте, но и в пасторали, и была причастна к-

–поэзии. Ее муж Франческо Андреини (1548—1624) один из первых закрепил стиль буффонады в театре комедии дель арте, завершив окончательно характеристику сатирической маски Капитана. Им был издан сборник диалогов Капитана со своим слугой (Венеция, 1607).

Творцами масок Панталоне и Доктора были Джулио Паскуа-ти и Бернардино Ломбарди, которого заменил в конце XVII века Марк-Антонио Романьези. Особой популярностью пользовались актеры, создавшие маски слуг — Дзанни. Наиболее прославлен­ным из них был Никколо Барбьери, игравший под именем Бельтраме (умер после 1640 г.). Н. Барбьери, страстно влюб­ленный в театр масок, отстаивал гражданские права актеров и, стараясь придать импровизации большую осмысленность и логич­ность, сочинял пьесы, являвшиеся своеобразной формой литера­турной фиксации актерских импровизаций. Лучшей из них была комедия «Неразумный, или Муки Меццетино и помехи Скапи-но» (1629), использованная Мольером при сочинении его первой комедии «Сумасброд».

Маска слуги Арлекина получила всеевропейскую известность в творчестве Тристано Мартинелли. В более поздние годы зна­менитый Доменико Бьянколелли (1618—1688) придал этому образу виртуозную отделку, слив воедино черты первого и вто­рого Дзанни. С именем Бьянколелли, выступавшего главным образом в парижском театре Итальянской Комедии, связано на­чало эстетизации данной маски и ее офранцуживание.

Из исполнительниц маски Служанки необходимо назвать создательницу образа Коломбины Терезу Бьянколелли, Силь­вию Ронкальи и особенно дочь Доменико Бьянколелли — Ката­рину Бьянколелли, отличавшуюся ярким, заразительным темпе­раментом.

Богато одаренным актером был и Тиберио Фьорилли (1608—1696), создатель маски Скарамучча—нового варианта маски Капитана, превратившегося у него в светского хвастуна. В этом образе больше, чем в других, ощущались черты реализ­ма!. Фьорилли, как и все исполнители роли Капитана, выступал без маски, покрывая лицо гротесковым гримом, не мешавшим ему демонстрировать блестящую мимику.

Но при всем большом таланте отдельных исполнителей, при самом блестящем составе трупп, театру комедии дель арте были присущи коренные недостатки, от которых он не в силах был избавиться. Объяснялось это тем, что комедия дель арте никог­да не могла дать углубленной индивидуальной характеристики действующего лица. Маска почти неизбежно была связана со штампом, импровизация почти неизбежно сопровождалась нажи­мом и наигрышем.

–

Анджело Константини в роли Меццетино

–

Тиберио Фьорилли в роли Скарамучча

–Драматург ищет характерных черт образа в анализе его внутреннего существа. У актера-импровизатора это не так. Характеристика у него внешняя. Психологический анализ почти отсутствует, и глубина человеческих переживаний ему недоступна.

В лучшую пору своего развития — во второй половине XVI и в первые десятилетия XVII века — комедия дель арте была полна жизненных сил. Собирая вокруг своих подмостков широ­кую народную аудиторию, она не только забавляла людей, но и выражала их ненависть к социальному злу. Подчер­кивая эту общественную роль комедии дель арте, Н. Барбьери укорял тех, кто не понимает этих серьезных задач, стоящих пе­ред народным театром. В книге, имевшей характерное название «Просьба, обращенная к тем, кто устно или письменно говорит об актерах, пренебрегая заслугами их доблестных действий» (1634), Барбьери так излагает свой взгляд на задачи театра: «Зритель, смотря спектакль, видит свои недостатки, которые по ходу действия разоблачаются и высмеиваются. Комедия — хро­ника, доступная народу, картинное повествование, эпизод, пред­ставленный с жизненной ясностью. А как можно писать или показывать хронику, не говоря правды? Если бы кто-нибудь говорил о человеке, о котором идет речь, только хорошее, это было бы хвалебное слово, а не жизнь, не отображение нравов».

Словом, основная тенденция театра — жизненность образов и сюжетов, то есть реалистическое отражение действительности. В этом комедия дель арте продолжала общую тенденцию, свой­ственную искусству эпохи Возрождения. Но с усилением фео­дально-католической реакции в этом театре стали исчезать гуманистическая идейность, сатира и реализм.

Упадок в развитии комедии дель арте начался примерно с се­редины XVII столетия. Непрерывные гастрольные поездки за границу похищали у Италии лучших актеров, вынужденных бе­жать от свирепой цензуры и соблазняемых высокими гонорара­ми. Отрыв от родной социальной почвы, от родного быта отри­цательно сказался на искусстве театра. Исчезла та среда, кото­рая давала ему жизнь, тускнели фольклорные, народные черты театра, маски утрачивали сатирическую направленность и быто­вую I окраску и принимали более абстрактный облик, действие заполнялось бессюжетным комикованием, театр утратил нацио­нальные основы, в актерском искусстве упор стал делаться на внешние, чисто формальные моменты. Комедия дель арте начала обнаруживать признаки аристократизации.

Особенно интенсивно этот процесс перерождения народного театра происходил во время длительных гастролей комедии дель арте во Франции, где она, выступая при дворе, не могла не под­чиниться эстетическим нормам аристократического вкуса.

–

Представление комедии дель арте в Венеции на площади св. Марка. XVII в.

–Буффонада стала теперь главенствовать на сцене. Акробати­ка, танцы, пение стали занимать пропорционально все более зна­чительное место. Актеры уже не обладали, как прежде, неисто­щимыми запасами выдумки и находчивости. Теперь почти у каждого актера появились записные книжки (дзибальдоне), в которые они вносили монологи и отдельные куски диалогов, легко затверживаемые наизусть. Спектакли последнего периода были полны не только буффонадой и акробатикой, в них начали культивироваться сомнительные ситуации, непристойные танцы и пантомима.

Теряла свое исторически прогрессивное значение и сама ма­нера импровизационной игры. На фоне великих достижений ренессансной драматургии конца XVI и XVII веков метод без­литературного театра становился явно консервативным. Ни больших идей, ни сложных психологических характеров актеры, выступавшие в масках и говорившие текст по собственному произволу, конечно, передать не могли.

В XVIII веке реформа Гольдони, утвердившего в своей дра­матургии реалистическую комедию характеров, унаследовав луч­шие черты комедии дель арте, нанесла окончательный удар са­мому жанру, ибо к тому времени комедия дель арте преврати­лась в театр устаревших форм, препятствующий дальнейшему развитию национального театрального искусства.

Итальянские комедианты очень рано понесли за Альпы свое искусство. Уже в 1571 году Дзан Ганасса вместе с несколькими товарищами выступал при французском дворе. Это было при Карле IX. Генрих III пригласил в Париж труппу Джелози, в составе которой были Франческо Андреини, Изабелла Андре-ини и Симоне да Болонья, игравший второго Дзанни. Тристано Мартинелли — Арлекин долгое время развлекал двор Генриха IV. В течение всего XVII века гастроли итальянских комедиантов во Франции не прекращались. Италия дала Парижу ряд превосход­ных актеров, у которых учились не только французские лице­деи, но и французские драматурги с самим Мольером во главе. Творец «Тартюфа» брал уроки сценического искусства у знаме­нитого Тиберио Фьорилли — Скарамучча. Не менее популярен во Франции XVII века был Доменико Бьянколелли — Арлекин, любимец парижской публики, и ряд других актеров.

Кроме Франции итальянские комедианты гастролировали и в Испании, где пионером был тот же Ганасса, в Англии, где под­визался Друзиано Мартинелли, старший брат Тристано, и в 1 ермании, где после Тридцатилетней войны, почти уничтожив­шей национальный театр, восстановлению его помогли те же итальянские комедианты. Были они и в России (1733, 1734 и 1735).

–Демократические и реалистические традиции комедии дель арте давали себя знать в бульварных французских театрах XVIII века, они влияли на формирование комической оперы Фавара, стимулировали развитие народного театра в Австрии, вдохновляя Иосифа Страницкого на создание типического образа зальцбургского крестьянина, они жили в искусстве замечатель­ного французского бульварного актера XIX века Дебюро и во множестве иных проявлений комедийно-буффонного творчества актеров разных стран и разных поколений.

У себя на родине реалистические традиции комедии дель арте сохранились не только в развитии ветви диалектальной дра­матургии и театра, но и в своем непосредственном виде. Импро­визированные спектакли с традиционными масками и по сегод­няшний день можно встретить в Италии как одну из разновид­ностей малых форм народного театра. Новая сатира заполняет старые маски, любимый народом Арлекин оттачивает новые остроты, и попадают они в цель столь метко, что Ватикан и по сей день отлучает от церкви исполнителей роли Арлекина.

Тайна неиссякаемой жизненности комедии дель арте — в ее народности. Ее создал итальянский народ после того, как им же было возвещено начало и драматургии, и сценического оформле­ния, и архитектуры театрального здания, и теории драмы. Не во всем театральное творчество итальянцев эпохи Возрождения было одинаково плодотворным. Итальянский театр не создал шедевров трагедийной и комедийной драматургии, но именно он научил актеров сделать первый самостоятельный шаг в области актерского мастерства и утвердил сценическое творчество как особый род искусства.