Ну, так вот. Сижу, ем икорку тихонечко и вдруг читаю.

Обнаружен подпольный завод по производству черной икры. Косвенными признаками того, что здесь шло производство именно черной икры, а не предположим плюшевых медвежат, были: пустые, полу наполненные и частично целые банки с уже готовой, черной икрой; огромные стопки этикеток на банки с изображением того же цвета икры; замысловатые приспособления для ее изготовления. Но самым неопровержимым фактом, говорящим о том, что здесь производили именно икру, именно черную и именно подпольно являлось огромное количество валяющихся тут и там под полом безглазых тушек свежепосоленной кильки.

Сотрудники ОБРУБОПА описали все приметы до одной и возбудились от этого уголовного дела».

Теперь и вы испытали близкое состояние к тому, что испытал тогда я. Для того чтобы полностью войти в названное состояние, вам необходимо бы было еще жевать бутерброд с икрой того цвета, о котором говорилось в газете. Но за неименьем оного просто представьте его себе.

Во мне что-то сразу зашевелилось, и я стал постепенно находить в своей икре признаки того, что она была из той подпольной партии.

Во-первых, запах у нее был очень близкий к запаху соленой кильки;

Во-вторых, размеры икринок один в один походили на глаза тех несчастных морских животных, о которых писалось в статье;

В-третьих, купил я ее на распродаже, на которой она стоила на целых десять рублей дешевле, чем обычно.

Ну и совсем я уж поверил в то, что моя икра – это не икра, а плод труда незнакомых мне подпольных мастеров резьбы по кильке, когда я кончиком ножа нажал на псевдоикринку, а она лопнула, как глаз.

Тут уж возмущению моему не было предела. Досталось и моей глазной икре и газете, где про нее было написано; коту, который, без зазрения совести все это лопал, лишь изредка косясь одним глазом на меня и выказывая им свое недоумение по поводу того, что я так разбазариваю качественный, по его мнению, продукт; вернувшейся с работы жене, за то, что уговорила меня купить эту банку, ну и всем остальным понемногу.

Спустя три часа, я, в полном бессилии, буквально рухнул на табурет в кухне и с глупым видом (обычно то у меня вид прямо противоположный) уставился в вылизанную до блеска котом банку из-под того черного содержимого.

Банка стояла на куске той злополучной газеты, которая так испортила мне великолепно начавшийся завтрак. Что-то меня заставило, потянут за ее край, и вытащить на свет.

Когда я расправил сие периодическое издание на колене, то взгляд мой невзначай упал на дату выпуска газеты. Это было первое апреля.