День рождения - и все уроды.

Ладно ещё хоть так. А раньше ведь ваще до того тошно бывало! Сейчас помогает, что закалённая – точно знаю, что р ассчитывать на чудеса и радости не надо, а тока расслабиться, и будь что будет. Иначе заплюют тебя же за то, что ты деньрожденец. Напьются, нажрутся, на тебя начхать всем в принципе. Обидно!!! Хоть вой. Я и выла. Все уроды такие, как будто меня нет просто. А собрались - ну так, побухать, раз наливают. Начинаются все эти разборки между собой, ржачки всякие, подарки норовят такие подарить, что сразу насквозь видно – «на, отвали, наливай скорее!» Не так это, конечно, для них – они же мне дарят чё-то! Внимание, и прочее, но… пустота за этим. Боже, боже - и никто никогда не пожалел мою чувствительность! Я ведь всегда ждала от этого дня чего-то такого… Такого! А они… И реветь. И это не капризы, нет, это боль моя – нужна ли я кому на свете на самом деле? Не потому что вот раз познакомились и мало-мальски сошлись в каких-то точках - значит, будем дружить. Не потому, что я трахаюсь классно. Не потому, что я наливаю щедро – а ведь и того не понимают, что я от доброты, а не потому, что бабло позволяет – так и чё же ей, богатой еще делать? То есть, наливать им и делать хорошие подарки – это не само собой, а от души, понимаете?

Не потому, что они меня родили и растили, и не потому что я человек хороший (или не хороший – кому как!) – а потому, что это Я, именно я… и пофигу, хорошая или плохая, а за сам факт, настоящей любовью… не за то, что… Дочь, подруга, любовница – а лишенная какой бы то ни было роли – Я, сама я, кому нужна? Без мифов и легенд обо мне, без лица… Я - нужна кому? Ну, хоть в день рождения, ведь я без кожи в этот день – любите меня, кто-нибудь! Меня, ну, пожалуйста… и почему надо выпрашивать. Так мало того, ещё и просишь – а они не понимают. Нет. Не нужна Я никому.»

Ночь, со вторника на среду. Ткнула кнопку подсветки на мобилке – 3.35. Открыла балкон, села на брошенную подушку, вытянула из-под батареи заныканные «More», закурила. Почему такая гадость, ведь раньше это были мои любимые сигареты, тогда, еще в другой жизни. Перейду на «Saint Georg». Дёшево, приятнее… А впрочем, я опять играю в не себя, Я же не курю…

Мне больно. А курить по ночам так приятно, что аж слезы по лицу. Холодный циник, Дика Жестокая плачет. И никто не видит. Вот и хорошо, не надо.

Сказать бы, чего мне надо? У меня есть всё. Но как это и бывает – увы, банально! – у богатеньких девочек – хандра. Да, пусть будет просто хандра, сплин. Доход моих родаков – тысяч по восемьсот-лимон в месяц у отца, и шестьсот-семьсот у мамы. И я – единственная. Сводная сестра по отцу в Дании, бутик содержит. Её просто нет.

А мне больно. И я пытаюсь навредить им изо всех сил.

Я с ума схожу. И сигареты гадко-горькие! Вдыхать дым так больно и приятно.

Завтра мне в универ. Вот опять же – могла бы поступить и на бюджет, но как-то не хотелось во-первых, воровать место у того, кто не найдет средств на коммерческое обучение, а во-вторых… чё во вторых-то?? А, да! Просто я – раздергайка. А какой смысл стараться учиться в школе, которой папа подарил ремонт, и шубу завучу, еще чего-то там, я не знаю. Начхать. Я предпочла морально разлагаться. Деньги ведь портят. Хорошо, просто отлично, что они есть. Что их так много. Они дают мне возможность выпендриваться безбожно, хамить, курить сигареты по триста рублей и даже сигары – у папы тыря – и тут же снимать последствия от них у опытного гомеопата. Лёгкие слабые от рождения, может, потому, что Александровна, у нас по науке об именах слабая дыхательная система.

А заодно и кормить оборванцев-друзей сыром, и поить отличным портвейном, который им без меня и не приснился бы. Равно как и дарить всем всё, включая себя. Я не рекламирую свои непустые карманы, но и сорю бумажками феерично. У меня ведь их до финты, а хорошие ребята голодные шляются, и мечтают годами о чем-то, что для меня хрень повседневная. Они не хотят работать и зарабатывать себе эти все штуки, я тоже не хочу – но мне и не надо. Так, например, мобилы я теряла раз пять. Ну ещё бы – «их ведь так нещадно воруют в универе»!

Конечно, узнав с кем я вожусь, мама пыталась истериковать, а папа «лишил» карманной мелочи. Оставил только на обеды и дорогу. Ну, и типа там на колготки с помадой. А равно как «непредвиденные расходы» - мало ли, вдруг презерватив срочно!

Тут я усмехаюсь собственным воспоминаниям – он думал, мой бедный папа, что я застрадаю. Однако, отлично зная, почем фунт лиха, и что такое голод и холод (сама потрудилась узнать!) я продолжала жить припеваючи. Ведь в сумме всех «строго подрасчётных» бумажек выходило что-то в среднем рубликов пятьсот в день. Чего же тут не жить?! И сыта, и накурена, да еще и друзья такие же. А на выходные – так и вовсе… эх, а хотели ведь дома закрыть и больше не пускать никуда! Да лучше бы… своей воли нет, отказаться, не бегать за Ним…

Я едва успела докурить и страшно озябнуть, когда мобильник выдал изощренную какофонию, удивительно приятную для моих ушей и шокирующую для окружающих – «Оргазм Нострадамуса», что же вы хотели?

- Да, Ветер[Y2]!

- Янк, привет! Не спишь! - и так утвердительно, точно знает!

- Не сплю.

- Выходи?

- Выхожу.

Встала и начала одеваться безо всяких мыслей. К чему они, меня же Ветер зовёт! Только он меня Янкой и называет. Как жена Тургенева. Я хотела бы слышать это имя почаще, но не решаюсь попросить… Натянула неглядя майку, джинсы, балахон, косуху. Подумала, и ещё подкрасила глаза – вдруг внимание обратит, как я выгляжу. А в ночном освещении небрежно растушеванная черная подводка очень эффектно оттеняет мои тёмные глаза. Подошла к двери, но вспомнила про незакрытый балкон. Как там на улице с погодой? Октябрь всё же. Хоть и неприлично тёплый – бабье лето никак не хочет покидать землю! Выглянула – вот он, Ветер, сидит на лавочке, не курит и смотрит под ноги, сгорбившись, как больной. А погода – дрянь. Мелкий какой-то сквозняк, и сыровато. Чтож, вернулась, под балахон натянула водолазку, подумав у шкафа влезла в колготки, запихнула в торбу носки для себя и заныканые папины – для Ветра. Туда же сигареты и коньяк во фляжке. Косуху бросила на кресло. Одела старое длинное пальто.

Я уже держала на весу ботинок-«гад», когда мамин голос из-за приоткрытой двери заставил вздрогнуть:

- Ивана, ты спишь? Завтра в универ, не забывай!

- Да-да, мам, сплю конечно! – сказала я сонным голоском.

- Дверь прикрой нашу, чтоб кошка не лазила! - ответила она, успокаиваясь.

Я прикрыла. Замерла, постояла. Перевела дух. Всё. Ухожу. Утром она всё поймет, как всегда. Потом накажет. Потом.

- Привет, любовник! – хотела его обнять, но он отвернулся недовольно. Ага, знаю, перед Гдетыгдеты стыдно! А нахрена тогда со мной трахаться!! Это совесть позволяет? Да я не в обиде. Села рядом.

- Ну, что скажешь? – надоело молчать.

- Что? – таким тоном, будто всё само собой, так и надо, а я спрашиваю не в тему.

- А, ну да! – киваю, делов-то!

- Может, потрахаемся?

Он качает головой не глядя на меня. Хе, да я и не хотела!

- Чё подарили?

- Когда? – черед издеваться мне.

- Никогда. На днюху, конечно!

- О-о, не описать!

Блин-н-н, мне зудит его поцеловать, я ведь постоянно хочу его! Его запах, звук его голоса, тихие жесты, тонкие пальцы... А он… Эх! Убить чтоль, Гдеты? Да что ж тогда делать? Не смогу я с ним быть, владеть полноправно – тяжко! Вот трахаться – дело другое.

Опять все эти его штучки – встал и пошёл молча.

- Куда? – выравнивая шаг под него, беру за руку. Несносный человек, если не знать, можно очень сильно обидеться, подумав, что он так отшивает. Но я знаю уже слишком хорошо, что он псих, и не принимаю на свой счет. Понять его нельзя, можно лишь принимать либо нет.

- Ко мне.

Пожимаю плечами. А говорил – не хочет. Ну и в пень.

- Да! – хватаю визжащую мобилу – папа.

- Иванка, ты где?!!

- Я? … Э-э… на улице! С Ветром.

- Чего? А почему не дома? Где? Далеко ушла, нет? Я сейчас приду – убью!

- Ага, пап, спасибо! Я утром в универ, не волнуйтесь, чё как в первый раз!

- Иванка!! Ива! - чё-то ещё, я не слушаю. Да всё то же самое.

- Хе-хе, уже потеряли! Пошли отсюда скорей. Сейчас папа выйдет!

Оглянулась – окошко светится. Помахала на прощание – ведь по-честному, не знаю, когда вернусь! Сволочь я, измываюсь над родными. Эхе-хе…

Скоро я заметила, что Ветер ведёт меня куда-то совсем в другую сторону от своего дома, тёмными пустыми переулками. В одной только подворотне два бухих бомжа замолчали при нашем приближении, набыченно уставились. Но Ветер их будто даже и не видел, волоча меня за собой. Я даже немного испугалась – он всё-таки псих, забывать об этом не стоит, вот кто скажет, что ему в голову придёт в следующий момент? Хотела было в лицо ему заглянуть, но он шёл так быстро, что я неслась за ним вприпрыжку, как Пятачок за Винни-Пухом. Он ведь выше меня на полторы головы, даже ссутулившись, сволочь этакая. Подумала – и спрашивать не стала – пусть будет сюрприз для меня! Вчера ведь с Днем рождения он меня не поздравил! Я очень обижалась, ну никак не могу привыкнуть к этим мерзким манерам – при том, у него всё так естественно, так само собой - не поздравить, не сказать и тому подобные долбучие шняги. Обижаться нельзя – бесполезно, хочешь общаться с Ветром – привыкай. Он так живёт, и точка. В своём мирке, не всегда соприкасающемся с нашим. Меня этот мирок завораживает, и я всё пытаюсь проникнуть в него, постигнуть его главный закон, как у Ветра внутри всё это происходит. Я исследую его, но чаще всего остаюсь в дурах, ведь моё мышление нормально, не исковеркано шизофренией. И даже если я тоже свихнусь, я не постигну Ветра. Потому что тогда внутри меня возникнет мой мирок, непостижимый ни для кого.

Размышляя, я не заметила, как он остановился, и врезалась в него с наскока:

- Блин!! Чё, всё, пришли?

- Пришли. Смотри!

Я остановилась, замерев на краю смотровой площадки: прямо предо мной возник из ниоткуда Мёртвый город, по-другому не скажешь. Чёрные бетонные стены, среди которых ветер прячась, короткими перебежками подбирается к нам. Шпионят тени, перешёптываясь, следят – «кто такие, откуда?» Что надо в их городке?

- Ветер… - тихо прошептала я.

- Что? – шёпотом ответил он.

- Ветерок, а он настоящий?

- Город? Да. Только мёртвый. Пойдём, посмотришь! Он такой, как если бы я его придумал!

- А может, так и есть?

- Нет, он чужой! Но пустит нас погулять, потому что знает – я здесь не зря! Да и ты, понимаешь ведь его?

- Да, - прошептала я, заворожено и страшно прижимаясь к Ветру.

Спустились по ржавой лесенке вниз, на потресканный разбитый асфальт. Тихо крались между домами спящими в коме, по бурьяну, стараясь не шуметь, аккуратно раздвигая буздыли сухостоя. Я во все глаза смотрела на эти чудеса… боже, да откуда в Уфе такое?

- Гань, это какой вообще район?

- Район? – молчит, идет вперед, не выпуская моей руки.

- Ну, и? – напоминаю о себе, когда надоедает ждать.

- Это не район… это ваще просто глюк! – повернулся, блеснул глазами. Страшный, как вампир. Я обалдела на секунду от такой невиданной красоты – какой он всё-таки! Совершенство!

- Расслабься, нет здесь ничего! Хозяин не спит, бредить не станет.

- А… ну, ладно, договорились!

Пусть будет так. Мне неожиданно уютно с ним здесь. А ведь дома, в спокойной и привычной обстановке бываем такими чужими, такими ненужным, тягостными… А ветер подобрался и набросился, шутя, резко на спину, осыпал сворой листвы, взметнул волосы во все стороны, поцеловал взасос в шею, и улетел прочь, хихикая. Я засмеялась, приглаживая волосы. Ветер и Ветер… в этот момент я любила его больше, чем когда-либо!

- Ну, ладно, давай здесь посидим, надоело ходить! – остановился мой милый.

- Можно, нет? – крикнул, подняв голову к чёрному небу. В ответ оно уронило на нас несколько слёз дождя – с совершенно чистого свода! Ветер довольно кивнул, сделал два шага в сторону от асфальта, и сел на голую площадку под бетонную стену. Я опустилась рядом, по его пригласительному жесту. Осмотрелась – справа невероятно раздолбанный дом, будто после бомбёжки, за ним возвышается дворец заброшенного завода. Слева бурьян, непролазная чёрная стена. Где я… ма-ма…

- Не мерзнешь? – спросил, поёживаясь любимый.

- Да так…

- А я ваще, блин, надо было одеться получше!

А он всегда так. У него кровообращение нарушено от наркотиков дурдомовских.

- Давай, палок наломаем, костёр запалим.

Я неопределённо пожала плечами – неохота, нафиг. А «палок» – давай, наломаем!!

- Прикинь, надо! – усмехнулся он. – Не в жилу как-то по такому холоду трахаться, а если погреться…

Вот гад, знает, чем зацепить! Да, я хочу его больше, чем он меня. Я и люблю его больше. Что же делать, тяжело признавать! И я поднялась, и пошла ломать бурьян. Битое стекло и железки хрустят под ногами, жутковато заходить в эти требеня. Только шум ломаемых Ветром хворостин успокаивает. Притащили по первой партии, я повернулась было идти за второй, но любовник тронул за плечо. Повернулась – он протягивал мне распечатанный коньяк. Я не очень этому обрадовалась, нету настроения бухать сегодня! Да ещё и в таком месте – лучше бы полазить посмотреть что здесь да как! Отхлебнула, конечно. «Опять тупо пить… нахрена же тогда притащились, могли бы и во дворе насвинячиться…» - ныла я про себя, тащя второй «хвороста воз». Свалила его в кучу, мрачно посмотрела на Ветра, отхлебывающего добрый глоток. Протянул мне, глаза горят, как у кота – кажется, уже дало в башку. Я хлебнула сколько могла по самые помидоры, он вдруг отобрал у меня бутылку. Допил остатки, зашвырнул подальше в бурьян.

- Упс… извините! – крикнул в темноту вслед стекляшке.

- Иди-ка сюда! - и притянул меня к себе грубым движением. Что, уже? Я удивленно подалась навстречу – хочу до безумия, вся кровь взбесилась от его запаха!

- Нахрен этот костёр, потом… - поспешно стягивая с меня джинсы, бормочет он. – Мадам, давайте лучше трахаться!

- Мадемуазель… - поправляю я автоматически. – Давай…

- Нет уж, мадам, ты же жена моя от рождения… сучка! – шепчет он, целуя везде, где достает. Пальцы жадно проникают в трусики мне.

- Да ты уже вся мокрая, ага!

- А сам-то! – делаю ответный жест.

Он валит меня на косуху.

Потом… фрагментами: вот я кричу задыхаясь от дикой смеси счастья и протеста. Вот мы пьем, еще не одевшись – и нам не холодно, нам жарко! Вот снова трахаемся. И краем глаза вдруг улавливаю, что мы здесь не одни… мне совершенно параллельно это, я вот-вот поймаю оргазм…

- Да… еще… Ве-э-те-ерр!!!!

- Ах, ты сучка…

Опять пьем. В волосах путается мусор, по щеке течет кровь неожиданно… он жадно слизывает. Я слизываю остатки с его губ. Отдышались, запалили-таки костёр. Ещё выпили – какой по счету баттл? А не по хрен ли? По хрену!!

Опять провал. И уже мы не одни…

- Дика, у нас гости…

Да я уже заметила. Их было… трое? Или пятеро? Или их вообще не было!

Присмотрелась – это же те, которые подглядывали! Нерешительно жмутся, хотят к костру – и боятся. Они же свет, кажется, плохо переносят.

- Эй, идите сюда! – машу им рукой. Наклоняюсь и целую Ветра.

- Ага, это же мы у вас в гостях! – напоминает им Ветер. Притягивает и целует меня. Приходит мысль, которую я почему-то хорошо зафиксировала – «А с Ленкой бы ты так не смог! Чего ваще эта твоя облезлая шкура понимает в любви к Тебе!!»

Они обрадовались – типа, да, точно! Вышли к огоньку – ма-ма, ну и уроды! Один ваще с рогами…

- Чуваки… это! – изрекаю я. Прикол.

- Выпить есть у вас?

Они тихо качают головами. Хрена это с ними?

- Чуваки, а вы чё, немые?

- Дика, они не немые, они говорят, но тока слышат не все!

- Ну и хрен с вами… - проворчала я, садясь на землю. Пусть себе!

Следующий момент – мы все вместе – я, Ветер и рогатые чуваки отплясываем вокруг костра. Прыгаем через огонь, эти ржут, гогочут как-то не по-нашему. Я ухохатываюсь просто – ну до чего же весело!! У них оказывается ещё и хвосты!

Потом они-таки раздобыли выпить.

Наверное…

Лежу на земле, прикрытая чем-то тяжёлым и тёплым… рядом кто-то дышит надрывно, как астматик или старая собака… почти не холодно… но ещё совершенно пьяна. Приоткрыла один глаз – Ветер у костра беседует негромко с этими… смеются… а говорили – не умеют... ага…

… а утром я очнулась в своей постели! Сон… ну вот! Жаль.

Но ноги почему-то грязные! И трусики в зеленых полосах от травы… Не сон!! Wow…

Дневник:

«Читаю новенькую книгу А.Васильева: «…что у мужчин между ног, и куда им хочется засунуть это…» м-да, дорогие мои, и вовсе не всегда то, и именно туда… или тут речь о нормальных мужиках? Ну, не знаю, мне мой больше нравится…»

Врать – противно. Вы уж поверьте моему немалому опыту. Когда врёшь, главное всё учесть до мелочей. Лучше заручиться поддержкой друзей или ещё кого-нибудь близкого, состроив невинную рожу и прикрываясь благородным делом – любовь-морковь, учебник для экзаменов, собеседование – и только сегодня! – в супер-фирме. А я ведь из принципа на работу типа стремлюсь сама устроиться, без протекции предков. Да мало ли чего, безотказного. Потом будут, конечно, вопли – «а чего это у тебя всегда всё срочно?! И супер важное, а у нас не так?» Да откуда же мне это знать?! И ресницы – хлоп-хлоп. А сама бежать со всех ног в переход, а там портвейн, и друзья, и детский восторженный секс, и менты… пусть дома не знают! Да, я наглая, беспринципная, моральная уродина. И всё же врать так противно…

Но бывают дни, когда чуешь попой – надо быть хорошей. Просто сидеть тихо и не мелькать. Ничего не происходит, и ничем ничто не грозит - но для пользы будущего вранья лучше пока помолчать. И вот слоняюсь я по квартире, как слоник розовый. Благо апартаменты не мелкие и можно шарахаться не натыкаясь на маму. Ску-учно! Покурила втихую, попробовала почитать – не лезет больше. Помыться что ли? Одно из моих любимых развлечений – хороший душ и мастурбация. Не, чегой-то не катит! На вечер оставлю, а то тогда что делать?

Полезла в инет. Почитала спам – брехня. Наследила на форуме «Ультрафиолетовых богинь», обозвала их попсой, но в любви признаться не забыла – Арто, по-любому клёвый мужичок, я б его трахнула. Или он меня. Хотя он и старый пидорас, меня это не обламывает. По ходу дела подумала – ах, какая я пошлая стала и бесстыжая, ведь пару лет назад, да что там – в прошлом году ещё всё отрицала, какое вам трахаться – только «любовью заниматься». А теперь… м-да, теперь-то я различаю «трахаться», «палки кидать», и т.д.

Эх, может виртуальный секс? Не-е, не катит. Я такой, блин растакой, и член у меня в рот вам не поместится…

А я хочу-у-у ВЕТРА!!! Заело меня, чтоль, на нём? Он ведь Гдетыгдетын, Гдетын, Гдетын… Не верю… не хочу верить!

«Тук-тук!» - кто-то в аську ломится. Ща-ас, «помотрим».

- Ты кто?

- Узница свободы! А ты мой сладкий?;))

Оп-па, как интересно!

- Я кислый. И горький. И еще, м-м-м, как описать?

- Не хочешь дать попробовать?

- Вирт. секс? Мило, но мы это уже проходили.

- Фи, котик, грубо! Аккуратнее, мягче! Комповая ебля, например!

-Ххе-хе, мягко, нечего сказать! Возбуждает! Ты – лесба?

- А ты?

- Я первый спросил!

- Вот не обманывай, сладкий, ты – девушка! А пишешь от м. лица.

- Откуда знаешь? У меня же ник нейтральныйJ

- Чувствую твой терпкий запах, киска!

- М-м… теряюсь! Ты все же ласкаешь меня, тянешь длинные лапки с монитора… пришли хоть фотку чтоль?

- Перепихнемся? Фото уже идет!

Та-ак, рыжая, похотливая, несколько чересчур накрашена, лет пятнадцать… нет, семнадцать?...

- Милая, а годиков тебе сколь?

- Тебе – в самый раз, под размер пальчиков!

- Оо-о, даже так? Ну, выходи, попробуем!

- Эй, сладкий, а ты точно обещаешь меня отделать как следует? Боюсь разочароваться, прости. А то ведь наобещают. А потом... эх, да что там, сам, наверное, знаешь, кисло-сладкий!

- Детка, да у тебя недоеб!!

-Ага… грустно так… L

- Ну-ну, не горюй. У меня, собственно, не легче! Любовник бегает ко мне от своей давней девушки. И нормальная ебля удается не так-то часто!

- Ива, есть хочешь? – блин, меня будто огрело!

- Нет, мам! – вся похолодела, дура! Чё будет-то, и вообще, пора давно привыкать не дёргаться, когда «почти застукали» за чем-то таким… Но я всё никак не могу, как бы ни храбрилась, начать относиться спокойно к «грязным забавам», подспудно чувствуя, что это неправильно.

- Э й, где ты? Сладкий, не уходи!!

- Я здесь, малышка, продолжай!

Фу, блин, а настроение сдохло.

- Знаешь, я пойду… ты извини, дела! – всё, вырубаю железяку нафиг, пока эта лесбиянка недоделанная не заныла! Отодвинулась, помотала головой, закрыла глаза руками, глубоко вздохнула, как будто вынырнула из мутной глубины на солнце. Вот он, реальный мир – стол, постеры, кровать, покрывало смятое, цветы… а я-то загналась. Трах, виртуальный секс, лесбиянки… фу, какая мерзость!!! Ну, почему так – вот ты, такая вся развращенная, свободная, первой поперечной в аське, даже не видя лица вываливаешь запросто главное, что мучает, как будто это всё так просто, как пописать сходить. А потом так гадливо и мокро! Будто пописав – и мимо… Ну зачем, зачем? Такие душевные, дряни! Бросят «мой сладкий», и я им – «а меня любовник не дотрахал! У него девушка – моя лучшая подруга!» Да им-то, они развлекаются по ту сторону компа, ищут, на кого бы похотливым глазиком зыркнуть. Как противны все эти мысли!! Пожалуй, и в самом деле пойду пожру, в обществе мамы отойду. Потом Лавкрафта почитаю, не зря же наконец купила. И забуду гадливое приключение до следующего раза.

Вот, блин, опять облопалась, как собака! А ведь собралась худеть. Мама уверяет, что я не жирная, но… всё равно ж надо! А то я не вижу. Но можно ли было не напороться, когда мама на кухне редко бывает, а сегодня угощает – у нее вечер свободный. Всяко-там разно, жарено… да ещё и с мёдом… Понимаете? То-то и оно.

Только я села читать – припёрся кто-то. Мама орёт:

- Иванка, выйди-ка!

Нацепила злую рожу, выползла.

- Ой, Гдетыгдеты, приветикус! Заходи!

Со вздохом пропускаю псевдо-подругу. Сил нет на неё смотреть – ну она ж некрасивая!! Зачем такая Ветру?!

- Вань, прикинь, кого видала?

Смотрит так радостно! И опять Ваней назвала! Приучила-таки, уже и не бесит.

- Кого?

- Ведьму с Русым!

- Чё, серьёзно?! – вот уж про кого давно ничего не слышно!

- Да, в переходе, - развалилась, дура в кресле: - Мы сёдня лабали – а ты чё не пришла? – они к нам и подошли.

- Чё говорят? Поженились, нет?

- Вроде как, весной. Ну, Ведьма с ним щас живет, в Москве!

- Да, мне чё-то говорили Бормотун со Смехом, летом ещё.

Бляха-муха!! А чё же тогда Русый мне нифига не сказал?!

- Ведьма клё-о-овая такая, в чёрной шняге до полу, с капюшоном, я тож такое хочу! Похуде-ела! Как палка! Я говорю - чё это ты? А она - секс и кекс, сладкое и мучное исключить! Ха-ха!!

Я киваю, включаю «Шмелей» - Ведьма и подарила, спасибо ей. С тех пор моя любимая группа, наравне с «Ultra Violet Goddess» и «Sтёкlами».

«Останься со мною,

И белая луна,

А в ответ - вода…»

«Останься со мною…» М-да, если бы! Гдеты балдеет, головой качает в такт, а я смотрю с тоской на неё. Ведьма с Русым – идеальная пара, настоящие панки. Друг друга обожают, вся Уфа это знает. Но Русого я убью,, ишь, какой скрытный нашелся!

Ну а эта вот - бляха, лучшая подруга, довольна, в упор видеть не хочет, что я с её парнем сплю, и счастлива!

- А Ветер чё? - сорвалось с языка, нечаянно.

- А чё Ветер? Нормально всё! - и плечами прохладно пожала. Не пойму никак - знает, или не знает?

- Давай лучше башку твою красить! А то мож, передумала?

- Ни хрена! Я сказала – я сделаю!

Через пару часов я вышла на улицу ослепительной блондинкой самого проститутского вида. Позади был зверский скандал с мамой, и можно не возвращаться.

- Де-евушка, а может, вас подвезти? – слащавенькие, озабоченные уродцы. Облезете!!

- Я, знаешь ли, голубчик, не одна! - и Гдеты под руку – хвать! А она, не дура, меня в засос чмокнула, эти с визгами и отсохли. Потом Гдеты достала мобилу (недавно подаренную Ветром, кстати!):

- Але, Ганчик, ты где? А-а, ну здорово, сиди там. Мы счас подойдем с Ванькой! – и мне подмигивает. Типа, сразить чтоль, его моим шлюшным видочком? Блин, дура, не знает, что я и не такой для него была! Тошнит иной раз от святой наивности.

Прискакали в полузаброшенный парк – наш общий парень сидел там, сгорбившись, с незажженной сигаретой в руках. Радость наша на двоих – для Ленки невинная и безоблачная, для меня мучительная, и испачканная ревностью. «Я её покрашу в любимый чёрный, сама разрежу напополам…»

Гдеты вцепилась в него, поцеловала смачно, с видом собственницы. Я только сдержанно кивнула, и встала в красивую позу, играя роль шлюхи, развлекая их. Он пристально ощупал тело взглядом – короткая юбка будто стала ещё короче, курточка совсем не нужна – я её расстегнула, под ней дорогой лифчик с вышитыми красными орхидеями, супер-вещица. Титьки у меня ещё те, не то что у Ленки. Она бросила на мои достоинства короткий взгляд, тщательно маскируя зависть.

- Не, ты смотри, чё делает! – и смеётся, дура. – Не соблазняй моего парня!

- Держи крепче! Да его разве соблазнишь – весь твой! Я для тебя стараюсь.

Ветра это прямо покоробило. Слюни пускает – ну-ну! Ничего, милый, успеешь, сама вся нетерпение. Для чего рядилась?

- А я милого не любила,

Просто с пьяну закадрила!

– завопила я жутким голосом, запрыгивая на скамейку, для чего пришлось задрать юбку до ушей. Начала развратно отплясывать на некрашеной доске, Ленка подхватила простой и милый мотивчик:

- А потом его убила, угу!

С кожи его юбочку пошила!

Заржали, как лошади, и продолжили:

- Так гори костёр, гори,

Так гори костёр, гори, УО-О!

Так гори, костёр, гори-

До зари, до зари!!

А Гавриил Ветер смотрел молча и бесцветно, обещая садомазохизм сегодня после полуночи…

Я обручена с мёртвыми богами,

Я невеста принца огня!

Обманула, так обманула всех – угу!

Буду править всем сама!

Так гори костёр, гори,

Так гори костёр, гори, УО-О!

Так гори, костёр, гори-

До зари, до зари!!

Дома я была только следующим вечером. Открыла своим ключом. Странно, но никого не было. Петровна уже ушла, это ясно. А мама где? Нашарила на кухне бутерброды какие-то и записку: «Мы с папой у тети Наташи, ночевать не придем. Включи телефон, тебя не поймать! Сильно не бунтуй, не тревожь соседей».

Вот и отлично. Кинула записку в мусор. Утянула из холодильника минералку, из бара - стакан для коктейлей и папин недопитый ром. Подумав, прихватила мамину пепельницу. Сама курит по всему дому – чего ж от меня хочет? Чего вообще от меня можно хотеть?! Я некрасива, глупа и жестока. Учиться не хочу, хоть и продолжаю переползать от сессии к сессии.

Мне больно. Я тупая тварь. Только и делаю, что наживаю проблем на задницу, которая сама по себе уже проблема... Все мои действия необоснованны. Бросила под ноги свитер, поверх лифчика напялила джинсуху, шею перетянула ошейником с острыми шипами, символ садомазохизма. Со всего маху шлепнулась навзничь на постель. Мне больно, больно!! Зачем я так… Сутки прочь, а всё что я сделала - это снова извалялась в дерьме! Надо напиться и подумать – я сама такая, или мне это внушил внешний развращенный мир, психика слабая, наглоталась грязи, и подумала, что она во мне всегда была.

Попробовала жевать бутерброд с рыбой – гадость. Есть очень хочется, но блин, тошнит. Откупорила бутылку зубами, отчего их больно свело. Отхлебнула. Сразу дало по сосудам. Тени сложились в таинственный узор на потолке. Только бы не облеваться, и я разгадаю их тайну!

Я, наверное, всё же шлюха. Неважно, по внушению, или «так и было». «Групповой секс не приносит истинной радости никому из участников». Но так приятно было разложить Гдетыгдеты на глазах у Ветра! Пусть и ему будет мерзко знать, как оно, когда он сам с ней трахался, а я - типа меня и нет!! Что бы она не сделала – она невинный ангел. Даже переспав со мной в глазах этого изверга Ленка остается чудом, а я – шлюхой. Ведь это всё я затеяла. Купила вчера спиртного, потащилась с ними к Ветру, затащила безвольную Гдеты в постель. Ветер долго не смотрел со стороны, дал подруге разок кончить от моего языка, и примкнул к чудной компании. Отымел обеих, потом Ленка заснула, а мы ещё раз.

Меня корчит это воспоминание.

- Боже мой, паутины липкой наглоталась будто!! Она спала, а мы трахались! И кайф от её присутствия какой-то изощренный, особенный. Он меня трахает, стоя на коленях, приподняв мои бедра, а я её ласкаю, спящую. Она как котенок подставляется, шепчет что-то. А мне хочется её в клочки изорвать, суку!!

Но не позволяю себе этого. И я кричу диким зверем. Из самых глубин измочаленной сути своей:

- Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!!!

Меня растаскивает по косточке, колотит изнутри и заставляет вырываться сволочная боль несоответствия. А Ветру это очень даже нравится, он бьёт меня по лицу и злые глаза не смаргивают ни разу. Пока он кончает, передо мной проносятся соблазнительнейшие картинки – вот я вырываюсь и бегу на балкон, где стоит стол, на котором мы злобно трахались не раз. А он не успевает меня догнать. И я вспрыгиваю на этот стол, быстрее кошки не раздумывая кидаюсь головой вниз, и бесконечно-бесконечно долго лечу – восьмой… седьмой… шестой… третий… глухой удар головой… я корчусь на асфальте, и жалею о содеянном… и скрюченные пальцы одной руки держатся за расшибленный живот, а другой шарят по воздуху, в надежде схватить улетающую жизнь… а он стоит и наблюдает сверху. Я не вижу, куда мне, глаза лопнули наверно, но знаю. Он же изверг. Ему это конечно, даже нравится. Плачет, само-собой. Он часто плачет. Когда кого-то мучает, впитывая жадно чужую муку. А я бессильно роняю слёзы, погибая от обиды – до меня доперло в последний миг – как же так, все живы – а я… Но и додумать не успеваю, Ветер откидывается на спину, резко возвращая к действительности: сопит Гдетыгдеты, тихо, с перерывами дышит Ветер. А у меня горят щёки от его пощечин.

- Скотина ты поганая! – говорю я, в разочаровании от несбывшейся смерти.

- Знаю, на обрадовала ничем новым.

- Да пошел ты! – и начинаю торопливо натягивать трусы.

- Хорошо! – встаёт и уходит. Будто мне не наплевать. Его долго нет, и ничто не мешает предаться горькому отчаянию – почему, ну почему он такой? Зачем мне его любить? Разорвал бы меня, уничтожил! Он и пытается, но будто не находит для окончания начатого достаточно сил. А я – чего ж сама-то жду? О-о, да если б помогало скулеть и извиваться!

Вот он возвращается, и я с тоской собаки смотрю на него. Но – какая пошлость – он, оказывается, жрать ходил!!

- Да чтоб ты сдох! – и скорчиваюсь в уголке. Он ничего не отвечает, и я начинаю тихо плакать. Что ж ещё делать?

Закуриваю прямо на постели и зло усмехаюсь – на хрена я всё это делаю? Ну вот нахрена? Вены бы порезать, но уже скучно.

- А-у-у-у!!! – вою, изгаляясь, в высокий потолок. На нём звездочки наклеенные подмигивают.

Я хочу умереть. Меня тошнит от сигареты как от самой жизни. Но от жизни ведь не избавиться, и от сигарет значит – тоже. Будто это запах самой жизни: вдыхать-выдыхать, и каждый вдох губит.

А знаете, почему психи так жадно курят, и никто им не запрещает? А потому что никотин давит на какой-то центр в мозгу, и они успокаиваются. Вот так, пусть лучше от рака легких подохнут, зато спокойные.

Вот Ветрушка и не курит – хочет, но держит сигарету и не поджигает, ему воспоминания неприятны…

А я, кажется, снова напиваюсь. Телефон – а чё не звонит?

- Где вы, мудаки?! – крикнула, потрясая им в воздухе. Глянула на дисплей – а, да, он же отключен!

- Ха, дура!

От двух дополнительных маленьких глоточков сладкой «Ямайки» настроение резко меняется – я больше не хочу быть одна! Какого хрена?

Шума и барагоза мне!

Хотя, как противно точно знать, что в самом разгаре веселухи полюса снова поменяются, и мне сыро будет на всю эту кашу смотреть…. Если вообще что-то будет!

Как назло, первый же, кому я звякнула, резко согласился прибыть через двадцать минут, и не один! Блин, значит разочарования и похмелья не избежать. Хорошо, ладно, попытка номер два: уж эти-то точно обломают!

- Ой, Дика, круто! А бухло? Щас будем! Через минут сорок, нормально? А... э-э, Дик, слушай, а на дорогу обратно… да? Ну, тогда едем!!

Вот так. Большим пальцем левой ноги врубила центр, и под «folk-industrial» принялась лёжа выдрыгиваться. Ладно, переверну с ног на голову все свои планы мрачно напиться в одиночестве, а заодно и половину дома! Хотя, у нас дом сталинский и звукоизоляция как раз даже для репетиций Роба Зомби. Но я сумею и это переорать.

Ага, вот кого точно в городе нет! Щас!

- Ведьма? Привет, как дел? Ну, и клёво! А щас чё делаете? А-а, понятно! Ну вот и как раз приходите ко мне! У меня ББ, то есть Большой Барагоз собирается. Прям щас придёте? Ну лады!

Прикол. Даже Ведьма-и-Русый будут. Я надеялась свой азарт удовлетворить, и найти хоть кого-то, кто откажется. По Ведьме я даже, пожалуй соскучилась. А Русый – так он Русый и есть. Не забыть бы голову отгрызть ему, чтобы скрытничать отучить!

Понеслось…

В ожидании напялила чулки – вдруг, кого трахнуть потянет? Накрасилась погуще – ну и видон завтра будет! «Шанелевское» чёрное платьице с короткими рукавами. Я ГОТ ова.

Я готова … тяжко сблевываю в унитаз… кто-то целует жадно, лезет в трусы… пошёл-на-хуй…

-ААА!!! ВЫ ВСЕ УБЛЮДКИ, ПОШЛИ ВСЕ ЛЮДИ В ПИЗДУ, Я ВАС НЕНАВИЖУ!!! – а на балконе так холодно… оказывается…

С глубинного перепоя очень хочется остаться дома. Но я, как всегда это и бывает по закону подлости, проснулась в 6.30, хотя заснула в районе пяти. С тупым упорством выпихнула всех к чёрту, мутно поглядела на свою облондиненную голову в зеркало, кое-как сообразила, что перекрасилась посредством Ленки надысь. Собралась, накрасилась, и отчего-то, плохо отдавая себе отчет в том, что делаю, отправилась… в универс! На первую пару. Прикиньте, да? Причём в белой кофточке на замочках из «Mango», джинсах со стразами-бабочками, и ультра-модных ботинках с носами загнутыми до идиотизма. А морда такая опухшая, глаза лихорадочные и на всём челе печать глубочайшего стремления к свету знаний! Можно было сделать маску для снятия опухлостей - да пошла она нах.

Но, отсидев полторы пары, прямо посреди общей психологии, молча встала и вышла, совершенно невозмутимо продефилировав мимо едва сдерживаемого изумления Елены Сергеевны, сухой мадам, известной своей строгостью.

Уже заходя в книжный, через дорогу, мне явилась наконец первая за утро мысль: «Нет, я нисколько не собиралась нарываться на праведный гнев Е.С., этой твари, переклинившейся на собственном величии – как же, она же психолог, и всех видит с потрохами! Но все подумают, что это – чудный эпатаж, по-типу да-а, мы на такое не способны! Но я-то совершенно не думала ни о чем, а просто словно за нитки дернули, встала и пошла! Видимо, если твой мозг отключен, и не управляет телом – это берёт на себя кто-то другой, у кого в руках эти нити… может, ты сам? Ведь Бог – это Я!» Мысль сия так понравилась мне, что захотелось сразу ее записать, ведь для того с собой всегда дневник таскаю. Но… лень. Как-нибудь потом. Я, конечно, не вспомню, но хочется надеяться.

Купила «Голос нашей тени» Дж. Кэрролла. Долго выбирала, вчитывалась, морщилась – нет, всё не то. Потом схватила эту с полки «Современная классика». Меня привлекла фраза типа: «Хоронили его на (таком-то) кладбище, он заметил его (тогда-то) и решил, что хочет лежать здесь». Как ни странно для меня, решающим фактором оказалась цена – пятьдесят пять рублей. Хотелось Олди за сто двадцать, новенькое, нечитанное. Олди я люблю – их можно читать долго, много, и с полным погружением… Но если сейчас взять, тогда нифига не останется, а мало ли чего ещё захочется! Карточки не обслуживают в этом магазине. Отказывать себе не всегда приятно, но… Завтра же забегу сюда!

Прошаталась я часа два. Делать было нехрена, и я решила вернуться в универ. Е. С. решительно осталась с нами ещё на одну пару, и я вошла тихо и просто, села на своё место напротив преподши, открыла мятый конспект и уставилась на неё со всеми вниманием и прилежанием. Стопудняк, она подумала, что это собачья наглость с моей стороны – но я совершенно искренне – «клянусь вам»! – заинтересовалась лекцией! У меня вообще все мудачества от души (ну, вы заметили!) Е.С. слегка покоробило, но держалась она молодцом. Всё верно, студенты имеют право покинуть неинтересное занятие. Другой вопрос – экзамен… Но это тоже чушь, чё же я, психологию что ль не сдам? Да пара ночей. На перемене, конечно, начнется: «Ива, ну, ты и дура! Она же тебя так отымеет на экзамене! Ты чё, это же монстр!» Но и это в корне неверно, никто меня не отымеет, потому что если у Е.С. будут плохие результаты в экзаменационном листе, то её деканат так саму выдерет! Она же опытный препод, проглотит наглость богатой соплячки! Насчет «я не нарочно», конечно, бесполезно. Да и неважно. И я пошла обедать. Подумав, выпила рюмку коньяку.

Блин, нафиг надо было, деньги-то последние на сегодня. Осталось сорок три рубля… Но в общем, жить можно. Банкомат где-то здесь был. Да и домой пора. По идее…

И я пошла к Ветру на работу. Он сидел на ящике и жрал солёную рыбу. Придурок, - подумала я в который раз. – Не тупой ведь, и не мямля, шёл бы учиться, работал нормально! Но как же – физический труд сделал из обезьяны человека! Урод! Хотя, я знаю, что учиться ему будет трудно: во-первых, конечно деньги – он сирота и содержит себя полностью сам. Потом ещё не следует забывать, что он – псих, и с его «особым мышлением» (и штампом дурдома в карточке) состыковаться с внешним миром непросто. Он замкнутый очень, любимый мой Ветер, уж я знаю! Поверьте, его-то «мир не понимает»! Скорее наоборот, конечно, но не суть важно. Блин, но ведь так вот всю жизнь на ящике не просидишь! Надо же как-то… Эх, да что там, он же не собирается долго жить – «еще лет пять - семь, и ладно!» Дурак. Ест селедку без хлеба, смотрит на меня странными глазами, не отрываясь и молчит. А я люблю его! Ууу!!!

- Отлично выглядишь! – коротко бросает, доев и сполоснув рот какой-то гадостью, смачно схаркивает на пол. Мне противно – жуть! И я молча стою где стояла. А он подходит ко мне, и пристально щупает самое дно души прозрачным взглядом:

- Что с тобой, малыш? Ты страдаешь!

Дыхание перехватывает, я немею – за что?! Отворачиваюсь, да как ты смеешь?

- Чего бы вдруг? Всё нормально, - не глядя на него, не могу! Слезы срочно затолкать обратно!

- Вот, в универе сегодня была!

Чтобы отвлечься достаю «Vogue» - я их не больно люблю, но ведь надо играть в тупую игру под названием «Привычки богатых девочек». Я вам потом подробнее об этом расскажу. А может и нет. Сейчас мне с ним потрахаться надо. А то завтра менстра, и сегодня спазмы и потому очень хочется. Сделала пару затяжек, он уже понял, зачем пришла, и закрыл дверь своей сраной бытовки на щеколду. Я усмехаюсь, успокаиваясь вдруг, и сбрасываю все личины. В такие минуты я не прячусь. Хочу, чтобы Ветер получал именно меня, а не одну из тех, кого я изображаю. Не стерву, не панкушку, не богатую девочку, не ленивую студентку, не истеричку и не дурочку - а меня. Дикую Дику, Ивану Вишневецкую. Я быстро стягиваю джинсы вместе с трусиками, и встав на колени на его странно чистой лежанке беру в рот, стремясь скорее дать ему кончить, чтобы во второй раз он работал дольше. Подняв глаза с удовольствием замечаю, как он кривится в сладкой муке, запрокидывая голову. Его пальцы путаются у меня в волосах. Сводит челюсти – у него весьма несредненький! Попробуй-ка помести такой во рту полностью! Я мучаю его языком быстрее и быстрее, и через пять минут горячая сперма стекает в горло. Поспешно сглатываю, чтобы не захлебнуться. Он вздыхает свободнее и молча (как иногда достает эта тишина!) присоединяется ко мне на лежанке. Вместе мы снова уговариваем его " друга" ещё поработать. Редкое надо сказать, качество – быстро встаёт, трудно успокаивается! Но я больше не могу терпеть, мне очень больно! Вырываюсь, и встаю на четвереньки.

- Трахни меня, Ветер, пожалуйста! Трахни, я хочу, я не могу больше!

Я шла под дождём и думала - ну вот нахрена, скажите мне, нахрена человеку в двадцать один год, работающему не то каким-то учётчиком, не то что-то в этом дурацком роде такие длинные, острые ногти? Оцарапал меня опять! Я спрашивала об этом, заглядывая в глаза каждому второму встречному, потому что каждому первому в глаза заглянуть не успеешь. Но прохожие не знали. И собаки – не знали. Дождь холодный, кофта из белой, наверное, десять раз в серо-буро-козявчатую превратилась. Ну почему вот я куртку не надела, а?! Кожа замёрзла страшно. Между ног какой-то долбучий дискомфорт, как будто Tampax из стекловаты запихала. Этот шиз драный, видимо, заразил меня чем-нибудь, мало ли с кем ещё трётся? От этих мыслей я разревелась – не хочу, нехочу делить его с кем-то!! Даже с Гдетыгдеты, особенно с ней! Тех, других, я хотя бы не знаю на рожу, и они для меня вроде невыразительных теней. Однакож, сумевших инкогнито мне передать привет неприятностями между ног. Толстые, жирные, как напившийся комар, капли противно влепляются в лицо, и прямо по болезненно набухшим от ПМС соскам. Раздражает СТРАШНО! «Прекратите издеваться, уберите же щипцы!» - отмахиваюсь от них, но они такие назойливые и тупые – ни черта не объяснишь, в упор не понимают! Внешний мир весь пытается влезть в меня не только с воздухом, но и этой мерзкой, долбучей водой! И если от первого избавиться ну никак – в детстве поставила тыщу экспериментов по прекращению дыхания, что, понятно, закончилось крахом, задыхаешься и всё тут! К Богу в гости было рано, и я успокоилась на том, что ещё найду способ не дышать и оставаться сколько положено в ненавистном мире! – то от второго внешнего насилия мира, дождя, с его погаными сперматозоидами – дождинами, ввинчивающимися в меня сквозь непомерно растягиваемые поры кожи я могу, и избавлюсь непременно! Для чего поспешно влетаю в первую попавшуюся стеклянную дверь. Тупо замираю на мгновение, ослеплённая злостным светом – я попала в дорогой бутик. Понятие «цена» не имеет совершенно никакого значения для детеныша туго набитых баблом человеков. И я решаю – ну, раз заперлась, значит, пора снова включать Пэрис Хилтон. С собой – несколько десяток, мятых, намокших в кармане джинсов. Зато есть пластиковая карта. И чек выписать завсегда можно на папу. Две крашеные дуры с плоскими масками – Давай больше плати! – подваливают ко мне. Я их интеллигентно посылаю очень далеко отсюда, и закапываюсь с башкой в кучу всякой бесцветной дряни – «это так модно в сезоне!» - ЭТО – да, это всегда модно! Тем более, в ТАКОМ сезоне. Когда дождь меня грязно изнасиловал, а Ветер – просто поимел. А сезончик ещё тот! Ни лица у него, ни выражения. Как заведённый труп – дождь, мерзавцы толпами. И я – в изгаженной бывшей белой кофте. И стразы отваливаются – «берите, девушка, это Ли Купер. Стразы долго проживут, ни одна не упадёт!» Как гадко липнет к телу мокрая ткань, она тоже хочет кожу с меня снять, сука! И в чёртовом раздражении сдираю ненавистную вещь, швыряю её продавалке прямо в руки. Надо же, поймала!

- Выбросите это, немедленно! – и подумав, добавила до кучи: - Пожалуйста!

Равнодушно развернувшись, прошлась по залу в лифчике. Да и джинсы тоже на хер! И вот я в мокром белом белье – зеркала угодливо являют просвечивающие местечки, и дурацкий-дальше-некуда цвет волос - шляюсь по рядам вешалок. Охранник слюняво ухмыляется. А ведь ему бы надо меня выгнать к долбанной матери, и всё такое! Пара посетительниц немеет. Я нарушаю общественный порядок – и ничего! Это ведь так и надо, они же ВСЕ точно знают с малолетних соплей – так позволяют выгрёбываться только деньги. Причём, если это не твои деньги. Свои, кровные, так не побросаешь в помойку негодных капризов. Ну, и терпите, и давитесь грязной пеной зависти! Не зря же мои дорогие производители бросали меня одну в плохонькой квартирке, битком набитой злыми духами мучительных детских страхов, и одной-единственной молитвой – чтобы настал вечер и святые Они пришли домой!! Я всё думала – неужели, ну неужели же для того поковеркано моё детство, изломана моя слабая психика, чтобы я сейчас могла рыться в Гуччах и Мексах как ленивая курица? Это им на извращенный алтарь брошено святое, пугливое и невинное, то, что должно быть САМЫМ ЛУЧШИМ в жизни каждого человека – ДЕТСТВО?! И не просто, а моё, моё детство, граждане-господа!!! Да, Иваночка, да, детка моя сладкая, мусю-сю! На вот тебе оранжевенькую простецкую тряпчёнку за 2 800, не мерзни! Твое здоровье ведь ох, как дорого! Один подгнивший зубик в 3 400 обошёлся. И + пузырёчек коньячку, чтобы со следующим зубиком всегда могла на дяденьку-оченьхорошего-стоматолога рассчитывать! Да, а кстати, деточка – ну неприличненько же в трусиках – вот тебе юбочка за 1 250, джинсовенькая, со складочками, и такая, бля, коротенькая – вся попа наружу! А попа-то не хухры-мухры, 102 сантиметрика уже! Ну да, как раз для такой юбочки, и делают же, думают, хорошо смотрится? Уроды. Тогда уж и ремешочек к ней за 1 780. И галстучек – не в тему, зато за 2 870. Чулки в клеточку - вот это я люблю. Куртку серую, невыразительнейшую, и не в тему. Сапожки проститутские на шнуровке до колена. Сигарету у охранника. Чек на папино имя. Позвонили - удостоверились. Расплылись в улыбочке. Ах, да! Напоследок ненависть к этим убожествам взяла своё – прошвырнулась ещё раз по залу. Выбрала что-то совсем уж идиотическое – полосатое. С железяками и стразами, и впихнула продавщицам. Заотнекивались, курицы, а сами – довольны. Халява! Взяли, не подавились, суки.

Выходя, я несколько успокоилась. Не суки они. Сука – я. А они – серость, тупая безликая каша. Отвратительная человечина. Какое имя не дай – дрянь, уродцы, всё не под них. Они вообще ничто и имени никакого не надо. Безликие и безымянные.

Кажется, это и называется гордыней, и есть один из страшнейших грехов, наряду с самоубийством. Чтож, судьба, значит. Вкус суицида я уже знаю отлично. А гордыня всегда при мне была. Пыталась я честно, жить и быть в их бытии. Ни-фи-га. Не могу. И не подлежит обсуждению. Сама с собой я всё давно обсудила. И вам объяснять не буду. Непонятно – и не надо. Не люблю я вас. Точка.

Вот иду, значит, попой верчу направо-налево. Приключений на неё ищу. Подъезжает этот… как его? – на байке, короче, черном «Урале». Ничё так, на лицо. Забыла, как звать. Поздоровкался, слез с машины, обниматься давай – ну прям так и соскучился! Просто трахаться хочется, да видимо не с кем. Не байк же ему трахать - не кобыла. Стою, он меня лапает, трындит чё-то, я не слушаю. Думаю – дать - не дать? Вроде как, отчего бы и нет? Ветра мне маловато. АУ (автоматическое удовлетворение) с другими, да и только. Но Ветер – меня не любит. Я хочу его круглосуточно. А он делит меня с кем попало, и даже ни капли не волнуется этим. Горько мне, ох, больно! Да ещё и что-то не проходит дискомфорт между ног…

- Айда, поехали!

- Куда, блондиночка моя? – рожа наглая, симпатичная, пару дней небритая.

- Куда хочешь! – и непристойно вильнула бёдрами. Пропади всё пропадом.

- Серьёзно? Ну смотри! Поехали.

Вот теперь вы радостно подрагивая ждёте описания дальнейших событий, смачно-похотливых в своих подробностях. Прошу!

Приехали на какую-то укромную поляну, на берегу Уфимки. Солнце после дождя светило с жуткой силой, будто стремясь скорее испепелить жизнь земную. А да, вам не это надо сейчас. Ну, про «это». Дело было в какой-то железной хреновине, по-типу заброшенной лодочной станции. Я забралась туда первой, юбка задралась до ушей, безымянный он присвистнул, и смачно облапал. Достал из кармана кусок клеёнки, специально видимо, заготовленный. Расстелил. Сверху куртку. Ложиться я не стала, приняла другую позу. Какую – да сами навоображайте. С широко разведенными коленями и упором на локти. Чё сказать – куннилингус был редкостно мастерский! Так даже Ветер не умеет, а ведь я полагала, что лучше умельца нет! Байкер то нежно, то настойчиво проводил языком, слегка прикусывая… и всё так в момент нужный, будто чувствуя, чего мне именно в данную секунду надо, чтобы слишком быстро не кончить, и непрерывно скользить, как по канату над пропастью в бесконечном блаженстве! В оргазм я сорвалась, как в эту пропасть, и летела целую вечность. Кажется, я кричала и извивалась, не знаю. Помрачение сознания, во время которого он деликатно ждал моего возвращения в мир живых. Когда я открыла глаза, он дрожал от нетерпения. Я посмотрела на него с недоумением – ну что за мудак станет дожидаться, пока девка в себя придет? Чё, думает, я ему теперь дам что-ли, такому тупому? Да не надо мне больше, а он мне никто, чтобы снова раздвигать ноги из признательности или жалости. Он, мало того, ещё и попытался взять меня, не сообразив, что ПОЗДНО! Я оттолкнула его, шепчущего какую-то уговаривающую хрень, и пытающегося повалить меня на спину. Но он, весь в дурмане нетерпения принялся настаивать, а я тогда применила злобное ядовитое оружие, страшнее которого в подобный момент не придумал бы и Сатана – засмеялась гадливо и противно. Его это как громом поразило. Если бы горящая стрела воткнулась в самую простату – он бы, наверное, только тогда испытал подобное, могу лишь туманно представить! Я заткнулась, и без тени жалости - мерзкая сука, зачем так, редкостный любовник, за что ему? – прошкандыбала к выходу, даже не оглянувшись на него, сидящего в жалкой позе, и не знаю – может и дрожащего. Ветер не любит меня. Ветер не хочет меня, а лишь моё доступное сытое тело. Мне никогда не стать панком, и даже просто человеком по-настоящему дорогим извращённому широфренику – Повиликину Гавриилу Евгеньевичу, Гане – Ветру. И вот вся эта обида отдана ему – безымянному байкеру, восхитительно владеющему языком, и СОВЕРШЕННО ни в чём передо мной не виноватому. А я – отработанная Ветром шлюха, пузырь из-под водяры, вышвырнутый тяжелым ботинком на помойку за ненадобностью – я пуста и стеклянна. Пешком пересекла два квартала, вечерело, от сырости стучали зубы – солнце чёртово как накалило так и отступило, с равной злобой. Изощренный расчёт – поджарить и заморозить. Странный и непонятный октябрь. А с меня будто все пенки сняли. Грязная я тварь. Достала ключи от запасной квартиры – вон мой дом, новехонький, отличный, крыша зелёная. Предками купленная хатка специально к моему восемнадцатилетию. Умницы, они с тех пор туда ни разу не сунулись, только чтобы чисто технически проконтролировать процесс отделки. Там всё моё, в том числе и стратегический запас спиртов. Я могу периодически жить там сколько вздумается. Сначала пару месяцев выдержала, но готовить самой и обсуждать сериалы с мамой по телефону оказалось стрёмно, и я вернулась к предкам. Сохранив полную свободу выбора мест обитания. Единственно лишь, что на их территории я соблюдаю их Конституцию, а у меня они подчиняются моей анархии. То есть, анархия лишь для меня. Вот так.

Я подняла голову к наливающемуся антрацитом небу, и горячие слёзы стекли обратно в душу. Боль, боль заполнила собой до краёв. Пойти домой – нет!!! Не могу сегодня их видеть! Борщ этот тети Нюрин-домработницын, папа с газетой, мама с зелёной маской на лице… сидеть в своей пустой норе – вообще свихнусь! Налакаюсь и выброшусь – этаж седьмой, хоть и ни капли не хочу, у бухла свои истерические правила. Тут где-то за спиной и слева пропел мотор байка, и сердце дёрнулось! Я – бегом туда, задыхаясь в жутких чувствах – не простит! Не останется, и я сдохну, некому спасти!

- Гоблин, Гоблин!! – заорала я, как полный шиз, выбегая на дорогу, и кидаясь под колёса… от отчаяния и «имя» его всплыло, минуя сознание сразу на язык.

- Ты чё… мать твою! Ебанутая! Куда, бля, лезешь, сука!! – глаза просто квадратные, а мне – не передать! Я подлетела вороной, вцепилась когтями в добычу, рвала на части, слезами:

- Гоблин, прости меня, ну, прости, ради бога! Ну, пожалуйста! Ну, сука я, тварь подзаборная! Прости!

Он офигело пялится на мои непонятные страдания минуту точно, и неуверенно отстраняясь осведомляется:

- Ты чё, Дика, пизданулась совсем? Чё надо-то теперь вдруг? Нет бы хоть на хуй послала, и то…

Сил отпихнуть меня он в себе не находит, наоборот обнимает (победа!!), и бормочет примирительно:

- Ну, ладно, ладно, харэ, чего ты! Объясни хоть путь-путём, у тебя крыша поехала нахуй, не вкурил я чего-то!

А я уже всю косуху ему пропитала слезами-соплями. Продолжая вздрагивать, хоть на деле приступ прошёл совсем. И не отрывая головы от его груди лепечу:

- Пошли ко мне ночевать, а? Ну, пошли! Мне стрёмно в одиночку... у меня бухло есть, и трава, если хочешь! Ганджа реальная, я тебе всё объясню, тока пошли!

- Ну, Дика Дикая, ты даё-ошь! А сразу чё заломалась, как сука последняя? Я чуть не сдох, блядь!

Я поднимаю лицо, и впервые по-настоящему заглядываю ему в глаза – карие с чёрными точками, смешливые и доверчивые, как у подрастающего щенка. Не глупые совсем. Этот дурацкий тон к таким глазам не идёт. Хотя, как посмотреть!

- Далеко – нет?

- Нет. Резину тока купить, у остановки точка, через пару домов. А мой – вот! – я указала рукой, шмыгнув носом. Теперь доверчивую шалавистую дуру играем. В тему – не в тему но прокатывает: байкер смеётся и хлопает по кожаному боку зверины:

- Садись, что ж!

Через пару часов мы уже изрядно навеселе. Пиццу дожрали на ура, скурили косяк на двоих, а у меня ещё полкораблика осталось! Однако, херня какая-то на этот раз, а не ганджа… Вылакали по баллону «Белого медведя» и пузырь текилы. Странно, но блевать не тянет! Чё было – не знаю. Чё будет – тоже. Но не трахаться не разговаривать явно не… и язык… липкий? А где же эти… как их? А, глюки! Нету. Хе-хе…хе-хе-хе…

- Ах-ха-ха!! – принимаюсь вдруг ржать во весь голос, даже не зная, весело ли мне? И так – до упаду, до бессознания и до смерти Вселенной…

А вот что интересно! Я садистка, или мазохистка? Мне чаще бывает больно, гораздо чаще, чем кому-то из-за меня! Значит, мазохистка. А я этого не хочу!!! Пусть будет больно другим. Значит – садистка. Не знаю… хочу Ветра, прямо сейчас. Сильно, больно, дико и зло.

Потащил её ебать, потащил её ебать…

На шифоньер и на кровать

Иди сюда, сука!

Я не хочу!

Зато я хочу!!!

Хорошая сладкая, я люблю тебя, блядь, блядь…..

Обыкновенный сексизм…

- Гоблин, а хочешь, поцелуемся, ты губами – я ножом! Хочешь – выпрыгни в окно – тогда вместе мы поржём…

Отойдя слегка, я потащилась в туалет, и наступила на раскрытую тетрадь-дневник на полу. Подняла, заглянула, и когда зрение позволило, прочитала с трудом:

«Поразмыслив, я пришла к выводу, что я все-же больше мазохистка, хоть иногда и приятно подчинять; а ты садист, хоть иногда желаешь унижений. Это же и так видно, по нашему сексу! Я прошу грубости, и тебя это зажигает. Потому мы периодически меняемся ролями. И тем счастливы…»

Дура. Тоже мне, счастье…

Пару недель спустя я перекрасилась снова, на этот раз в тёмно-медовый, с золотистыми прядями, очень клёво к глазам шоколадным. Это мама не вытерпев, дала денег, и отправила в дорогой салон. Я провела там три часа, подрезала волосы под удлинённое карэ, и чёлку добавила. Кр-расота! Выходя, промелькнула мыслишка – а Ветру бы понравилось? Но так вяло и пугливо, мелькнула – и испарилась. Лень и тоска вспоминать про него. Менять надо любовничка. Этот уже – да! – стирается.

Распотрошила счёт свой основательно «на пропой», пошла домой к себе, звякнула маме, что снова решила пожить самостоятельно.

С байкером мы так и затусовались у меня на хате – трахались, смеялись, пили портвейн и текилу, поедали пиццу и картошку, смотрели порнуху. Катались, курили травку косяками, и встречая знакомых на вопрос вместе ли мы отвечали, хихикая – «не знаем»! Мы и правда не знали. Угар, сплошной прикольный сон, запой – вместе ли мы? И были ли когда-то Ветер и Ленка? И на универ забила, не задумываясь ни о чём. Телефон положила в дальний угол, батарейка села, и всё, меня не найти! Мама звонила на стационарный – типа, Лена тебя ищет, ну и хер с Леной, я так и сказала. Что подумала на это мама, меня не ебёт. Меня ничего не ебёт. Я даже предохраняться перестала – а это-то всегда очень тщательно блюла. Оставила на заботу Гоблина, пусть сам парится, но не знаю, парился ли он? Нет, наверное, а мне всё равно, я и не спрашиваю. «Хуета рожденная хуйнёй». Не родить бы мне, хреноте эдакой... Не рожу. Всё нормально. Кума-арр!!

- Какие у тебя глазки красивые, чудо! – прошептал Ветер, обняв меня, и пытаясь поцеловать. Я отворачиваюсь. Романтика? Хе, не на того нарвались, чтобы верить в эту чувственность, эту нежность. Да он прямо-таки влюблён! Можно было бы и так подумать. Да я больше всех на свете хочу верить в это!! Слезы уже душат душу. Чёрт, чёрт! Какая он дрянь всё же! Без него практически не плачу, даже от злости и отчаяния, ни-ког-да! Только «к огда за эту вот хуйню мне сдохнуть очень хочется…»
- Скажи-ка, миленький, а почему ты со мной трахаешься, а любишь Гдетыгдеты? Нет, я понимаю, нечего вроде бы объяснять, но всё же! Уж ты-то понимаешь, о чём я!