Апреля 1992. Я хотел бы сообщить, что всё налаживается, но, к сожалению, это не так

Дорогой друг,

Я хотел бы сообщить, что всё налаживается, но, к сожалению, это не так. Мне трудно, потому что мы снова вернулись в школу, и я не могу ходить в те места, куда ходил раньше. И всё не может быть по-прежнему. А я пока не был готов прощаться.

Если честно, то я всего избегаю. Я хожу по школьным коридорам и смотрю на людей. Я смотрю на учителей и удивляюсь, почему они здесь. Любят ли они свою работу. Или нас. Интересно, насколько умны они были, когда им было пятнадцать? Не в плохом смысле. Просто любопытно. Это всё равно, что смотреть на студентов и думать, кому из них разбили сердце, как они справились с тремя экзаменами и эссе по книге. Или задумываться о том, кто разбил им сердце. И почему. Тем более, я знаю, что если бы они ходили в другую школу, то тот, которому разбили сердце, в любом случае пострадал бы от любовных проблем, пусть даже и с другим человеком. Так почему же это настолько личное? И если бы я ходил в другую школу, я бы не знал ни Сэм, ни Патрика, ни Мэри Элизабет, ни кого-либо ещё, кроме своей семьи.

Я могу рассказать тебе об одном случае. В последнее время я хожу в торговый центр. Эти пару недель я бывал там каждый день, пытаясь выяснить, зачем люди туда ходят. Это что-то вроде моего личного исследования.

Там был маленький мальчик. Примерно четырёх лет. Я не уверен. Он сильно плакал и звал свою маму. Скорее всего, он потерялся. Тогда я увидел паренька постарше, которому было примерно семнадцать. Думаю, он ходит в другую школу, потому что раньше я его не видел. Так или иначе, паренёк постарше был похож на хулигана в этой кожаной куртке и с длинными волосами. Он подошёл к мальчику и спросил его имя. Маленький мальчик ответил и перестал плакать. Затем паренёк ушёл вместе с ним. Минуту спустя я услышал, как по внутренней связи обратились к маме мальчика и объявили, что он находится у справочного бюро. Я подошёл к справочному бюро, дабы узнать, что произойдёт. Думаю, мама искала его довольно долго, потому что она подбежала к справочному бюро и, когда увидела маленького мальчика, начала плакать. Она крепко взяла его за руку и сказала, чтобы он больше никогда не убегал. Потом она поблагодарила паренька, а тот ответил:

— В следующий раз следите за ним лучше, чёрт возьми.

Сказав это, он ушёл.

Мужчина с усами в справочном бюро онемел. Как и мать мальчика. Мальчик вытер нос, посмотрел на свою маму и сказал:

— Картошка фри.

Мама взглянула на него, кивнула, и они ушли. Я последовал за ними. Они зашли в кафе быстрого питания и заказали картофель фри. Мальчик улыбался и весь измазался кетчупом. Мама вытирала его лицо между затяжками сигареты. Я продолжал смотреть на мать, пытаясь представить, как она выглядела в молодости. Была ли она замужем. Был ли её ребёнок случайным или запланированным. И есть ли какая-то разница.

Я увидел там и других людей. Одиноко сидели мужчины в возрасте. Молодые девушки с голубыми тенями на веках и неправильным прикусом. Маленькие дети, которые выглядели уставшими. Их отцы в красивых пальто выглядели ещё более уставшими. Молодые ребята работали за прилавками и делали это без особого энтузиазма. Кассовые аппараты открывались и закрывались. Люди продолжали платить деньги и получать сдачу. И всё это тревожило меня.

Поэтому я решил найти другое место, чтобы раздумывать, зачем люди туда ходят. К несчастью, таких мест не очень много. Не знаю, как долго я продержусь без друга. Это было очень легко, до тех пор как я не узнал, что значит настоящий друг. Иногда гораздо проще не знать о чём-то. И достаточно просто есть картошку фри со своей мамой.

Единственным человеком, с которым я заговорил, была Сьюзен, девушка, которая «гуляла» с Майклом ещё в средней школе, когда у неё были брекеты. Я увидел её в коридоре в окружении компании парней, которых я не знаю. Они смеялись и шутили над пошлостями, и Сьюзен изо всех сил смеялась вместе с ними. Когда она увидела, как я приближаюсь к их группе, её лицо побледнело.

Так, будто бы она не хотела вспоминать, какой была год назад, и, конечно, не желала, чтобы эти парни догадались о том, что она знает меня и была моей подругой.

Они замолчали и уставились на меня, но я даже не заметил их. Я просто посмотрел на Сьюзен и выпалил:

— Ты скучаешь по нему хоть иногда?

Я произнёс это не в придирчивом и осуждающем тоне. Я просто хотел узнать, помнит ли кто-нибудь о Майкле. По правде говоря, я был обкурен, в плохом состоянии и не мог выкинуть этот вопрос из головы. Сьюзен была в недоумении. Она не знала, что делать. Это были первые слова, после того как мы не общались с конца прошлого года. Думаю, было несправедливо спрашивать её об этом перед компанией, но я никогда не видел её одну и действительно хотел узнать ответ. Сначала я думал, что её лицо было озадаченным из-за удивления, но так как оно долго оставалось таким же, я понял, что это не так. Вдруг меня осенило, что если бы Майкл всё ещё был жив, Сьюзен, наверное, больше бы с ним не встречалась. Не потому, что она плохая, мелочная или жалкая. А потому, что всё меняется. И друзья уходят. И жизнь ни для кого не останавливается.

— Извини за беспокойство, Сьюзен. Просто у меня трудное время. Вот и всё. Всего хорошего, — сказал я и ушёл.

— Господи, этот парень — грёбаный урод, — услышал я, как прошептал один из парней, когда я почти прошёл коридор. Он сказал это не в плохом смысле, а скорее как факт, и Сьюзен не поправила его. Не знаю, поправил бы я его и сам теперь.

С любовью, Чарли.