Социально-философские учения периода раннего христианства и эпохи Возрождения

Достаточно даже поверхностного взгляда на основное, кульминационное событие христианского учения - на распятие Сына Божьего на кресте, чтобы увидеть главное: человечество в этой религии больше не выступает в качестве случайной игрушки Бога, ибо никто не отдаст сына своего на мучительную гибель ради чего-то случайного и для него несущественного. Ребенок вообще есть высшая, абсолютная ценность для любого существа и, отдавая Сына своего в руки земных палачей во искупление людских грехов, всемогущий Бог как бы раскрыл миру величайшую тайну - тайну вселенского смысла бытия человеческого рода. Да, человек греховен и несовершенен, но он не может быть за это просто уничтожен, ибо спасение его от греховности играет какую-то высшую роль в бытии самого Бога. Каков этот смысл, какова эта роль - для ответа на этот вопрос требовалась более глубокая, чем античная, философская культура, поэтому наивно было бы ожидать найти его явное решение уже в самых ранних, классических христианских текстах. Но главный шаг был сделан - через образ Христа было провозглашено совершенно новое, античности незнакомое отношение между Богом и человеком.

Рождение Сына от божественного Отца земной женщиной было далеко не новостью в мировой религиозной истории. Достаточно вспомнить знаменитых персонажей древнегреческих мифов - Персея или даже Геракла - детей Зевса, имевших, при этом, земных, смертных матерей. Но вот какое отличие должно нам сразу же броситься в глаза: соединяясь с человеком, божественное начало в греческой мифологии всякий раз обременялось неким несовершенством, тогда как человеческое, напротив, получало колоссальное, земными путями недостижимое возвышение. Как итог - явно промежуточное положение, занимавшееся земными детьми небожителей в мифическом мире античности. Они были во всех аспектах слабее богов, но из рядов простых смертных им попросту не было равных. И предельная вершина, которой удалось достичь лишь Гераклу - полное освобождение от человеческих пут и приобщение к кругу небожителей на Олимпе.

С принципиально иной ситуацией мы сталкиваемся в христианстве: в этой религии Бог, соединяясь с человеком, не просто не теряет в своем совершенстве, а, напротив, достигает как Творец своей предельной вершины. Конечно, и здесь Сын Божий оказывается смертным, однако смерть эта становится не падением, а высшим взлетом Бога Отца, манифестацией его абсолютного соединения и примирения с собственным твореньем. И не случайно, что принятое в античности понятие «полубог» мы никогда не встретим в христианстве употребленным в отношении к Мессии, для характеристики которого эта религия выработала гораздо более адекватное понятие - богочеловек.