Действие первое 4 страница

под солнцем", если оно и так мое?

Учитель. Ваше?

Врач. А Бокман?

Учитель. А Вагнер?

Клара Цаханассьян. Тоже мои. Все мое – все ваши фабрики, долина

Пюкенрид, Петеров сарай – все ваши улицы, все ваши дома. Мои агенты скупили

ваш город со всеми потрохами и закрыли все предприятия. Ваши надежды --

мираж, ваше терпение – бессмысленно, ваше самопожертвование – глупость!

Вся ваша жизнь пропала ни за грош!

Молчание.

Врач. Ужасно!

Клара Цаханассьян. Когда меня выгоняли из этого города, была зима.

Рыжая девчонка дрожала от холода в своей матроске, а жители смеялись ей

вслед. Ведь она была брюхата, Я сидела, синяя от холода, в гамбургґском

поезде, и, когда в заиндевелых окнах вагона исчезли очертания вот этого

сарая, я поклялась, что еще сюда вернусь. И вот я вернулась. Теперь ставлю

условия я. (Громко.) Роби и Тоби! Несите меня в " Золотой апостол". Мой

девятый уже, верно там, со всеми своими книгами и рукописями.

Из глубины сцены появляются гр о мил ы и поднимают паланкин.

Учитель. Сударыня! В вас оскорбили женщину, и вы требуете правосудия.

Да, вы – подлинная героиня антиґчной трагедии, настоящая Медея. Как мы вас

понимаем! Но мы умоляем: забудьте о мести, не доводите нас до отчаяния,

помогите бедным, слабым людям честно и доґстойно прожить свою жизнь. Мы

взываем к вашему гумаґнизму!

Клара Цаханассьян. Гуманизм, господа, – бизґнес миллионеров. С моими

же капиталами устраивают мировой порядок. Мир сделал из меня публичную

девку, теперь я сделаю из него публичный дом. Нет денег, расґплачивайтесь

другим способом, если хотите уцелеть. Чесґтен тот, кто платит, а я плачу.

Хотите достатка? Я дам вам его в обмен на мертвеца. (Громилам.) Пошли!

Громилы уносят паланкин в глубину сцены.

Врач. Боже мой, что делать?

Учитель. Слушаться своей совести, доктор Нюслин.

На переднем плане справа появляется лавка Илла.

Новая вывеска, новый сверкающий стеклом и металлом

прилавок, новая касса, дорогие товары. Ковда кто-нибудь

входит через воображаемую дверь, раздается торжественный

перезвон колокольчиков. За стойкой госпожа Ил л. Слева входит

первый – теперь видно, что он мясник и что дела его идут

блестяще; его новый фартук слегка забрызган кровью.

Первый. Вот это был праздник. Весь Гюллен толпилґся перед собором.

Госпожа Илл. Можно только порадоваться за Клер-хен... Сколько она,

бедняжка, выстрадала.

Первый. Подружками невесты были кинозвезды. Все с такими бюстами.

Госпожа И л л. Сейчас это модно.

Первый. Журналисты понаехали. Сюда они тоже заґглянут.

Госпожа И л л. Мы люди простые, господин Хоф-бауэр. Что им у нас

делать?

Первый. Они всех выспрашивают. Дайте пачку сигарет.

Госпожа И л л. Зеленых?

Первый. Американских. Сегодня всю ночь пировали у Штокеров.

Госпожа И л л, Записать за вами?

П е р в ы и. Запишите.

Госпожа И л л. Как дела в мясной?

Первый. Жаловаться грех.

Госпожа Илл.Мнетоже.

Первый. Пришлось нанять продавцов.

Госпожа И л л. Кончится месяц, и я тоже возьму себе кого-нибудь в

помощь.

Луиза проходит мимо лавки; она элегантно одета.

Первый. Ну, воображает! Ну и разоделась! Надеется, наверно, что мы

убьем Илла. Госпожа И л л. Бесстыдница. П е р в ы и. А где же он сам?

Давненько его не видно. Госпожа Илл. Наверху.

Первый закуривает сигарету, прислушивается, подняв голову.

Первый. Кто-то ходит.

Госпожа Илл. Это он ходит по комнате. Который день ходит.

Первый. Нечистая совесть покоя не дает. Подло он тогда поступил с

бедной Клерхен.

Госпожа Илл. А за что я должна страдать?

Первый. Вовлечь девушку в такую беду, черт подери! (Решительно.)

Госпожа Илл, надеюсь, ваш муж не будет распускать язык, когда придут из

газет.

Госпожа Илл. Конечно, нет.

П е р в ы и. С его-то характером...

Госпожа Илл. Мне с ним нелегко, господин Хоф-бауэр.

Первый. Если он вздумает срамить нашу Клерхен, распускать всякие

небылицы, будто она предложила деньґги за то, чтобы мы его убили или в этом

роде,.. Тогда нам придется вмешаться. И не ради миллиарда (плюет)., а

потому, что народный гнев не сдержать. Видит Бог, наша добрая Клерхен по его

милости довольно настрадалась. (Оглядывается по сторонам.) Здесь вход

наверх?

Госпожа Илл. Да, к нему только один ход. Это неудобно. Но весной мы тут

все перестроим.

Первый. Тогда я тут и постою. Мало ли что может быть...

Первый становится в правом ушу, скрестив руки, невозмутимо, как

часовой. Входит учитель.

Учитель. Где Илл?

Первый. Наверху.

Учитель. Хотя это, собственно, и не в моих привыґчках, но сейчас мне

нужно выпить чего-нибудь покрепче.

Госпожа Илл. Наконец-то и вы к нам зашли, госґподин учитель. У меня

есть новая водка. Хотите отведать?

Учитель. Одну рюмочку.

Госпожа Илл. И вам, господин Хофбауэр?

Первый. Нет, спасибо. Мне еше надо съездить в Каффинген. На моей новой

машине. Хочу купить поросят.

Госпожа Илл наливает, учитель пьет.

Госпожа И л л. Что это вы дрожите, господин учитель?

Учитель. Слишком много пью за последнее время.

Госпожа Илл. Лишняя рюмочка не повредит.

Учитель. Это он там ходит, как маятник? (Прислушиґвается, подняв

голову.)

Госпожа Илл. Да, все время ходит из угла в угол.

Первый. Не миновать ему Божьей кары.

Слева входит художнике картиной под мышкой. На нем новый вельветовый

костюм, пестрый галстук, черный берет.

Художник. Господа, будьте осторожны, два журнаґлиста уже расспрашивали

меня об этой лавке.

Первый. Опасно.

Художник. Я сделал вид, будто ничего не знаю. Первый. Мудро.

Худ ожн и к. А это вам, госпожа Илл. Только что снял с мольберта. Еще

краска не высохла. (Показывает картину.)

Учитель сам наливает себе еще рюмку.

Госпожа Илл. Портрет моего мужа.

Художник. Искусство в Гюллене начинает расцвеґтать. Это настоящая

живопись, а?

Госпожа Илл. Как живой.

Художник. Масло. Останется на века.

Госпожа Илл. Я повешу портрет в спальне. Над кроватью. Альфред стареет.

И кто знает, что может слуґчиться? Приятно, если останется что-нибудь на

память.

Перед лавкой проходят две женщины, которых мы видели

во втором действии, но теперь элегантно одетые; они рассматривают

товары в воображаемой витрине.

Первый. Ох уж эти бабы! Собрались в новое кино средь бела дня. Ведут

себя так, будто мы и впрямь убийцы.

Госпожа Илл. Сколько стоит портрет?

Художник. Триста.

Госпожа Илл. Сейчас я не смогу заплатить.

Худ о ж н и к. Неважно. Я подожду, госпожа Илл, охотґно подожду.

У ч и т ел ь. А он все ходит.

Слева появляется второй.

Второй. Идут журналисты!

Первый. Смотрите, только молчать! Молчать как могила.

Художник. Смотрите, чтобы он к ним не вышел.

П е р в ы и. Об этом уж я позабочусь.

Гюлленцы выстраиваются справа. Учитель, который

уже выпил полбутылки, остается у прилавка. Входят

двое газетчиков с фотоаппаратами.

Первый газетчик. Добрый вечер, господа хорошие.

Горожане. Здравствуйте.

Первый газетчик. Вопрос первый: как вы себя в общем и целом чувствуете?

Первый (смущенно). Конечно, мы рады приезду госґпожи Цаханассьян...

Художник. Тронуты до глубины души.

Второй. Горды.

Первый газетчик. Вопрос второй, специально к хоґзяйке этого магазина.

Говорят, вы отбили жениха у Клары Цаханассьян?

Молчание. Гюлленцы явно перепуганы. Госпожа Илл. Кто это говорит?

Молчание. Газетчики с равнодушным видом пишут в своих блокнотах.

Первый газетчик. Два толстеньких слепых старичґка госпожи Цаханассьян.

Молчание.

Госпожа Илл (нерешительно). Ну и что же расскаґзывают эти старички?

Второй газетчик. Все. Художник. Черт бы их подрал.

Молчание.

Второй газетчик. Говорят, Клара Цаханассьян и хозяин этой лавки лет

сорок назад чуть было не пожениґлись. Верно?

Молчание.

Госпожа Илл. Верно.

Второй газетчик. Господин Илл здесь?

Госпожа Илл. Он в Кальберштадте.

Все. Он в Кальберштадте.

Первый газетчик. Да, мы представляем себе их роман. Господин Илл и

Клара Цаханассьян росли вместе, жили по соседству, ходили в одну школу,

гуляли по лесу... Первые поцелуи, еще совсем невинные, ну а потом госпоґдин

Илл встретил вас, для него это было нечто новое, неизведанное, словом,

страсть.

Госпожа Илл. Да, страсть. Все произошло точь-в-точь, как вы

рассказываете.

Первый газетчик. Нас не проведешь, госпожа Илл. Клара все поняла, в ней

заговорило благородство, и она отошла в сторону, а вы с господином Иллом

поженились...

Госпожа Илл. По любви.

Г ю л л е н ц ы (с облегчением). По любви.

Первый газетчик. По любви.

Справа появляются оба слепца, которых тащит за ушн Роби.

Слепцы (голосят). Мы больше не будем ничего расґсказывать! Мы больше не

будем ничего рассказывать!

Обоих слепцов уводят в глубь сцены, где их ожидает Тоби с кнутом.

Второй газетчик. Ну а ваш муж, госпожа Илл, – по-моему, это было бы

вполне естественно – ваш муж хотя бы изредка не жалеет о своем выборе?

Го с п ожа Илл. Не в одних деньгах счастье.

Второй газ етч и к. Не в одних деньгах счастье.

Первый газетчик. Эту истину нам, людям совреґменным, следовало бы

зарубить себе на носу.

Слева появляется сын. Он в замшевой куртке.

Госпожа Илл. Это наш сын, Карл.

Первый газ етч и к. Прекрасный молодой человек.

Второй газетчик. Известно ли ему об отношениях?..

Госпожа Илл. У нас в семье нет тайн. Мы с мужем всегда повторяем: то,

что известно Богу, должны знать и наши дети.

Второй газетчик. Дети все знают.

В лавку входит дочь, она в спортивном костюме, в руке теннисная

ракетка.

Госпожа И л л. А вот и наша дочь Оттилия.

Второй газетчик. Прелестная девушка.

Учитель (вдруг вскакивает). Сограждане! Я ваш стаґрый учитель, я тихо

пил и молча слушал. Но теперь я хочу произнести речь и рассказать о

возвращении нашей Клер-хен в Гюллен. (Взбирается на бочку, ту самую, что

стояла в Петеровом сарае)

Первый. Вы что, спятили?

Второй. Молчать!

Учитель. Сограждане! Я хочу сказать правду, даже если из-за этого мы

навсегда останемся нищими.

Госпожа Илл. Вы пьяны, господин учитель, как вам не стыдно?

Учитель. Мне стыдно? Это тебе должно быть стыдно, подлая баба, это ты

собираешься предать мужа!

Сын. Заткнись!

Первый. Убирайся!

Второй. Вон!

Учитель. Дело зашло слишком далеко!

Дочь (умоляюще). Господин учитель!

Учитель. Ты меня огорчаешь, детка. Ведь все это ты должна была сама

сказать, а приходится кричать мне, старому учителю.

Художник насаживает ему портрет Илла на голову.

Художник. Вот тебе! Видно, хочешь опять лишить меня заказов.

У ч ител ь. Протестую! Протестую перед липом мировой общественности. В

Гюллене готовится злодейство!

Горожане бросаются на учителя, но в эту минуту справа, в старом

потрепанном костюме выходи! Илл,

Илл, Что творится у меня в доме?

Гюлленпы оставляют учителя и в страхе смотрят на Илла. Гробовая тишина.

Зачем вы влезли на бочку, учитель?

Учитель сияет. Он радостно смотрит на Илла.

Учитель. Чтобы сказать правду, Илл. Я хочу расскаґзать представителям

прессы правду. И слова мои, как трубный глас, разнесутся по всей земле.

(Покачнувшись) Ибо я – гуманист, друг древних эллинов, поклонник Платона.

И л л. Замолчите.

Учитель. Как?

Илл. Слезайте.

Учитель.А как же с человечеством?..

Илл. Да сядьте вы!

Молчание,

Учитель (протрезвев). Сесть! Человечество должно сесть... Пожалуйста...

раз уж вы сами пошли против правґды. (Слезает с бочки и садится. Картина все

еще у него на голове)

И л л. Извините. Он пьян.

Второй газетчик. Вы – господин Илл?

И л л. Что вам от меня надо?

Первый газетчик. Какое счастье, что нам все же удалось с вами

встретиться. Нам необходимо сделать неґсколько снимков. Вы нам не откажете?

(Оглядывается по сторонам.) Бакалея, посуда, скобяные товары... Придумал! Мы

снимем, как вы продаете топор.

Илл (помедлив). Топор?

Первый газетчик. Мяснику. Чем естественней, тем лучше. Дайте-ка сюда

это орудие убийства. Покупаґтель берет топор в руки, взвешивает его,

раздумывает, а вы в это время перегибаетесь через прилавок и уговариґваете

покупателя. Прошу вас. (Ставит его в соответстґвующую позу.) Более

естественно, господа, более неприґнужденно.

Газетчики щелкают фотоаппаратами.

Первый газетчик. Хорошо, очень хорошо.

Второй газетчик. Не будете ли вы так любезны положить руку на плечо

вашей супруги? Сын пусть станет слева, дочь – справа. А теперь, прошу вас,

сияйте от счастья, сияйте, сияйте, радостно, изнутри, от всей души, сияйте.

Первый газетчик. Вы превосходно сияли.

Несколько фотокорреспондентов пробегают вдоль левой кулисы. Один из них

кричит, заглянув в лавку.

Фотокорреспондент. У старухи Цаханассьян ноґвый жених! Они гуляют в

Конрадовом лесу.

Второй газетчик. Опять новый?

Первый газетчик. Пошли. Готовая обложка для " Лайфа"!

Оба газетчика стремглав выбегают из лавки. Молчание. Первый еще держит

в руках топор.

Первый (с облегчением). Пронесло!

Художник. Извини нас, учитель. Но если мы хотим уладить это дело,

пресса ничего не должна знать. Понятно? (Выходит из лавки.)

Второй следует за художником. Но потом останавливается перед Иллом.

Второй. Мудро, в высшей степени мудро: главное, не болтать глупостей.

Впрочем, такому негодяю, как ты, все равно никто не поверит. (Уходит)

Первый. Нас еще пропечатают в журнале, Илл.

Илл. Наверняка.

Первый. Мы еще прославимся.

Илл. Если это можно назвать славой.

Первый. Дай мне сигару.

Илл. Пожалуйста.

Первый. Запиши за мной.

Илл. Само собой.

Первый. Честно говоря, ты поступил с Клерхен как последний подлец.

(Собирается уходить)

Илл. Положи топор,, Хофбауэр.

Первый колеблется, потом отдает топор. Все в лавке молчат. Учитель

по-прежнему свдит на бочке.

Учитель. Вы меня простите. Я выпил несколько рюмок, не то две, не то

три... Илл. Есть о чем говорить...

Семья Илла выходит из лавки направо.

Учитель. Я хотел вам помочь. Но на меня все наваґлились,, да вы и сами

не захотели этого... (Снимает с головы картину) Ах, Илл, разве мы люди? Этот

гнусный миллиард сидит у нас в душе как заноза. Мужайтесь, боритесь за свою

жизнь, надо связаться с газетами, вам теперь нельзя терять ни минуты.

И л л. Я больше не буду бороться.

Учитель (удивленно). Скажите, вы что, совсем потеґряли голову от

страха?

Илл. Нет, но я понял, что не имею права.

Учитель. Не имеете права? Бороться с проклятой старой шлюхой, которая

на глазах у всех меняет мужей как перчатки и скупает наши души?

Илл. В конце концов виноват я.

Учитель. Виноваты?

Илл. Я сделал Клару такой, какая она есть, и себя таким, каким стал:

паршивым бакалейщиком. Так что же мне теперь делать, учитель из Гюллена?

Изображать невиґновного? Все это дело моих рук – и кастраты, и дворецґкий,

и гроб, и этот миллиард. Я не могу ничем помочь ни себе, ни вам. (Берет

разорванную картину и разглядывает ее) Мой портрет.

Учитель. Ваша жена хотела повесить его в спальне над кроватью.

И л л. Кюн нарисует новый. (Кладет портрет на приґлавок)

Учитель (с трудом встает, покачиваясь). Отрезвел. В один миг отрезвел.

(Подходит, пошатываясь, к Иллу) Вы правы. Абсолютно во всем виноваты вы. А

теперь, Альфред Илл, я хочу вам сказать нечто принципиальное. (Стоит

совершенно прямо перед Иллом, слегка покачиваясь.) Вас убьют. Я это знаю с

первого дня, и вы это знаете уже давно, хотя никто в Гюллене не смеет

сказать это вслух. Искушеґние слишком велико, а наша бедность слишком

горька. Но я скажу вам больше того. Я сам стану соучастником убийства. Я

чувствую, как постепенно превращаюсь в убийцу. Вера в гуманность мне не

поможет. Вот почему я стал пьяницей. Мне страшно, Илл, также, как и вам было

страшно. Сегодня я еще понимаю, что когда-нибудь, в один прекрасный день, и

по нашу душу явится старая дама, и тогда с нами произойдет то же, что сейчас

с вами; но скоро, быть может, через несколько часов я перестану это

понимать. (Молчание.) Дайте еще бутылку водки.

Илл ставит на прилавок бутылку. Учитель, поколебавшись, берет ее.

Запишите за мной. (Медленно уходит.)

Семья Илла снова появляется в лавке.

Илл (как сквозь сон, оглядывается по сторонам). Все новенькое, все по

последней моде. Чисто, приятно. Я всегґда мечтал иметь такую лавку. (Берет у

дочери ракетку.) Ты играешь в теннис?

Дочь. Несколько раз ходила на уроки.

Илл. По утрам, правда? Вместо того чтобы бежать на биржу труда?

Дочь. Все мои подруги играют в теннис.

Молчание.

И л л. Я видел тебя за рулем, Карл, из своего окна. Сын. Это

" оппелъ-олимпия", не такая уж дорогая машина.

Илл. Когда ты научился водить машину? Мотание.

Когда палит солнце? Раньше тебе приходилось в эти часы выпрашивать

работу на вокзале.

Сын. Да, бывало. (Чтобы скрыть смущение, выносит направо бочку, на

которой сидел пьяный учитель)

Илл. Я искал свой выходной костюм. И наткнулся на меховое манто.

Госпожа И л л.Я взяла его примерить. (/Тодш.) Все залеґзают в долги,

Фреон. Только ты нервничаешь. Твои страхи просто смешны. Кто же не понимает,

что все это обойдется и ни один волос не упадет с твоей головы. Клерхен не

захочет доґвести дело до конш. Я ее знаю, у нее слишком доброе сердце.

Дочь. Конечно, папа.

Сын. Пойми же ты это наконец!

Молчание,

Илл (медленно). Сегодня суббота. Я хочу прокатиться на твоей машине,

Карл, один-единственный раз. На наґшей машине.

Сын (нерешительно). Прокатиться?

Илл. Пойдите приоденьтесь. Прокатимся все вместе.

Госложа Илл (нерешительно). Мне тоже ехать? Поґжалуй, это не очень

удобно.

Илл. Почему неудобно? Иди накинь свое манто. Восґпользуемся случаем,

обновим его. А я пока закрою кассу.

Жена и дочь выходят направо, сын налево, Илл садится за кассу, слева

появляется бур го м и стр с ружьем.

Бургомистр. Добрый вечер, Илл. Занимайтесь своґим делом. Я к вам на

минутку. Илл. Милости просим.

Молчание.

Бургомистр. Принес вам ружье.

И л л. Спасибо.

Бургомистр. Заряжено,

Илл. Мне оно не нужно.

Бур го м и стр (прислоняет ружье к прилавку). Сегодня вечером собрание

городской общины. В " Золотом апостоґле". В зрительном зале.

Илл. Я првду.

Бургомистр. Все придут. Будет обсуждаться вайю дело. Мы оказались в

довольно трудном положении. Илл. И я так считаю.

Бургомистр. Предложение будет отклонено. Илл. Возможно.

Бургомистр. Конечно, ручаться нельзя... Илл. Конечно.

Молчание.

Бургомистр (осторожно). А в этом случае вы тоже подчинитесь нашему

решению, Илл? Ведь на собрании будут присутствовать представители газет.

Илл. Газет?

Бургомистр. Да, а также радио, телевидения и киґнохроники. Ситуация

весьма щекотливая, и не только для вас, но и для нас, уж поверьте. Город

наш, где родилась Цаханассьян и где она венчалась в соборе, стал так

знамеґнит, что будет сделана специальная передача о наших старых

демократических обычаях.

Илл. Вы намерены обнародовать предложение Цахаґнассьян?

Бургомистр. Намеком, только посвященные пойґмут, о чем идет речь.

Илл. То есть то, что речь пойдет о моей жизни.

Молчание,

Бургомистр.Я уже проинформировал прессу в том смысле, что...

возможно... госпожа Цаханассьян пожертґвует нам определенную сумму и что вы,

Илл, будете в этом деле посредником – как друг ее юности. А то, что вы были

ее другом, теперь уже известно всем. Таким образом внешне вы будете

оправданы, как бы потом ни обернулось дело.

Илл. Очень мило с вашей стороны

Бургомистр. Сказать по правде, я сделал это не ради вас, а ради вашей

честной, благородной семьи.

Илл. Понимаю.

Бургомистр. Признайте, что мы ведем честную игру. Вы до сих пор

молчали. Отлично. Но будете ли вы молчать и впредь? Если вы решили

заговорить, нам придется кончить это дело без всякого собрания общины.

Илл. Понимаю.

Бургомистр. Ну, так как же?

Илл. Я рад, что мне теперь угрожают открыто.

Бургомистр. Я вам не угрожаю, Илл, это вы угроґжаете нам. Если вы

заговорите, нам волей-неволей приґдется действовать. Принять превентивные

меры.

И л л. Я буду молчать.

Бургомистр. Что бы ни решило собрание?

И л л. Я ему подчинюсь.

Бургомистр. Прекрасно. (Пауза.) Я рад, что вы согласны предстать перед

судом своих сограждан. Значит, в вас еще теплится совесть, но разве не

лучше, если бы нам для этого вовсе не пришлось собираться?

Илл. Что вы хотите этим сказать?

Бургомистр. Вы только что сказали, что ружье вам не нужно. Может, оно

вам все же понадобится?

Пауза.

Тогда мы скажем даме, что приговор приведен в исполнеґние, и получим

деньги, ничего не делая. Поверьте, я промучился не одну ночь, прежде чем

решился к вам с этим прийти. Ведь, по существу, ваш долг – покончить с

собой, вы же человек порядочный и обязаны отвечать за свои поступки. Не так

ли? И вы должны сделать это как патриот, из любви к родному Гюллену. Вы же

видите, какую мы терпим нужду, как страдаем от нищеты, как чахнут наши

дети...

Илл. Ну, сейчас вам не на что жаловаться.

Бургомистр. Илл!

Илл. Послушайте, бургомистр! Я вынес все муки ада! Я видел, как вы

погрязаете в долгах, как с ростом достатка ко мне все ближе подкрадывается

смерть. Если бы вы избавили меня от этого страха, от этой медленной пытки,

все было бы иначе и я взял бы у вас ружье. Ради вас. Но я сам поборол свой

страх. Сам. Мне было тяжко, но я это сделал. И пути назад нет. Вам придется

стать моими судьями. Я подчинюсь приговору, каким бы он ни был. Для меня это

будет правосудием, чем это будет для вас – не знаю. Дай Бог, чтобы приговор

не сокрушил вас самих. Можете меня убить, я не стану молить о пощаде,

протесґтовать, защищаться, но избавить вас от этого поступка я не могу.

Бургомистр (берет ружье). Жаль, вы упускаете посґледнюю возможность

себя обелить, стать хоть мало-мальґски порядочным человеком. Впрочем, от вас

этого трудно требовать.

И л л. Хотите прикурить, господин бургомистр? (Дает ему прикурить)

Бургомистр уходит. Появляется госпожа Илл в меховом манто, дочь в

красном платье.

Илл. Какая ты нарядная, Матильда.

Госпожа И л л. Это настоящий каракуль.

Илл. Да, ты теперь барыня...

Г о с п о ж а Илл. Только дороговато...

Илл. И у тебя красивое платье, Оттилия. Но не слишґком ли кричащее?

Дочь. Ну вот еще, пала. Посмотрел бы ты на мой вечерний туалет.

Лавка исчезает. На машине подъезжает сын.

Илл. Красивая машина. Всю жизнь я бился как рыба об лед, чтобы

сколотить хоть маленький капиталец и пожить в свое удовольствие, ну хотя бы

купить такую машину. А теперь, раз машина куплена, надо попробовать, каково

на ней ездить. Ты, Матильда, сядь сзади со мной, а Оттилия пусть садится с

Карлом.

Усаживаются в машину.

Сын. Сто двадцать дает запросто.

Илл. Не надо ехать быстро. Я хочу полюбоваться на здешние места, на

городок, где я прожил чуть не семьдесят лет. Старые улицы стали такие

чистые, многие дома уже отремонтированы, из труб вьется дымок, на

подоконниках цветет герань, в садах – подсолнечник и розы, играют дети,

гуляют парочки. Как современно новое здание на площади Брамса.

Дочь. Смотрите, врач на своем новом " мерседесе".

И л л. А равнина и холмы сегодня словно позолочены. Просто удивительно,

какие огромные тени падают на землю. А там вдали, на горизонте, будто

великаны, шагаґют экскаваторы вагнеровских заводов и трубы заводов Бокмана.

Сын. Скоро они задымят.

Илл. Что ты сказал?

Сын (громче). Скоро они задымят. (Сигналит.)

Госпожа Илл. Странные трехколесные машины.

С ын. Это " мессершмитты". Каждый ученик имеет теґперь такой.

Дочь. С'est terrible.[ Это ужасно (франц.).]

Госпожа И л л. Оттилия совершенствуется во франґцузском и английском

языках.

Илл. Полезное занятие. А вот и " Место под солнцем". Давно я не был в

этих местах.

С ы н. Заводы должны быть расширены.

Илл. Говори громче, а то не слышно.

Сын (громче). Они будут расширены. Ну, конечно, вот и Штокер. Его

" бьюик" всех обгоняет.

Дочь. Проклятый выскочка!

Илл. Проедем по долине Пюкенрид. Мимо болота, по тополевой аллее и

объедем вокруг охотничьего домика курфюрста Хассо. Облака клубятся совсем

как летом. Красивые места, все залито лучами заходящего солнца, и я смотрю

на это, словно вижу впервые.

Дочь. По настроению напоминает Адальберта Штифтера*.

Илл, Кого?

Госпожа Илл. Оттилия изучает литературу.

Илл. Благородно.

Сын. Хофбауэр на своем " фольксвагене". Едет домой из Каффингена.

Дочь. Купил поросят.

Госпожа Илл. Карл прекрасно водит машину, ты видел, как он лихо взял

этот вираж. С ним не страшно.

С ы н. Перевожу на первую скорость. Начинается; подъем.

Илл. А я всегда задыхался, когда мне приходилось лезть на эту гору.

Госпожа Илл. Хорошо, что я накинула на себя манто, Становится

прохладно,

Илл, Ты не туда поехал. Это дорога в Бейзенбах. Возвращайся обратно, а

потом сворачивай налево, в Конґрадов лес.

Машина катится в тубину сцены. Появляются четверо с деревянной

скамейкой, теперь они во фраках, изображают деревья.

Первый. Опять мы зеленые сосны, опять мы буки. Второй. Мы – дятел,

кукушка и пугливая косуля. Третий. Здесь веет стариной, воспетой поэтами.

Четвертый. Но теперь сюда врываются гудки автоґмобилей.

Сын {сигналит). Опять косули. И не думают убегать с дороги.

Третий отскакивает в сторону.

Дочь. Совсем ручная. Браконьеры их больше не трогают.

И л л. Остановись под этими деревьями.

С ы н. Пожалуйста.

Госпожа И л л. Чего ты хочешь?

И л л. Прогуляться по лесу. (Выходит из машины) Приґятно послушать

здесь гюлленские колокола. Конец рабоґчего дня.

Сын. Колоколов теперь четыре. Поэтому звон стал такой мелодичный.

И л л. Все уже пожелтело, осень наконец вступила в свои права. Листья

на земле, как золотой покров. (Ступает на листву)

Сын. Мы подождем тебя внизу у моста.

И л л. Не надо. Я вернусь через лес пешком. Сегодня собрание общины.

Госпожа И л л. А мы тогда съездим в Кальберштадт, сходим в кино.

Сын. Semis [привет (лат)], папа. Д о ч ь. So long, Daddy! [пока,

папочка (англ)] Госпожа И л л. Пока! Пока!

Машина с семейством Илла исчезает, потом проезжает

снова в обратном направлении. Жена, дочь и сын машут Итогу.

Илл глядит им вслед. Садится на скамейку, которая стоит слева.

Шелест ветра. Справа выходят Роби и Тоби с паланкином,

на котором восседает Клара Цаханассьянв своем обычном

наряде. За спиной у Роби гитара. Рядом с Кларой шествует

еедевятый муж, лауреат Нобелевской премии, высокий,

стройный мужчина с благородной сединой и маленькими

усиками. (Всех ее мужей может играть один и тот же актер.)

Позади – дворецкий.

Клара Цаханассьян. Вот и Конрадов лес. Роби и Тоби, стойте! (Сходит с

паланкина, осматривает лес в

лорнет, гладит первого по спине) Короед, дерево засыхает. (Увидела

Илла) Альфред, как хорошо, что я тебя встретила. Пойдем погуляем в моем

лесу.

Илл. Разве Конрадов лес тоже твой?

Клара Цаханассьян. Тоже. Не возражаешь, если я сяду рядом?

Илл. Пожалуйста. Я только что простился с семьей. Они поехали в кино. У