БИ-БИ-СИ РАДИО. Хэкер: Я бы только хотел отметить, что уже имеется блестящий пример того, чего можно достигнуть разумным сочетанием государственных и частных инвестиций

Хэкер: … Я бы только хотел отметить, что уже имеется блестящий пример того, чего можно достигнуть разумным сочетанием государственных и частных инвестиций. Это – «Солихалл»…

Морган: Пустая болтовня!

Хэкер: Ну нет, это… э-э… простите, Джо, но для меня «Солихалл» символизирует все, к чему стремится нынешнее правительство. Я лично проявляю большой интерес к этому проекту.

Конвей: Слова!

Хэкер: Нет, не только слова, но и кирпичи, и цемент… Железобетонные, если так можно выразиться, доказательства того, что наша политика реализуется в конкретных делах. К тому же…

Ведущий: Благодарю вас, господин министр. Хотите что-нибудь сказать в заключение, сэр Джордж?

Конвей: Хотел бы повторить. Сама по себе идея партнерства хороша, но только при условии, что в наши решения не будут вмешиваться ни государство, ни рабочие.

Ведущий: Благодарю вас, сэр Джордж. Джо Морган?

Морган: Боже милосердный! По-моему, всем ясно, что сэр Джордж Конвей занимается набившей оскомину капиталистической трепологией. Если партнерство что-нибудь и значит, то прежде всего – равноправное участие профсоюзов, правительства и промышленности. В таком и только таком порядке!

Ведущий: Господин министр, ваше заключительное слово?

Хэкер: Да, конечно. Мне кажется, мы все пришли к единому мнению в главном, не так ли? Мы в равной степени осознаем, что, работая вместе, сможем вылепить новое общество, новую Англию. Я искренне рад предоставленной мне возможности обсудить этот вопрос с двумя ведущими лепила… э-э… то есть ведущими участниками этого процесса.

Ведущий: Благодарю вас. Уважаемые радиослушатели, в нашей беседе принимали участие достопочтенный Джеймс Хэкер – министр административных дел, сэр Джордж Конвей – председатель компании «Интернэшнл констракшн лимитед» и Джо Морган – генеральный секретарь профсоюза административных работников.

После записи у меня не было времени даже заскочить в бар, но на выходе из студии меня поймал Джо Морган.

– О, мистер Хэкер! – воскликнул он, всем своим видом показывая, что чрезвычайно рад «случайной» встрече. – У меня к вам маленькая просьба. Не могли бы вы замолвить словечко за специальную субсидию для членов моего профсоюза в Бирмингеме?

Естественно, я объяснил ему, что, во-первых, студия Би-би-си – не место для деловых переговоров, а во-вторых, этот вопрос – в компетенции министерства занятости.

– Видите ли, – многозначительно произнес он, пристально посмотрев на меня, – мне почему-то показалось, что после нашего интервью всем захочется побольше узнать о «Солихалле». Вы меня понимаете?

– Конечно, захочется, – подтвердил я. – Именно на это я и рассчитываю…

– Но, как известно, – он вдруг подмигнул, – бывают такие вещи… – он опять подмигнул, – о которых лучше не знать. – Тут Джо ухмыльнулся, с заговорщическим видом подергал себя за ухо и снова подмигнул. – Не сомневаюсь, мы прекрасно понимаем друг друга.

«Он явно пытается что-то сказать», – мелькнула в голове смутная мысль. Но что? А может, осенило меня, может, он что-то знает и думает, что я тоже знаю? Но ведь я-то не имею об этом ни малейшего понятия!

Пока я терялся в догадках, он снова подмигнул. Я участливо посоветовал ему протереть глаза.

– Зачем? – удивился он. – Все, что надо, я и так вижу.

Джо, глядя на мое непроницаемое лицо, наверняка решил, что я блефую, как профессиональный игрок в покер.

– Ладно, Хэкер, карты на стол, мы вас зацепили. Да и прошу-то я совсем немного – на десять процентов меньше, чем Лондон. Нам хватит и тридцати. Заранее снимаю перед вами шляпу. Здорово вы нас обошли!

– Никакой субсидии не будет, – рассеянно произнес я, лихорадочно стараясь понять, что происходит. – И советую больше к нам с этим не обращаться. Так или иначе, вам выйдет отставка.

– Не знаю, не знаю… Если кому и выйдет, то уж наверняка не мне, – со значением произнес Морган.

Не ему? А кому же?

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– Как что? А «Солихалл»? Я ушам своим не поверил, когда услышал, как вы на всю страну объявили о своей личной ответственности за этот проект. Смелый, просто отчаянный поступок! И что вас дернуло?

Отчаянный поступок? Что за нелепость! А Морган только усугубил мою растерянность, бодро продекламировав:

«Справа рвутся снаряды!

Слева грохочет ветер!

В долину Смерти бесстрашно

Держит путь славный Хэкер!»

Все эти странные намеки, шуточки, подмигивания меня не на шутку встревожили.

(Сэр Хамфри Эплби встретился с сэром Десмондом Глейзбруком за ленчем в клубе на Пэлл-Мэлл в день записи выступления Хэкера на радио. Как ни удивительно, но сэр Хамфри не оставил никаких записей этой беседы. Такое отступление от профессиональной привычки, выработанной за годы пребывания в Уайтхолле, свидетельствует о том, что сэр Хамфри не хотел и даже боялся предавать гласности обсуждавшиеся в ходе встречи проблемы.

И все же, по счастливой случайности, много лет спустя мы раздобыли письмо, написанное сэром Десмондом 5 марта, то есть на следующий день, своей жене, отдыхавшей на Барбадосских островах. – Ред.)

«Дорогая Снукамс! (Леди Глейзбрук. – Ред.)

Надеюсь, ты прекрасно проводишь время, загораешь, хорошеешь и не слишком злоупотребляешь ромовым пуншем.

Мои дела идут хорошо. Вчера обедал со стариной Хамфри Эплби, постоянным заместителем министра административных дел, и сделал еще один шаг к получению парочки отличных КВАНПО после выхода на пенсию. (КВАНПО – акроним, означающий «квазиавтономная неправительственная организация». – Ред.)

Хамфри сейчас в затруднительном положении – связался с одним пройдохой-финансистом по имени Брэдли. Похоже, этот ловкач прикарманил общие денежки и смылся, предоставив старине Хампи выпутываться самому. Из-за обилия бордо на столе я не до конца уяснил все детали, но суть дела, по-моему, такова: поскольку этот Брэдли не в состоянии уплатить по счетам, Хамфри хотел бы передать контракт нашему банку. Он, конечно, долго морочил мне голову насчет того, что правительство Ее Величества, дескать, намерено превратить «Солихалл» в исключительно эффективное и доходное предприятие. Очевидно, он просто запамятовал, что я не вчера появился на свет. С каких это пор, позвольте спросить, правительство участвует в эффективных и доходных предприятиях?

Я бы с радостью помог старине Хампи выкарабкаться из этой передряги. Мне это ровным счетом ничего не стоит – ведь через год я выхожу на пенсию. Однако сказал ему, что такие вопросы решает Совет банка, а там никогда не знаешь, как дело обернется. Он вроде бы сообразил, что к чему, или, во всяком случае, сделал вид, что сообразил. Я для верности намекнул: мол, жду от него добрых вестей о комиссии по партнерству, создающейся при его министерстве. Я совсем не возражал бы стать ее председателем. Восемь тысяч фунтов в год – неплохая прибавка к моей жалкой пенсии, ты согласна, Снукамс?

К моему глубочайшему изумлению, он заявил, что мое имя внесено в список претендентов на вакантные КВАНПО. Обрати внимание, дорогая, – в список кандидатов! Это же черт знает что! КВАНПО не могут ни с того ни с сего стать дефицитом, поскольку, сокращая их, любое правительство немедленно создает вместо них другие. (К тому времени министрами ПЕВ было утверждено около восьми тысяч высокооплачиваемых, должностей в различного рода КВАНПО, что обходилось налогоплательщикам в пять миллионов фунтов стерлингов в год. – Ред.)

Старина Хампи, как мог, дал мне понять, насколько трудное это дело – найти для меня подходящую КВАНПО, а я, в свою очередь, убеждал его, насколько это трудное дело – уговорить Совет банка дать ему деньги.

Причем ход его мысли был на редкость замысловат. Сначала он упомянул о каком-то Консультативном комитете по стоматологическим учреждениям и спросил, понимаю ли я что-нибудь в зубах. Пришлось напомнить ему, что я – банкир. Тогда он почему-то исключил и Совет по сбыту молочных продуктов. Какая между ними взаимосвязь, я так и не понял.

Потом разговор зашел о Комитете по проблемам загрязнения морской среды, и он поинтересовался, далеко ли от моря расположен мой дом. Узнав, что далеко, он сразу решил, что на Совет по проблемам очистки вод Клайда мне также нечего рассчитывать.

Обед продолжался. Каждое блюдо рождало у Хамфри новую идею. Телечья вырезка – Совет по сбыту мясных продуктов. Но, так как в мясе я разбираюсь только за обеденным столом, этот вариант отпал сам собой. Палтус по-дуврски – Управление по добыче белой рыбы; овощной салат – Совет по сбыту картофеля, Национальный исследовательский центр овощеводства и Национальное бюро биологических стандартов.

Бордо ассоциировалось у него с Советом подготовки специалистов для ликерно-водочной промышленности. Когда я попросил передать мне горчицу, вместе с ней он предложил мне Комитет пищевых добавок. Заметив, как за соседним столиком кто-то поливает бифштекс острым соусом, он предоставил мне выбирать между Советом повышения квалификации пожарных, Всебританским советом производственного травматизма и службой «скорой помощи» при больнице Святого Иоанна.

Разумеется, Хампи преследовал единственную цель – придать нашей беседе видимость quid pro quo. Причем вел он себя довольно бестактно, а в конце задал прямо-таки оскорбительный для меня вопрос (мне, как выяснилось, недостает познаний, необходимых для всех перечисленных им КВАНПО): а что я вообще знаю? Пришлось еще раз объяснить ему: я – банкир, поэтому специальные познания мне не требуются.

Затем он почему-то поинтересовался, не принадлежу ли я к какому-нибудь меньшинству. «Да, принадлежу, – ответил я. – Ведь мы, банкиры, безусловно, в меньшинстве». Боюсь, мой ответ его не слишком удовлетворил.

В конечном итоге вся эта болтовня свелась к тому, что он предложил мне возглавить комиссию по партнерству при МАДе, поскольку это назначение зависит непосредственно от его министра.

Для меня это идеальный вариант. Правда, много бумаг, но старина Хамфри ясно дал понять, что читать их совсем необязательно. Более того, он «был бы только рад», если бы я не увлекался ими, а то, чего доброго, наговорю лишнего на ежемесячных заседаниях Совета комиссии.

Итак, услуга за услугу. Я переговорю с Советом банка, а он замолвит за меня словечко своему министру.

До скорой встречи на пляже.

Любящий тебя Деси-пух».

Марта

Сегодня побеседовал с Роем, моим шофером, и не на шутку встревожился. После записи на студии я его не видел, так как вчера меня отвезли на сменной машине.

Рой спросил, как прошла запись.

– Отлично! – заявил я. – Разговор шел о перспективах партнерства между правительством и частным сектором в области промышленности. В качестве наглядного примера я привел один в высшей степени интересный проект, который уже сейчас воплощается в жизнь в Мидлендсе.

Мне и в голову не приходило, что Рой имеет хоть малейшее представление об этом. Как выяснилось, я заблуждался.

– Вы имеете в виду «Солихалл», сэр? – к моему удивлению, произнес Рой.

– Да. А вы что-нибудь о нем слышали?

Рой усмехнулся.

– Чему вы усмехаетесь? – для приличия выдержав паузу, спросил я.

– Просто так, сэр.

Точно. Он что-то знает.

– Выкладывайте-ка все, что знаете, Рой!

– Да ничего особенного. В самом деле, ничего, сэр.

В зеркальце я увидел его лицо. Он ухмылялся во весь рот. Мне это не понравилось.

Безусловно, он что-то знает. Но что? … Как бы там ни было, я должен защитить «Солихалл». От кого – от собственного шофера? Какая нелепость! И все же я не удержался:

– Мы считаем, что «Солихалл» открывает блестящие перспективы для сотрудничества между правительством и частными предпринимателями.

Рой снова усмехнулся. Это начинало действовать на нервы.

– Что тут смешного, Рой? Что вам известно о «Солихалле»? – напрямик спросил я.

– А что можно узнать за тридцать ездок из МАДа в контору мистера Брэдли на Фаррингдон-стрит, 44, оттуда в «Солихалл» на Бирмингем-роуд, 129 и обратно?

– Тридцать ездок? – поразился я. – С кем?

– Да с вашим предшественником и сэром Хамфри, с кем же еще? – с ухмылкой ответил Рой.

За эту ухмылку я был готов убить его. И чего он все время ухмыляется?

– Сперва они были очень жизнерадостны, сэр, только и говорили, что о блестящих перспективах для сотрудничества, ну и все в том же духе. А затем… – Рой сделал эффектную паузу, – сразу как-то приуныли. Вы меня понимаете, сэр?

Приуныли? Нет, черт побери, не понимаю!

– Как это приуныли?

– Ну… не то чтобы приуныли… – задумчиво произнес Рой (у меня отлегло от сердца – ненадолго, правда), – а пришли в отчаяние, сэр. Это будет точнее.

– В отчаяние?! – Я, пожалуй, тоже был близок к нему.

– Да, сэр. Вам-то уж должно быть доподлинно известно, почему так вышло…

– Разумеется! – подтвердил я.

Видимо, этот хитрюга Рой не почувствовал в моем голосе уверенности, поскольку снова ухмыльнулся.

– Э-э… вы имеете в виду… э-э… некоторые аспекты? … – осторожно спросил я. Не знаю, насколько мне удалось держаться непринужденно при том смятении, что царило у меня в душе.

– Нет, – твердо ответил Рой. – Какие там аспекты? Когда дело нечисто, оно все нечисто, целиком. И тут уж неважно, откуда вонь идет…

Нечисто? Вонь? Он явно не договаривает.

– А что нечисто?

– Вообще-то я толком не знаю. Мне ведь не докладывают. (Может, все это только слухи, подумал я.) Ясно только одно: что бы там сэр Хамфри ни говорил о Брэдли – этот в полном порядке. Но вам, сэр, наверняка известно не хуже моего. Я же простой шофер.

Да, подумал я с горечью. Как же, известно! Я же, черт побери, простой министр!

Марта

Выходные дни провел в тяжелых раздумьях: как выудить из Роя побольше сведений? Известно ли ему еще что-нибудь или он сказал мне все? И потом, он ведь может добыть интересующую меня информацию у других шоферов. Она у них – как валюта: ею обмениваются при каждом удобном случае. А вдруг он даст всем понять, что я ничего не знаю о «Солихалле»? Не навредит ли мне это еще больше?

Первым делом надо деликатно, не теряя достоинства (вернее – больше не теряя), выяснить, что конкретно знает Рой. Говорят, шоферу можно заткнуть рот, пообещав медаль Британской империи. Интересно, а может она развязать ему язык?

Глупые мысли – от отчаяния. Сначала я должен добиться правды от своего постоянного заместителя. Затем – от личного секретаря. И только потом думать о шофере.

Все проблемы, с которыми мне пришлось столкнуться за последние шесть месяцев, неизбежно приводили меня к выводу: до тех пор, пока подбор административного аппарата целиком и полностью во власти самого аппарата, хорошим министром не станешь! Ладно, пусть они подбирают чиновников по своему образу и подобию, с этим уж ничего не поделаешь. Но мы, политические деятели, должны постараться сделать все возможное, чтобы этот аппарат хотя бы не рос, как чудовище Франкенштейна!

Эта таинственная история вокруг «Солихалла» (до которой я все-таки намерен докопаться) еще раз доказала, как мало я осведомлен о работе собственного министерства. Ведь мы, политики, толком не знаем, скрывается от нас какая-либо информация или нет, поскольку скрывается даже сам факт сокрытия. Нам предлагают только определенный набор решений, приемлемых для чиновной элиты, не говоря уж о том, что эти решения нам навязывают, подобно тому, как фокусник предлагает публике «выбрать» нужную карту: «Выбирайте любую карту, выбирайте!» Но почему-то мы всегда выбираем именно ту, которая нужна фокуснику! Как ни странно, нам никогда не удается претворить в жизнь решение, если оно не устраивает аппарат. Не потому ли, что нам некогда самим готовить документы? Ибо в конечном итоге выигрывает тот, кто готовит документ!

Чем больше я думаю об этом, тем яснее понимаю: министерство – как айсберг. Большая часть его сокрыта в глубине – таинственная, неведомая, грозная. А я-то трачу силы, пытаясь навести глянец на торчащую верхушку.

Перед моим министерством стоит великая задача – избавиться от формализма, бюрократизма и волокиты. А чиновники делают все, чтобы МАД оказался как можно дальше от поставленной цели.

К сожалению, большинство наших государственных учреждений добивается целей, прямо противоположных тем, для которых их создавали. Министерство по делам Содружества ухитрилось лишить нас Содружества. Министерство промышленности способствует сокращению производства. Министерство транспорта в свое время привело к развалу нашей системы общественного транспорта. Казначейство с завидным постоянством растрачивает государственные деньги… Перечень можно продолжать до бесконечности.

Главная же беда министерских чиновников в том, что они напрочь лишены моральных основ. Эти так называемые «слуги народа» нисколько не обременены прозой жизни. Закон для них не писан, им нипочем инфляция, не грозит безработица, а награды и почести так и сыплются на них золотым дождем…

Управленческий аппарат никогда не сокращается – уменьшаться может лишь количество планируемых мест. Насколько мне известно, в законе 1975 года об обязательном 5-процентном повышении подоходного налога исключение делалось только для государственных служащих и определенной категории лиц свободных профессий: для первых – потому, что благодаря этому повышается их реальная заработная плата, а для вторых – из-за настоятельного требования парламентского совета, то есть в конечном итоге юристов, непосредственно готовивших это законодательство. Иначе новый закон вообще не был бы подготовлен.

Каков же итог моего почти полугодового пребывания на посту министра? Пожалуй, практическое бессилие перед могущественной и безликой бюрократической машиной. Хотя отрадно уже то, что я это понимаю. Значит, им не удалось приручить меня. В противном случае я бы и сейчас был уверен, что: а) обладаю всей полнотой власти и б) мои подчиненные всего лишь выполняют мои указания.

Итак, надежда не потеряна. Завтра я не уйду из министерства до тех пор, пока не докопаюсь до истоков этой странной таинственности вокруг «Солихалла».

Должен быть хоть какой-нибудь способ узнать, что происходит?!

Марта

Сегодня – день прозрения!

Пригласив Хамфри специально, чтобы поговорить о «Солихалле», сообщил ему, что, несмотря на оптимистическое выступление по радио, у меня появились некоторые сомнения.

– Что-нибудь определенное, господин министр? – вежливо спросил он.

Я не стал ходить вокруг до около.

– Скажите, Хамфри, с «Солихаллом» все в порядке?

– Насколько мне известно, строительные работы ведутся вполне удовлетворительно, господин министр, – спокойно ответил он.

Пришлось запастись терпением.

– Я не это имею в виду. Что там происходит, Хамфри?

– Строительство, господин министр…

– Знаю, – с трудом сдерживаясь, перебил я его, – но… там что-то творится… понимаете?

– Конечно, – отозвался он.

Слава богу, лед тронулся, подумал я, немного успокоившись.

– Что?

– Первый этаж, а за ним – второй.

– Прошу вас, Хамфри! – Я уже не скрывал раздражения. – Поговорим о главном, об основании, так сказать…

– Ах, вот оно что, – с серьезным видом кивнул мой постоянный заместитель, – понятно.

– Что вы можете сказать по этому поводу?

– Э-э… насколько я понимаю, господин министр… (Вот она, правда, подумал я. Наконец-то!) интересующее вас основание состоит из смеси цемента и гравия на шести футах первосортного строительного камня…

Он что, принимает меня за полного идиота?

– Хамфри, – сказал я жестко, – вы, надеюсь, понимаете, что речь идет о финансах.

В ответ он вылил на меня целый поток скучных, сугубо технических деталей нашего контракта со строительной фирмой, каких-то поэтапных выплат и тому подобной чепухи. Пришлось снова его перебить.

– Однако, Хамфри, я чего-то не знаю…

Он снова уклонился от прямого ответа.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Это я от вас хочу услышать! Я знаю, есть что-то, чего я не знаю… потому и не знаю, о чем спрашивать. Так чего я не знаю, Хамфри?

– Господин министр, – строя из себя невинность, продолжал он, – я не знаю, чего вы не знаете. Ведь это может быть все, что угодно.

– Вы от меня что-то скрываете, не отпирайтесь!

Он кивнул.

– Что? …

Во мне все кипело. Снисходительно улыбаясь, он объяснил: одна из важнейших функций аппарата как раз и состоит в том, чтобы ограждать министра от ненужной информации, изо дня в день буквально затопляющей министерство.

Такой ответ меня не устраивал. Я в последний раз попытался втолковать ему суть моих опасений – на случай, если он все-таки не до конца меня понял.

– Послушайте, Хамфри, я знаю, что с «Солихаллом» происходит что-то, чего я не знаю. Но я знаю: знаете вы, знает Бернард, знает Джо Морган и – кто бы мог подумать?! – даже мой шофер. Только вашему покорному слуге ничего не ведомо, хотя именно ему придется расхлебывать эту кашу и отвечать перед английским народом!

Никакого ответа. Хамфри смотрел на меня и молчал.

– Хамфри! – воззвал я к нему, с трудом подавляя желание вцепиться ему в волосы. Или себе. – Ответьте, пожалуйста, на один простой вопрос.

– С удовольствием, господин министр. На какой?

– Не знаю! – завопил я. – Скажите вы мне, и я его задам!

Марта

Этот день, казалось, никогда не кончится. Чувствую приближение неминуемой катастрофы. Особенно после очередной встречи с Хамфри, прошедшей в атмосфере ледяной вежливости. Присутствовал на ней и Фрэнк Визел – он пришел обсудить свой проект реорганизации системы КВАНПО.

У меня не было ни малейшего желания обсуждать этот проект именно сегодня. На мой взгляд, он не имел непосредственного отношения к интересующим меня проблемам, хотя и пестрел звонкими выражениями вроде «скандальная практика министерского патронажа», «теплые местечки для своих парней» и тому подобного. Хамфри заметил, что в проекте видны оригинальность и полет фантазии. А Фрэнк по простоте душевной счел это за комплимент. Он, видимо, не в курсе: «оригинальность» и «фантазия» в устах сэра Хамфри – самые последние ругательства.

По замыслу Фрэнка, все назначения в КВАНПО должны быть переданы в ведение специального парламентского комитета.

– С тем, чтобы на эти места назначались по-настоящему достойные люди, а не старые дружки или партийные боссы. Пора поставить заслон прогнившему принципу «ты мне – я тебе», – пояснил он, улыбаясь, сэру Хамфри.

Такой подход к делу показался мне правильным, и я предложил рекомендовать его для подготовки к представлению в палату общин.

– Предложение, безусловно, смелое, – вставил сэр Хамфри («смелое предложение» – еще один убийственный «комплимент» своего постоянного заместителя). – Но вместе с тем вряд ли имеет смысл ломать существующую систему, если она хорошо отлажена.

«Хорошо отлажена»? Чушь! Не далее, как сегодня утром, мне надо было утвердить председателя нашей новой КВАНПО – Комиссии по партнерству в промышленности. И кто же, вы думаете, был кандидатом на этот почетный пост? Сэр Десмонд Глейзбрук! Уму непостижимо!

– Он никогда не работал в промышленности! – возмутился я. – Никогда не имел дела с профсоюзами! И к тому же позволил себе немало оскорбительных выпадов в адрес нынешнего правительства. Неужели такая кандидатура – это все, на что способна «хорошо отлаженная система»?

– Из него вышел бы отличный председатель, – возразил сэр Хамфри.

– Безграмотный фигляр!

– И тем не менее! – последовал ответ.

Я сказал Хамфри, что вычеркиваю Глейзбрука из списка. Он будет утвержден только через мой труп!

На некоторое время в кабинете воцарилось томительное молчание. Сэр Хамфри нарушил его:

– Господин министр, прежде чем вы примете окончательное решение, мне бы хотелось ознакомить вас вот с этим документом.

Он положил на стол папку, на которой было крупными буквами написано: «" СОЛИХАЛЛ” – СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Почему совершенно секретно? Я открыл ее и понял почему. Наш партнер Брэдли, профукав семь с половиной миллионов, оказался на грани банкротства и поставил под угрозу весь проект.

Я пришел в ужас. И, естественно, спросил сэра Хамфри, почему меня своевременно не поставили в известность. Он невразумительно пробормотал что-то насчет нежелания меня беспокоить и бремени моих забот… Как будто своим молчанием он не сделал это бремя еще тяжелее!

– Если об этом пронюхают газетчики, разразится страшный скандал… катастрофа! – в страхе выдохнул я.

– Это ужасно! – подтвердил Бернард. (Он умеет утешить!)

– Минутку, – неожиданно вмешался Фрэнк. – Обратите внимание на дату. Это произошло до выборов. Вы абсолютно чисты, Джим.

Увы, сэр Хамфри моментально развеял забрезжившие было надежды.

– К сожалению, в соответствии с существующей традицией министерской ответственности преемник принимает на себя…

– Но тогда пусть хотя бы все знают, что Джим здесь ни при чем, – перебил его Фрэнк.

– Да-да, конечно! – Сэр Хамфри сочувственно покачал головой. – Что поделаешь, если принцип демократической преемственности время от времени требует жертв! Вспомните дело Кричела Дауна. (Дело Кричела Дауна в 1954 году можно было считать последним примером того, как министр принял на себя полную ответственность за скандальное дело, к которому он не был и не мог быть причастен. Сэр Томас Дагдейл, являвшийся тогда министром сельского хозяйства и рыболовства, официально заявил, что, как министр, он обязан нести ответственность перед парламентом за действия своих подчиненных, даже если он и не отдавал соответствующих распоряжений. В результате ему пришлось подать в отставку, «вылететь наверх», в палату лордов, и на этом его блестящая карьера закончилась. С тех пор в Англии не было таких совестливых или – все зависит от точки зрения – таких глупых министров. – Ред.) Когда стая жаждет крови, она должна ее получить, не так ли, господин министр?

Я лишился дара речи.

– Но ведь ему достаточно только назвать дату! – не унимался Фрэнк.

– О да! – вздохнул сэр Хамфри (ханжа!). – Менее заметный человек, возможно, и попытался бы как-нибудь выкрутиться, но в данном случае есть только один достойный путь. И господину министру он прекрасно известен…

У меня было такое чувство, будто я присутствую на собственных похоронах.

– Мне все-таки кажется, что над предложением Фрэнка стоит поразмыслить, – сказал я, хватаясь за соломинку.

– Однако, – заметил Бернард, – если вспомнить, что в своем выступлении по радио, которое будет передано…

– Сегодня, – внезапно осипшим голосом произнес я.

– Да, сегодня, – подтвердил он, – вы публично заявили, что причастны к успеху этого проекта. Кстати, трансляция начнется с минуты на минуту.

Мы переглянулись. Бернард бросился за приемником.

– Бернард, немедленно свяжитесь с Би-би-си и остановите передачу! – закричал я ему вслед.

– Я от души желаю вам удачи, господин министр, – сказал сэр Хамфри, – но ведь вы не хуже меня знаете, что такое Би-би-си.

– Конечно, знаю, – согласился я, – но у нас случай особый, скандал, можно сказать…

– Вот-вот, – закивал мой постоянный заместитель, – только скажите им об этом – они тут же передвинут ваше выступление на самое удобное для слушателей время, повторят его на следующий день и вдобавок отснимут фильм для «Панорамы»[47].

– Я наложу запрет!

– МИНИСТР ОКАЗЫВАЕТ ДАВЛЕНИЕ НА БИ-БИ-СИ! – с выражением произнес сэр Хамфри.

Я и сам понимал, что он прав: с Би-би-си не поспоришь.

«Может, попросить их по-хорошему», – подумал я и даже хотел посоветоваться с Хамфри, но тут в кабинет вбежал Бернард с транзистором в руках. И мы услышали мои нелепейшие заявления о государственных и частных капиталовложениях, о реальном партнерстве, о том, что я лично заинтересован в этом проекте, ибо он символизирует все, к чему стремится нынешнее правительство. Конкретный, «железобетонный» пример единства наших слов и дел…

Я выключил радио. Слушать это было выше моих сил. В кабинете снова воцарилась гнетущая тишина.

Никто не решался заговорить первым. Пришлось это сделать мне.

– Хамфри, – подчеркнуто-спокойно обратился я к нему. – Ну как вы допустили, чтобы я сказал такое?

– Господин министр, – смиренно отозвался этот «смиренный слуга правительства». – Я не вправе вам указывать, я могу лишь давать советы. И я советовал. Настоятельно советовал. Но если советы какого-то там государственного служащего не принимаются во внимание…

Конечно, скрыл от меня крайне важную информацию, а теперь прикидывается овечкой!

– Ну хорошо, посоветуйте мне сейчас, – холодно бросил я.

– С удовольствием, господин министр. – Он на секунду задумался. – Например, можно обратиться в банк «Бартлетс» с предложением стать нашим партнером вместо «Слоан энтерпрайз». Если они согласятся, мне кажется, дело будет улажено.

Банк! Мне это и в голову не пришло! Слишком уж заманчиво, чтобы быть правдой.

– Однако… – продолжал сэр Хамфри. (Да, действительно это слишком заманчиво.) – …банк может и отказать… Впрочем, есть одна интересная деталь: его генеральный директор в будущем году выходит на пенсию и, естественно, подумывает о достойном назначении. Скажем, председателем какой-нибудь приличной КВАНПО.

И только-то?

– Так предложите ему, – немедленно отреагировал я, – предложите ему вакансию, которую хотели отдать этому придурку Глейзбруку. Кстати, а кто он, этот директор?

– Десмонд Глейзбрук.

Теперь все встало на свои места.

Я почувствовал, что необходимо сделать хоть небольшую паузу, прежде чем сказать, что Десмонд вообще-то не такой уж плохой парень.

А вот до Фрэнка дошло не сразу.

– Но он постоянно нападает на наше правительство! – негодующе воскликнул он.

Я терпеливо объяснил ему, что, назначая время от времени на руководящие посты наших политических оппонентов, мы только повышаем наши акции. Это демократично, пример государственного мышления.

Но этот упрямец все спорил и спорил, пока я не попросил его заткнуться.

Затем я поинтересовался, кто еще в курсе этой скандальной истории. Оказалось, Джо Морган. То-то он с такой наглостью требовал субсидию для Бирмингема. Шантажист!

И тут мне очень кстати пришла в голову мысль, что сэру Десмонду Глейзбруку наверняка потребуется толковый заместитель. Предпочтительно профсоюзный деятель. Я поделился этой идеей с сэром Хамфри. Она ему настолько понравилась, что он, не раздумывая, предложил Джо Моргана. По-моему, на редкость удачный вариант.

– Одной КВАНПО – двух зайцев, господин министр, – улыбнулся сэр Хамфри, и мы тут же связались с ними по телефону.

Фрэнк молча слушал, как мы по очереди мило беседовали с Десмондом, потом с Джо, и вдруг взорвался.

– Вот-вот, именно об этом я и говорил! – заорал он во всю глотку. – Вот в чем порочность нашей системы! Теплые местечки для своих парней! Дашь на дашь! Ты мне – я тебе! Коррупция!

Я не поверил собственным ушам. Фрэнк обвиняет меня в коррупции? Он что, рехнулся?

– А что будет с моим проектом упразднения КВАНПО, хотел бы я знать?! – вопил он, багровея от гнева.

– Очень хороший проект, Фрэнк, мы все так считаем, – примирительно заметил я. – В нем видна оригинальность, полет фантазии…

– Смелость, – добавил сэр Хамфри.

Однако, несмотря на такие, казалось бы, лестные отзывы, Фрэнк продолжал бушевать. Он, дескать, не позволит упрятать проект под сукно. Да как он мог даже подумать, будто я способен на такое! Положить документ под сукно? Немыслимо! Я – демократ, я верю в открытое правительство…

У моего политического советника, очевидно, не все в порядке с головой.

– Имейте в виду, я все равно передам его в кабинет! Найдутся люди! – грозно прохрипел он. – Я добьюсь, чтобы проект сделали неотъемлемой частью нашей партийной политики! Вот увидите!

Он решительно направился к двери, но на полпути остановился и обернулся. На лице его играла блаженная улыбка. Мне это не понравилось. Когда Фрэнк улыбается, хорошего не жди.

– Пресса, – сказал он почти с нежностью. – Если пресса обо всем этом узнает…

И тут меня осенило.

– Фрэнк, – задумчиво произнес я, – знаете, о чем я вдруг подумал? Конечно, это не имеет прямого отношения к теме нашего разговора, но… не хотели бы и вы потрудиться для дела КВАНПО?

– Ну нет! – криво усмехнулся Фрэнк. – Меня вам купить не удастся.

Я принялся внушать ему, что ни о каком подкупе нет и речи. Может быть, целесообразнее не упразднять систему КВАНПО, а, наоборот, заставить ее работать с полной отдачей. Что если создать авторитетную комиссию для изучения проблемы и для контроля за составом, структурой и деятельностью всех без исключения КВАНПО? Тогда можно было бы направить этот процесс в нужное русло. В состав комиссии вошли бы известные люди, в основном тайные советники[48]. (Мне известна давняя и тщательно скрываемая мечта Фрэнка стать на одну ногу с тайными советниками.)

– И здесь, – продолжал я, – безусловно, не обойтись без способных, знающих людей, которые занимались бы вопросами КВАНПО и изучили бы как их достоинства, так и слабые места. Учитывая ваши познания в данной области и ваше стремление бескорыстно служить общественному благу, сэр Хамфри счел возможным предложить именно вашу кандидатуру.

– Тайные советники? – как завороженный, повторил Фрэнк.

– Дело ваше, конечно, – добавил я, – но, по-моему, на этом поприще вы могли бы отлично послужить обществу. Или я не прав?

– Но вам не удастся заставить меня изменить моим убеждениям… и не надейтесь, – рассеянно произнес Фрэнк. – Существует такое понятие, как принципы…

Мы с Хамфри поспешили заверить его, что глубоко уважаем принципиальных людей. Более того, подчеркнули мы, именно принципиальность делает его кандидатуру столь подходящей для работы в новой КВАНПО.

– Причем, – многозначительно поднял палец сэр Хамфри, уже подметивший в характере моего политического советника, с одной стороны, подспудное чувство вины, требующей постоянного искупления, а с другой – глубокую приверженность пуританской морали в служебных вопросах, – работа предстоит нелегкая. Лично я не сомневаюсь, что работа в этой супер-КВАНПО будет сопряжена с частыми и утомительными командировками за границу. Ведь необходимо проследить, как аналогичные проблемы решаются в других государственных центрах – в Японии, Австралии, Калифорнии, Вест-Индии…

– На Таити, – поддакнул я.

– Да, и на Таити, – кивнул сэр Хамфри.

– Что ж! – На лице Фрэнка отразились глубочайшие душевные муки. – Это будет изнуряющий труд, не так ли?

– Крайне изнуряющий, – хором подтвердили мы. – Крайне!

– И он нужен всему обществу, правда? – с надеждой в голосе спросил Фрэнк.

– Безусловно! – дружно заверили мы его.

– А как же с моим проектом? – вдруг вспомнил Фрэнк. Я посоветовал взять его с собой. Такой бесценный документ, без сомнения, пригодится ему в новой работе.

А один экземпляр Хамфри предложил подшить в дело – вместе с отчетом по «Солихаллу».