Критские законы V века

(№ 236). «Если кто причинит насилие свободному или свободной, должен заплатить 100 статеров; а если дело идет о лице, не принадлежащем к гетерии, – то 10. А если раб [причинит насилие] свободному или свободной, то он должен заплатить вдвойне; а если свободный – крепостному или крепостной – 5 драхм; а если крепостной [ войкей ] – крепостному или крепостной – 5 статеров». (Гортинская правда II 2-10, пер. Пригоровского [Античный способ 1933, с.48])

Спарта

(№ 237). «(16) … Едва мальчики достигали семилетнего возраста, Ликург отбирал их у родителей и разбивал по отрядам, чтобы они вместе жили и ели, приучаясь играть и трудиться друг подле друга. Во главе отряда он ставил того, кто превосходил прочих сообразительностью и был храбрее всех в драках. Остальные равнялись на него, исполняли его приказы и молча терпели наказания, так что главным следствием такого образа жизни была привычка повиноваться. За играми детей часто присматривали старики и постоянно ссорили их, стараясь вызвать драку, а потом внимательно наблюдали, какие у каждого от природы качества – отважен ли мальчик и упорен ли в схватках. Грамоте они учились лишь в той мере, в какой без этого нельзя было обойтись, в остальном же всё воспитание сводилось к требованиям беспрекословно подчиняться, стойко переносить лишения и одерживать верх над противником. С возрастом требования делались всё жестче: ребятишек коротко стригли, они бегали босиком, приучались играть нагими.

В двенадцать лет они уже расхаживали без хитона, получая раз в год по гиматию, грязные, запущенные; бани и умащения были им незнакомы – за весь год лишь несколько дней они пользовались этим благом. Спали они вместе, по илам и отрядам, на подстилках, которые сами себе приготовляли, ломая голыми руками метелки тростника на берегу Эврота. Зимой к тростнику подбрасывали и примешивали так называемый ликофон: считалось, что это растение обладает какою-то согревающей силой. (17) В этом возрасте у лучших юношей появляются возлюбленные. … (18) …

И добрую славу и бесчестье мальчиков разделяли с ними их возлюбленные. Рассказывают, что когда однажды какой-то мальчик, схватившись с товарищем, вдруг испугался и вскрикнул, власти наложили штраф на его возлюбленного. И, хотя у спартанцев допускалась такая свобода в любви, что даже достойные и благородные женщины любили молодых девушек, соперничество было им незнакомо. Мало того: общие чувства к одному лицу становились началом и источником взаимной дружбы влюбленных, которые объединяли свои усилия в стремлении привести любимого к совершенству» (Плутарх. Ликург 16-18, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.59-61])

(№ 238). «У спартанцев допускалось влюбляться в честных душою мальчиков, но вступать с ними в связь считалось позором, ибо такая страсть была бы телесной, а не духовной. Человек, обвиненный в позорной связи с мальчиком, на всю жизнь лишался гражданских прав» (Плутарх. Древние обычаи спартанцев 7, пер. М.Н.Ботвинника [Плутарх 1990, с.331])

См. также Ксенофонт. Лаконское государство II 12сл.

(№ 239). «…хотя следить за волосами мальчики начинали, едва выйдя из детского возраста, особенно старательно их умащали и расчесывали накануне опасности, памятуя слова Ликурга о волосах, что красивых они делают еще благовиднее, а уродливых – еще страшнее» (Плутарх. Ликург 22, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.63]) То же см. (Плутарх. Лисандр 1 [Плутарх 1994, т.1, с.485], Плутарх. Изречения спартанцев 53, 29 [Плутарх 1990, с.317], Плутарх. Изречения царей и полководцев 52, 1 [Плутарх 1990, с.363])

(№ 240). «На вопрос, почему спартанцы заботятся о прическах, он [Харилл] ответил: «Потому что из всех украшений это – самое дешевое» (Плутарх. Изречения царей и полководцев 53, 3, пер. М.Л.Гаспарова [Плутарх 1990, с.363]) Другой вариант слов Харилла: (Плутарх. Изречения спартанцев 68, 6 [Плутарх 1990, с.323] То же как изречение Никандра: (Плутарх. Изречения спартанцев 56, 2 [Плутарх 1990, с.320])

(№ 241). «picti … значит … прекрасные, то есть нравящиеся своими черными волосами…» (Сервий. Комм. к Энеиде VI 146 [Латышев 1947-52, с.744 (1949, № 1, с.199)])

(№ 242). «Те, кто был моложе тридцати лет, вовсе не ходили на рынок и делали необходимые покупки через родственников и возлюбленных» (Плутарх. Ликург 25, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.65])

(№ 243). «Общие трапезы критяне зовут «андриями», а лакедемоняне «фидитиями» - потому ли, что на них царила дружба и благожелательство [ филия ] или потому, что они приучали к простоте и бережливости [ фейдо ]» (Плутарх. Ликург 12, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.55]). также см. [Плутарх 1990, с.133]

(№ 244). «Он [ Ликург ] укрепил и закалил девушек упражнениями в беге, борьбе, метании диска и копья… Заставив девушек забыть об изнеженности, баловстве и всяких женских прихотях, он приучил их не хуже, чем юношей, нагими принимать участие в торжественных шествиях, плясать и петь при исполнении некоторых священных обрядов на глазах у молодых людей… (15) Всё это само по себе было и средством побуждения к браку – я имею в виду шествия девушек, обнажение тела, состязания в присутствии молодых людей, которых приводила, говоря словами Платона, не геометрическая, а любовная необходимость…

Невест брали уводом, но не слишком юных, недостигших брачного возраста, а цветущих и созревших. Похищенную принимала так называемая подружка, коротко стригла ей волосы и, нарядив в мужской плащ, обув на ноги сандалии, укладывала одну в темной комнате на подстилке из листьев. Жених, не пьяный, не размякший, но трезвый и как всегда пообедавший за общим столом, входил, распускал ей пояс и, взявши на руки, переносил на ложе. Пробыв с нею некоторое время, он скромно удалялся, чтобы по обыкновению лечь спать вместе с прочими юношами» (Плутарх. Ликург 14-15, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.57-58])

(№ 245). «О спартанских эфорах я мог бы рассказать много достопримечательного, но сейчас ограничусь нижеследующим. Когда кто-то из тамошних красавцев предпочел бедному, но честному вздыхателю богача, они приговорили юношу к штрафу, карая, мне сдаётся, слабость к деньгам денежным наказанием.

Другого, человека во всех отношениях порядочного, но не испытывавшего любви к благородным юношам, они тоже наказали за то, что, обладая душевными совершенствами, он никому не дарит свою любовь; эфоры были уверены, что такой человек может сделать своего возлюбленного или какого-нибудь другого юношу подобным себе. Ведь привязанность любящих, если они добродетельны, способна воспитать в их любимцах добрые качества. Поэтому лакедемонские эфоры поступают так: если юноша совершит какой-нибудь проступок, его прощают из-за неопытности и молодости, а карают за это того, кто в него влюблен, требуя, чтобы любящие знали о поступках любимых и следили за тем, что они делают» (Элиан. Пёстрые рассказы III 10 [Элиан 1963, с.31])

(№ 246). «Спартанские юноши держатся с теми, кто в них влюблен, без гордости и заносчивости, наоборот, их обращение противоположно обычному в таких случаях поведению юных красавцев – они сами просят, чтобы влюбленные «вдохновили их»; в переводе это значит, что мальчиков надо полюбить. Однако эта любовь не содержит ничего постыдного. Если же мальчик посмеет допустить по отношению к себе нескромность или влюбленный на нее отважится, обоим небезопасно оставаться в Спарте: их приговорят к изгнанию, а в иных случаях даже к смерти» (Элиан. Пёстрые рассказы III 12 [Элиан 1963, с.32])

(№ 247). «Агафархид Книдский пишет в двадцать восьмой книге «Европейской истории»: «В Спарте эфоры воспретили Гносиппу общаться с юношами, потому что он показал себя мотом» (Афиней IV 168d [Афиней 2003-, т.1, с.220])

Гиппократид – царь VI века.

(№ 248). «Однажды Гиппократиду встретился подросток, который смутился, так как с ним шел его покровитель. Гиппократид сказал, увидев его: «Гулять надо с такими людьми, чтобы не краснеть, если с кем-нибудь повстречаешься» (Плутарх. Изречения спартанцев 42, 2, пер. М.Н.Ботвинника [Плутарх 1990, с.308])

(№ 249). «Сципион. …для юношей было позором, если у них не было любовников…

… [запрещалось, чтобы] юноша обнажался. Столь издалека проистекают, так сказать, основания стыдливости. Что касается упражнений юношества, то как неразумны они в гимнасиях! Как легка пресловутая военная служба эфебов! Как вольны и свободны прикосновения и проявления любви! Не стану говорить об элейцах и фиванцах, у которых страсть даже пользуется дозволенной и ничем не стесняемой вольностью, если она обращена к свободнорожденным. Сами лакедемоняне в любви к юношам позволяют всё, кроме бесчестия, и отгораживают то, что запрещают, лишь очень тонкой стенкой; ибо они допускают объятия и совместное спанье, если между людьми положены плащи» (Цицерон. О государстве IV 3-4 (3-4) [Цицерон 1966, с.71])

См. (Сервий. Комм. к Энеиде X 325)

(№ 250). «Если идти из Спарты в Аркадию, то на дороге под открытым небом стоит статуя Афины, так называемой Парей, а за ней – святилище Ахилла, открывать которое обычно не принято. Те из эфебов, которые собираются сражаться на Платанисте, по установленному для них обычаю, приносят здесь перед битвой жертву Ахиллу» (Павсаний III 20, 8 [Павсаний 2002, т.1, с.239]

(№ 251). «Тут есть местность, так называемый Платанист [Платановая аллея], по имени образующих ее деревьев: здесь растут высокие и частые платаны. Все это место – а оно назначено для упражнений эфебов в боях – кругом обведено рвом, наполненным водою, как будто какой-то остров, окруженный морем; войти сюда можно по двум мостам. На каждом из этих мостов стоят статуи; на одном – Геракла, на другом – Ликурга, так как среди законов, установленных Ликургом и касающихся всего государственного устройства, были и законы относительно этих боев между эфебами. [ Описание боев ]» (Павсаний III 14, 8 [Павсаний 2002, т.1, с.223]) Также см. (Павсаний III 11, 2 [Павсаний 2002, т.1, с.215])