Глава 18. Искать начали давно. День за днем над Черным материком и на пути к нему гудели вертолеты.

Искать начали давно. День за днем над Черным материком и на пути к нему гудели вертолеты.

Деревушка опустела. На берегу остались только старые, разбитые обласки1. На всех других люди уплыли на поиски.

Наталья знала, как страшен лесной пожар. Она ушла с поисковой группой, которой было поручено обыскать пепелище по обоим берегам реки.

Для этих мест пожар был несильным, и о нем забыли. Теперь пришлось вспомнить. Не один день ворошили люди прибитый дождями пепел, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы трагедии. «Не могло же сгореть все, - думали они. - Должны остаться хотя бы обгоревшие ружья или ножи… Если, конечно, все это не утонуло в реке».

Поиски осложняло и то, что Росин мог отклониться от основного маршрута, чтобы проверить, не пригодны ли ближние речки и озера под выпуск бобра и ондатры. Беда могла случиться и там. Их искали и в стороне от основного русла. Но слишком много было вдоль реки коварных топей, которые могли бесследно похоронить людей. Могла бы остаться лодка. Но вертолеты, не раз пролетавшие вдоль реки, не разыскали ее…

Солнце закатилось за лес. Над затоном то здесь, то там начинали посвистывать крыльями утки. На красной от зари воде, неподалеку от камыша, появился какой-то слишком густой кустик. Но он так мал, что даже первый, с опаской опустившийся на плес селезень не увидел в нем ничего подозрительного. Утки, подломив крылья, одна задругой, а то и целыми стайками плюхались на воду. Вокруг нарастал шум от стрекота цедящих воду утиных клювов.

Одна из уток подплыла к густому зеленому кустику и как-то шумно, неуклюже нырнула, а кустик зашатался. Но утки не обратили на это никакого внимания. Они даже не заметили, что утка так и не вынырнула…

Так же безвозвратно, одна за другой, нырнули еще три утки. А птиц слеталось все больше. Плеск, гомон стоял по всему затону. И вдруг вся эта масса птиц со страшным шумом сорвалась с затона и, испуганно крякая, в беспорядке заметалась над ним. Посреди затона стоял Росин с густым зеленым кустиком вокруг головы.

Дрожа от холода, не обращая внимания на мечущихся над затоном птиц, он побежал по мелкой воде к берегу, держа в посиневших руках по паре уток. На берегу отряхнулся и, не чувствуя закоченевшими ногами земли, припустился к избушке.

– Ты чего же удумал! - ругался Федор. - Свалиться захотел! И летом-то вода холоднющая, на берегу местами лед подо мхом не отходит. А он после инея столько в воде просидел. Залазь быстрей на нары, чего стоишь!

Синий от холода, Росин покорно шмыгнул в сено и клацал там зубами.

– Не встать тебе завтра. Знамо дело, сляжешь, - ворчал Федор, торопливо заваривая чай из листьев смородины.

Но назавтра Росин встал как ни в чем не бывало.

– Что, Федор, у тебя уже завтрак готов?

– Повремени малость. Пусть как следует упреет.

– Опять бурда из манника? Ну, хорошо, хорошо, - поспешил исправиться Росин, - каша! Буду с удовольствием есть! Крикни, когда поспеет.

Росин вышел из избушки и с силой швырнул нож в ближайшее дерево. Нож вонзился и мелко задрожал рукояткой. Росин выдернул его, отступил на несколько шагов от дерева и с еще большей силой швырнул в ствол. Острый конец глубоко вонзился в древесину.

Из избушки вышел на костылях Федор.

– Все бросаешь? Погляди, как ручку оббил. Совсем поломаешь. И что тебе далось нож кидать?

– А вот научусь как следует в цель попадать - и охотиться с ним можно. Посмотри, насколько в дерево входит. На близком расстоянии такое оружие не хуже ружья.

– Уж не на медведя ли аль на лося собрался?

– А почему не попробовать?

– Ты взаправду не вздумай в кого из них кинуть. Попасть-то попадешь, видал, ловко у тебя получается. Только звери-то шибко на рану крепкие. Уйдут с ножом - ни мяса, ни ножа. А без ножа нам… - Федор развел руками.

Росин еще раз швырнул нож в прилепленный к сухостоине березовый листок. Лезвие вонзилось чуть ниже листка.

– Вот видишь - мажу… Ты о чем задумался, Федор?

– Теперь, поди, ищут нас. Всех в деревне от дел оторвали. Добро бы хоть там искали, где надо, еще куда ни шло. А то ведь в пустом месте.

– Думать об этом страшно. Люди бросят все и будут искать, где нас никогда и не было. Еще, не дай Бог, самолеты пошлют. Нам соболей выпускать не всегда их сразу давали, а тут без всякой пользы мотаться будут… А может, сюда какой по пути залетит?

– Ближнее ли дело - «по пути». Сюда лететь да лететь. А почто? Тайга не изба - всю не обыщешь.

– А давай сигнальные костры зажжем! Может, какой самолет и заметит.

– Может, и заметит, который пожары смотрит.

К вечеру на берегу выросла гора хвороста и зеленых веток.

«Дня на три палить хватит», - с удовольствием думал Росин.

Наутро от головешки из чувала задымилась куча хвороста, а когда затрепетала клокастым пламенем, Росин бросил на нее охапку пахучих зеленых веток.

Клубами завертелся густой серый дым и поднялся над тайгой высоким косым столбом.

И началось. Методично, одну за одной тащил охапку, бросал в костер, шел за другой, приносил, бросал, снова шел… И так без конца.

Бушевало пламя. Мокла от пота рубаха. Росин свернул к озеру, сунул рубаху в воду, не выжимая, натянул на себя.

– Поотдохнул бы. Гляди-кось, ветки-то к концу, - сказал Федор, укрепляя на колу уток, чтобы коптились в дыму.

– А я ведь думал, дня на три хватит… Ну ничего, сигналить так сигналить! А меньше что за дым?

То и дело Росин посматривал в голубое небо… Но там только редкие, просвеченные солнцем облака.

Чайки и крачки уже привыкли к дыму. Сновали возле самого костра, пролетая порой сквозь серые клубы.

– Полно. Не шибко часто тут самолеты. Лучше бы те дрова да в зиму…

Росин подошел к озеру, зачерпнул обеими руками воду, плеснул в лицо. На губах горько-соленый вкус пота.

– Ладно, Федор, теперь до вечера недолго. Подымлю, если уж взялся. На худой конец, утки лучше прокоптятся.

Село солнце. На берегу догорал сигнальный костер, разнося по воздуху белый пепел сгоревшей хвои.

– Кончи, паря, звезда вон небо просверлила. Кто теперь полетит.

…В небе и тихих затонах замигали звезды. Потонули во тьме берега, слились с небом контуры деревьев.

Федор сидел возле костра и неторопливо мешал деревянной ложкой щи из кислицы. Росин подтолкнул в огонь недогоревшие концы веток. Федор опустил руку с ложкой и невидящим взглядом смотрел на огонь.

– Да, беспокойство дома. Наталья, поди, ревет втихомолку… А Надюшка, должно, в школу пошла…

Улыбался Федор редко. Но когда разговор заходил о Надюшке, лицо его всегда теплело и становилось особенно добрым от этой отцовской улыбки.

Но вот оно опять стало хмурым.

– Портфелю сулил ей купить…

«И Оля теперь уже занимается, - подумал Росин. - Кончились каникулы…»

В костре зашумели убежавшие щи.

– Давай-ка есть, - спохватился Федор. - Готово давно.

Оба молча принялись за еду.

Крупные звезды горели зеленоватым светом, как горят в темноте кошачьи глаза.

Все больше на небе звезд, все гуще сумрак. Костер теперь как в шатре из непроглядной мглы. В этот шатер то и дело влетали ночные бабочки и, опалив крылья, гибли в огне.

– А у меня мать еще ничего не знает. Волнуется, конечно, у калитки безрукого дядю Яшу с почтальонской сумкой встречает. А он: «Нет, Катерина, опять ничего. Да ты не грусти, напишет…» А ведь скоро из управления напишут: «Пропали в тайге».

Росин замолчал. Вспомнилось неутешное горе матери, когда дядя Яша принес извещение о смерти отца.

– Ничего… Что мы, померли, что ли? Вернемся, опять ладно все будет.

– Не знаю. После смерти отца у нее сердце здорово пошаливать стало.

– Ничего. Мать, она как раз сердцем чует, жив или не жив.

Возле притухающего костра стало холодно. Росин поднялся, ушел в темноту… Вернулся с сушняком. Федор спал. Положил голову на кочку и спал. «Что ж, ведь он вырос у костров… А мне вот что-то не спится».

Росин подбросил дров. «Да, хорошо бы, если люди могли чуять сердцем, - думал Росин, вспоминая Олю. - Тоже ждет писем…»

Вспомнилась первая встреча. Поздняя электричка. По окнам извилистые струйки дождя.

И вдруг она! Вошла и села напротив вместе с подружкой. «Не знаю, как проберусь в этих туфельках. Дождь, темень». - «Говорю, пойдем ко мне, - предложила подружка. - Переночуешь, а утром съездишь». - «Что ты, если брат просит приехать, значит, надо». - «Тогда счастливо добраться. Я схожу. На лекции встретимся». А перед следующей остановкой пошла к выходу и она.

Тоже вышел в тамбур.

«Возьмите». - «Фонарик? Зачем?» - «Берите, берите», - почти силой впихнул, когда была уже на платформе. - «Как я его верну?» - «Я найду вас».

И нашел. Потому что на штампе ее книжки видел: «Московский медицинский институт».

Оказалось, приехала в Москву с Байкала. И глаза у нее под стать Байкалу - голубые, бездонные.

Над озером засверкала луна.

«Может быть, ее видит Оля… А все-таки странно: вот эту луну сейчас видят люди, которые спокойно живут, работают, ходят в кино. Им и в голову не приходит, что есть где-то вот такие дебри и люди, которым уже начинает казаться, что на свете и нет ничего, кроме этих дебрей.

Что бы я сейчас отдал за какой-нибудь приемник! Ведь сколько всяких событий! А у нас о них ни малейшего представления. Слушал бы без конца и день и ночь!

Все-таки какое же чудо приемник! Сидя вот здесь, знать, что творится в мире. Даже слушать репортаж о футбольном матче… Как далеко все это! Можно сойти с ума».