Речной лагерь — Россия

Сейчас 7.30 вечера. Никакого круизного судна нет. Никаких пассажиров тоже нет. Каждый член нашей туристической группы выгребает на собственной байдарке, как может. Я съежился в двухместной палатке. Снаружи — тучи огромных черных комаров. Они ждут, когда я высуну наружу нос. Слышу, как река швыряет себя на перекаты. Если мне немножко повезет, умру во сне.

Человек, с которым я делю палатку, Леонард Клифтон, ушел рубить деревья мачете, который позаимствовал у Бориса, одного из наших речных гидов. Я искренне надеюсь, что какое-нибудь дерево Клифтона рухнет на его кошмарную лысую голову. Я не переживу еще одной ночи, если он опять будет травить бесконечные байки о Церковной Армии[35].

Сегодня я уже сказал Борису, что отдам ему все мои рубли, если он самолетом эвакуирует меня в Москву. Борис оторвался от ремонта пробоины в моей байдарке и сказал:

— Но теперь нужно догрести до конца реки, мистер Моул: здесь нет ни поселений, ни людей, ни телефонов.

По возвращении к цивилизации я подам на «Инородные Части Света» в суд за каждый пенни, который они с меня получили. Ни разу они не упомянули, что мне придется грести на байдарке, спать в палатке и пить воду прямо из реки. Но самое худшее лишение, которое здесь доводится испытывать, — мне совершенно нечего читать. Клифтон одолжил мне свою Библию, но она упала за борт на последних перекатах. Глядя, как она тонет, я возопил громким голосом: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» — к изумлению всей остальной группы и моему собственному, должен признаться.

Моника и Стелла Брайтуэйз, двойняшки из Барнстапла, снаружи запевают «Десять зеленых бутылок». Леонард и вся остальная банда похотливо подтягивают.

10 часов вечера. Только что вернулся из леса, где был вынужден мочиться в темноте. Некоторое время постоял вместе с остальными вокруг костра, прихлебывая черный чай.

У Моники Брайтуэйз вспыхнула серьезная ссора с предводителем бойскаутов из Халла. Она утверждает, что видела, как он за обедом взял из мешка два ломтика черного хлеба. Он же яростно это отрицает и обвиняет ее в том, что она заграбастала себе весь костер. Все разделились на два лагеря, исключая меня, который терпеть не может и тех и других в равной мере.

Сегодня моя байдарка опрокинулась одиннадцать раз. Остальные храбрецы рассвирепели за то, что я их задерживаю. Все они — члены Британского Союза Байдарочников. Я же — совершеннейший новичок, а пересекать озеро в девятибалльный шторм — самый жуткий мой кошмар. Волны! Ветер! Вода! Мрачное, черное русское небо! Опасность! Ужас!

Молюсь Господу Богу, что скоро наше путешествие завершится. Я стремлюсь в Москву. Хотя там придется сидеть в гостиничном номере: комары безжалостно искусали мне все лицо. Я похож на обдолбанного Человека-Слона.

Полночь. Снаружи происходит распитие водки. Из палатки я отчетливо слышу каждое слово. Русские слезливо сентиментальны. Всякий раз, когда они заговаривают о «нашей душе», англичане хихикают. Я жажду сна. Также я жажду горячей воды и унитаза со смывом.

В Москву! В Москву! В Москву!