Глава XXIIi

В ночь на 19 июля генерал Резухин выступил из лагеря вниз по Селенге, вдоль левого ее берега с 1–м, 2–м и 3–м полками, 30 пулеметами и всей артиллерией. К тому времени барон уже знал, что красноармейская пехота на этом направлении находиться в двух переходах от нас. Начальник дивизии задержался у Ергина с 4–м полком. На правом, покинутом строевыми частями берегу интендантские чиновники, совершенно готовые к выступлению, с понятным нетерпением ожидали последних распоряжений. Генерал Резухин решил дать встречный бой на отличной пасхальной позиции.

Около 9 часов 19 июля красноармейцы открыли огонь по нашим заставам и густыми цепями повалили вслед за отходившим охранением. Через полчаса после первого выстрела завязался горячий бой по всему фронту, то есть от скалистых гор до берега реки. На правом фланге, у реки, в лесу залег 1–й полк Парыгина. В центре разместилась артиллерия и пулеметные части. Левый фланг оборонял 2–й полк Хоботова. 3–й полк Янкова получил задачу охранять Баянгольскую падь и левый фланг позиции от обхода со стороны скалистых сопок. В первые часы боя красноармейцы вели наступление на участке 1-го полка. Мелкий лес и кустарники, разросшиеся у реки, позволили противнику подойти на 500 шагов к стрелковым цепям китайского дивизиона, но все дальнейшие атаки разбились о прекрасную позицию 1-го полка, и к полудню бой на правом фланге стал затихать. Около 14 часов красные ввели сильные резервы, вероятно, еще один, уже третий полк своей бригады^[35], и принялись громить позицию левого фланга из 8 полевых орудий и одной гаубицы^[36]. По счастью, красные не умели в ту пору хорошо стрелять шрапнельными снарядами. Очевидно, батареями у них командовали прежние унтер — офицеры, которые вели огонь меткий, но недостаточно грамотный.

В продолжение нескольких часов командная сопка, занятая одним из дивизионов 2–го полка, плавала в облаках черного дыма от бризантных снарядов, с грохотом рвавшихся среди камней. Под прикрытием артиллерийского огня, противник стал накапливаться против 2–го полка и затем продвигаться вперед с тем, чтобы вечером нанести нам сокрушительный удар.

Положение приняло здесь угрожающий характер: цепи красноармейцев окопались на дистанции прямого выстрела, а их артиллерия, разделенная на две батареи, безостановочно била и по нашей позиции, и по коноводам. По временам, правда, наблюдались довольно эффективные попадания гранат, но все же следует признать, что шрапнельный огонь был бы действительнее. В то же самое время наши горные пушечки, дававшие при почти беззвучном разрыве шрапнелей лишь легкое белое облачко, производили чувствительные опустошения в цепях противника. Часам к девятнадцати бой достиг степени высшего напряжения. Чувствовалось, что красные вот — вот бросятся вперед, в атаку, которую нам уже не отбить.

Но тут внезапно, как “Deus ex machina” греческой трагедии, появился на сцене барон. Он залетел на командную сопку, мгновенно оценил положение и поскакал по гребню гор вдоль всей позиции, по направлению к реке, на свой правый фланг. Темнело. “Ну, Корнелий Иванович, выручай! ”, — приказал барон командиру 1–го полка — “Переходи в наступление”. Через самый короткий промежуток времени этот полк, под предводительством барона и Парыгина, энергично ударил по левому флангу красной бригады, сбил стоявшую против него часть и погнал к перевалу Улин-даба. Хороша была и сама по себе мысль барона о контрударе, да и проведена она блестяще. В то время наш левый фланг переживал весьма тяжелые минуты. Под покровом сгустившейся темноты красные ворвались в падь, лежащую между позицией 2–го полка и скалистыми сопками. Они легко сбили монгольский дивизион, стоявший на левом фланге полка, и дорвались до коноводов. Лошади, подгоняемые криками бегущих вслед за ними перепуганных монголов, мчались вниз по баянгольской пади, создавая беспорядок среди сосредоточенных тут же, непосредственно за позициями, повозок артиллерийского парка, а также и полковых вьючных обозов, топча разложенных на земле раненых.

В тот критический момент генерал Резухин находился на круглой командной сопке. Возле него, в десяти шагах, лежала цепочка ординарцев штаба дивизии и стреляла в ту сторону, где еще недавно размещались цепи левого фланга 2–го полка, но откуда теперь гремели залпы красноармейцев. В двухстах шагах ниже генерала, за сопкой, укрывался единственный резерв — 5–я оренбуржско-забайкальская сотня. Генерал вызвал резерв и приказал командиру сотни, подъесаулу Слюсу: “В атаку, скорей, скорей! ”… “Куда прикажете направить сотню? ”, — спросил Слюс. “Вот туда”, — Резухин сделал жест рукой в том направлении, куда стреляли ординарцы.

“Скорей! На конях! ”, — добавил он вслед, но тут же переменил первоначальное решение и приказал наступать в пешем строю.

Когда эта сотня спускалась с сопки, ей прежде, чем дорваться до противника, следовало проскочить узенький перешеек. Нелегкая это была задача! Если пригнуться к земле, то можно было рассмотреть, что на противоположной стороне стояла шеренга красных и безостановочно стреляла в нашу сторону. Казаки замялись: ступят несколько шагов и опять назад. Появились убитые и раненые. Первым упал капитан Веселовский. Один из сраженных наповал тяжело покатился по склону…

Командиру сотни не оставалось иного выхода, как гнать людей ташуром. “Вперед, вперед! ”, — кричал он, перебегая от одного к другому. Когда казаки проскочили через перешеек, противник побежал, 5–я сотня спустилась с сопки и последовала за красноармейцами, не позволяя им остановиться. Генерал поддержал порыв 5–й сотни спешно собранными полковником Островским несколькими сотнями 2–го полка. Тогда создалась возможность перейти в наступление уже по всему фронту. К тому времени барон на нашем правом фланге оттеснил противника версты на три и захватил батарею из четырех полевых орудий.

Красные отошли за перевал Улин-даба и увели с собой вторую свою батарею. Захваченные пушки барон приказал привезти в негодное для стрельбы состояние и бросить на месте, потому что он не имел никакого желания возиться с громоздкими полевыми орудиями. Около 1 часу 20 июля бой затих. Барон подсчитал, что бригада генерала Резухина потеряла не менее 80 человек убитыми и свыше ста ранеными, и отказался от мысли пробиваться вдоль левого берега р. Селенги, несмотря на то, что так было указано гадальщиком.

1–й, 2–й и 3–й полки снялись с позиции и пошли назад, вверх по р. Селенге. С ними ушла артиллерия и обоз. На баянгольской позиции расположился 4–й конный полк, которому барон дал задачу задержать противника на сутки. Разбитая накануне красноармейская бригада лишь поздно утром 20 июля появилась на перевале Улин-даба и осторожно вновь пошла в наступление. Войсковой старшина Марков не мог обороняться против трех полков пехоты, да, к тому же, его нервировало то обстоятельство, что на противоположном берегу Селенги показались крупные конные части противника. Он начал отходить во второй половине дня, задерживаясь на всех перевалах, чтобы выиграть время до наступления ночи. Выполнив задачу, Марков пошел на присоединение к дивизии, успевший за сутки отскочить верст на 50 от места боя.