Проблема начала и конца науки.

Рассматривая вопрос о начале и конце науки, необходимо зафиксировать два тира «пределов», ограничивающих научное знание: хронологические границы и эпистемологические границы.

1) Хронологические границы

В формировании и последующей динамике науки выделяются две большие стадии – зарождающаяся наука (преднаука) и собственно наука (научно-теоретическое знание), которые отличаются способом построения знания и различными возможностями реализации полученных результатов.

Наука в собственном смысле слова сформировалась не во всех цивилизациях. Для ее возникновения необходимы определенные предпосылки, укорененные в соответствующем культурном пространстве. В восточных культурах не сложился тот тип знания, который интерпретировался как научно-теоретическое знание. Это было связано, в частности, с доминированием традиций, ориентированных на воспроизводство сложившихся форм деятельности и, соответственно, с ограничением инноваций; с рецептурным характером знаний, ограничивающим прогностические возможности полученных знаний и др.

Иные социокультурные условия сложились в Древней Греции, где существовала полисная организация общественной жизни, обеспечивающая свободное общение граждан, возможность участвовать в открытых дискуссиях, обосновывать, доказывать и опровергать выдвигаемые мнения. В античности сформировались предпосылки для перехода к собственно науке, был выработан исторически первый образец теоретического знания – эвклидова геометрия, но в то же время не было развито теоретическое естествознание. Античная наука не открыла экспериментального метода. Для возникновения такого способа постижения мира необходимо было изменение мировоззренческих ориентаций (представлений о человеке, мире, об отношении человека к миру), которые укоренились в европейской культуре к XVI в.

Именно XVI – XVII в.в. – это период становления теоретического естествознания – с этого момента впервые можно говорить о науке в строгом смысле слова. С этого времени наука утверждается в культуре в качестве ценности. Становление теоретического естествознания – это вторая веха в исторической динамике науки.

В теоретическом естествознании был заложен эвристический потенциал, связанный с возможностью применения естественнонаучных знаний в производстве. В ХIХ в., когда научные знания постепенно начинают внедряться в производство появляется особый слой исследований – технические науки. Одновременно начался процесс формирования социальных и гуманитарных наук, возникновение которых во многом было обусловлено потребностью в регуляции быстро меняющихся социальных отношений.

Становление технических и социально-гуманитарных наук наряду с уже ставшими естественнонаучными дисциплинами свидетельствовало о возникновении дисциплинарной организации науки. Это оформило еще один этап в динамике науки.

Современная наука сохраняет свою дисциплинарную организацию. Но все чаще объекты, которые она исследует, обретают комплексный характер. Для их изучения оказывается необходимым использование междисциплинарной методологии. Все это приводит к усилению междисциплинарных взаимодействий, причем имеет место не только взаимодействие между естественными и техническими науками, но и между естественными и гуманитарными, следствием чего является возникновение новых научных дисциплин. Функционирование современной науки также может быть рассмотрено в качестве самостоятельного этапа исторической динамики науки.

2) Эпистемологические границы

Научное познание выступает как специфическая форма освоения действительности наряду с обыденным, художественным, религиозным и др. способами ее изучения. Эпистемологические границы научного познания очерчены теми сферами, в которых оно взаимодействует с вненаучными формами познания и даже отчасти конкурирует с ними.

Здесь нужно учитывать особенности научного познания. Они во многом обусловлены целями, которые наука ставит перед собой – это, прежде всего, производство нового, истинного знания.

Специфическая особенность научного познания – стремление выявить устойчивые, повторяющиеся связи, сформулировать законы, по которым развивается мир, представленный как объект. Такой подход позволяет говорить, что наука имеет дело с объективным знанием, в которое не включается личностная компонента. Это, с одной стороны, плюс. Но, с другой, «люди ведь не роботы», они живут эмоциями, воображением, вкусами, ценностями. Поэтому такой объективистский подход далеко не всегда применим

Нужно отметить, что наука имеет дело не только с реально существующими на сегодняшний день объектами, но выходит за ее пределы, вводит представление о «возможных мирах». Соответственно, ориентация науки на исследование объектов, не заданных практикой, предполагает разработку особых средств и методов исследования. В качестве средств исследования, с одной стороны, выступают разного рода приборы и установки, которые усиливают естественные органы человека; с другой – язык науки, для которого характерны определенность терминов и понятий, стремление к четкости и однозначности и др. Метод выступает как система регулятивных принципов, с помощью которых генерируется знание. Каждая наука внутри себя нарабатывает совокупность методов, которые определяют путь исследования (частнонаучные методы). Вместе с тем в каждой науке могут использоваться методы, наработанные в соседних отраслях знания. В этом случае речь может идти об общенаучных методах.

Средства и методы, используемые в науке, способствуют достижению результата, в качестве которого выступают научное знание, обладающее особыми свойствами (системностью, обоснованностью, непротиворечивостью, воспроизводимостью и др.). Для достижения такого типа результата необходим субъект научного познания. Это специально подготовленный человек, который обязан не только освоить средства и методы соответствующей науки, но и усвоить этические правила и нормы, регулирующие научный поиск. Если субъект не надлежащим образом подготовлен (хочет «делать науку», но не имеет: достаточного образования, кругозора, аккуратности – например, подгоняет результаты, нравственности – к примеру, использует плагиат, критичности к себе – к примеру, легковерен), то он может выглядеть ученым и даже иметь научный статус, но результаты его труда окажутся вненаучными, пересекут границы науки.

Очень яркий пример – деятельность выдающегося современного математика, академика Анатолия Фоменко. Его заслуги как математика несомненны. Но в последние годы он стал известен как автор «новой хронологии» исторических событий, разработанной совместно с Глебом Носовским. Творчество математиков Фоменко и Носовского на ниве истории человечества научное сообщество рассматривает как вненаучную деятельность, а в каком-то смысле даже антинаучную (поскольку «подрывает устои» сложившихся научных школ и дезориентирует широкую публику, которая склонна полагать, что все, что выходит из-под пера ученого – безусловно наука).

С учетом сказанного, говорить о «конце» науки в буквальном смысле – разумеется, пока не приходится. Однако можно предвидеть обстоятельства (хотя бы в плане опасений), при которых наука как общественный институт может потерпеть крах. Именно в современном обществе актуализируется проблема общественного понимания науки. К ученому выдвигаются повышенныетребования. Широко распространилось убеждение (особенно в постсоветских странах, но и за рубежом), что наука, особенно фундаментальная, не ориентированная на потребительский продукт – это «пустая трата средств». Сокращаются государственные ассигнования на фундаментальные научные исследования. Если они упадут ниже какой-то критической отметки – фундаментальные исследования, не ориентированные на быстрый результат, могут попросту остановиться: пожилое поколение ученых уйдет со сцены, а новое не сформируется, молодежь выберет для себя другие карьеры. В этих условиях наука может постепенно деградировать, «скатиться» до чисто технологического обслуживания производства.

Другой риск для науки связан с распространением вне- и паранаучных, оккультных знаний и практик. С одной стороны, в современном обществе вновь вырос интерес к вне- и паранаучным формам духовной культуры с многовековой историей – таким как астрология, гадания, теософия и т.п. С другой – распространяется увлечение такими артефактами, как разного рода циркониевые браслеты, аппараты для зарядки воды, «волшебные пирамидки» и т.п. Эти артефакты создают ложное впечатление научности. Они отвлекают внимание публики от реальной науки и служат ей своего рода укором – дескать, «традиционная» наука за столько лет не «придумала» рецептов здоровья, молодости и благоденствия, а открытия непризнанной науки, чудодейственные средства – вот они. Тем самым также и отвлекают инвестиции, которые могли пойти в реальную науку, со всеми вытекающими последствиями.

Помимо этого, проблему конца науки можно связать с неконтролируемыми последствиями научно-технического прогресса: от довольно реальных (типа серии атомных взрывов, истощения полезных ископаемых) до пока фантастических – но, может, только до поры до времени (таких как армия клонов, вышедшие из-под контроля роботы, смертоносные вирусы и т.п.) В таком случае не только науке, но и всей цивилизации может прийти коней. И даже если часть людей выживет после возможного глобального катаклизма, то им будет «не до науки» - научный прогресс на долгое время остановится. Этот риск хорошо иллюстрируется фразой, приписываемой Альберту Эйнштейну – «Я не знаю каким оружием будут сражаться в 3-й мировой войне, но в 4-й мировой войне будут сражаться палками и камнями».

54.Научное и вненаучное знание: их возможности и границы.

Возможности науки в культурном пространстве соответствующей исторической эпохи определяются теми функциями, которые она выполняет. К этим функциям обычно относят мировоззренческую, способность науки выступать в качестве производительной и социальной силы и др.

Научное познание является важной, но не единственной формой познавательного отношения человека к миру. В культуре существуют другие виды знания, которые организованы иначе, чем научные. Знание, существующее и функционирующее за пределами науки, может быть обозначено как вненаучное знание. К такому типу может быть отнесено обыденное, религиозное, мифологическое знание, которые не претендуют на научный статус и имеют иные функции в обществе: они ориентируют человека в обычных жизненных ситуациях, способствуют осмыслению своего бытия в мире, проявлению различных чувств и т. д.

К вненаучному знанию относится также и такое знание, которое заявляет о своих претензиях на научность, но явно не соответствует разработанным и принятым критериям научности. Зачастую такое знание выступает в виде наукообразных конструкций и объединяет людей не столько заинтересованных в достижении истинного знания, сколько нацеленных на реализацию либо личностных установок, либо каких-то социально-политических целей и идеалов. Такое знание часто называют псевдонаучным (квазинаука, лженаука и др.).

В качестве оснований для разграничения нанучного и вненаучного знания демаркации выступают критерии научности. Они вырабатываются в самом научном сообществе, и поэтому, в принципе, исторически изменчивы, даже относительны (это и позволяет псевдонаучному знанию претендовать на статус научного, прикрываясь тем аргументом, что, дескать «гения обидеть может каждый, а понять – не каждый в состоянии, и мое время просто еще не пришло»). Вместе с тем, существуют относительно устойчивые, постоянные критерии научности, к которым относятся, в частности, системность, логическая обоснованность, внутренняя непротиворечивость, воспроизводимость, проверяемость, возможность рациональной критики и др.

Научное и вненаучное знание функционируют в едином культурном пространстве, испытывают влияние друг на друга и ведут постоянный диалог. Научное знание при таком взаимодействии получает возможность четче обозначить свои границы и трансформировать сложившийся тип научной рациональности. Что касается вненаучного знания, то оно также вынуждено менять механизмы своего становления и способы укоренения в культуре.