Проза о войне заняла особое место в послевоенной литературе.

Сейчас можно со всей полнотой проследить эволюцию жанров военной прозы: от самых малых форм до многотомных эпопей.

Начиналась военная проза с кратких лозунгов, призывов, имевших своей целью мобилизовать людей.

В трилогии К. Симонова «Живые и мертвые», в романе М. Шолохова «Они сражались за Родину» и многих других произведениях описаны первые дни войны, когда советские солдаты психологически не могли стрелять в немецких солдат, не было в их душах ненависти. И только когда перед их глазами предстали горящие поля хлеба и сожженные фашистами деревни, в их сердцах начала подниматься ненависть к врагу.

Как правило, большинство писателей и журналистов в дни войны стали военными корреспондентами. Именно им выпало сообщать о событиях с фронта и формировать правильное отношение к врагу. Началом их деятельности стали короткие заметки, небольшие очерки, описывающие зверства фашистов и мужество русских солдат и населения, оказавшегося на оккупированных территориях. Жанр очерка идеально подходил для многостороннего охвата событий. Военные годы принято называть первой волной прозы о войне. Основной ее задачей было поддержание мужества и стойкости людей, их воли к победе, с чем авторы успешно справились.

Позже, когда стало очевидным, что гитлеровцам не удалось молниеносно завоевать страну, у писателей появилась возможность шире и глубже осмыслить ситуацию, используя жанр рассказа. При этом очерк продолжал выполнять функцию пристального слежения за биением пульса страны.

Второй волной развития военной прозы стали послевоенные годы. Первый всплеск произошел сразу же после смерти Сталина в 1954–1955 годах. Достоверная информация о боевых событиях, облеченная в художественную форму, стала наиболее востребована в литературе. Уже в первых рассказах и повестях этого периода наблюдается нарастание новых качеств, в том числе интерес к документальной прозе, к подлинным свидетельствам участников военных действий. Сюда можно отнести очерк С. Смирнова «Герои Брестской крепости» (1954), положивший начало документальной повести «Брестская крепость», завершенной десять лет спустя.

В 1957–1959 годах появились рассказы «Судьба человека» М. Шолохова, «Иван» В. Богомолова, повести Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», «Пядь земли» Г. Бакланова, роман К. Симонова «Живые и мертвые» и многие другие. Это время кульминации военной прозы: своего предела достиг тонкий лирический психологизм, основанный на реальных фактах, судьбах, историях.

Отличительные черты второй волны военной прозы - образы и детали, максимально приближенные к реальному фронтовому бытию, смелые и резкие подробности, пристальный психологизм, изображение событий и людских судеб в их противоречивой сложности, интерес к восстановлению имен и событий, незаслуженно остававшихся в тени, осознание всей меры утрат, причиненных войной. Заметно возрос общий уровень достоверности изображаемых событий.

Новые произведения дополняли ту правду, которая была сказана и в годы войны, но новаторство заключалось в том, что привычные жанровые формы наполнялись новым содержанием. В военной прозе получили развитие две ведущие концепции: концепция исторической правды и концепция человека.

Принципиально важную роль в становлении новой волны сыграл рассказ М. Шолохова «Судьба человека» (1956). Значительность рассказа определяется уже через само жанровое определение: «рассказ-трагедия», «рассказ-эпопея», «эпос, сжатый до размеров рассказа». Благодаря этому рассказу военная проза перешла от подчеркивания эпитета настоящий человек к повествованию о судьбе человека. В дальнейшем писатели последовательно осваивали весь спектр проблем военного времени. Теме извлечения горьких уроков из трудных ситуаций войны, особенно на первом этапе, посвящены повести и романы «Неудача» Ю. Гончарова (1964), «Июль 41 года» Г. Бакланова (1965), «Наш комбат» Д. Гранина (1967).

Тема деревни в годы войны освещенав народно-эпическихповествованиях «Братья и сестры» и «Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Ивушка неплакучая» М. Алексеева и других. Книгами о военном детстве были «Иван» В. Богомолова, рассказы Веры Пановой «Валя» и «Володя». Появились лирико-драматические автобиографические произведения «Где-то гремит война» В. Астафьева, «Когда отец ушел на фронт» Ю. Щеглова, «Ранние журавли» Ч. Айтматова и другие. В этой прозе главенствовали три основных мотива: трагедийность войны, быстрое гражданское возмужание детей и гуманистическое неприятие войны.

Наиболее резко новые начала военной прозы проявились в произведениях психологического драматизма. К шедеврам этого направления принадлежат произведения «Мертвые сраму не имут» Г. Бакланова, «Убиты под Москвой» К. Воробьева, первые повести В. Быкова «Журавлиный крик», «Третья ракета», «Фронтовая страница» и др.

Рядом с прозой психологического драматизма развивалась эпическая проза, но уже в новом качестве. Произведения, нацеленные на широкий панорамный охват действительности, разделились по типу повествования на три группы:

- информативно-публицистический: в романе множество персонажей, действующих на фронте и в тылу. Это сочетается с показом деятельности Ставки и высших штабов. Лучший пример — это пятитомная «Блокада» А. Чаковского, действие которой перебрасывается из Берлина в маленький городок Белокаменск, из бункера Гитлера в кабинет Жданова, на дачу Сталина и в комитет партии. Позже из такого типа повествования возник политический роман.

- романы панорамно-семейные: «Истоки» Г. Коновалова, «Вечный зов» А. Иванова, «Судьба» П. Проскурина.

- монументальный роман. Это трилогия К. Симонова «Живые и мертвые», в которой, как нигде, зримо показана динамика победы.

24. Русская историческая проза 20-30-х годов ХХ века (Ю.Тынянов, М. Алданов, А.Толстой) (1 автор на выбор).

В лит-ре 20-30 гг. происходит жанровая перестройка: лирика с 1-го места отодв-ся на 2-е. Писатели обращ. к историч. прошлому.

Историч. роман – предмет изображ. историч. прошлого. Пис-ль стремится раскрыть ее колорит, историч. док-т, факт: А.Толстой «Петр 1»; Ю.Тынянов «Кюхля», «Пушкин», «Смерть Вазир-Мухтара»; М.Алданов – тетралогия «Святая Елена, маленький остров».

1) На рубеже 20-30-х гг. форм-ся роман интенсивного типа: сосредоточен на драме идей, идет в глубь историч. эпохи. Главное – конфл-ое столкновение идей и иллюзий. Возрастает роль диалога и полилога. Пис-лю важно воссоздать идею спора.

2) Ориентация на чужую т.зр., кот. предполаг. личностное восприятие мира. Возн. разные концепции истории. Признаки историч. романа: - изображ. историч. прошлого с т. зр. историч. приемств-ти; - воссоздается историч. колорит эпохи прошлого; - фактографичность, чувство дистанции; - иск-во пародии (пародирование историч. прошлого)

Обращение к истории характерно для литературы всего двадцатого столетия, богатого общественными потрясениями. Настоящее соотносится с прошлым, проецируется на него, что помогает разобраться в явлениях современной жизни.

Роман “Петр Первый” — одно из лучших творений Алексея Николаевича Толстого. В этом романе писатель смог создать яркую и правдивую галерею образов, живших и творивших историю в одну из самых судьбоносных эпох. Время Петра I привлекало писателя давно, а в годы революции он “скорее инстинктом художника, чем сознательно… искал в этой теме разгадки русского народа и русской государственности”. Писатель приподнял завесу времени и открыл драматизм борьбы народа за свою свободу. Здесь начальные истоки глубокого историзма Толстого — в теме России и народа.

В первых опытах писателя— “День Петра”, “На дыбе” — он трактует образ царя как одинокую трагическуюличность, сгибающуюся под непосильным бременем, а общий колорит повестей отличается преимущественно мрачными красками. Большое значение для роста художника имело изучение им трудов историков, следственных актов XVII века, “Слово и дело государево”, документов “Раскольничьих дел XVIII века” и особенно фольклора. Это открыло перед ним неисчерпаемые сокровища русской народной речи. Толстой говорил, что до той поры язык оставался для него “загадкой и непонятной стихией”, что работал он ощупью, приходил в отчаяние, не мог идти вперед.

Язык чистый, простой, точный, образный, гибкий, будто нарочно созданный для великого искусства”. Приступив к роману в тридцатые годы, Толстой увидел подлинный смысл петровской эпохи и творческую силу той жизни, “когда с особенной яркостью раскрывался русский характер”. Более двадцати пяти лет занимала Толстого эпоха Петра.

Третья книга осталась незавершенной и обрывается на эпизоде взятия Нарвы.

Весь роман писатель предполагал довести до Полтавской битвы или Прутского похода. В водовороте борьбы нового со старым, в муках рождения великого государства раскрывается петровская эпоха. Действие романа совершается и в царских хоромах, и в раскольничьем скиту, и в деревнях, и на полях сражений, на берегах Азовского моря и Невы, под стенами Кремля и Нарвы, в России и за границей.

Во всем своем великом историческом значении предстала теперь перед Толстым преобразовательная деятельность Петра, его титаническая борьба за утверждение основ новой государственности. С большой художественной силой воссоздал Толстой неукротимую энергию и размах государственной и военной деятельности Петра, его страстную борьбу со старой Русью, реакционным боярством, стрелецким мятежом и раскольническим движением. Он показал, как во внутренней борьбе и в войнах за независимость развивалось и крепло русское государство.

В романе Толстой создал редкую по богатству и многообразию характеров галерею образов. Пластическое мастерство, тонкий психологический рисунок отличают портреты сподвижников и врагов Петра — Меньшикова и Бровкина, Лефорта и Ромодановского, Василия Голицына и Шереметева, боярина Буйносова и Софьи, старца Нектария и Карла XII. Богатырским духом проникнуты образы талантливых русских людей-колоколыциков, оружейников Кондратия и Ивана Воробьевых, кузнеца Кузьмы Жемова, самоучки- художника Андрея Голикова, солдата, бунтаря и труженика Федьки Умойся Грязью. Сотни персонажей действуют в произведении, и все они одухотворены могучим, жизнелюбивым талантом А. Н. Толстого. Поэтично изображение русской природы и картин старой Москвы в романе.