Воспоминания и размышления 42 страница

Местность же на участке Сталинградского фронта крайне невыгодна для наступления наших войск: открытая, изрезанная глубокими оврагами, где противник хорошо укрывается от огня. Заняв ряд командных высот, он имеет дальнее артиллерийское наблюдение и может во всех направлениях маневрировать огнем. Кроме того, у противника есть возможность вести дальний артиллерийский огонь и из района Кузьмичи—Акатовка— совхоз “Опытное поле”. При этих условиях 24, 1-я гвардейская и 66-я армии Сталинградского фронта прорвать фронт обороны противника не могут.

— Что нужно Сталинградскому фронту, чтобы ликвидировать коридор противника и соединиться с Юго-Восточным фронтом? — спросил И. В. Сталин.

— Минимум еще одну полнокровную общевойсковую армию, танковый корпус, три танковые бригады и не менее 400 орудий гаубичной артиллерии. Кроме того, на время операции необходимо дополнительно сосредоточить не менее одной воздушной армии.

А. М. Василевский полностью поддержал мои расчеты.

Верховный достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально ее рассматривал. Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.

— А какое “иное” решение? — вдруг подняв голову, спросил И. В. Сталин.

Я никогда не думал, что у И. В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.

— Вот что, — продолжал он, — поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера снова соберемся здесь.

Весь следующий день мы с А. М. Василевским проработали в Генеральном штабе. Все внимание сосредоточили на возможности осуществления операции крупного масштаба, с тем чтобы не расходовать подготовляемые и уже готовые резервы на частные операции. В октябре у нас заканчивалось формирование стратегических резервов. К этому времени наша промышленность значительно увеличила производство самолетов новейших конструкций и боеприпасов для артиллерии.

Перебрав все возможные варианты, мы решили предложить И. В. Сталину следующий план действий: первое — активной обороной продолжать изматывать противника; второе — приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу. [80]

Что же касается конкретного плана контрнаступления то, естественно, за один день мы не могли подготовить детальные расчеты, но нам было ясно, что основные удары нужно наносить по флангам сталинградской группировки, прикрывавшимся королевскими румынскими войсками.

Ориентировочный расчет показывал, что раньше середины ноября подготовить необходимые силы и средства для контрнаступления будет невозможно. При оценке противника мы исходили из того, что фашистская Германия уже не в состоянии выполнить свой стратегический план 1942 года. Тех сил и средств, которыми к осени 1942 года располагала Германия, не хватит для завершения задач ни на Северном Кавказе, ни в районе Дона и Волги.

Все, что германское командование могло использовать на Кавказе и в районе Сталинграда, уже было в значительной степени обескровлено и измотано. Ничего более значительного немцы явно не могли сюда бросить, и, безусловно, они будут вынуждены, так же как и после разгрома под Москвой, перейти к обороне на всех направлениях.

Нам было известно, что наиболее боеспособные в вермахте 6-я армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота, втянувшись в изнурительные бои в районе Сталинграда, не в состоянии завершить операцию по захвату города и увязли там.

Советские войска в смертельных схватках с врагом на подступах к Сталинграду, а в дальнейшем и в самом городе понесли тяжелейшие потери и поэтому наличными силами не имели возможности разгромить врага. Но у нас закончилась подготовка крупных стратегических резервов, имевших новейшее оружие и новейшую боевую технику. К ноябрю у Ставки должны были быть механизированные и танковые соединения, вооруженные боеспособными и маневренными танками Т-34, что позволяло нам ставить своим войскам более сложные задачи.

К тому же наши высшие командные кадры за первый период войны многому научились, многое переосмыслили и, пройдя тяжелую школу борьбы с сильным врагом, стали мастерами оперативного и тактического искусства. Командно-политический состав и воины Красной Армии на опыте многочисленных ожесточенных схваток с вражескими войсками закалились и в полной мере освоили способы и методы боевых действий в любой обстановке.

Генеральный штаб на основе данных фронтов изучил сильные и слабые стороны немецких, венгерских, итальянских и румынских войск. Войска сателлитов по сравнению с немецкими были хуже вооружены, менее опытны, недостаточно боеспособны даже в обороне. И самое главное — их солдаты, да и многие офицеры не хотели умирать за чуждые им интересы на далеких полях России, куда их направили Гитлер, Муссолини, Антонеску, Хорти и другие фашистские лидеры.

Положение противника усугублялось еще и тем, что в районе Волги и Дона у него было очень мало войск в оперативном [81] резерве — не более шести дивизий, да и те были разбросаны на широком фронте. Собрать их в кулак в короткое время было невозможно. Нам благоприятствовала и оперативная конфигурация всего фронта противника: наши войска занимали охватывающее положение и могли сравнительно легко развернуться на плацдармах в районах Серафимовича и Клетской.

Проанализировав все это, мы были готовы к докладу Верховному.

Вечером А. М. Василевский позвонил И. В. Сталину и доложил, что мы готовы, как было указано, прибыть в 21.00. И. В. Сталин сказал, что некоторое время он будет занят и примет нас в 22 часа. В 22.00 мы были у Верховного, в его кабинете.

Поздоровавшись за руку, что с ним редко бывало, он возмущенно сказал:

— Десятки, сотни тысяч советских людей отдают свою жизнь в борьбе с фашизмом, а Черчилль торгуется из-за двух десятков “харикейнов”. А их “харикейны” — дрянь, наши летчики не любят эту машину... — И затем совершенно спокойным тоном без всякого перехода продолжал: — Ну, что надумали? Кто будет докладывать?

— Кому прикажете, — ответил Александр Михайлович, — мнение у нас одно.

Верховный подошел к нашей карте.

— Это что у вас?

— Это предварительные наметки плана контрнаступления в районе Сталинграда, — пояснил А. М. Василевский.

— Что это за группировки войск в районе Серафимовича?

— Это новый фронт. Его нужно создать, чтобы нанести мощный удар по оперативному тылу группировки противника, действующей в районе Сталинграда.

— Хватит ли сейчас сил для такой большой операции?

Я доложил, что, по нашим подсчетам, через 45 дней операцию можно обеспечить необходимыми силами и средствами и хорошо ее подготовить.

— А не лучше ли ограничиться ударом с севера на юг и с юга на север вдоль Дона? — спросил И. В. Сталин.

— Нет, в этом случае немцы могут быстро повернуть из-под Сталинграда свои бронетанковые дивизии и парировать наши удары. Удар же наших войск западнее Дона не даст возможности противнику из-за речной преграды быстро сманеврировать и своими резервами выйти на встречу нашим группировкам.

— А не далеко ли замахнулись ударными группировками?

Мы с Александром Михайловичем объяснили, что операция делится на два основных этапа: 1) прорыв обороны, окружение сталинградской группировки немецких войск и создание прочного внешнего фронта, чтобы изолировать эту группировку от внешних сил; 2) уничтожение окруженного противника и пресечение попыток противника деблокироваться. [82]

— Над планом надо еще подумать и подсчитать наши ресурсы, — сказал Верховный. — А сейчас главная задача — удержать Сталинград и не допустить продвижения противника в сторону Камышина.

Вошел А. Н. Поскребышев и доложил, что звонит А. И. Еременко.

Закончив телефонный разговор. Верховный сказал:

— Еременко докладывает, что противник подтягивает к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара. Дайте сейчас же указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии Родимцева из резерва Ставки и посмотрите, что еще можно направить туда завтра, — сказал он А. М. Василевскому.

Обратившись ко мне. Верховный приказал:

— Позвоните Гордову и Голованову, чтобы они незамедлительно вводили в дело авиацию. С утра Гордов пусть атакует, чтобы сковать противника. Сами вылетайте обратно в войска Сталинградского фронта и приступайте к изучению обстановки в районе Клетской и Серафимовича. Василевскому через несколько дней надо вылететь на Юго-Восточный фронт к Еременко для изучения обстановки на его левом крыле. Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать.

Через час я вылетел в штаб Сталинградского фронта.

13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался через развалины города все ближе и ближе к Волге. Казалось, вот-вот не выдержат люди. Но стоило врагу броситься вперед, как наши славные бойцы 62-й и 64-й армий в упор расстреливали его. Руины города стали крепостью. Однако сил с каждым часом оставалось все меньше.

Перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией А. И. Родимцева. После переправы в Сталинград она сразу же контратаковала противника. Ее удар был совершенно неожиданным для врага. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева отбила Мамаев курган. Помогли сталинградцам удары авиации под командованием А. Е. Голованова и С. И. Руденко, а также атаки и артиллерийские обстрелы с севера войск Сталинградского фронта по частям 8-го армейского корпуса немцев.

Необходимо отдать должное воинам 24, 12-й гвардейской и 66-й армий Сталинградского фронта, летчикам 16-й воздушной армии и авиации дальнего действия, которые, не считаясь ни с какими жертвами, оказали бесценную помощь 62-й и 64-й армиям Юго-Восточного фронта в удержании Сталинграда.

В своих послевоенных воспоминаниях В. И. Чуйков, к сожалению, не счел нужным отдать должное своим боевым товарищам — воинам 24, 1-й и 66-й армий Сталинградского фронта, 16-й воздушной армии и авиации дальнего действия, тем, кто, не считаясь [83] ни с какими жертвами, оказали бесценную помощь Сталинграду в это тяжкое время.

Со всей ответственностью заявляю, что если бы не было настойчивых контрударов войск Сталинградского фронта, систематических ударов авиации, то, возможно, Сталинграду пришлось бы еще хуже.

Небезынтересно, что по этому поводу пишет немецкий офицер, находившийся в армии Паулюса: “В то же время части нашего корпуса понесли огромные потери, отражая в сентябре яростные атаки противника, который пытался прорвать наши отсечные позиции с севера. Дивизии, находившиеся на этом участке, были обескровлены в ротах оставалось, как правило, по 30—40 солдат”{24}.

В момент затишья по приказу Верховного на командный пункт 1-й гвардейской армии приехали А. И. Еременко и Н. С. Хрущев, А. Е. Голованов и я также находились там. А. И. Еременко сказал, что он хотел бы ознакомиться с обстановкой и обсудить положение в Сталинграде. В. Н. Гордов и К. С. Москаленко познакомили А. И. Еременко со всеми деталями обстановки и своими соображениями.

Поскольку Верховный предупредил меня о сохранении в строжайшей тайне проектируемого плана большого контрнаступления, разговор велся главным образом об усилении войск Юго-Восточного и Сталинградского фронтов. На вопрос А. И. Еременко о плане более мощного контрудара я, не уклоняясь от ответа, сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока что для такого плана нет ни сил, ни средств.

В конце сентября меня вновь вызвал И. В. Сталин в Москву для более детального обсуждения плана контрнаступления. К этому времени вернулся в Москву и А. М. Василевский, изучавший условия для контрнаступления армий левого крыла Юго-Восточного фронта.

Прежде чем явиться в Ставку, мы встретились с Александром Михайловичем, чтобы обменяться впечатлениями.

Во время обсуждения обстановки на участке Сталинградского фронта Верховный спросил меня, что собой представляет генерал Гордов. Я доложил, что Гордов в оперативном отношении подготовленный генерал, но как-то не может поладить со штабом и командным составом.

И. В. Сталин сказал, что в таком случае во главе фронта следует поставить другого командующего. Кандидатом на этот пост я предложил генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского, А. М. Василевский поддержал меня. Тут же было решено: Сталинградский фронт переименовать в Донской, а Юго-Восточный — в Сталинградский. Командующим Донским фронтом назначить К. К. Рокоссовского, начальником штаба фронта — М. С. Малинина. [84]

Кандидатом на должность командующего во вновь создаваемый Юго-Западный фронт был назван генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. В качестве основного ядра для развертывания штаба Юго-Западного фронта решили взять штаб 1-й гвардейской армии. Командующий этой армией К. С. Москаленко назначался командующим 40-й армией.

После детального обсуждения вопроса по плану контрнаступательной операции Верховный, обращаясь ко мне, сказал:

— Вылетайте обратно на фронт. Принимайте все меры, чтобы еще больше измотать и обессилить противника. Посмотрите еще раз намеченные планом районы сосредоточения резервов и исходные районы для Юго-Западного фронта и правого крыла Сталинградского фронта, особенно в районе Серафимовича и Клетской. Товарищу Василевскому с этой же целью следует выехать еще раз на левое крыло Юго-Восточного фронта и там изучить все вопросы, намеченные планом.

После тщательного изучения на месте всех условий для подготовки контрнаступления мы с А. М. Василевским вернулись в Ставку, где еще раз был обсужден план контрнаступления и после этого утвержден.

Карту-план контрнаступления подписали Г. К. Жуков и А. М. Василевский. “Утверждаю” подписал Верховный.

И. В. Сталин сказал А. М. Василевскому:

— Не раскрывая смысла нашего плана, надо опросить командующих фронтами в отношении их дальнейших действий.

Мне было приказано лично проинструктировать Военный совет Донского фронта о характере действий войск с целью всемерной помощи Сталинграду. Хорошо помню разговор 29 сентября в землянке, в балке севернее Сталинграда, где размещался командный пункт командарма К. С. Москаленко.

На мои указания активных действий не прекращать, чтобы противник не перебрасывал с участка Донского фронта силы и средства для штурма Сталинграда, К. К. Рокоссовский сказал, что сил и средств у фронта очень мало и что ничего серьезного мы здесь не добьемся. Конечно, он был прав. Я тоже был такого мнения, но без активной помощи Юго-Восточному фронту (теперь Сталинградскому) удержать город было невозможно.

1 октября я вернулся в Москву для дальнейшей работы над планом контрнаступления. От Сталинграда до Москвы летел в самолете генерал-лейтенанта А. Е. Голованова, которым он управлял лично. Я с удовольствием сел в кабину к такому опытному летчику.

Не долетая до Москвы, почувствовал, что самолет неожиданно делает разворот и снижается. Я решил, что мы, видимо, уклонились от курса. Однако спустя несколько минут А.Е. Голованов повел машину на посадку на незнакомой мне местности. Приземлились благополучно.

— Почему посадили машину здесь? — спросил я Голованова. [85]

— Скажите спасибо, что были рядом с аэродромом, а то могли бы свалиться.

— А в чем дело?

— Обледенение.

Во время разговора подрулил мой самолет, который летел вслед за нами, и на нем уже я добрался до Центрального московского аэродрома. Естественно, что полеты в сложных условиях, спешка с вылетами не могли быть всегда удачными.

Хорошо помню еще одну “самолетную” историю, едва не стоившую нам жизни. Это было также во время полета из Сталинграда в Москву. Погода в тот день стояла нелетная, шел дождь. Москва сообщала, что над городом туман, видимость ограниченна. А лететь надо: вызывал Верховный.

До Москвы летели неплохо, но на подходе к Москве видимость не превышала ста метров. По радио летчику была дана команда из отдела перелетов ВВС идти на запасной аэродром. В этом случае мы наверняка опаздывали в Кремль, где нас ждал Верховный.

Приняв всю ответственность на себя, я приказал летчику Е. Смирнову садиться на Центральный аэродром и остался в его кабине. Пролетая над Москвой, мы неожиданно увидели в 10—15 метрах от левого крыла горловину фабричной трубы. Я взглянул на Смирнова, он, что называется, не моргнув глазом поднял самолет чуть выше и через 23 минуты повел его на посадку.

— Кажется, мы счастливо вышли из той ситуации, про которую говорят “дело труба”! — сказал я, когда мы приземлились.

— В воздухе все бывает, если летный состав игнорирует погодные условия, — ответил он улыбаясь.

— Моя вина! — сказал я летчику, крепко пожав при этом ему руку.

Е. Смирнов был славный человек и очень опытный летчик. С ним мы налетали более 130 часов.

В октябре в Сталинград по решению Ставки было переправлено через Волгу более шести доукомплектованных дивизий, так как от старого состава 62-й армии, по сути дела, ничего не осталось, кроме тылов и штабов. Несколько был усилен и Донской фронт. Особую заботу Ставка и Генеральный штаб проявляли о вновь создаваемом Юго-Западном фронте.

Ожесточеннейшие сражения в самом городе и в прилегающих районах продолжались. Гитлер требовал от командования группы армий “Б” и от командующего 6-й армией Паулюса в самое ближайшее время взять Сталинград.

Как я уже говорил, для решительного штурма немецкое командование еще в сентябре сняло с обороны флангов немецкие войска и заменило их румынскими, чем резко ослабило боеспособность своей обороны в районах Серафимовича и южнее Сталинграда.

В середине октября противник развернул новое наступление в надежде уже на этот раз обязательно покончить со Сталинградом. [86] Но вновь, как и прежде, он встретил упорную оборону советских войск. Особенно ожесточенно и умело дрались 13-я гвардейская дивизия А. И. Родимцева, 95-я дивизия В. А. Горишного, 37-я гвардейская дивизия В. Г. Жолудева, 112-я дивизия И. Е. Ермолкина, группа С.Ф.Горохова, 138-я дивизия И. И. Людникова, 84-я танковая бригада Д. Н. Белого.

Дни и ночи не прекращались бои на улицах города, в домах, на заводах, на берегу Волги — везде и всюду. Наши части, понеся большие потери, остались на небольших “островках” Сталинграда.

Для помощи сталинградцам 19 октября в наступление перешли войска Донского фронта. Немцы были вынуждены и на этот раз, как это бывало и раньше, снять со штурма города значительную часть авиации, артиллерии и танков и повернуть их против наступающего Донского фронта.

В этот же период 64-я армия нанесла контрудар с юга в районе Купоросное—Зеленая Поляна во фланг наступающим частям противника. Наступление Донского фронта и контрудар 64-й армии облегчили тяжелое положение 62-й армии и сорвали усилия противника, нацеленные на овладение городом. Не будь помощи со стороны Донского фронта и 64-й армии, 62-я армия не смогла бы устоять, и Сталинград, возможно, был бы взят противником.

В начале ноября противник несколько раз пробовал провести в городе операции по ликвидации отдельных очагов обороны, а 11 ноября, когда наши войска заканчивали грандиозную подготовку к контрнаступлению, еще раз пытался наступать, но безрезультатно.

К этому времени враг был измотан до предела. Из опроса пленных было установлено, что части и соединения крайне малочисленны, морально-политическое состояние не только солдат, но и офицеров резко понизилось и мало кто верит, что выйдет живым из этого кромешного ада многомесячных сражений.

За период с июля по ноябрь в сражениях в районе Дона, Волги и Сталинграда противник потерял до 700 тысяч человек, более тысячи танков, свыше 2 тысяч орудий и минометов, до 1400 самолетов. Общее оперативное положение немецких войск в районе Волги также осложнилось. Выше мы уже говорили, что дивизионных и корпусных резервов у противника не было, на флангах фронта группы армий “Б” были недостаточно боеспособные войска, начавшие понимать свое бесперспективное и тревожное положение.

Советские войска на Дону занимали выгодные позиции, обеспечивавшие исходное положение для контрнаступления Юго-Западного и Донского фронтов. Южнее Сталинграда 51-я армия частным контрударом вышибла противника из озерных дефиле и прочно удерживала в своих руках выгодный рубеж Сарпа—Цаца— Барманцак. Этот район, по рекомендации А. М. Василевского, и был избран как исходный для ноябрьского контрнаступления левого крыла Сталинградского фронта.

Более трех месяцев продолжались ожесточенные сражения за Сталинград. [87]

За величайшей битвой в районе Дона, Волги и Сталинграда с затаенным дыханием следили народы всего мира. Успехи советских войск, их мужественная борьба с врагом вдохновляли все прогрессивное человечество и вселяли уверенность в победе над фашизмом.

Сталинградская битва явилась огромнейшей школой воинского мастерства наших войск. Командование и штабы получили большую практику организации взаимодействия пехоты, танков, артиллерии, авиации. Войска научились вести упорную оборону в городе, сочетая ее с маневром на флангах. Моральное состояние наших войск значительно повысилось, и все это, вместе взятое, подготовило благоприятные условия для перехода советских войск в контрнаступление.

В середине ноября 1942 года оборонительными сражениями в районе Сталинграда и Северного Кавказа заканчивался первый период Великой Отечественной войны, который в жизни Советской страны занимает особое место.

Этот период был крайне тяжелым для советского народа и его вооруженных сил, особенно когда гитлеровские войска, сея смерть и разрушения, подошли к Ленинграду, Москве и заняли Украину. К ноябрю 1942 года вражеские войска оккупировали огромную территорию нашей страны площадью около 1 миллиона 800 тысяч квадратных километров, на которой до войны проживало около 80 миллионов человек.

Многие миллионы советских людей, застигнутые войной, вынуждены были покинуть родные края и свой дом, уходить на восток, чтобы не остаться под вражеской оккупацией. Советские войска в результате сложившейся военной обстановки вынужденно отступали в глубь страны, неся при этом значительные людские и материальные потери.

Однако и в это тяжкое время советский народ и наши вооруженные силы не потеряли веру в возможность разгромить вражеские полчища. Смертельная опасность еще теснее сплотила наш народ вокруг Коммунистической партии, и, несмотря на трудности, к ноябрю 1942 года враг на всех направлениях был окончательно остановлен.

За 16 месяцев вражеские войска на советско-германском фронте, встретив упорное сопротивление советских войск и народа в оккупированных районах, понесли колоссальнейшие потери. К ноябрю 1942 года эти потери достигли более двух с половиной миллионов человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Это были лучшие кадры немецких войск, которые в конце первого периода войны фашистскому командованию заменить уже было нечем.

Какие же выводы можно сделать из нашей вооруженной борьбы с фашистской Германией за первый период войны? [88]

Здесь прежде всего следует ответить на вопрос: могло ли не быть того, что случилось в начале войны, когда советским войскам пришлось пережить горечь серьезных поражений и понести большие потери, а советскому народу, кроме потерь и тяжелых невзгод, пережить кошмарные ужасы вражеской оккупации?

Надо прямо сказать, при тех условиях обороны, в которых враг обрушил свои мощные удары на нашу страну, полностью избежать поражения в начале войны было невозможно. Как известно, победа или поражение, особенно в начале войны, зависят от всесторонней готовности к войне вооруженных сил и страны в целом.

В начале войны, как об этом мною сказано выше, нашим войскам пришлось столкнуться с рядом серьезных обстоятельств, к которым они не были своевременно подготовлены ни организационно, ни технически, ни оперативно-стратегически.

На голову наших войск на всех стратегических направлениях обрушились неожиданной силы удары многочисленной вражеской авиации и бронетанковых войск. В первые же дни немецкое командование ввело в действие 190 хорошо оснащенных дивизий, 3712 танков, более 50 тысяч орудий и минометов, около 5000 самолетов. Численность войск, брошенных на Советский Союз, составляла 5, 5 миллиона человек. Легко понять, какие силы, средства и боевую способность войск нужно было нам иметь, чтобы успешно отразить эти удары противника. Необходимо было заранее провести полное отмобилизование войск, их доподготовку, перевезти войска из глубины страны к западным рубежам, сосредоточить и развернуть их согласно имевшимся в Генеральном штабе и округах оперативно-стратегическим планам. Но этого сделано не было, и я уже отметил почему.

Надо сказать, что в общем количестве войск мы не многим уступали противнику, но, как известно, значительная часть наших войск находилась на Дальнем Востоке, в Закавказье и на севере с целью обеспечения государственных границ от возможной агрессии со стороны Японии, Турции и других агрессивных государств. Те же войска, которые дислоцировались в наших западных округах, и те, которые были по решению правительства переброшены из внутренних округов в западные военные округа весной 1941 года, по количеству и по боевому качеству значительно уступали противнику, особенно на тех направлениях, где он наносил главные удары. Здесь количественное и качественное превосходство войск противника было велико — в 5—6 и более раз, особенно в танках, артиллерии и авиации. В общем количестве танков мы несколько превосходили немецкую армию, но большинство наших танков было устаревших конструкций с легким вооружением, к тому же большая их часть требовала капитального и среднего ремонта, который из-за отсутствия запасных частей не был проведен. Полноценных танков Т-34 и KB мы имели на всю Красную Армию менее 1500 единиц, часть которых находилась в учебных центрах. [89]

Не имея необходимых средств борьбы с авиацией, танками и моторизованными войсками противника, наши войска, не приведенные в полную боевую готовность, не могли выдержать сокрушительных, заранее подготовленных ударов и в ряде случаев совершали неорганизованные отходы, теряя при этом вооружение и боевую технику.

Это положение усугублялось тем, что наше командование как в тактическом, так и в оперативно-стратегическом плане еще не имело всестороннего опыта ведения боевых действий и войны в целом.

И все же даже в этих условиях, если бы войска приграничных округов были заранее приведены в полную боевую готовность, можно было встретить удары врага более организованно, нанести ему в первые же дни войны более значительные потери, дольше задержать на западных оборонительных рубежах и потерять меньше своих войск.

Все это, вместе взятое, дало бы возможность более организованно вводить в действие подводимые части из внутренних военных округов.

К сожалению, мы не использовали наши возможности в отражении вражеских ударов и глубокого вторжения в пределы страны в начальном периоде войны. Даже в сентябре—октябре 1941 года и летом 1942 года, когда Западный, Резервный, Брянский фронты и фронты юго-западного направления имели заранее организованную оборону, мы все-таки полностью не смогли отразить мощные удары противника.

Совсем иначе пошли наши дела, когда советские войска получили в свои руки достаточное количество современных танков, самолетов, боевую и вспомогательную технику. Энтузиазм воинов подкреплялся надежным оружием, и они дрались более эффективно, со значительными результатами.

В 1941—1942 годах страна, лишившись значительной промышленной и сельскохозяйственной базы в западных северо-западных и южных районах, вынуждена была вести войну крайне ограниченными ресурсами. Мероприятия, принятые в 1940-м и в начале 1941 года, а также созданная на востоке страны вторая угольно-металлургическая база и эвакуированные заводы сыграли решающую роль в разгроме врага, но уже после первого, крайне тяжелого периода войны.

Несмотря на военную опасность, сталинское руководство в предвоенные годы не приняло нужных мер по усиленной подготовке страны и вооруженных сил к большой и сложной войне. Даже сравнительно небольшая война с Финляндией показала нашу слабую боевую готовность. Частично принятые меры по устранению выявленных недостатков в деле обороны в 1940-м и в начале 1941 года были несколько запоздалыми.

Особенно это относится к развертыванию военной промышленности для массового производства боевой техники новейших [90] образцов и боеприпасов к артиллерийским системам последних конструкций. В результате в предвоенные годы войска не получили необходимой новейшей техники, не смогли провести нужные организационные мероприятия и создать запасы для формирования запроектированных стратегических резервов.

Современная боевая техника — весьма сложный комплекс. Она требует много времени для освоения и подготовки кадров, поэтому давать ее войскам нужно не тогда, когда “заговорят пушки”, а задолго до войны.

Надо отдать должное И. В. Сталину: когда началась война, он никого не упрекал в отсутствии у нас необходимого количества новейших танков, самолетов и другой боевой техники, так как знал, что в нерешенности этих вопросов прежде всего виноват он сам и его ближайшее окружение.

Важнейшей частью обороны страны являются людские резервы страны, но они обязательно должны быть хорошо подготовлены к современному военному делу, в противном случае во время боевых действий войска будут нести большие потери, что и получилось у нас в ходе войны.