Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ВВЕДЕНИЕ 14 страница






Он бросил на меня загадочный взгляд и два-три раза поднял брови. Затем опять указал на маленький камешек, который держал перед моими глазами.

— Я говорю, что ты превращаешь его в гальку, потому что ты знаешь то делание, которое нужно для этого. Ну а для того, чтобы остановить мир, ты должен остановить делание.

Он, казалось, знал, что я все еще ничего не понял и улыбался, качая головой. Затем он взял прутик и указал на неровный край гальки.

— В случае этого маленького камешка, — продолжал он, — первое, что делает с ним делание, так это сжимает его до этих размеров. Поэтому правильной вещью, которую делает воин, если он хочет остановить мир, является увеличить камешек или любую другую вещь неделанием.

Он поднялся и, положив камешек на валун, попросил меня подойти поближе и рассмотреть его. Он сказал, чтобы я взглянул на дырочки и вмятины на камне и постарался заметить мельчайшие детали в них. Он сказал, что если я смогу остановиться на деталях, то поры и вмятины исчезнут, и я пойму, что означает неделание.

— Эта проклятая галька сведет тебя сегодня с ума, — сказал он.

Должно быть, на лице у меня отразилось замешательство. Он взглянул на меня и громко расхохотался. Затем он притворился, что рассержен на гальку и два-три раза ударил ее шляпой.

Я упрашивал его прояснить, что он имеет в виду. Я уговаривал его, что если он только сделает усилие, то он сможет объяснить все, что угодно. Он бросил на меня взгляд и покачал головой, как если бы положение было безнадежным.

— Конечно, я могу все объяснить, — сказал он, смеясь. — но сможешь ли ты это понять?

Я опешил от его выпада.

Делание заставляет тебя отделять гальку от большего по размеру валуна. Если ты хочешь научиться неделанию, то ты, скажем, должен слить их вместе.

Он показал на маленькую тень, которую галька бросала на валун, и сказал, что это не тень, а клей, который сливает их вместе. Затем он повернулся и отошел, сказав, что позднее придет проведать меня.

Долгое время я смотрел на гальку. Я не мог остановить свое внимание на мельчайших деталях и дырочках и углублениях, но небольшая тень, которую галька отбрасывала на валун, стала очень интенсивной вещью. Дон Хуан был прав. Она была, как клей. Она двигалась и смещалась. У меня было ощущение, что она вытекает из гальки.

Когда вернулся дон Хуан, я изложил ему все, что наблюдал и что увидел в тени.

— Неплохое начало, — сказал он. — по тени воин может сказать всякого рода вещи.

Затем он сказал, что мне следует взять гальку и похоронить ее где-нибудь.

— Почему? — спросил я.

— Ты долгое время следил за ней. В ней теперь есть что-то от тебя. Воин всегда пытается повлиять на силу делания, меняя ее в неделание. Оставить гальку валяться было бы деланием, потому что это просто маленький камешек. Неделанием будет обращение с галькой, как если бы она являлась далеко не простым камнем. В этом случае галька пропиталась тобой за долгий период времени и сейчас это ты, и как таковую ты не можешь оставить ее валяться, но должен похоронить ее. Если бы у тебя была личная сила, однако, то неделанием было бы превратить эту гальку в объект силы.

— Могу я сделать это сейчас?

— Для этого твоя жизнь недостаточно туга. Если бы ты видел, то ты бы знал, что твое пристальное внимание изменило эту гальку в нечто весьма некрасивое, поэтому лучшее, что ты можешь сделать, так это выкопать ямку, похоронить ее и дать земле впитать ее тяжесть.

— И все это правда?

— Ответить на твой вопрос да или нет будет деланием, но, поскольку ты учишься неделанию, то я должен сказать тебе, что фактически никакого значения не имеет то, правда все это или нет. Именно здесь воин имеет точку преимущества перед средним человеком. Среднему человеку есть дело до того, правильны вещи или ложны, а воину до этого дела нет. Средний человек особым образом обращается с теми вещами, которые он знает, как правдивые, и совсем другим образом с вещами, которые он знает, как ложные. Если о вещах сказано, что они правдивы, он действует и верит в то, что он делает. Но если о вещах сказано, что они ложны, то он не старается действовать, или же он не верит в то, что делает. Воин, с другой стороны, действует в обоих случаях. Если о вещах известно, как об истинных, он будет действовать для того, чтобы делать делание, если о вещах известно, что они не истинны, то он все равно будет действовать для того, чтобы делать неделание. Понимаешь, о чем я говорю?

— Нет, я совсем не понимаю, что ты говоришь, — сказал я.

Высказывания дона Хуана нагнали на меня склочное настроение. Я не мог взять в толк, о чем он говорит. Я сказал ему, что все это бессмыслица, и он засмеялся надо мной, сказав, что у меня даже нет неуязвимого духа в том, что я люблю делать больше всего — в говорении. Он действительно потешался над моей способностью говорить и находил ее ошибочной и неадекватной.

— Если ты хочешь быть целиком языком, то будь воином языком, — сказал он и покатился со смеху.

Я чувствовал себя отверженным. В ушах у меня звенело. В голове я испытывал неприятный жар. Лицо у меня было красное, и я действительно был раздражен.

Я поднялся, пошел в чапараль и похоронил гальку.

— Я немножко дразнил тебя, — сказал дон Хуан, когда я вернулся и уселся. — но в то же время я знаю, что если ты не говоришь, то ты не понимаешь. Разговор является деланием для тебя. Но разговор здесь не подходит. Если ты хочешь знать, что я имею в виду под неделанием, то тебе надо сделать простое упражнение. Поскольку мы говорим о неделании, то не имеет никакого значения, сделаешь ты это упражнение сейчас или через десять лет.

Он заставил меня лечь, взял мою правую руку и согнул ее в локте. Затем он поворачивал мою ладонь до тех пор, пока она не стала смотреть вперед. Он поджал мои пальцы так, что поза руки стала выглядеть, будто бы я держусь за дверную ручку. Затем он стал двигать моей рукой взад-вперед круговыми движениями, которые напоминали толкание педали, прикрепленной к колесу.

Дон Хуан сказал, что воин выполняет это движение каждый раз, когда хочет вытолкнуть что-то из своего тела. Что-нибудь вроде болезни или незваного ощущения. Идея состояла в том, чтобы толкать и тянуть воображаемую противную силу, пока не ощутишь тяжелый объект, солидное тело, препятствующее свободному движению руки.

В случае упражнения неделание состояло в повторении его до тех пор, пока не почувствуешь рукой тяжелое тело, несмотря на тот факт, что невозможно поверить в возможность такого ощущения.

Я начал двигать своей рукой и через некоторое время рука у меня стала холодной, как лед. Я почувствовал какую-то вязкость вокруг руки. Казалось, я гребу через какую-то тяжелую вязкую грубую материю.

Дон Хуан сделал внезапное движение и, схватив меня за руку, остановил упражнение. Все тело у меня дрожало, как бы потрясаемое невидимой силой. Он осмотрел меня, когда я уселся, а затем обошел меня прежде, чем сесть на прежнее место.

— Ты сделал достаточно, — сказал он. — это упражнение ты можешь делать когда-нибудь в другой раз, когда у тебя будет больше личной силы.

— Я сделал что-нибудь неправильно?

— Нет. Неделание только для сильных воинов, а у тебя еще недостаточно силы, чтобы обращаться с этим. Сейчас ты будешь только захватывать разные пугающие вещи своей рукой. Поэтому делай это упражнение понемножку, пока твоя рука не перестанет остывать. Когда твоя рука будет оставаться теплой, то ты сможешь на самом деле ощущать ею линии мира.

Он остановился, как бы давая мне время задать вопрос о линиях. Но прежде, чем я смог это сделать, он начал объяснять, что существует бесконечное количество линий, присоединяющих нас к вещам. Он сказал, что упражнение в неделании, которое он только что описал, поможет любому ощутить линии, которые выходят из движущейся руки. Линию, которую можно поместить или забросить куда хочешь. Дон Хуан сказал, что это было только упражнение, потому что линии, образованные рукой, были нестойкими, недостаточно стойкими для того, чтобы иметь реальную ценность в практической ситуации.

— Человек знания использует другие части своего тела для того, чтобы создавать устойчивые линии, — сказал он.

— Какие части тела, дон Хуан?

— Самые устойчивые линии, какие человек знания продуцирует, исходят из середины его тела. Но он их также может создавать глазами.

— И они реальные линии?

— Конечно.

— Их можно увидеть и потрогать?

— Скажем так, что их ты можешь почувствовать. Самое трудное, что есть на пути воина, так это понять, что мир является чувствованием. Когда делаешь неделание, то чувствуешь мир и чувствуешь его через линии.

Он остановился и с любопытством посмотрел на меня. Он поднял брови, широко раскрыл глаза, а затем мигнул. Эффект был такой, как будто мигнули глаза птицы. Почти мгновенно я ощутил чувство неудобства и тошноты. Казалось, кто-то действительно надавил мне на живот.

— Видишь, что я имею в виду? — спросил дон Хуан и отвел глаза.

Я сказал, что почувствовал тошноту, и он заметил, как будто это само собой разумелось, что знает это и что он старается дать мне почувствовать линии мира своими глазами. Я не мог принять его заявления о том, что он сам заставил меня таким образом чувствовать. Я выразил сомнения. Я вряд ли мог воспринять идею, что он заставил меня чувствовать тошноту, поскольку никаким физическим способом он на меня не воздействовал.

— Неделание очень просто, но и очень сложно. Дело здесь не в понимании, а в овладении этим. Видение, конечно, является конечным достижением человека знания. И видение достигается только тогда, когда он остановил мир. Пользуясь техникой неделания.

Я невольно улыбнулся. Я не понял, что он имеет в виду.

— Когда кто-либо что-либо делает с людьми, — сказал он тихо, — то заботиться следует лишь о том, чтобы предоставить все это дело их телам. Именно это я и делал с тобой до сих пор, давая твоему телу знать. Кому какое дело до того, понимаешь ты или нет.

— Но это не честно, дон Хуан. Я хочу все понимать. В ином случае приезжать сюда будет тратой моего времени.

Он подвел меня к тому месту, где находились два пика размером с человека, стоящие параллельно один другому в четырех или пяти футах. Дон Хуан остановился в двадцати метрах от них, глядя на запад. Он отметил место, где мне нужно стоять и сказал, чтобы я смотрел на тени пиков. Он сказал, что мне следует наблюдать за ними и скашивать глаза точно так же, как я обычно скашивал, осматривая землю в поисках места для отдыха. Он пояснил свои наставления, сказав, что когда ищешь место для отдыха, то следует смотреть, не фокусируя взгляда, но наблюдая за тенями, следует скосить глаза и все же удерживать изображение в фокусе. Мысль состояла в том, чтобы дать одной тени наложиться на другую, скашивая глаза. Он объяснил, что благодаря этому процессу можно получить определенное ощущение, которое исходит из тени. Я стал говорить о неясности его указаний, но он заверил меня, что нет никакого способа описать то, что он имеет в виду.

Моя попытка выполнить упражнение была неудачной. Я напрягался до тех пор, пока у меня голова не заболела. Дон Хуан был совершенно не озабочен моей неудачей. Он забрался на куполообразный пик и прокричал с вершины, чтобы я посмотрел на два небольших длинных и узких куска скалы. Он показал руками размер камней, которые требуются.

Я нашел два таких куска и вручил их ему. Дон Хуан положил каждый камень в трещину на расстоянии тридцати сантиметров один от другого. Поставил меня над ними лицом к западу и велел проделать то же самое упражнение с их тенями.

На этот раз это было исключительно другим делом. Почти сразу я смог скосить глаза и воспринимать их индивидуальные тени, как если бы они были слиты в одну. Я заметил, что процесс смотрения не сближая изображения дает одну единственную тень, необыкновенной глубины и прозрачности. Я уставился на нее пораженный. Каждая ямка в камне на том участке, куда были устремлены мои глаза, была четко различима. И та составная тень, которая была наложена на эти ямки, походила на пленку неописуемой прозрачности.

Я не хотел моргать, боясь потерять изображение, которое я с такой осторожностью удерживал. Наконец, глаза у меня заболели, и я вынужден был ими моргнуть, но я не потерял из поля зрения никаких деталей совершенно. В действительности то, что мои глаза были смочены слезой, сделало их более ясными. Я заметил теперь, что смотрю как будто бы из неизмеримых высот на мир, который я ранее никогда не видел. Точно так же я заметил, что могу осматривать окружающие тени не теряя фокуса моего зрительного восприятия. Затем на какое-то мгновение я потерял ощущение, что смотрю на камень. Я почувствовал, что опускаюсь в мир более просторный, чем я когда-либо мог ощущать. Секунду длилось это необычное восприятие, а затем все было выключено. Я автоматически поднял глаза и увидел дона Хуана, стоящего прямо над камнями лицом ко мне. Он заслонил солнечный свет своим телом.

Я описал необычное ощущение, которое у меня было, и он объяснил, что вынужден был прервать его, потому что увидел, что я вот-вот потеряюсь в нем. Он добавил, что для всех нас это естественная тенденция индульгировать, когда проявляются подобные ощущения. И что индульгируя себя в них, я почти превратил неделание в свое старое привычное делание. Он сказал, что мне следовало удерживать изображение, не отдаваясь ему, потому что в некотором роде делание является одной из форм поддавания.

Я недовольно заявил, что ему следовало мне сказать об этом заранее, что я должен был ожидать и что делать, но он сказал, что никак не мог знать, добьюсь я успеха в сливании теней или нет.

Я вынужден был признаться, что я еще более озадачен, чем когда-либо в связи с этим неделанием. Комментарием дона Хуана было, что мне следует быть удовлетворенным тем, что я сделал, потому что хоть раз я действовал правильно, что уменьшив мир, я расширил его, и что хотя я был очень далеко от того, чтобы чувствовать линии мира, тем не менее я правильно воспользовался тенью камней, как дверью в неделание.

Заявление о том, что я увеличил мир, уменьшив его, заинтриговало меня до бесконечности. Детали пористого камня на том маленьком участке, куда были устремлены мои глаза, были такими живыми и так точно очерченными, что вершина этого округлого пика стала для меня бесконечным миром; и в то же время это было действительно уменьшенным движением камня. Когда дон Хуан заслонил свет и я оказался смотрящим так, как я делал это обычно, точные детали стали расплывчатыми, маленькие отверстия в пористом камне стали больше, коричневая окраска сухой лавы стала белесой, и все вокруг потеряло сияющую прозрачность, которая превращала камень в реальный мир.

Дон Хуан затем взял эти два камня, осторожно положил их в глубокую трещину и уселся, скрестив ноги, лицом к западу на то место, где до этого лежали камни. Он похлопал ладонью по месту слева от себя и сказал, чтобы я сел.

Мы долгое время не разговаривали. Затем мы поели также в молчании. Лишь после того, как солнце село, он внезапно повернулся и спросил меня, каково мое продвижение в сновидении.

Я сказал ему, что в начале это было легко, но что в настоящий момент я совершенно перестал находить свои руки во сне.

— Когда ты впервые взялся за сновидения, ты использовал мою личную силу. Сейчас ты пуст, но ты должен продолжать попытки, пока у тебя не будет достаточно своей собственной силы. Видишь ли, сновидения — это неделание снов. И по мере твоего прогресса в неделании, ты будешь продвигаться также и в сновидении. Трюк состоит в том, чтобы не перестать искать свои руки, даже если ты не веришь, что то, что ты делаешь, имеет какой-либо смысл. Фактически, как я уже говорил тебе раньше, воину нет необходимости верить. Поскольку до тех пор, пока он продолжает действовать без веры, он делает неделание.

На секунду мы посмотрели друг на друга.

— Мне больше нечего сказать тебе о сновидении, — продолжал он. — все, что я могу тебе сказать, было бы просто неделанием. Но если ты прямо коснешься неделания, ты сам будешь знать, что делать в сновидении. Однако, на этот раз существенно находить свои руки, и я уверен, ты это сделаешь.

— Не знаю, дон Хуан, я не верю самому себе.

— Здесь дело состоит не в том, чтобы верить кому бы то ни было. Все это дело является частью борьбы воина, и ты будешь продолжать бороться, если и не из-за своей собственной силы, то может быть под давлением стоящего противника или, может быть, с помощью каких-нибудь олли, вроде того, который сейчас следует за тобой.

Правая рука у меня невольно дернулась. Дон Хуан сказал мне, что мое тело знает намного больше, чем я подозреваю, потому что та сила, которая нас преследует, находится справа от меня. Тихим голосом он сообщил мне, что дважды за сегодняшний день олли приближался ко мне так близко, что ему приходилось вмешиваться и останавливать его.

— В дневное время тени являются дверями в неделание, — сказал он. — но ночью, поскольку в темноте остается очень мало делания, все является тенью, включая олли. Я уже говорил тебе об этом, когда учил тебя бегу силы.

Я громко рассмеялся, и мой собственный смех испугал меня.

— Все, чему я тебя до сих пор учил, было аспектом неделания, однако же я не могу сказать тебе об этом больше, чем сказал сегодня. Ты должен сам позволить своему собственному телу открыть силу и ощущение неделания.

У меня начался приступ нервного покашливания.

— Глупо с твоей стороны хаять загадки мира просто потому, что ты знаешь делание охаивания, — сказал он с серьезным лицом.

Я заверил его, что никого и ничего не охаивал, но что я более нервен или некомпетентен, чем он думает.

— Со мной всегда так бывало, — сказал я. — и все же я хочу измениться, но я не знаю, как. Я так неприспособлен.

— Я уже знаю, что ты считаешь себя прогнившим, — сказал он. — это твое делание. Теперь для того, чтобы воздействовать на это делание, я хочу порекомендовать тебе научиться другому деланию. С этого момента и в течение восьми дней я хочу, чтобы ты лгал самому себе. Вместо того, чтобы говорить самому себе правду, что ты отвратителен, насквозь прогнил, ни к чему не приспособлен, ты будешь говорить самому себе, что ты прямая противоположность, зная в то же время, что ты лжешь и что ты абсолютно безнадежен.

— Но какой смысл в подобной лжи, дон Хуан?

— Она может прицепить тебя к другому деланию, и тогда ты сможешь понять, что и то, и другое делание лживо и нереально и что цепляться к любому из них — трата времени, потому что единственная реальная вещь — это то существо в тебе, которое умрет. Достигнуть этого существа является неделанием самого себя.

 

16. КОЛЬЦО СИЛЫ

 

Суббота, 14 апреля 1962 года.

Дон Хуан попробовал тяжесть наших фляг и заключил, что мы истратили наше продовольствие, и время возвращаться домой. Я осторожно заметил, что у нас уйдет по крайней мере два дня для того, чтобы добраться до дома. Он сказал, что не собирается ехать обратно в Сонору, а поедет в пограничный городок, где у него было какое-то дело.

Я подумал, что он собирается начать наш спуск по водному каньону, но дон Хуан направился на северо-запад, на высокое плато лавовых гор. Примерно через час ходьбы он подвел меня к глубокому провалу, который оканчивался в той точке, где два пика почти сходились. Тут был склон, идущий почти к вершине гребня, странный склон, похожий на слегка погнутый мост между двумя пиками. Дон Хуан показал на участок, находящийся на этом склоне.

— Смотри туда пристально, — сказал он. — солнце почти над головой.

Он объяснил, что в полдень свет солнца может помочь мне с неделанием. Затем он дал мне ряд указаний. Расслабить все тугие места на одежде, которая была на мне, сесть скрестив ноги и пристально смотреть на то место, которое он мне указал. На небе было очень мало облаков и ни одного не было на западе. Был жаркий день, и солнечный свет лился на отвердевшую лаву. Я очень внимательно наблюдал за участком, о котором говорилось.

После долгого наблюдения я спросил, что именно я там должен разглядеть. Он велел мне замолчать нетерпеливым движением руки.

Я устал, я хотел спать. Я полуприкрыл глаза. Они болели, и я потер их. Но руки мои были неуклюжими, и пот, попав мне в глаза, стал раздражать их. Я взглянул на лавовые пики, полуприкрыв веки, и внезапно вся гора зажглась.

Я сказал дону Хуану, что если я скашиваю глаза, то я могу видеть всю горную цепь, как сложное переплетение нитей света.

Он велел мне дышать как можно меньше, чтобы сохранить вид волокон света и не смотреть на них пристально, а как бы невзначай на точку, находящуюся на горизонте справа над склоном. Я последовал его указаниям и смог удерживать картину бесконечной дали, покрытой паутиной света.

Дон Хуан очень мягким голосом сказал, что мне нужно попытаться выделить участки темноты внутри волокон света, и что сразу после нахождения темного пятна я должен раскрыть глаза и определить, где это пятно находилось на поверхности склона.

Я не мог ощутить никаких темных участков. Несколько раз я то скашивал глаза, то опять открывал их. Дон Хуан приблизился ко мне и указал на участок справа, а затем на другой прямо передо мной. Я попытался изменить положение своего тела. Я думал, что, может быть, если я сдвину перспективу, то я смогу воспринять тот участок темноты, на который он указывает. Но дон Хуан встряхнул мою руку и сказал жестким тоном, чтобы я сидел спокойно и был терпелив.

Я опять скосил глаза и еще раз увидел паутину из нитей света. Секунду я смотрел на них, затем раскрыл глаза шире. В этот момент я услышал слабое погромыхивание. Это вполне могло быть объяснено отдаленным звуком реактивного самолета. И затем, широко раскрытыми глазами я увидел весь горный район перед собой, как огромное поле маленьких точек света. Казалось, на какой-то короткий момент металлические поверхности в затвердевшей лаве стали одновременно отражать солнечный свет. Затем солнечный свет стал туманиться и внезапно исчез, и горы стали массой мрачных, темнокоричневых скал. В то же время стало ветрено и холодно.

Я хотел обернуться и посмотреть, зашло ли солнце за облако, но дон Хуан удержал мою голову, не позволяя мне двинуться. Он сказал, что если я повернусь, то смогу заметить существо гор, олли, которое преследует нас. Он сказал мне, что у меня нет достаточно силы, чтобы устоять при виде такого зрелища, а затем рассчитанным тоном он добавил, что тот грохот, который я слышал, был особым способом, которым олли заявляет о своем присутствии.

Затем он поднялся и заявил, что мы собираемся лезть вверх по склону.

— Куда мы идем? — спросил я.

Он указал на один из участков, который он выделил, как пятно темноты. Он объяснил, что неделание позволило ему выделить это место, как возможный центр силы или, может быть, где могут быть найдены предметы силы.

Мы достигли этого места, которое он наметил, после очень трудного лазанья по скалам. Секунду он стоял неподвижно в нескольких футах от меня. Я попытался подойти к нему ближе, но он сделал мне рукой знак остановиться. Казалось, он ориентируется. Я видел, что голова его движется, как если бы он обшаривал глазами горы сверху донизу. Затем уверенными шагами он прошел к краю. Он уселся и стал вытирать мусор со скалы рукой. Пальцем он покопал вокруг небольшого камешка, выступавшего из грунта, расчищая вокруг него землю, затем велел мне выкопать его.

Когда я освободил камешек, он велел мне тотчас же положить его за пазуху, потому что это объект силы и принадлежит мне. Он сказал, что отдает его мне на сохранение и что должен я чистить его и следить за ним.

Сразу после этого мы начали свой спуск в водный каньон и через два часа уже были в горной пустыне у подножия лавовых гор. Дон Хуан шел примерно в трех метрах впереди меня очень быстрым шагом. Мы шли на юг почти до захода солнца. Тяжелая гряда облаков на западе не давала нам видеть солнце, но мы подождали, пока оно предположительно не исчезло за горизонтом.

После этого дон Хуан изменил направление и пошел на юго-восток. Мы перевалили через холм, и когда мы были на вершине, я заметил четырех человек, идущих в нашу сторону с юга.

Я взглянул на дона Хуана. В своих экскурсиях мы никогда не встречали людей, и я не знал, что делать в случаях, подобных этому. Но он, казалось, не обращал на это внимания. Он продолжал идти, как будто бы ничего не случилось. Люди двигались, как будто бы никуда не спешили. Они спокойно пробирались к тому месту, где мы находились. Когда они приблизились, я заметил, что это четыре молодых индейца. Казалось, они узнали дона Хуана. Говорил он с ними на испанском. Они говорили очень мягко и обращались с ним с большим уважением. Только один из них заговорил со мной. Шепотом я спросил дона Хуана, могу ли я тоже говорить с ними, и он утвердительно кивнул головой.

После того, как я втянул их в разговор, они стали очень общительны и дружественны, особенно тот, кто первый заговорил со мной. Они рассказали мне, что находятся здесь в поисках кристалла кварца, обладающего силой. Они сказали, что они уже несколько дней бродят вокруг лавовых гор, но до сих пор им не везло.

Дон Хуан оглянулся и указал на каменистый участок примерно в полукилометре в стороне.

— Это хорошее место, чтобы ненадолго расположиться, — сказал он.

Он пошел в этим камням, и все мы последовали за ним.

Местность, которую он выбрал, была очень пересеченной. Кустов на ней не было. Мы сели на камни. Дон Хуан сказал, что собирается вернуться в чапараль и собрать сухих веток для костра. Я хотел помочь ему, но он прошептал мне, что это особый костер для этих смелых молодых людей, и моя помощь ему не нужна.

Юноши сели вокруг меня тесной кучкой. Один из них сел ко мне спиной. Я почувствовал легкое раздражение.

Когда дон Хуан вернулся с охапкой сучьев, он отметил их осторожность и сказал мне, что юноши являются учениками мага и что это правило, делать круг, в центре которого двое человек сидят спина к спине во время охотничьих экспедиций за объектами силы.

Один из молодых людей спросил меня, находил ли я сам когда-нибудь кристаллы. Я сказал ему, что дон Хуан никогда не брал меня искать их.

Дон Хуан выбрал место вблизи большого валуна и принялся разводить костер. Никто из молодых людей не тронулся с места, чтобы помочь ему, но все внимательно следили за ним. Когда все сучья горели, дон Хуан сел спиной к валуну. Костер был справа от него.

Молодые люди, очевидно, знали, что происходит, но я не имел ни малейшего представления относительно того, что нужно делать, когда имеешь дело с учениками мага.

Я следил за молодыми людьми. Они сидели, глядя на дона Хуана, образовав правильный полукруг. Я заметил тогда, что дон Хуан смотрел прямо на меня и что двое молодых людей сели слева от меня, а другие двое — справа.

Дон Хуан стал рассказывать им, что я был в лавовых горах для того, чтобы научиться неделанию, и что олли следовал за нами. Я подумал, что это очень драматическое начало и был прав. Юноши изменили позы и каждый сел, поджав под себя левую ногу. Я не заметил, как они сидели раньше. Я полагал, что они сидели так же, как и я, скрестив ноги. Случайный взгляд на дона Хуана показал мне, что он тоже сидит с поджатой левой ногой. Он сделал едва уловимый жест подбородком, указывая на ту позу, в которой сидел я. Я осторожно заправил под себя левую ногу.

Однажды дон Хуан уже рассказывал мне, что это является позой мага в тех случаях, когда обстоятельства неопределенны. Однако, эта поза всегда оказывалась для меня утомительной. Я чувствовал, что для меня будет ужасной мукой все время сидеть в таком положении в продолжении его разговора. Дон Хуан, казалось, вполне осознает мое состояние и сжатым образом объяснил молодым людям, что кристаллы кварца можно найти в ряде определенных мест этого района, и что как только они будут найдены, им придется покинуть свое местонахождение при помощи особой техники. Кристалл тогда становится самим человеком, а их сила выходит из границ нашего понимания.

Он сказал, что обычно кристаллы находят в грозди, и человек, который их нашел, волен выбрать нить самых длинных и наиболее красивых лезвий кварца и отделить их от грозди. Человек, который нашел кристаллы, был ответственным за то, чтобы обработать их и отполировать, заострить их и сделать в совершенстве соответствующими размерам и форме пальцам его правой руки.

Затем он сказал нам, что кристаллы кварца являлись оружием, используемым в магии. Что они применяются обычно для того, чтобы убить, и что они проникают в тело врага, а затем возвращаются в руку владельца, как если бы никогда не покидали ее. Затем он рассказал о поисках духа, который превратил бы обычные кристаллы в оружие, и заявил, что самое первое, что следует сделать, это разыскать благоприятное место для того, чтобы выманить духа. Это место должно быть на вершине холма и должно быть найдено движениями руки с рукой, повернутой к земле и как бы водящей над нею до тех пор, пока ладонь не ощутит какое-то тепло. На этом месте должен быть разведен костер. Дон Хуан объяснил, что олли привлекается пламенем и проявляет себя серией вполне определенных звуков. Человек, ищущий олли, должен пойти в направлении этих звуков до тех пор, пока олли не появится, а затем бороться с ним и повалить на землю для того, чтобы победить. Именно в это время можно заставить олли прикоснуться к кристаллам для того, чтобы зарядить их силой.

Он предупредил нас, что в этих лавовых горах есть много других сил, которые не похожи на олли, они не делают звуков, а появляются, как мелькающие тени, и что у них нет никакого могущества совершенно.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.017 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал