Соотношение норм права и текстов нормативных актов

Основным источником (формой) права нашей страны являются нор­мативные акты, в текстах (разделах, частях, статьях) которых излагают­ся правовые нормы.

При подготовке и принятии нормативных актов обязательно учиты­ваются специфические признаки правовых норм (общий характер, не-персонифицированность, обращенность в будущее и др.) и их структура (каждое правило должно иметь обозначение условий применения и ох­раняться государством от нарушения). Однако норма права не тождест­венна статье закона, а структура последней не совпадает со структурой правовой нормы. Это определяется рядом обстоятельств.

В одной статье нормативного акта (и даже в одном нормативном ак­те) не могут быть выражены в полном объеме все элементы, из которых состоит правовая норма. При подготовке, принятии и издании норма­тивного акта правовой материал по правилам законодательной техники группируется таким образом, чтобы акт был компактен, а его предписа­ния легко воспринимаемы. Поэтому при подготовке проекта закона или иного нормативного акта его текст делится на разделы, статьи, части статей; в кодексах - на главы, разделы или на общую и особенную час­ти. В начале многих нормативных актов обозначаются положения, имеющие отношение ко всем последующим разделам, связанные со многими или со всеми нормами данной отрасли права. Объединение близких по своим предписаниям норм или их частей в одну статью или раздел нормативного акта позволяет избежать повторений и длиннот. Изложение одной правовой нормы в разных нормативных актах иногда

¹ Так, положение ст. 23 Уголовного кодекса РФ относится ко всем нормам Особенной части Уголовного кодекса и ее отсутствие в Общей части Кодекса потребовало бы включения в каждую статью Особенной части формулировки: " лицо, совершившее данное преступление в состоянии опьянения, подлежит уголовной ответственности".

обусловлено различием компетенции органов, определяющих разные части правовой нормы¹. В разных статьях нормативных актов, а то и в разных кодексах содержатся материально-правовые и процессуальные нормы. В результате элементы одной нормы обычно размещаются в разных статьях нормативных актов, и, наоборот, одна статья может со­держать части нескольких норм.

Частицы, элементы правовых норм находят выражение в статьях, пунктах, параграфах текстов нормативных актов в виде определений общего характера, обладающих рядом признаков норм. Как отмечено, те из них, которые представляют собой логически завершенные, обяза­тельные для соблюдения положения, называются нормативными предпи­саниями. Некоторые нормативные предписания по содержанию и логи­ческой структуре (" если - то - иначе") близки к правовой норме, но и они не могут применяться без учета общих и других положений законо­дательства, в соединении с которыми они только и могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по форме: " если - то"; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме грам­матической².

Формулировка многих правовых предписаний строго зависит от со­держания выражаемых ими правовых норм; таковы, как отмечено, управомочивающие, обязывающие, запрещающие нормы права. Послед­ние (запрещающие) нередко вообще как бы выносятся за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых находятся охраняе­мые ими диспозиции, и формулируются как перечни деяний, которые запрещено совершать (составы преступлений и других правонаруше­ний), и санкций, соответствующих качествам и тяжести этих деяний (уголовные кодексы, кодексы об административных правонарушениях, положение о материальной ответственности рабочих и служащих и др.). При помощи этих санкций, как отмечено, охраняются обширные ком­плексы различных отраслей права; таковы также положения Граждан­ско-процессуального кодекса, регулирующие исполнительное производ­ство: как санкция они связаны с рядом норм гражданского, трудового, семейного, административного, уголовного права; общий характер (по отношению ко всему гражданскому праву) имеет предписание о возме­щении убытков. Существование в законодательстве правовых предписа­ний, выражающих общие для многих норм санкции, облегчает деятель­ность законодателя - при дальнейшем развитии права учитывается, что

Это неизбежно, например, при издании бланкетных норм; так, админист­ративная ответственность за нарушение ветеринарно-санитарных правил опре­делена Кодексом РФ об административных правонарушениях, сами же эти пра­вила устанавливаются местными органами власти и управления.

² Некоторые части статей нормативных актов (особенно " отсылочные") во­обще не образуют правовых предписаний (например: " те же действия, совер­шенные повторно, влекут..." и т.д.).

новые нормы права (диспозиции) включаются в комплекс норм, уже охраняемый определенной санкцией.

Важное место среди нормативных предписаний занимают обобщения условий действия и применения правовых норм. Таковы содержащиеся в законах и других нормативных актах общие положения о субъектах права, их видах и правовых статусах, об условиях действия нормативно-правовых актов, порядке их реализации, о процедурах решения юриди­ческих споров, о правовом режиме различных имуществ и др. Норма­тивные предписания такого уровня в процессе реализации права осуще­ствляются через правовые нормы, регулирующие поведение отдельных лиц; вместе с тем они имеют самостоятельное значение в системе средств правового воздействия. Особенное значение среди нормативных предписании имеют законодательные определения основных прав и сво­бод граждан. Обычно они излагаются в конституциях или в специаль­ных нормативно-правовых актах (Декларация прав человека и гражда­нина, Билль о правах). После второй мировой войны ряд основных прав и свобод закреплен в международных документах¹, положения которых признаны обязательными в Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов не всегда тождественны по той при­чине, что тексту нормативного акта, как и любому литературному про­изведению, нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание, обращенность к общественному мнению. Так, для наше­го уголовного законодательства традиционные условные, как бы непра­вильные, формулировки: " преступление (хищение, вымогательство, убийство, клевета, хулиганство, разбой, мошенничество, получение или дача взятки, заведомо ложный донос и т.д.) наказывается...", хотя на самом деле наказывается не преступление, а преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В законодательстве используются условные термины; например, " молодой специалист" мо­жет оказаться по возрасту далеко не молодым работником, осваиваю­щим новую для него специальность и потому имеющим право на неко­торые льготы. В ряде статей нормативных актов для смыслового усиле­ния должное описывается как сущее: " Неустранимые сомнения в ви­новности лица толкуются в пользу обвиняемого"; " Депутату обеспечи­ваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей". В тех же целях (для смыслового усиления, образного выражения непререкаемости закона) запрещенное порой ха­рактеризуется как вообще невозможное: " Никто не может быть произ­вольно лишен жизни"; " Собственность не может использоваться в це­лях, противоречащих интересам общества, правам других граждан".

¹ Всеобщая Декларация прав человека (1948), Международный пакт об эко­номических, социальных и культурных правах и Международный пакт о граж­данских и политических правах (1966).

Одним из наследий времен, когда законодательство было формой пропаганды, является наличие в текстах законов идеологических и по­литических сентенций, имеющих программный, но не юридический ха­рактер. Стремление придать текстам законов непременно политическое звучание приводило к тому, что эти тексты неправильно выражали пра­вовые нормы. Так, если в законах говорится об обжаловании в суд " незаконных действий" должностных лиц и государственных органов (вариант: " действий, нарушающих права и свободы граждан"), получа­ется так, что суд может принимать жалобы только на действия, неза­конность которых где-то и кем-то уже установлена (зачем тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия принимать вообще не должен, хотя бы жалобщик и считал свои права нарушенными. В другом нормативном акте определялся порядок возмещения ущерба, причиненного гражданину " незаконными действиями органов следствия, дознания, суда"; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными действиями этих органов (официальным признанием пе­чальной неизбежности таких ошибок является хотя бы существование обширных институтов обжалования актов этих органов), возмещению не подлежит.

Различие между нормами права и статьями законов и в том, что в тексте нормативного акта могут содержаться не только нормативно-правовые предписания, но и индивидуальные распоряжения, а также обоснования нормативного акта, фактически утверждения, программные положения, призывы, декларации, правила общежития, морально-политические нормы и принципы, не связанные непосредственно с ме­ханизмом правового регулирования. Право же состоит из норм, выра­женных через правовые предписания. Это различие способно порождать противоречия между правом и текстом закона, которые могут ослож­няться и обостряться в связи с тем, что в массовом (обыденном) созна­нии исторически сложилось преобладание преимущественно моральных критериев и норм, а также бытуют порой негативные оценки юридиче­ских категорий как сугубо " формальных", а то и " бюрократических". Эти оценки и критерии могут вести к тому, что при обращении к зако­ну часть общественного правосознания признает в нем " своим" и при­мет только те положения, которые не являются собственно юридиче­скими, а представляют собой описание в тексте закона социальных ценностей, изложение программных положений, выражение обществен­но-политических, нравственных, идеологических принципов и норм. На практике это противоречие, если в структуре закона собственно юриди­ческие предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям (" в законе сказано так, а суд решил как-то иначе").

Существуют, наверное, еще и другие различия и противоречия меж­ду законом и действующим правом. Если такие противоречия своевре-

менно не осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиня­ется ущерб: коль скоро не все содержание вступившего в силу закона оказывается действующим правом, он воспринимается как нечто декла­ративное, что-то обещающее, но на практике ничего не дающее. Важ­ной задачей правоведения является разработка механизма перевода тех положений закона, которые носят самый общий, абстрактный характер, в нормативные предписания, через которые эти законоположения во­площаются в систему правовых норм, регулирующих поведение членов

общества.

С тревогой отмечалось, однако, что в правоведении обнаружились недостаток нормативного мышления, недостаточное умение нормативно выражать мысли и намерения в проектах законов¹. Привычка ученых-юристов мыслить в основном политическими, идеологическими, социо­логическими категориями нередко влияет на качество подготовки про­ектов нормативных актов, где предписание должного порой заменяется описанием существующего, точное определение прав и обязанностей подменяется рассуждениями об их социально-политическом значении, запреты и санкции за правонарушения если и упоминаются, то в самой неопределенной, расплывчатой форме.

Особенно сложной для современного отечественного правоведения стала проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Консти­туции. То обстоятельство, что не все положения Конституции являются правом (имеют юридическое содержание), общеизвестно и официально признано Конституционным Судом Российской Федерации².

В теории права сложились три основных мнения о юридической природе конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают Конституцию правом, ссылаясь на то, что содержащиеся в ней правила невозможно осуществить в при­нудительном порядке³. Другие правоведы считают правовыми нормами все вообще тексты, содержащиеся в конституциях⁴.

¹ Советское государство и право. 1987. № 9. С. 23.

² Так, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации " По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области" от 10 декабря 1997 г. говорится: " Юридическое содержание использованного в Уставе области понятия финансового, валютного, кредитного регулирования отличается от конституционного содержания этого понятия" (Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 51. Ст. 5877).

³ См., напр.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Учебное пособие (по изданию 1910-1912 гг.). Т. 1. Вып. 1. М., 1995. С. 202, 251.

⁴ О взглядах О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского на ст. 1 Конституции СССР 1936 г. см. выше, § 3.

Аналогичные суждения о ст. 1 и других статьях Конституции СССР 1977 г. (" обязанность считать, что СССР - социалистическое общенародное государст­во") высказывал B.C. Основин, оговаривая, однако, что в данной группе норм

Третье направление в изучении конституционных норм признает, что ряд положений (текстов) Конституции носит программный или деклара­тивный характер, торжественно провозглашая цели и задачи государст­ва, основные принципы его организации и деятельности, его зависи­мость от народа, а также некоторые нравственные нормы. Признание, что наряду с правовыми нормами в Конституции содержатся неюриди­ческие положения, не только никак не умаляет, вопреки опасениям от­дельных авторов, авторитет Конституции (декларативные положения традиционно содержатся в конституциях всех стран континентальной Европы), но и дает возможность вывести на первый план проблему реализации тех конституционных положений, которые имеют юридиче­ский характер, но не могут быть воплощены в действующее право без дополнительного правового нормотворчества.

Проблема заключается в том, что ряд положений, содержащихся в Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором бы­ло бы можно говорить о существовании правовых норм, способных од­нотипно воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в за­конах и иных нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций за их нарушение. Вся проблема реализации

" следует выделить нормы, основной функцией которых является провозглаше­ние долга граждан по отношению к явлениям, которые невозможно детально подвергнуть правовому регулированию" (Основин B.C. Особенности конститу­ционных норм // Советское государство и право. 1979. № 4. С. 17). Этой ого­воркой признается, что некоторые конституционные нормы носят не юридиче­ский, а моральный характер. К сожалению, ряд авторов, комментирующих на­званную и последующие Конституции нашей страны, утверждает, что все во­обще конституционные нормы, включая программные, идеологические, нравст­венные положения и даже " своеобразные сгустки знаний о государственно-правовых явлениях" (к последним отнесена все та же ст. 1 теперь уже Консти­туции Российской Федерации 1993 г.) носят юридический характер (см.: Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения. М., 1997. С. 91 и др.).

¹ Отмечая особенности образа мышления английских юристов, Р. Давид пи­шет: " Юрист континентальной Европы видит в праве принципы социального порядка. Он оценивает право в свете этих принципов; он говорит о принципах политической свободы, социальных правах, святости собственности и догово­ров, а практикам оставляет заботу о проведении этих принципов в жизнь.

Английский же юрист - своего рода наследник практиков, как правило, с недоверием относится к тому, что считает пустыми словами: что стоит какое-либо правовое положение или принцип, если на практике не существует спосо­бов для его осуществления?...Англичане не воспринимают европейских право­вых норм: они им кажутся часто просто общими принципами, выражающими какие-то пожелания морального порядка или устанавливающими скорее поли­тическую программу, а не нормы права" (Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 301, 330).

30-6343

закона начинается с разработки правовых норм как моделей правоот­ношений, способных регулировать поведение людей и организаций по­средством собственно юридических связей (взаимных прав и обязанно­стей). Для претворения общих положений закона в реально осуществи­мое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам требование, которое именуется " формальной определенностью". Суть дела в том, что право может успешно функционировать лишь при усло­вии бесспорности* недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возможности поведения управомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение. Лишь при выполнении этих условий тексты законов образуют норма­тивные предписания, складывающиеся в нормы права. Без этого сужде­ния о прямом действии Конституции (и любого закона) остаются прак­тически неосуществимыми.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся по­ложения, для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотрен­ных ч. 3 ст. 59 Конституции. Поскольку соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же статьей, еще не принят, названное пра­во осуществить невозможно; поэтому Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосу­ществимость ряда конституциональных положений без принятия норма­тивных актов, детализирующих эти положения до той степени абстракт­ности, которая способна воплотиться в конкретных правоотношениях¹. Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные по­ложения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и кон­кретизации, необходимой для их практического воплощения в общест­венных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их

См.: Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 56-57; Михалева Н.А. Социалистическая конституция (проблемы теории). М., 1981. С. 127 и след.; Стумбина Э.Я., Кузнецов А.В., Эглитис В.В. Механизм реализа­ции конституции (государственно-правовой аспект). Рига, 1984.

" нормами-принципами, 'в известном или определенном смысле специ­фическими нормами особого рода" лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в по­следние годы в учебной и научной литературе распространилось проти­вопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст норматив­ного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако неосуще­ствимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда хорошему и спра­ведливому закону не только не соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписа­ний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится прежде всего противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих по­ложений закона в подзаконном нормотворчестве, которое, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержало бы " формально-определенные нормы", отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и определяющие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования юридически­ми средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо огра­ничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном регули­ровании соответствующих отношений подзаконными актами), либо мо­жет даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене за­кона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).

Для повышения эффективности правового регулирования немалое значение имеют совершенствование законодательства, его систематиза­ция, изложение правовых норм общепонятным языком, широкое приме­нение правил законодательной техники. Правовой нормой трудно руко­водствоваться, если ее элементы размещены в большом числе норма-

тивных актов, часть изданий которых не всем доступна, а последующие изменения не всегда общеизвестны. Политические и моральные сентен­ции уместны не в тексте нормативных актов, а если без них почему-либо трудно обойтись, - в преамбулах. Законодатель должен стремиться к точному выражению своих мыслей и намерений в тексте законов без иносказаний и двусмысленностей; если закон не является законом пря­мого действия, а содержит обещания принять дополнительные норма­тивные акты о порядке реализации тех или иных правоположений -обещанные акты должны быть оперативно подготовлены и приняты, дабы законодательство не содержало неосуществимых положений. Серьезные преграды на пути реализации права создают противоречия в текстах нормативных актов, дающие основания логически конструиро­вать разные по содержанию правовые нормы, относящиеся к одному и тому же случаю, отношению. Особенно опасны для практики правового регулирования противоречия между содержанием законов и подзакон­ных актов, если последним отдается предпочтение государственными органами и должностными лицами, применяющими правовые нормы.

Во всех странах, где нормативные акты являются основным источ­ником права, существует проблема соотношения " буквы" и " духа" за­кона, обусловленная тем, что, во-первых, мысль законодателя не всегда достаточно точно выражена в тексте нормативных актов, во-вторых, тем, что текст со временем почти неизбежно устаревает и содержащие­ся в нем термины, определения, понятия становятся узки или, напротив, широки для обозначения новых явлений общественной жизни. Поэтому процесс применения и другие формы реализации правовых норм носят в известной мере творческий характер: во-первых, в процессе изучения текстов нормативных актов логически конструируется правовая норма с ее тремя элементами (кто, когда, при каких условиях к чему обязан, на что имеет право, какие меры государственного принуждения применя­ются в случае нарушения правовой нормы); во-вторых, в процессе кон­струирования правовой нормы определяется, какие именно положения, содержащиеся в тексте нормативного акта, имеют юридическое значе­ние; в-третьих, может оказаться, что норма права не получила в тексте закона точного выражения и изложения (" порядок обжалования неза­конных актов", " молодой специалист", " никто не может быть произ­вольно лишен жизни" и т.п.) и потому текст нормативного акта подле­жит не буквальному, а ограничительному или распространительному толкованию.

Глава XX. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

§ 1. СОДЕРЖАНИЕ (ОБЪЕМ) ПОНЯТИЯ " ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ"

Юридической ответственностью называется применение мер государ­ственного принуждения к правонарушителям для восстановления нару­шенного правопорядка и (или) наказания лица, совершившего правона­рушение.

Юридическая ответственность за правонарушения - самая острая те­ма правовой науки. Без налаженной системы юридической ответствен­ности право становится бессильным и ненадежным, не оправдывающим возлагаемых на него социальных ожиданий. Правовые нормы, а равно проистекающие из них права и обязанности членов общества превра­щаются в благие пожелания, если власть не способна организовать вос­становление нарушенных прав, принуждение к исполнению обязанно­стей, наказание нарушителей правовых запретов. С другой стороны, государственное принуждение, с помощью которого охраняются право и правопорядок, более всего затрагивает личность, ее интересы, права и свободы. Если оно применяется для защиты несправедливого права, вне права или вопреки праву, проблема социального взаимодействия права и государственного принуждения становится особенно острой.

Обостренное восприятие обществом, его моральным и правовым сознанием проблем связи права и государственного принуждения обу­словлено и тем, что на протяжении многих веков человеческой истории принуждение нередко применялось произвольно, по усмотрению власть имущих, а сами меры государственного принуждения часто были несо­размерно правонарушению предельно жестоки. Произвол, жестокость или слабость власти всегда были наиболее заметны в той сфере общест­венных отношений, где применяются меры наказания за совершение преступлений. Именно поэтому при массовых опросах населения об основных действующих кодексах и законах чаще других называется уголовный кодекс, хотя жизнь подавляющего большинства опрошенных граждан никак не связана ни с преступлениями, ни с наказаниями.

" Из всех видов права, - писал Пашуканис, - именно уголовное пра­во обладает способностью самым непосредственным и грубым образом задевать отдельную личность. Поэтому оно всегда вызывало к себе наи­более жгучий, и притом практический, интерес. Закон и кара за его нарушение вообще тесно ассоциируются друг с другом, и, таким обра-

зом, уголовное право как бы берет на себя роль представителя права вообще, является частью, заменяющей целое" ¹.

Круг норм и общественных отношений, образующих содержание, сферу юридической ответственности, сложился исторически. Современ­ные принципы ответственности стали возникать в сознании общества и в действующем праве в период низвержения феодального строя (XVII -XVIII вв.). В процессе становления гражданского общества и борьбы с феодальным режимом утверждались основные положения современной теории права и практики законотворчества относительно принципов применения мер принуждения за совершение правонарушений. В поле зрения передовых мыслителей, обосновывавших свободу, равенство и безопасность личности, были прежде всего уголовное право и процесс, определяющие наиболее строгие меры принуждения и порядок их при­менения.

Основным и главным принципиальным положением, сложившимся в борьбе против феодального произвола и инквизиционного процесса, является то, что принуждение как способ, средство охраны права не должно нарушать само право, а может осуществляться только на основе и в пределах права. Одним из воплощений этого принципиального по­ложения стала известная формула nullum crimen, milla poena, sine lege (без закона нет ни преступления, ни наказания). Это означает, что пра­вонарушением признается только и исключительно деяние, которое до его совершения было запрещено законом, вступившим в силу и дове­денным до всеобщего сведения. Одновременно (в том же или ином за­коне) должно быть совершенно точно определен предел наказания, применяемого за это (этот вид) правонарушение.

Оговорим особо, что признание этого принципа с необходимостью возвело в ранг закона так называемую " догму права" при осуществле­нии ответственности. При любом понимании права - нормативном, со­циологическом, естественно-правовом, психологическом - норма права, как она выражена в тексте закона, является альфой и омегой ответст­венности за правонарушение. Ни признаки правонарушения, как они описаны в законе, ни санкции, определяющие меры принуждения за него, не подлежат расширительному или распространительному толко­ванию либо (тем более) применяются по аналогии. Кроме того, закону, определяющему санкции за какое-либо деяние либо отягчающему от­ветственность за него, не должна придаваться обратная сила, ибо член гражданского общества, наказываемый за поступок, который в момент совершения не был запрещен либо наказывался менее строго, с полным

¹ Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по теории права и государства. М., 1980. С. 160.

основанием заявляет: " Знал бы, что запрещено или что карается столь строго, - поступил бы иначе".

Другим достижением политико-правовой теории и законодательства об ответственности стало стремление урегулировать правом деятель­ность государственных органов, применяющих принуждение, подчинить эту деятельность специальному контролю и проверке.

Во-первых, законодательство об ответственности имеет обществен­ное значение лишь в той мере, в какой оно реализуется. Если правоох­ранительные органы проявляют бессилие в борьбе с правонарушениями либо попустительствуют правонарушителям, в обществе складывается безотрадное впечатление, что многие запреты можно безнаказанно на­рушать, а для защиты своих прав целесообразнее прибегать к самообо­роне, самосуду и к самоуправству, чем обращаться в официально суще­ствующие правоохранительные органы.

Во-вторых, давно замечено, что в сфере, где применяется государст­венное принуждение, общество и личность нередко сталкиваются с ря­дом тревожных явлений. Государственные органы и должностные лица, расследующие дела о правонарушениях, уполномоченные привлекать к ответственности и решать дела о применении и реализации санкций, наделены властными полномочиями, необоснованное и незаконное ис­пользование которых может причинить существенный урон правам и свободам личности. Специфика деятельности правоохранительных орга­нов, обязанных пресекать правонарушения, порой придает расследова­нию уголовных и иных дел обвинительный уклон. Стремясь показать свое рвение, недобросовестные работники правоохранительных органов способны искусственно создавать доказательства, вплоть до понуждения подозреваемого признать себя виновным в правонарушении, которого тот, возможно, не совершал. Необходимая для борьбы с правонаруше­ниями тайна дознания и следствия может обернуться отсутствием глас­ности, попустительством произволу в добывании доказательств и запу­гиванием лиц, вовлеченных в процесс расследования. Стремление воз­можно быстрее обосновать обвинение и закончить дело в срок порой ведет к осуждению невиновных. Немалый вред законному и обоснован­ному осуществлению юридической ответственности может причинить давление дезориентированного общественного мнения, административ­ная ретивость высокопоставленных должностных лиц, а то и просто коррумпированных работников правоохранительных органов.

Ни общество, ни личность не могут обойтись без защиты от право­нарушителей, а тем самым без деятельности специального аппарата, охраняющего право от нарушений. Но при осуществлении юридической ответственности сталкиваются две неравносильные стороны: лицо, об­виняемое (подозреваемое) в совершении правонарушения, и организация

должностных лиц, облеченных властью и полномочиями применять принуждение от имени государства. По указанным причинам это при­нуждение может быть применено произвольно, в противоречии с дейст­вительными обстоятельствами дела, с нарушением закона. Для преду­преждения и пресечения необоснованных и незаконных актов и реше­ний об ответственности практика, законодательство и теория эпохи ста­новления гражданского общества определили два средства.

Во-первых, лицо, обвиняемое (подозреваемое, упрекаемое) в право­нарушении, по закону наделяется комплексом прав, дающих ему воз­можность участвовать в исследовании обстоятельств дела, оспаривать квалификацию правонарушения, сам факт его совершения, представлять доказательства, пользоваться услугами адвоката, добиваться с помощью юридических средств освобождения от ответственности либо ее смягче­ния. Комплекс этих прав называется " право на защиту". Это право при­звано в какой-то мере уравновесить фактически неравное положение сторон в отношениях ответственности (с одной стороны - лицо, обви­няемое в совершении правонарушении, с другой - облеченные властны­ми полномочиями сотрудники правоохранительных органов, наделенные правом применять принуждение). В отношениях штрафной, карательной ответственности (уголовной, административной, дисциплинарной) ис­пользование права на защиту дает возможность предупредить, пресечь или хотя бы как-то парализовать обвинительный и обличительный ук­лон, часто присущий должностным лицам и государственным органам, расследующим и (или) решающим дела о соответствующих правонару­шениях. В отношениях правовосстановительной (гражданско-правовой и др.) ответственности право на защиту в равной мере принадлежит сто­ронам гражданского процесса и состоит в равной возможности сторон доказывать или опровергать факт причинения вреда или нарушения до­говора, обосновывать и оспаривать размер спорного возмещения и т.п. Реализация права на защиту придает юридической ответственности (особенно на стадии подготовки решения по делу о правонарушении) состязательный характер. Первостепенная задача состязательности не только особенная защита прав лица, оказавшегося во власти правоохра­нительных органов, но и достижение истины по делу о правонарушении. Еще русский юрист XVIII в., профессор Московского университета С.Е. Десницкий справедливо замечал: " Во многих государствах опытом дознано, что без споров в суде справедливости доходить иного средства другого никакого нет" ¹. Состязательность процесса исследования и ре-

¹ Десницкий С.Е. Представление о учреждении законодательной, судитель-ной и наказательной власти в Российской империи // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII в. Т. I. M., 1952. С. 305.

шения дела о правонарушении - не во всем совершенная, но пока един­ственная предпосылка обоснованности решения дела, учитывающего все наличные доказательства и обстоятельства совершенного правонаруше­ния.

Вторым средством обеспечения законности и обоснованности юри­дической ответственности является совершенствование процедуры ее осуществления. При наличном уровне развития науки существующие способы установления истины по делу о правонарушении не вполне совершенны. Официальным признанием неизбежности ошибок при ре­шении таких дел является законодательное определение права и порядка обжалования решений о юридической ответственности, а также актов правоохранительных органов, принимаемых в процессе ее осуществле­ния. Необходимой предпосылкой и способом предупреждения и исправ­ления этих ошибок является формализация процесса осуществления ответственности, разделение его на этапы, завершающиеся докумен­тально оформленными актами, доступными последующей проверке и оценке¹. Этот процессуальный порядок дает возможность выявить сла­бые звенья в системе государственных органов, осуществляющих ответ­ственность, укрепить кадровый состав этих звеньев, освободить их от недостаточно компетентных или недобросовестных работников. Процес­суальная регламентация юридической ответственности - необходимая предпосылка последующего контроля и объективной проверки возбуж­дения, рассмотрения и решения дел о правонарушениях; при обнаруже­нии ошибок, допущенных на том или ином этапе ответственности, су­ществует возможность вернуть дело на этот этап, рассмотреть его зано­во либо вообще прекратить. Не менее важны процессуальные гарантии прав личности, привлеченной к ответственности. Состязательность и право на защиту воплощены именно в процессуальных нормах, через которые реализуются нормы материального права, определяющие соста­вы правонарушений и санкции за их совершение.

Многие принципы юридической ответственности закреплены в со­временных конституциях, в законодательстве, в международных пактах о правах.

В современном государстве бытие юридической ответственности возможно лишь в рамках законов, определяющих составы правонаруше-

¹ Исключение составляют штрафы, взимаемые на месте правонарушения (безбилетный проезд, нарушение правил дорожного движения и т.п.). Но и в этих случаях выдается квитанция, дающая возможность оспорить размер штра­фа, правомерность его наложения и др. Кроме того, нарушитель имеет право отказаться от уплаты штрафа, потребовав составления протокола для рассмот­рения и решения дела в административном порядке.

31-6343

ний и санкции за их совершение, а также порядок (процедуру) исследо­вания обстоятельств правонарушения, принятие обоснованного решения о правонарушении и (если оно действительно было) применении санк­ции, порядок исполнения принятого решения.

Основная и главная проблема ответственности - обеспечение закон­ности, предупреждение и пресечение правонарушений, максимально возможное устранение ущерба, причиняемого ими обществу и правопо­рядку. В этой теме концентрируются две крайне важные социальные задачи: во-первых, общество и каждый гражданин должны быть увере­ны, что правонарушения пресекаются с помощью соразмерных им мер государственного принуждения, что права и охраняемые законом инте­ресы защищены от противоправных посягательств; во-вторых, что борь­ба с правонарушениями ведется строго на основе закона, обеспечиваю­щего неприкосновенность, права и свободы гражданина, не совершив­шего ничего противоправного.

Изучение проблем юридической ответственности должно вестись строго на основе изучения норм и принципов права, за пределами кото­рого нет ни правонарушений, ни санкций, а потому не должно быть ни ответственности, ни принуждения. Поэтому при теоретическом исследо­вании проблем ответственности попытки выйти за пределы права, а то и вообще уйти от права как предмета исследования, подменить ту часть права, которая определяет основания и порядок осуществления ответст­венности, чем-то другим, посторонним праву, не могут дать положи­тельного результата.

К сожалению, при исследовании проблем ответственности выявился тупиковый путь семантических изысканий, основанных не на изучении права, его общих принципов, практики применения, а на чтении толко­вых словарей и на размышлениях о разных значениях слова " ответ­ственность". Одним из проявлений примитивного мышления в период застоя явилось определение: " Ответственность - это обязанность отве­чать". Дальнейшие попытки умозрительно вывести содержание понятия ответственности из ее терминологического обозначения породили опре­деления: " Отвечать - значит дать отчет, отчитаться в содеянном".

Некоторые авторы поясняли, что в приведенном определении слово " отвечать" используется в особом, специальном смысле, не раскрывая содержа­ния этого смысла. Такая оговорка более всего доказывает, что здесь нет ни смысла, ни определения. Суждение " ответственность - это обязанность отве­чать" вполне аналогично инфантильным рассуждениям типа: " принцип публич­ности процесса - присутствие публики в зале судебного заседания", " свобода совести - способность поступать бессовестно", " гражданское право - это право граждан", " голосовать - громко говорить, кричать, вопить, голосить", " ответ­ственность - необходимость отвечать, объяснять, отчитываться".

" Общее понятие юридической ответственности может быть дано как регулируемой правом обязанности дать отчет в своих действиях, - рас­суждали некоторые авторы. - Все становится на свое место, если пони­мать ответственность как обязанность дать отчет в своих действиях" ¹. Неоднократно указывалось, что такие рассуждения логически упречны (определение дается через определяемое), теоретически несостоятельны и практически бесплодны. Применительно к гражданско-правовой от­ветственности предполагаемая " обязанность дать отчет" выглядит неле­по, поскольку нарушитель договорных обязательств или причинитель имущественного вреда юридически обязан возместить вред или ущерб, уплатить неустойку (штраф, пеню), а не отчитываться в содеянном пе­ред потерпевшим. В самом деле, неужели же нормальна ситуация, если в ответ на обоснованную претензию нарушитель договора или причини­тель вреда посылает потерпевшему отчет о своей деятельности, дости­жениях, трудностях, недостатках, об обстоятельствах допущенного на­рушения и т.д., а потерпевший ограничивается изучением этого отчета, вместо того, чтобы обратиться в суд или арбитраж для взыскания убыт­ков или неустоек?

Особенно тревожно, что аналогичное определение ответственности применялось (и применяется) к штрафной, в том числе к уголовной, от­ветственности. Утверждалось, например, что " в конкретных отношениях ответственности государственные органы и некоторые должностные лица имеют право применять принуждение, а именно принудите­льно требовать отчет а (выделено мною. - О.Л.) в совер­шенном правонарушении". Между тем именно это (выделенное разряд­кой) современным законодательством и международными пактами о правах специально и категорически запрещено. Некоторые философы-социологи даже предлагали изменить действующее законодательство нашей страны в духе инквизиционного процесса средних веков, обязав подозреваемого и обвиняемого в уголовном процессе под страхом при­нуждения давать правдивые показания. «Какое право обвиняемого было бы тем самым нарушено? Никакого, кроме " права" искать всевозмож­ные лазейки для уклонения от ответственности. В целом обязанность

¹ Обзор соответствующей литературы того периода см.: Общая теория госу­дарства и права. Академический курс. В 2 т. Т. 2. Теория права. М., 1998. С. 595 и след.

² См.: Международный пакт о гражданских и политических правах. Ст. 14; Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Ст. I // Права человека. Основные международные документы. М., 1990. С. 42, 107.

отчитаться в содеянном перед государством можно считать компонен­том ответственности...»¹

К сожалению, такие рассуждения не относятся к пройденным этапам отечественной науки. В юридической литературе, особенно в учебной, еще не изжито пренебрежение правом на защиту лица, привлеченного к ответственности. " Юридическая ответственность, - пишет С.Н. Кожев­ников, - это обязанность лица претерпевать определенные лишения го-

' «2

сударственно-властного характера за совершенное правонарушение. Несовместимость такого понятия ответственности с действующим про­цессуальным правом доходит до того, что содержание ответственности раскрывается через средневековые правовые институты, возлагавшие на обвиняемого обязанность доказывать свою невиновность, отчитываться в содеянном. " Возложение юридической ответственности, - подчеркивает С.Н. Кожевников, - предполагает отчет за свои действия виновного субъекта (объяснение причин, мотивов совершения действия, влекущего ответственность)" ³.

Распространенность " семантических" определений ответственности не столь безобидна, как может показаться на первый взгляд. Жизнен­ность и обоснованность любой теоретической модели проверяется прак­тикой. Для правоведения существенно важны такие критерии истинно­сти теоретического построения, как, во-первых, возможность воплотить его в законодательстве, во-вторых, влияние на практику применения закона. Выше процитировано суждение, содержащее порицание права на защиту и предложение заменить его " обязанностью отвечать"; к со­жалению, с поддержкой предложения изменить наше законодательство в духе инквизиционного процесса выступают даже некоторые юристы. Такие предложения радикально противоречат не только принципам оте­чественного законодательства, выраженным в Конституции Российской Федерации (ст. 49, 51 и др.), но и общепризнанным нормам междуна­родного права (ст. 14 Международного пакта о гражданских и полити­ческих правах и др.).

В течение ряда последних лет студентам и слушателям юридических вузов, а также практическим работникам нередко внушается неверная мысль, что сущность ответственности в том и состоит, что лицо, совер­шившее правонарушение, юридически обязано отвечать, давать отчет.

¹ Денисов Ю.А. Общая теория правонарушения и ответственности. Л., 1983. С. 133-134.

² Общая теория права. Курс лекций. Нижний Новгород, 1993. С. 462. Там же. С. 461 (курсив в источнике).

⁴ См., напр.: Рыбаков В.А. Позитивная юридическая ответственность (воспитательные аспекты). Рязань, 1988. С. 15-16.

Воспринимаемое в общем контексте понятий и категорий теории госу­дарства и права, где понятие юридической обязанности имеет вполне определенный и точный смысл, предположение о таких обязанностях правонарушителя способно направить практику применения закона на неверный путь.

Если лицо, совершившее преступление, обязано отвечать и отчитать­ся в содеянном, но на вопросы следователя не отвечает или меняет по­казания, отрицает вину, оспаривает обвинение, заявляет ходатайства, то почему бы на одном лишь этом основании не изменить ему меру пресе­чения на более строгую? К сожалению, такой и другие способы подкре­пления незаконной санкцией несуществующей обязанности отвечать на практике имеют место (например, допрос виновного как свидетеля, т.е. под угрозой уголовной ответственности за дачу ложных показаний). С этими нарушениями законности ведется борьба, но их трудно искоре­нить, если приписывать правонарушителю обязанности, не предусмот­ренные законом.

Аналогичные ошибки существуют и в судебной практике. Верхов­ный суд не раз отмечал недопустимость расширительного толкования судами обстоятельств, отягчающих ответственность, в частности ссылок отдельных судов при избрании более строгой меры наказания на отри­цание подсудимым своей вины или на попытку скрыться с места совер­шения преступления. С другой стороны, порой допускается ограничи­тельное толкование обстоятельств, смягчающих ответственность. Вер­ховный суд неоднократно отменял или изменял приговоры нижестоящих судов по той причине, что при определении наказания они не учли явку с повинной. Но не коренится ли причина всех этих ошибок в том, что некоторые судьи психологически воспринимают явку преступника с повинной лишь как выполнение им элементарной, во многих учебниках названной обязанности отвечать, дать отчет в содеянном, что не должно влечь никаких льгот и послаблений, а отрицание вины или попытку скрыться с места преступления, наоборот, как нарушение этой обязан­ности, отягчающее ответственность?

Наконец, произвольно выведенное из термина " семантическое" оп­ределение ответственности продолжает негативно влиять на развитие науки и подготовку научных кадров. Например, в автореферате одной из недавно защищенных кандидатских диссертаций административная ответственность определяется как " обязанность правонарушителя отве­чать за свое противоправное и виновное деяние, которая реализуется посредством применения мер государственного принуждения, преду­смотренного законодательством". Кто кому отвечает и как можно отве­чать посредством применения (кем и к кому?) мер государственного принуждения, мы, как ни старались, понять не смогли,

Одним из порождений семантических изысканий стала также идея так называемой " правовой позитивной ответственности", под которой понимается не ответственность лица, совершившего правонарушение, а, наоборот, правомерное поведение лица, не совершающего правона­рушений. Это понятие появилось и получило распространение в конце 60-х годов; его сторонники ссыпались на многозначность слова " ответственность" и на необходимость повышения философской осна­щенности общей теории права¹.

В литературе по философии, социологии, этике социальная ответст­венность обычно рассматривается в качестве единства внутренних по­буждений личности и велений долга (перед другими людьми, обществом, коллективом), форм внешнего и внутреннего контроля или соотноше­ния способности и возможности человека предвидеть результаты своих действий, признавать их своими. Попытки применить эти понятия в пра­воведении породили представление о так называемой " двухаспектной правовой ответственности", согласно которому кроме юридической от­ветственности за правонарушение и в неразрьюной связи с ней сущест­вует правовая позитивная ответственность - осознание долга, обязан­ность совершать действия, соответствующие природе общественного строя.

Идея " двухаспектной юридической ответственности" неоднократно подвергалась критике. Указывалось, что в принципе недопустимо объе­динять в одном определении сознательное отношение честного человека к исполнению своего социального долга и противоправное поведение правонарушителя. Справедливо отмечалось также, что правоведение, как и все общественные науки, не может просто использовать " в гото­вом виде" философские понятия и категории без учета специфики предмета своей науки. К сожалению, ряд рассуждений сторонников идеи правовой позитивной ответственности основан именно на чисто терминологическом использовании философских понятий без проверки сферы их действительной применимости: " Ответственность - одна из многих категорий, разработанных философией. В частных, в том числе и юридических, науках все категории, поскольку они имеют универ­сальный характер, должны сохранять свое первоначальное значение. Уголовное право может использовать их в том смысле, в каком они употребляются философами". Однако философы настойчиво предосте­регают именно от механического перенесения общефилософских поня-

¹ Ссылки на литературу по этой проблеме 60-70-х годов см.: Общая теория государства и права. Академический курс. В 2 т. Т. 2. Теория права. М., 1998. С. 595 и след.

тай и категорий в частные науки без учета специфики объекта и пред­мета разных наук.

Немалую методологическую опасность представляет также непра­вильное использование терминологии, имеющей в разных науках раз­личное содержание. При исследовании проблем позитивной ответствен­ности попытки философского и социологического подхода нередко сво­дились к переименованию правовых явлений, к произвольному исполь­зованию философских и иных терминов. Давно замечено, что термино­логическое " переодевание" хорошо известных явлений в новые словес­ные одежды не может привести к какому-либо приращению научного знания. Много раз указывалось, что большая часть рассуждений сто­ронников правовой позитивной ответственности основана на смешении и отождествлении обязанности и ответственности. На переименовании достаточно известных правовых'явлений основано и большинство попы­ток развить идею правовой позитивной ответственности. В самом деле, если сторонниками этой идеи ответственность определяется как " объективно обусловленная необходимость осознанного и добровольно­го соблюдения правовых предписаний всеми субъектами права", " общее требование для всех субъектов права, как руководство к действию, к правильному выполнению правовых норм", если утверждается, что " правомерные юридически значимые поступки оцениваются как ответ­ственные" ¹, то спрашивается: почему это - ответственность, а не закон­ность, общеобязательность права, правомерное поведение, как утвер­ждают другие правоведы? ²

Наиболее уязвимым звеном идеи правовой позитивной ответственно­сти является невозможность определить ее юридические свойства и ка­чества, чем-либо отличающиеся от известных понятий " обязанность", " правомерное поведение", " правосубъектность", " деликтоспособность", " выполнение обязательств" и др. Многолетние призывы разработать понятие правовой позитивной ответственности, раскрыв свойственное ей юридическое содержание, не пошли далее декларативных рассужде­ний: " Юридическая ответственность существует не только за нарушение

¹ Черных Е.В. Проблемы правовой ответственности в условиях развитого социалистического общества (Вопросы теории): Автореф. дисс. на соиск. канд. юрид. наук. Саратов, 1981. С. 7, 10.

² Братусь С.Н. Юридическая ответственность и сознание долга. Вопросы теории государства и права: Межвузовский научный сборник. Саратов, 1983. С. 49 след.; Николаева Л.А., Шмарцев А.Ю. Административно-правовой аспект юридической ответственности // Правоведение. 1986. № 1. С. 33; Андриано­ва Ю.С. К вопросу о соотношении понятий обязанности и ответственности. Вопросы теории юридических обязанностей: Тезисы П межвузовской научной конференции молодых ученых-юристов. Воронеж, 1988. С. 26-28.

закона, хотя в этом случае она проявляется наиболее ярко. Юридиче­ская ответственность выступает всегда как ответственность за надлежа­щее исполнение закона. И это не просто потенциальная ответственность за возможное его нарушение, не просто чувство или сознание ответст­венности, а реальная ответственность, реальные отношения в рамках закона" ¹. За истекшее десятилетие сторонники идеи правовой позитив­ной ответственности не находят других доводов, кроме ссылок на это принадлежащее неюристу рассуждение², и, наоборот, углубленное ис­следование проблем социальной ответственности с позиций правоведе­ния неизбежно приводит к выводу о том, что ее позитивный аспект " не обладает признаками, качествами, особенностями правового явления, характеризующегося связью с государством, с правом... Признание юри­дического характера позитивной ответственности не только не соответ­ствует природе явления, но и усложняет решение многих проблем в юридической науке, ибо означает ликвидацию юридической ответствен­ности как специфического правового явления" ³.

В большой части рассуждений о правовой позитивной ответственно­сти правовые явления теоретически объединяются с такими категориями правосознания и морали, как " осознание необходимости правомерного поведения", " добросовестное отношение к своим обязанностям", " чувство ответственности" и т.п. В связи с этим сторонники идеи пра­вовой позитивной ответственности личности высказывали предположе­ния о большой воспитательной роли этой идеи. Однако этот оптимисти­ческий прогноз на практике не привел к заметным результатам.

Суть дела в том, что уважение к праву является не правовой, а мо­ральной категорией, подвластной не столько юридическим, сколько иным способам воздействия на личность и ее духовный мир.

Правовое воспитание - сложная и важная задача, требующая прове­дения многих мер: от распространения знаний о праве до поднятия об­щего уровня правовой культуры, от преодоления правового нигилизма до налаживания безотказной системы гарантий незыблемости правопо­рядка, от изживания скептического отношения к праву до воспитания непримиримости к нарушениям законов. В теории правовой позитивной ответственности все эти задачи решаются крайне упрощенно и схема­тично: по мысли многих ее сторонников, достаточно определить зако­ном запреты и обязанности, как сразу же (теоретически) возникает все-

Егоров А.Г. Строительство коммунизма и советское общенародное госу­дарство // Советское государство и право. 1983. № 7. С. 13.

Лучин В. Ответственность в механизме реализации Конституции // Право и жизнь. 1992. № 1. С. 32.

³ Шабуров А.С. Политические и правовые аспекты социальной ответствен­ности личности. Автореф. дисс. на соиск. докт. юрид. наук. Екатеринбург, 1992. С. 15, 16.

общее ответственное к ним отношение (правовая позитивная ответст­венность). К сожалению, это далеко не так. Скажем прямо: распростра­нение идеи правовой позитивной ответственности пока что не вышло за пределы относительно узкого круга специалистов-теоретиков и практи­чески выглядит как уговаривание одних правоведов другими правоведа­ми относиться к запретам, обязанностям и правопорядку с уважением. В обыденном правосознании идея правовой позитивной ответственности, насколько известно, не нашла понимания¹.

Кроме того, вызывает тревогу, что с распространением идеи право­вой позитивной ответственности нередко связаны теоретические реко­мендации, крайне сомнительные именно с точки зрения эффективности правовой пропаганды, воздействия юриспруденции на массовое право­сознание. Взгляд на правовую позитивную ответственность как на " другой аспект", оборотную сторону, зеркальное отражение традицион­ной ответственности за правонарушение с самого начала основывался на предположениях, что источником правовой позитивной ответствен­ности являются санкции за правонарушения, в том числе уголовные наказания. При " двухаспектном" понимании ответственности легкость замены в термине " ответственность" одного смысла (правомерное пове­дение) другим (наказание за правонарушение) породила соблазн вести правовую пропаганду, угрожая санкциями. Теоретическим результатом этого явились рассуждения ряда сторонников указанной идеи о том, что все граждане несут уголовную ответственность безотносительно к тому, совершают они преступления или нег. Предположение об уголовной ответственности граждан, не нарушающих закон, радикально противо­речит ясному определению уголовного законодательства, согласно кото­рому уголовной ответственности подлежит только лицо, виновное в со­вершении преступления.

Попытки определить правовое положение граждан через санкции (" позитивная ответственность - другой аспект ответственности за пра­вонарушение") связаны с явно преувеличенным представлением некото­рых авторов о роли принуждения и наказания в регулировании общест­венных отношений: " Устанавливая уголовную ответственность за опре­деленные виды деяний, уголовное право направляет поведение людей в русло социалистического и коммунистического строительства" ³.

¹ «Объясните, пожалуйста, - спрашивает читатель Н.И. Васильева, - что та­кое " нести ответственность"? Можно ли нести хорошо или плохо?» (Вопросы без ответа // Аргументы и факты. 1992. № 38-39. С. 2.).

² См.: Смирнов В.Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 78-80; Елеонский В.А. Уголовное наказание и воспитание позитивной ответствен­ности личности: Учебное пособие. Рязань, 1979. С. 25-31, и др.

³ Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974. С. 14.

Понятие правовой позитивной ответственности тем или иным обра­зом связано с предположением, что правом регулируется не только по­ведение, но и внутренний духовный мир человека: " Позитивная право­вая ответственность предполагает такое отношение лица к обществу, государству, другим лицам, которое включает эмоционально-психологи­ческое осмысление и рациональное осознание лицом своего граждан­ского долга перед обществом, государством и другими лицами, а также готовность действовать в соответствии с этой личностной установкой" ¹. Очевидно, однако, что эмоционально-психологическое осмысление и рациональное осознание своего гражданского долга даже у лиц, лишен­ных свободы (о которых высказано приведенное суждение), никак не может быть ни обнаружено и проверено, ни отрегулировано с помощью правовых средств. Знаменательно, что сторонники идей " правовой пози­тивной ответственности" никогда не ссылались на противоречащее их идеям известное суждение Маркса. " Помимо своих действий, - подчер­кивал Маркс, - я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом" ².

По тем же причинам оказались неудачными попытки раскрыть тра­диционное понятие юридической ответственности не только через осо­бенности правового положения лица, привлеченного к ней, но и через " состояние воли" привлеченного к ответственности, его " способности отдавать отчет в своем противоправном деянии" и другие интеллекту­ально-волевые, психологические качества личности³. Эти попытки по­терпели неудачу именно по той причине, что состояние воли привле­ченного к ответственности, процессы, протекающие в его сознании, не являются предметом правовой оценки и регулирования. Привлечение к ответственности за правонарушение имеет целью создать необходимые для исправления и перевоспитания правонарушителя интеллектуально-волевые и психологические процессы в его сознании, но включение этих процессов в само понятие юридической ответственности ведет к неприемлемому положению: " если нет осознания, то не должно быть ответственности" ⁴. И наоборот, если психологические, интеллектуаль-

Смирнов Л.Б. Юридическая ответственность осужденных в пенитенциар­ных учреждениях (Теоретико-правовой аспект). Автореф. дисс. на соиск. канд. юрид. наук. СПб., 1995. С. 10.

² Маркс К., Энгельс Ф., Соч. Т. 1. С. 14. " Какое же объективное мерило можем мы приложить к намерению, - писал Маркс, - помимо содержания дей­ствия и его формы? " (Там же. С. 122.).

³ Горшенев В.М. Способы и организационные формы правового регулиро­вания в социалистическом обществе. М., 1972. С. 82, 92-104 и др.

Шаргородский М.Д. Детерминизм и ответственность // Правоведение. 1968. № 1. С. 46, 47.

но-волевые и иные процессы, протекающие в сознании правонарушите­ля, заложены в самом понятии юридической ответственности, то доста­точно привлечь его к ответственности и применить санкцию, чтобы предполагать осознающим долг, вставшим на путь перевоспитания и исправления. К сожалению, это не так. Многие санкции и меры ответ­ственности потому и остаются безрезультатными, что эффект их воз­действия на сознание правонарушителя либо недостаточен, либо ожес­точающе чрезмерен. Один из путей повышения эффективности санкций и ответственности в том и состоит, чтобы их система бьша максимально приспособлена к задачам выработки мотивов правомерного поведения, осознания долга, добросовестного выполнения обязанностей. Но для этого сама ответственность (в соответствии с ее правовой природой) должна рассматриваться как нечто внешнее по отношению к этим мо­тивам, осознанию, отношению, а не включающее интеллектуально-волевой и психологический результат в готовом виде.

Теоретическое исследование проблем юридической ответственности будет успешным и плодотворным при непременном учете объема этого понятия. Юридической ответственности нет и не может быть за преде­лами действующего права. Как и правовое регулирование в целом, юри­дическая ответственность возможна лишь там, где объективно сущест­вует доказуемость и исполнимость правоотношений средствами юриди­ческого процесса, причем ее реализация требует специального аппарата, способного применять правовые нормы и при необходимости принуж­дать к их исполнению и соблюдению.

Представляется достаточно очевидным, что определение и понятие ответственности бесполезно искать в толковых словарях.

Для определения юридической ответственности за правонарушения нельзя покидать почву права, обращаясь к понятиям и категориям дру­гих социальных и философских наук. Так, попытки соединить в одном понятии правовое регулирование действий людей с психологическими процессами, протекающими в их сознании, породили антиномии и под­твердили точность афористического суждения великого писателя, что в судебных процессах " психология - палка о двух концах" ¹. Стремление философски развить правоведение на основе омонимии привело к без­отрадным выводам, что все мы несем уголовную ответственность - одни позитивную, другие негативную. Попытки терми