Всё — пустота

скоре после достижения Сиддхартхой просвет -ления его слова, которые мы называем Дхар­мой, стали проникать во все слои индийского общества. Дхарма выходила за пределы кастовой системы и была в равной мере притягательна для высокородных и отверженных, для богатых и бед­ных. В I I I веке до нашей эры на индийском субкон -тиненте жил один из величайших правителей древ­ности — царь Ашока, беспощадный воитель и ти­ран, который без колебаний убил своих близких родственников, чтобы укрепить свою власть. Но даже царь Ашока в конце концов открыл истину Дхармы и стал пацифистом, сторонником мира и ненасилия. Ныне он известен в истории как один из самых влиятельных покровителей буддизма.

Благодаря таким покровителям, как Ашока, Дхарма продолжала расцветать, распространяясь во всех направлениях и выйдя далеко за пределы Индии. В I тысячелетии новой эры, на расстоянии тысячи километров от Бодхгайи, в тибетской де­ревне Кья Нгаца родился другой обычный человек

-84-

с исключительными способностями. После кош­марного детства, обучившись чёрной магии, буй­ный юноша, дабы отомстить виновникам за стра­дания его рано овдовевшей матери и её малолет­него сына, убил не один десяток родственников и соседей. Он бежал из дома и в конце концов встре­тился с крестьянином по имени Марпа, великим учителем Дхармы и переводчиком, который рас­сказывал о природе бытия и способе жизни, как некогда этому учил Сиддхартха. Юноша преобра­зился. Один из самых знаменитых святых йогинов Тибета, он стал известен под именем Миларепа. Даже сегодня его песни и истории вдохновляют сотни тысяч людей. Наследие его мудрости пере­давалось через непрерывную линию преемствен­ности учителей и учеников.

Миларепа учил своих последователей, что сло­ва Сиддхартхи непохожи на другие философские учения, которые мы читаем для удовольствия или как пищу для ума, а затем ставим на полку. Мы можем по-настоящему практиковать Дхарму и применять её в повседневной жизни. Среди пер­вого поколения учеников Миларепы был блестя­щий учёный по имени Речунгпа. Хотя Миларепа говорил ему, что практика, объединённая с жиз­нью, более важна, чем теоретическое изучение, Речунгпа всё равно отправился в Индию, намере­ваясь получить классические наставления по фи­лософии в одном из величайших буддийских уни­верситетов, существовавших в то время. Речунгпа в самом деле прилежно учился у многих индийс­ких учёных и святых. Когда через много лет Речун-гпа вернулся в Тибет, его старый учитель Миларе-па пошёл встретить его на пустынном плоскогорье.

-85 -

После того как, обменявшись приветствиями, они некоторое время обсуждали учёбу, вдруг разрази­лась сильная буря с градом. На открытой равнине спрятаться было некуда. Миларепа заметил на зем -ле полый рог яка и быстро укрылся в нём — при этом рог не увеличился в размерах, а Миларепа не стал меньше. Сидя в этом сухом укрытии, Мила-репа пропел песню, сообщая Речунгпе, что в этом ячьем роге осталось ещё много свободного места... если только его ученик понял природу пустоты.

Возможно, вы подумаете, что эта история о Ми-ларепе и ячьем роге — просто волшебная сказка. Или если вы человек доверчивый, то можете счесть, что всё дело в магии, которую применил тибетский йо-гин. Но, как мы увидим, это тоже не так.

ПРИВЯЗАННОСТЬ И ПУСТОТЕ

Одержав победу над Марой и его войском, Сид-дхартха постиг пустоту как отсутствие независимо -го бытия. Он понял: всё, что мы видим, слышим, ощущаем, представляем и знаем как существую­щее, — просто пустота, которой мы приписываем некую «подлинность». Такое навешивание ярлы­ков или восприятие мира как истинного объясня­ется сильной индивидуальной и коллективной при­вычкой — так делаем мы все. Сила привычки столь велика, а представление о пустоте столь малоприв­лекательно для нас, что очень немногие преиспол­нены желания добиваться обретения постижения подобно Сиддхартхе. Вместо того мы блуждаем, словно путники, потерявшиеся в пустыне, которые

-86-

видят вдали цветущий оазис. На самом деле этот оазис — просто отражение марева на песке, но от­чаяние, жажда и надежда заставляют путешествен -ника видеть в нём воду. Из последних сил добрав­шись туда, путник обнаруживает, что это только пустой мираж, и его переполняет горькое разоча­рование.

Хотя мы и не считаем себя пребывающими в столь же отчаянном положении и полагаем, что мы образованны и находимся в трезвом уме и твёрдой памяти, но если мы видим и ощущаем всё как ис­тинно существующее, то мы ведём себя подобно тому человеку в пустыне. Мы стремимся найти подлинную дружбу, безопасность, признание и ус­пех или просто мир и покой. Нам даже, возмож­но, удастся обрести некое подобие того, чего мы так страстно желаем. Но если мы зависим от внешних обстоятельств, то, как и того путника, в конце кон­цов нас ждёт разочарование. Вещи не таковы, ка­кими кажутся: они непостоянны, и не в наших си­лах всецело контролировать происходящее.

Если мы действительно глубоко проанализиру­ем положение вещей, как это делал Сиддхартха, то обнаружим, что такие ярлыки, как «ф о р м а», «вре­мя», «пространство», «направление» и «размер», довольно легко устранить. Сиддхартха понял, что даже «я» существует только на относительном уровне, точно так же как мираж в пустыне. Его постижение остановило для него круговорот ожи -даний, разочарований и страдания. В миг своего освобождения он подумал: «Я нашёл путь, кото­рый глубок, полон покоя, ясен, свободен от край­ностей, исполняет желания и подобен животворя­щему нектару. Но если я попытаюсь его выразить,

-87 -

если я попробую ему учить, никто не будет спосо­бен слушать, услышать и понять. А потому я оста­нусь в лесу, сохраняя это состояние покоя». Счи­тается, что, узнав об этом намерении Сиддхартхи, боги Индра и Брахма явились перед ним и проси­ли не уединяться в лесу, а учить ради блага других существ. «Даже если не каждый услышавший пой­мёт все твои учения, — сказали они, — будут и те немногие, которые смогут их понять. И помочь хотя бы этим немногим — достойная задача».

Уважая их желания, Сиддхартха отправился в город Варанаси, который даже в те дни был круп­ным духовным и культурным центром Древней Индии, где у реки Ганг собрались интеллектуалы и мыслители. Когда Сиддхартха прибыл в Сарнатх, что близ Варанаси, он повстречал своих бывших собратьев - аскетов, д а в н ы м - давно оставивших его, когда он нарушил свои обеты, выпив молока, под­несённого Суджатой. Завидев приближающегося Сиддхартху, они быстро сговорились не обращать на него внимания: они не станут с ним здоровать­ся, не говоря уж о том, чтобы вставать и низко кла­няться. «Вот идёт этот обманщик», —усмехнулись они. Но для того, кто постиг пустоту, как это сде­лал Сиддхартха, такие понятия, как похвала или осуждение, почёт или презрение, хорошее и пло­хое, не имеют ни малейшего смысла. Это всего лишь ничего не значащие слова, а потому нет нужды ре­агировать на них так, как если бы они были чем-то реальным и значимым. Вот почему Сиддхартха приближался, с умом, начисто лишённым какого-либо тщеславия, сомнения или гордыни. Поступь Сиддхартхи, который ничуть не выглядел смущён­ным, была так величественна, что пять отшельни-

-88 -

ков невольно встали при его приближении. Так что свою первую проповедь Сиддхартха произнёс именно тогда и там, а его первыми учениками стали бывшие собратья-аскеты.

НАША ОГРАНИЧЕННАЯ ЛОГИКА

Сиддхартха вполне обоснованно полагал, что про­поведь его учения будет отнюдь не лёгкой задачей. В мире, где царят алчность, гордыня и косный ма­териализм, трудно учить даже таким начальным принципам, как любовь, сострадание и благотво­рительность, не говоря уж об абсолютной истине пустоты всего сущего. Мы держимся за своё бли­зорукое мышление и ограничены рамками мир­ского прагматизма. Чтобы мы сочли что-то дос­тойным наших затрат времени и сил, оно должно быть осязаемым и приносить немедленную пользу. Согласно этим критериям, пустота, как её опреде­лил Будда, кажется нам совершенно бесполезной. Мы можем подумать: «Какая польза от размыш­ления о непостоянстве и пустоте мира явлений? Какая мне выгода от пустоты?»

При нашей ограниченной логике мы имеем ряд определений того, что имеет смысл и что бес­смысленно, и пустота не входит в эти рамки. По­лучается, что идея о пустоте попросту не поме­щается в наши головы. Это объясняется тем, что человеческий ум действует на основе одной не­адекватной системы логики, хотя в нашем распо­ряжении имеется бесчисленное количество иных логических систем. Мы действуем так, будто ты-

-89-

сячи лет истории предшествовало этому момен­ту, а если бы кто-то сказал нам, что вся челове­ческая эволюции прошла за то время, которое потребовалось нам, чтобы сделать глоток кофе, мы не смогли бы этого понять. Точно так же, когда в буддийских учениях мы читаем, что один день в аду равен пяти сотням лет, мы считаем, что в религии эти цифры нужны просто для того, что­бы запугать паству и сделать людей покорными. Но представьте, что вы отдыхаете неделю со сво­ей дорогой возлюбленной, — это время пролета­ет стремительно и длится не дольше щелчка паль­цами. С другой стороны, одна ночь в тюрьме, проведённая в компании буйного насильника, покажется вам вечностью. Если смотреть с этой точки зрения, наше представление о времени уже не будет казаться таким уж устойчивым.

Некоторые из нас могут допустить в свою сис­тему мышления небольшую долю неведомого, ос­тавляя какое-то место для таких явлений, как яс­новидение, интуиция, привидения, родственные души и т. д., но по большей части мы опираемся на «чёрно-белую», научно обоснованную логику. Горстка так называемых одарённых людей может отважиться или ухитриться выйти за пределы ус­ловностей, и, пока их взгляды не слишком шоки­рующие, возможно, они сумеют привлечь к себе внимание, как, например, художник Сальвадор Дали. Также есть немногие знаменитые йогины, которые сознательно ступают за рамки общепри­нятых норм и почитаются как «божественные бе­зумцы». Но если вы действительно заходите слиш­ком далеко за принятые границы, если вы полнос­тью захвачены идеей пустоты, вас вполне могут

-90-

принять за человека ненормального, неадекватного или попросту сумасшедшего.

Однако Сиддхартха отнюдь не был человеком неразумным. Он просто утверждал, что обычное рациональное мышление ограниченно. Мы не мо­жем или не хотим понять то, что находится вне зоны нашего комфорта. Гораздо более удобно иметь дело с линейными понятиями: «вчера», «се­годня», «завтра», чем говорить: «время относи­тельно». Мы попросту не запрограммированы ду­мать, что способны поместиться в ячьем роге, не изменяясь в размерах и не принимая иную форму. Мы не можем сломать свои представления о боль -шом и малом. Вместо этого мы постоянно огра­ничиваем себя своей сковывающе узкой, но «на­дёжной» точкой зрения, доставшейся нам по на­следству от предшествующих поколений. Однако при ближайшем рассмотрении эта точка зрения не выдерживает никакой критики. Например, пред­ставление о линейном времени, на котором зиж­дется современный мир, не объясняет тот факт, что у времени нет ни истинного начала, ни конца.

Используя это рациональное объяснение, кото­рое в лучшем случае неточно, мы определяем, или помечаем, вещи как «истинно существующие». В этом процессе подтверждения подлинности ок­ружающей нас реальности главную роль играют функция, непрерывность и общее мнение. Мы счи­таем: если что-то способно выполнять некую функ­цию — например, ваша рука функционирует, дер­жа эту книгу, — то оно должно существовать как нечто постоянное, абсолютное и достоверное яв­ление. Изображение руки неспособно выполнить аналогичную функцию, а потому мы знаем, что это

-91-

не настоящая рука. Точно также, если что-то, как нам кажется, обладает качеством непрерывности — например, если мы видели гору вчера и она ос­талась там же сегодня, — мы ощущаем уверенность в том, что она «реальна» и останется на том же месте завтра и послезавтра. И если другие люди подтверждают, что видят то же самое, что видим мы, у нас появляется ещё более твёрдая уверен­ность, что эти вещи действительно существуют.

Разумеется, мы не намеренно занимаемся обо­снованием, утверждая и отмечая ярлыками истин­ное существование вещей: вот это истинно суще­ствующая книга в моих истинно существующих ру­ках, но подсознательно мы действуем в полной уверенности, что мир существует как нечто незыб­лемое, и это воздействует на образ наших мыслей и чувств каждое мгновение каждого дня. Только в тех редких случаях, когда мы смотрим в зеркало или видим мираж, мы действительно осознаём, что некоторые вещи — лишь кажущиеся видимости. В зеркале нет плоти и крови, а в мираже — воды. Мы «знаем», что отражения в зеркале нереальны, что они лишены независимого бытия. Такое пони­мание может дать нам возможность заглянуть не­много глубже, но мы заходим не дальше, чем нам разрешает наш рациональный ум.

Когда нам предлагают представить, как чело­век умещается в ячьем роге, не меняясь в разме­рах, у нас остаётся небольшой выбор. Мы можем быть «рациональными» и заявить о неправдопо­добности этой истории. Или же мы можем подой­ти к ней с мистической верой в колдовство или со слепой верой и сказать: «Да, Миларепа был воис­тину великим йогином! Конечно же, он был спо--92-

собен и не на такое!» В любом случае наша точка зрения неверна, потому что отрицание — разно­видность недооценки, а слепая вера — разновид­ность переоценки.

ВЧЕРАШНЯЯ РЕКА: ПРИМЕНЕНИЕ НЕПОЛНОЙ ЛОГИКИ

Благодаря неустанному размышлению Сиддхартха ясно увидел изъяны в этих общепринятых формах оценки, рационалистического обоснования и наве­шивания ярлыков. Конечно же, в некотором роде всё это приносит пользу: ведь наш мир живёт по этим общим правилам. Если мы, люди, говорим о том, что истинно и подлинно существует, то харак­теризуем его как нечто определённое, не вообража­емое, реальное, доказуемое, неизменное и необус­ловленное. Разумеется, мы говорим, что некоторые вещи изменяются. Бутон становится цветком, а мы, несмотря на его перемены, продолжаем думать о нём как об истинно существующем. Рост и переме­ны — часть нашего твёрдого представления о при­роде цветка. Мы удивились бы гораздо больше, если бы он стал н е и з м е н н ы м. Т а к что в э т о м смысле наши ожидания изменений неизменны.

Река, несущая прохладные воды, постоянно ме­няется, а мы продолжаем называть её рекой. При­дя на её берег через год, мы считаем, что это та же самая река. Но как она может быть той же самой? Если мы выделим один аспект или качество, это тождество рушится. Вода другая; Земля, вращаю­щаяся и перемещающаяся в галактике, находится в

-93-

другом месте; листья опали и сменились другими. Всё, что осталось, — это видимость этой реки, по­хожая на ту, которую мы видели тогда. «Види­мость» — довольно неустойчивая основа для «ис­тины». Путём простого анализа мы обнаружива­ем, что подпорками нашей условной реальности служат весьма расплывчатые обобщения и предпо -ложения. Хотя Сиддхартха использовал слова, по­хожие на те, которыми обычные люди определяют «истину», — не воображаемая, определённая, не­изменная, необусловленная, — о н употреблял их как точные термины, а не как общие слова. По его м н е -нию, «неизменное» должно обозначать то, что не­изменно во всех измерениях без исключения, даже при самом тщательном и скрупулёзном анализе.

Наше обычное определение «истины» — это ре­зультат неполного анализа. Если анализ приводит к удовлетворяющему нас ответу, если он даёт нам то, чего мы хотим, мы не выходим за его рамки: «Это действительно сэндвич? На вкус он похож на сэндвич, и я буду его есть». На этом наш анализ заканчивается. Парень ищет себе подругу, он ви­дит девушку, она красивая, и он перестаёт анали­зировать и подходит к ней. Анализ Сиддхартхи идёт всё дальше и дальше, пока сэндвич и девушка не будут разложены на атомы, а потом и атомы пере­станут быть пределом для такого анализа. Не най­дя в конечном итоге ничего, Сиддхартха был далёк от разочарования.

Сиддхартха обнаружил, что единственный спо­соб определить что-то как истинно существую­щее — это доказать, что оно существует само по себе и свободно от толкования, придумывания и перемен. Под это данное Сиддхартхой определе-

-94-

ние не подпадает ни одна из кажущихся действен -ными схем и механизмов повседневной жизни — физических, эмоциональных или умозрительных. Все они состоят из неустойчивых, непостоянных частей. А потому всё время изменяются. Мы мо­жем понять это утверждение применительно к обычному миру. Например, можно сказать, что ваше отражение в зеркале не является истинно су­ществующим, поскольку появляется в зависимос­ти от того, стоите вы перед зеркалом или нет. Будь оно независимым, оно имело бы место даже при условии отсутствия вашего лица. Точно так же ни одна вещь не существует истинно, вне зависимости от бессчётного множества причин и условий.

Когда мы смотрим на огненное кольцо, нам не­трудно понять условия его появления. Мы призна­ём, что, пока все составляющие взаимодействуют, огненное кольцо действительно существует... в дан­ный момент. Но почему мы не можем рассуждать точно так же о книге, которую держим в руке, или о кровати, на которой лежим? Этот предмет выг­лядит как книга, другие тоже видят в нём книгу, он служит книгой. Но когда вы начинаете эту книгу анализировать, к ней тоже применим принцип «в данный момент». Всё, что мы воспринимаем в те­чение ж и з н и, пребывает «в данный м о м е н т». Вещи существуют лишь на какой-то момент, только мы не отваживаемся или не желаем рассматривать их подобным образом. А поскольку нам недостаёт мудрости видеть вещи, разбирая их на составные части, нас устраивает смотреть на них как на це­лое. Если у павлина выщипать все перья, мы уже не будем замирать перед ним в восхищении. Но мы не должны стремиться воспринимать мир именно

-95-

таким образом. Это всё равно что, нежась в посте­ли, смотреть сладкий сон, слегка осознавая, что спишь, и не желая просыпаться. Или, например, когда, видя красивую радугу, вы не хотите подой­ти ближе, чтобы она не исчезла. Иметь мужество проснуться и заняться исследованием — именно это буддисты называют отречением. В противополож­ность распространённому представлению буддий­ское отречение — это не самобичевание и не суро -вый аскетизм. Сиддхартха желал и был способен видеть, что всё наше бытие — просто ярлыки, на­вешанные на явления, которые не существуют ис­тинно, и именно благодаря этому он достиг духов­ного пробуждения.

БУДДА Н£ Б Ы Л МАЗОХИСТОМ

Многие люди, имея лишь смутное представление о том, чему учил Будда, считают, что буддизм — это какое-то извращение, что буддисты отрицают сча­стье и думают только о страдании. Они полагают, что буддисты избегают красоты и физических удо -вольствий, потому что всё это — искушения. П р е д -полагается, что буддисты должны быть целомуд­ренными и исповедовать воздержание. На самом деле в учениях Сиддхартхи предубеждений против красоты и наслаждения отнюдь не больше, чем против других представлений, — ведь мы не счи­таем, что такие вещи реально существуют.

У Сиддхартхи был один ученик-мирянин, воин по имени Манджушри, известный своими хитро­умными выдумками и умением вводить в заблуж-

-96-

дение других. Среди других учеников был очень прилежный и уважаемый монах, славившийся сво­ей практикой «медитации на уродстве», одного из методов, предназначенных для тех, кто склонен поддаваться вожделению и страстен по натуре. Эта медитация заключается в том, что нужно представ -лять всех живых существ как совокупность жил, хрящей, кишок и тому подобного. Манджушри ре­шил, прибегнув к своим сверхъестественным спо­собностям, испытать прилежного монаха. Он пре­вратился в прекрасную апсару и явился перед мо -нахом, чтобы искушать его. Некоторое время добродетельный монах оставался невозмутим и не поддавался искушению. Но Манджушри принял такой неодолимо чарующий облик, что монах стал поддаваться его чарам. Он был искренне удивлён, потому что за многие годы медитации ему удава­лось хранить бесстрастие в присутствии самых кра­сивых женщин. Поражённый и разочарованный самим собой, монах решил спасаться бегством. Но Манджушри в облике апсары преследовал его до тех пор, пока обессиленный монах не рухнул на землю. Когда соблазнительница стала прибли­жаться к нему, он подумал: «Ну вот, теперь эта красавица станет меня обнимать!» Он крепко заж­мурился и стал ждать, но ничего не происходило. Когда он наконец открыл глаза, апсара растаяла и его взору явился Манджушри, который сказал, смеясь: «Думать, что кто-то красив, — это лишь концепция, умозрительное представление. П р и в я -занность к этому представлению сковывает тебя, порабощает и лишает свободы. Но если ты дума­ешь, что кто-то уродлив, это тоже умозрительное представление и оно тоже порабощает тебя».

4 Отчего вы не буддист -97-

Каждый год мы тратим огромные суммы денег на то, чтобы добавить привлекательности себе и тому, что нас окружает. Но что такое красота? Мы можем сказать, что она — в глазах смотрящего, однако миллионы людей включают программу, где показывают конкурс красоты на звание «мисс Все­ленная», чтобы им сказали, кто во всей Вселенной, по мнению жюри, самая красивая женщина. П р е д -полагается, что эти десять человек дают нам нео­споримое определение красоты. Конечно, всегда будут несогласные с мнением жюри, если учиты­вать тот факт, что на конкурс не приглашают упи -танных красавиц из Папуа-Новой Гвинеи и гра­циозных женщин из африканского племени, кото­рые носят кольца на своих вытянутых шеях.

Если бы Сиддхартха присутствовал на шоу, где выбирают «мисс Вселенную», он имел бы в виду совсем другой тип высшей красоты. Для его взора та, что получает корону, не могла бы воплощать абсолютную красоту, потому что её красота зави­сит от смотрящего на неё. Поскольку определение «абсолютного» для Сиддхартхи требует независи­мости от всех условий, победительнице не нужно было бы такого внешнего условия, как конкурс, потому что все в мире сами собой согласились бы с тем, что она обладает абсолютной красотой. Если же она поистине красива, в принципе не может су­ществовать такого момента, когда она «чуточку не так красива». Она должна быть красива, когда зе­вает, х р а п и т во сне, когда слюни текут у н е ё и з о р т а, когда она справляет нужду или превращается в дряхлую старуху, — всё время.

Вместо того чтобы считать одну из конкурсанток более или менее красивой, чем другие, Сиддхартха

видел бы пустоту: то, что все женщины свободны от уродливости и красоты. Красота, которую он видит, пребывает в сотнях миллионов ракурсов, в которых можно рассматривать каждую из конкурсанток. Если взять всё изобилие точек зрения во вселенной, то кто-то будет смотреть на эту женщину с ревнос­тью, для кого-то она — возлюбленная, дочь, сест­ра, мать, друг, соперница. Для крокодила она — корм, а для паразита — среда обитания. Для Сид-дхартхи вся эта вереница сама по себе удивительно прекрасна. Будь хоть одна из этой череды красавиц истинно и безупречно прекрасной, ей пришлось бы застыть в этом состоянии красоты на веки вечные. Ей не понадобились бы никакие наряды и купаль­ники, освещение и губная помада. Тем не менее феерический парад конкурсанток продолжается, и теперь, здесь и сейчас, зрелище это столь же пре­красно и захватывающе, как наше старое составное и непостоянное огненное кольцо.

ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ИСТИНА: «НЕЧТО», СУЩЕСТВУЮЩЕЕ «НЕКИМ ОБРАЗОМ»

Согласно буддийской философии, всё, что воспри­
нимает ум, не существует до тех пор, пока созна­
ние его не воспримет: оно зависит от ума. Оно не
существует независимо, а потому не существует
истинно. /\ело не в том, что чего-то не существует.
Буддисты называют воспринимаемый мир отно­
сительной истиной — истиной, которую измеряет
и оценивает наш обычный ум. Чтобы определить
истину как абсолютную, она должна быть «непри-
4 -99-

думанной» — не являться плодом воображения, но должна быть независимой от чьих-то толкований и интерпретаций.

Хотя Сиддхартха постиг пустоту, пустота не была выдумана им или кем-то ещё. Пустота — не результат его открытия и не теория, разработан­ная им, с тем чтобы помочь людям стать счастли­выми. Учил бы Сиддхартха пустоте или нет, она всегда была пустотой, как бы парадоксально ни звучали слова о том, что пустота была всегда, — ведь она существует вне времени и лишена формы. Пустоту не следует толковать и как отрицание бы­тия — то есть мы не можем сказать, что не суще­ствует и наш относительный мир, ведь, отрицая что-то, сначала нужно признать наличие того, что подлежит отрицанию. Пустота не перечёркивает наше повседневное восприятие. Сиддхартха никог­да не говорил, будто вместо того, что мы воспри­нимаем, существует нечто более впечатляющее, более хорошее, чистое или более Божественное. Не был он и нигилистом, отрицающим внешние про­явления или функционирование мирского бытия. Он не говорил, что нет такого явления, как радуга или чашка чая. Мы можем наслаждаться своими впечатлениями и переживаниями, но одно лишь наше восприятие чего бы то ни было не может оз -начать, что явление это истинно существует. Сид-дхартха просто предлагает нам непредвзято иссле­довать собственное восприятие, задумавшись, а не является ли оно всего лишь мимолётной иллюзией, подобной некому видению, сну наяву.

Если вам предложат взмахнуть руками и поле­теть, вы скажете: «Я не могу», потому что наше восприятие относительного мира таково, что фи-

- 100 -

зической возможностью летать вы обладаете не в большей степени, чем способностью спрятаться в ячьем роге. Но допустим, вы спите и видите сон, что летаете по небу. Если во сне вам скажут: «Люди не умеют летать», вы ответите: «Да? А я умею — видишь?» — и улетите. Сиддхартха согласился бы с обоими вариантами: вы не умеете летать наяву и умеете летать во сне. Всё зависит от сошедшихся или не сошедшихся причин и условий; условие, необ­ходимое для вас, чтобы вы могли летать, — сон. Б е з этого условия вы не можете летать, а с ним — мо­жете. Если вам снится, что вы летаете, и вы про­должаете верить, что можете летать и после про­буждения, это уже сложный случай. Вы попробу­ете, упадёте и будете разочарованы. Сиддхартха говорит, что в относительном мире, даже проснув -шись, мы остаёмся во сне неведения, как те двор­цовые куртизанки в ночь его бегства из прежнего существования. Когда сходятся нужные причины и условия, всё может появиться. Но когда эти ус­ловия исчерпываются, проявление видимостей прекращается.

Рассматривая наше восприятие в этом мире как сновидение, Сиддхартха обнаружил, что привыч­ка держаться за обычную видимость нашего подоб -ного сну относительного мира, полагая, что он ис­тинно существует, ввергает нас в бесконечный кру­говорот страданий и тревог. Мы находимся в глубокой спячке, будто шелковичный червь в сво -ём коконе. Мы свили вокруг себя реальность, ос­нованную на собственных идеях и представлени­ях, фантазиях, надеждах, страхах и заблуждениях. Наш кокон стал очень прочным и весьма детально проработанным. Плоды нашего воображения ка-

-101-

жутся нам настолько реальными, что мы остаемся в плену этого кокона. Но мы можем освободиться из этого плена, просто поняв, что всё это целиком наше воображение.

В природе существует бесчисленное множество способов пробудиться от этого сна. Даже такие вещества, как пейот и мескалин, могут дать нам смутное представление об иллюзорной стороне «реальности». Однако наркотики не могут дать полного пробуждения хотя бы только потому, что такое пробуждение зависит от посторонней хими­ческой субстанции, и, когда действие мескалина заканчивается, прекращается и наше пережива­ние. Предположим, вы увидели очень тяжёлый сон. В этом случае требуется всего лишь проблеск понимания, что вы спите, — и вы проснётесь. Эта вспышка может возникнуть в самом сновидении. Когда во сне вы делаете что-то необычное, вы можете вдруг понять, что видите сон. Пейот и мескалин могут дать искру кратковременного прозрения, раскрыв силу нашего ума и воображе­ния. Галлюцинации помогают на краткий миг осознать, насколько осязаемыми и правдоподоб­ными могут быть иллюзии. Однако употребление таких веществ совершенно нежелательно, потому что они дают всего лишь искусственное пережи­вание, которое на самом деле может быть вред­ным для здоровья. Вместо этого необходимо по­родить в себе стремление пробудиться раз и на­всегда, не опираясь при этом ни на какие внешние воздействия и стимулирующие факторы. Гораздо больше пользы, если постижение наше приходит изнутри. Что нам по-настоящему нужно, так это пробудиться от своих привычных стереотипов,

— 102-

фантазий и ненасытной алчности. Упражнение ума и медитация — самый быстрый, самый бе­зопасный и действенный способ внутренней ра­боты с потоком собственного сознания. Как ска­зал Сиддхартха, «ты сам себе учитель».

«ЭТО ПРИВЯЗАННОСТЬ ПОРАБОЩАЕТ ТЕБЯ»

Сиддхартха вполне понимал, что в относительном мире можно приготовить чашку изысканного улун -ского чая и с удовольствием выпить её; он не гово­рил: «Чая не существует» или «Чай — это пусто­та». Если уж ему нужно было бы что-то сказать, это могло быть предположение о том, что чай не таков, каким кажется, например: чай — это сухие листочки, заваренные в горячей воде и размякшие. Однако некоторые фанатичные любители чая, ув­лечённые этими листьями и составлением из них особых смесей, создают такие марки, как «Желез­ный дракон», и продают по сотне долларов за не­большую пачку. ДЛЯ них это не просто лист в воде. Именно поэтому спустя пятьсот лет после пропо -ведей Сиддхартхи один из продолжателей его Дхармы, которого звали Тилопа, сказал своему ученику Наропе: «Не видимости тебя порабоща­ют, а твоя привязанность к ним»..

Жила-была на свете красивая монахиня по имени Утпала. Один влюблённый в неё мужчина не давал ей проходу. Его преследования досажда­ли ей, и она старалась его всячески избегать, но ничего не помогало. Наконец в один прекрасный

-103-

день, к его полному изумлению, монахиня подо­шла к нему и стала лицом к лицу. Не находя слов, он выпалил, что любит её глаза. Тогда она без ко­лебаний вырвала свои глаза и протянула ему. По­трясённый, он понял, насколько легко человек ста­новится одержим собранием отдельных частей. Оправившись от потрясения и ужаса, он стал уче­ником этой монахини.

В другой буддийской притче рассказывается о двух странствующих дзэнских монахах. Они соби­рались переправиться через реку, когда появивша­яся невесть откуда молодая женщина попросила их перенести её через бурный поток. Оба монаха со­блюдали высокие обеты безупречной нравственно -сти, и им не дозволялось прикасаться к ж е н щ и н а м, однако, недолго думая, старший монах подхватил женщину себе на спину и перенёс через реку. На другом берегу он опустил её на землю и без лишних слов пошёл дальше. Спустя несколько часов пути молодой монах вдруг воскликнул: «Разве мы не монахи? Почему ты нёс эту женщину?»

Старший монах ответил: «Я давно уж её оста­вил. А почему ты всё несёшь её и никак не можешь с ней расстаться?»

В миг ясности мы способны постичь пустоту от­влечённых понятий, таких как красота или урод­ливость, — ведь они достаточно п о н я т н ы, — но н а м гораздо труднее осознать пустоту таких конкрет­ных вещей, как автомобиль, который требует ре­монта, счёт, который требует оплаты, опасное для здоровья высокое кровяное давление, семья, кото­рая нас поддерживает или сама нуждается в нашей поддержке и заботе. Вполне объяснимо, что мы не желаем и не способны смотреть на эти вещи как на

- 104-

иллюзии. Гораздо более нелепо, когда мы гоняем­ся за всякими причудами вроде высокой моды, изысканной кухни, известности и членства в элит­ных клубах. Есть немало людей, настолько изба­лованных, что иметь телевизор в каждой комнате или две сотни пар обуви кажется им настоятель­ной необходимостью. Страстное желание приоб­рести ещё одну пару кроссовок Nike в спортивном магазине или костюм от Джорджио Армани в ши­карном бутике далеко от естественной потребнос­ти в том, что жизненно необходимо. Бывает, в ма­газинах даже случаются драки из-за дамских су­мочек. Такие составные явления, как искусство упаковки товара и иные маркетинговые техноло­гии, настолько хорошо продуманны и эффектив­ны, что мы становимся рабами фирменных этике­ток и брендов, спокойно воспринимая нелепые и шокирующие ценники, совершенно не соответству­ющие фактической стоимости изделия.

Поскольку большинство людей присоединяют­ся к той точке зрения, что эти вещи имеют ценность, то заботящейся о своём имидже поклоннице кож­галантереи от Луи Вуиттона трудно понять, что её одержимость сумочкой из натуральной кожи ли­шена сущности, не говоря уже о том, что лишена сущности и сама эта сумочка. Подкрепляемое об­щественным мнением представление о важности буржуазного статуса и «правильных» этикеток ста­новится ещё более прочным в нашем уме, что де­лает наш мир ещё более искусственным.

В дополнение к тому, что нами манипулируют сборщики всевозможных платежей и гении марке­тинга, за наше сознание борются различные поли­тические системы — демократия и к о м м у н и з м, а б -

-105 -

страктные понятия — индивидуальные права и сво -боды человека, нравственные позиции — недопу­стимость абортов и борьба за легализацию эвтана­зии, или «права умереть». Мир политики полон подобных ярлыков, а вероятность истинного, муд­рого лидерства ничтожно мала и стремится к нулю. Люди экспериментировали с различными система­ми правления и администрирования, и каждый из них имеет определённые преимущества, однако множество людей при этом продолжает страдать. Возможно, встречаются политики по-настоящему честные, но, чтобы выиграть выборы, они должны обозначить себя как сторонники прав сексуальных меньшинств или противники прав сексуальных меньшинств, даже если у них нет особого пристра­стия к этому вопросу. Чтобы уживаться в этом так называемом демократическом мире, мы чаще всего против своей воли уступаем мнению большинства, даже если его позиция абсурдна.

Давным-давно в одной засушливой стране по­чтенный прорицатель предсказал, что через семь дней наконец пойдёт дождь. Его предсказание ока­залось верным, и вся страна возрадовалась. Потом он предсказал дождь из драгоценностей, и снова его предсказание оправдалось. Народ разбогател и был очень счастлив. Следующее предсказание заклю­чалось в том, что через семь дней пойдёт ещё один дождь — колдовской и всякий, кто напьётся этой воды, сойдёт сума. Царь приказал свите запастись огромным количеством хорошей воды, чтобы не пришлось пить заколдованную дождевую воду. Но у его подданных не было возможности хранить столько воды. Когда пошёл дождь, они стали пить эту воду и сошли с ума. Только царь оставался в

- 106 -

здравом уме, но он не смог управлять своими су­масшедшими подданными, а потому прибег к пос­леднему средству — тоже напился колдовской воды. Чтобы управлять людьми, ему нужно было разделить с ними их безумие.

Как и на конкурсе на звание «мисс Вселен­ная», всё на этом свете, то, что мы делаем или о чём думаем, основано на весьма ограниченной системе общепринятой логики. Мы придаём кон­сенсусу слишком большое значение. Если боль­шинство считает что-то верным, то обычно это становится общепризнанным. Глядя на малень­кий пруд, мы, люди, видим просто пруд, но для рыб, водящихся в этом пруде, он — их вселенная. Если мы занимаем демократическую позицию, то водные обитатели должны взять верх, потому что их намного больше, чем нас, тех, кто смотрит на пруд. Правило большинства не всегда справедли­во. Ужасные фильмы-блокбастеры могут соби­рать огромные деньги, а чудесный независимый фильм посмотрит только горстка людей. А по­скольку мы опираемся на групповое мышление, миром зачастую правят самые недальновидные и безнравственные политики — ведь демократия апеллирует к наименьшему общему знаменателю.

ИСТИНА: НЕ ВЫДУМКА, НЕ МАГИЯ, НЕ СМЕРТЬ

Нам, чьим умом владеет прагматизм, трудно по­нять пустоту. Вот почему историю о том, как Ми-ларепа нашёл убежище в ячьем роге, почти всегда

-107-

воспринимают к а к сказку. О н а не м о ж е т уместить­ся в н а ш е м мелком мозгу, к а к океан не м о ж е т у м е -ститься в колодце. Жила-была в колодце лягушка. Однажды ей повстречалась лягушка с берега океа­на. Она рассказывала своей новой знакомой неве­роятные истории о своём океане и расхваливала его необъятность. Но лягушка из колодца не могла ей поверить: она считала, что её колодец — самый большой и самый сказочный в мире водоём, пото­му что ей просто не с чем было его сравнить и у неё не было ни опыта, ни оснований думать иначе. Тог­да океанская лягушка взяла колодезную с собой прогуляться на океан. Увидев безбрежный простор океана, та умерла от разрыва сердца.

Не следует, однако, думать, что духовное по­стижение обязательно заканчивается летальным исходом. Нам вовсе не нужно уподобляться той колодезной лягушке, падая замертво, когда нам покажут пустоту. Будь у океанской лягушки чуть больше сострадания и опыта, она могла бы стать лучшим проводником и колодезная лягушка оста­лась бы жива. Возможно, в конце концов она пе­реселилась бы на берег океана. Для понимания пу­стоты не обязательно быть сверхъестественно ода­рёнными. Чтобы увидеть вещи как совокупности, состоящие из множества составных частей и объе­динённые скрытыми причинами и условиями, до­статочно желания и соответствующей подготовки. Обретя такое понимание, человек ощущает себя к а к сценограф или п о м о щ н и к оператора, который п р и -шёл на сеанс в кино. Профессионалы видят боль­ше, чем видим мы. Они видят, как была располо­жена камера, какие применялись линзы и освети­тельные приборы, как с помощью компьютерной

- 108 -

анимации создавались картина толпы и все прочие кинематографические приёмы, о которых зрители и не подозревают, а потому для специалистов по­кров иллюзии прозрачен. Тем не менее, смотря кино, они также могут получать от этого огромное удовольствие. Таков пример этого «трансценден­тального юмора» Сиддхартхи.

ЭМОЦИЯ - ГАЛСТУК И АРКАН

Классический буддийский пример, используемый для пояснения пустоты, — змея и верёвка. Допус­тим, есть трусоватый человек по имени Джек, ко­торый панически боится змей. Вот Джек идёт по слабо освещенной комнате, видит в углу свившую­ся змею и страшно пугается. На самом деле это по­лосатый галстук от Джорджио Армани, но, объя­тый ужасом, Джек настолько уверен в реальности того, что видит, что может даже умереть от испу­га. Причиной его смерти станет несуществующая з м е я. П о к а Д ж е к находится под впечатлением, что перед ним змея, страдание и тревога, которые он испытывает, и есть то, что буддисты называют сан-сарой, и эта сансара — нечто вроде ловушки, в ко­торую попадает ум. К счастью для Джека, в ком­нату входит его подруга Джил. Джил спокойна, разумна и понимает, что Джек вообразил себе, будто видит змею. Она может включить свет и объяснить, что никакой змеи нет, что на с а м о м деле это всего лишь галстук. Когда Джек убеждается, что он в безопасности, его чувство облегчения и есть то, что буддисты называют нирваной, — это рас-

-109-

S

крепощение и свобода. Но облегчение, испытан­ное Джеком, основано на устранении его ошибоч­ного представления о наличии опасности, хотя с самого начала не существовало ни змеи, ни какой-то иной причины для его страдания.

Важно понять, что, включив свет и показав от­сутствие змеи, Джил тем самым также говорит о том, что нет и отсутствия змеи. Иными словами, она не может сказать: «Змеи уже нет», потому что там её никогда и не было. Джил не сделала так, чтобы змея исчезла, как и Сиддхартха не со­здал пустоту. Вот почему Сиддхартха настойчиво повторял, что не может мановением руки устра­нить страдания других людей. Его собственное ос­вобождение тоже не было даровано или пожало­вано, как некая награда. Единственное, что мог сделать Сиддхартха, — это на основе собственного опыта объяснить, что никакого страдания нет, то есть зажечь для нас свет.

Обнаружив Джека оцепеневшим от ужаса, Джил могла поступить по-разному. Она могла прямо показать, что змеи нет, а могла применить некий искусный метод — выпроваживание змеи из комнаты. Но если бы Джек был настолько напу­ган, что даже при свете не сумел бы отличить змею от галстука, а действия Джил были бы неумелыми, то её вмешательство только ухудшило бы ситуацию. Так, если бы она помахала галстуком перед лицом Джека, он бы мог умереть от остановки сердца. Однако если Джил действует искусно и видит, что Джек галлюцинирует, она может сказать: «Да, я вижу змею» — и осторожно вынести галстук из комнаты, чтобы в этот момент Джек почувствовал себя в безопасности. Потом, когда он расслабит-

-ПО-

ся, его можно будет мягко подвести к тому, чтобы он понял: змеи не было и в помине.

ЕСЛИ бы Джек вообще не входил в комнату и не было этого недоразумения, то и весь сценарий — мерещилась змея или не мерещилась — был бы ан­нулирован. Но поскольку Джек увидел «змею» и стал участником развития событий, поскольку он онемел от страха, ему требуется средство избавле­ния. Дхарму иногда называют святым путём, хотя, строго говоря, в буддизме нет как таковой концеп­ции святости или божественности. Путь — это ме­тод, средство, которое ведёт нас из одного места в другое; в данном случае путь ведёт нас от неведе­ния к отсутствию неведения. Мы используем слова «святой» или «священный» потому, что мудрость Дхармы может избавить нас от страха и страдания, а роль эта обычно отводится некоему божеству.

Наша повседневная жизнь полна неопределён­ности, случайных радостей, тревог и эмоций, ко­торые сжимают нас в своих кольцах, будто змеи. Наши надежды, страхи, честолюбивые устремле­ния и общая истерия создают тьму и тени, благо­даря которым иллюзия змеи становится ещё более яркой и отчётливой. Как трусливый Джек, мы ищем выход во всех углах затемнённой комнаты. Един­ственная цель учения Сиддхартхи — помочь таким трусам, как мы, понять, что наши страдание и бе­зумие коренятся в иллюзиях.

Хотя Сиддхартха не мог уничтожить страдание взмахом волшебной палочки или с помощью не­коей Божественной силы, он действовал мастерс­ки, когда понадобилось включить свет. Он дал много путей и методов, позволяющих обнаружить истину. На самом деле в буддизме можно следо-

- 111 -

вать десяткам тысяч путей. Но почему, спросите вы, не упростить дело, сведя их все в один метод? Дело в том, что, подобно тому как при разных бо­лезнях требуются разные лекарства, так и для лю­дей разных традиций, культур и склада ума необ­ходимы разные методы. Какому из них следовать, зависит от состояния ума ученика и от мастерства учителя. Вместо того чтобы с самого начала оше­ломлять каждого слушателя наставлениями о пус­тоте, Сиддхартха учил основную массу своих пос­ледователей таким распространённым методам, как медитация и правила поведения: «Творите добро, не берите чужого, не лгите». Он предлагал им разные уровни отречения и аскетизма: от бри­тья головы до воздержания от мяса, в зависимости от характера ученика. Пути с ярко выраженными элементами религиозности и дисциплины хорошо подходят для тех, кто поначалу не способен слы­шать о пустоте или постичь, а также для тех, кто по характеру склонен к аскетизму.

С Т И Л Ь У Ч Е Н И Я БУДДЫ: ДХАРМА КАК ПЛАЦЕБО

Некоторые считают, что строгие правила и добро­детельное поведение и есть сущность буддизма, но это лишь небольшая составная часть искусных и обильных методов, преподанных Буддой. Он знал, что не каждый способен с самого начала понять высшие истины. Многим из нас трудно переварить такие положения, как «ад — это просто восприя­тие нами собственной агрессивности», не говоря

— 112 —

уже о том, чтобы воспринять представление о пус­тоте. Будда вовсе не хочет, чтобы Джек попал в персональный «ад», но он также не может посо­ветовать Джеку работать со своими ощущениями и агрессивностью, потому что Джек этого просто не поймёт. Поэтому ради блага Джека Будда учит, что существует ад, а чтобы туда не попасть и не ва­риться в чане с расплавленным железом, Джеку нужно отказаться от своих недобродетельных, дур -ных поступков и эмоций. Буддийские реалии про­низаны подобными учениями, и мы очень часто можем видеть на стенах буддийских храмов изоб -ражения адов: множество горящих тел и жуткие нагромождения льда. Эти картины можно воспри -нимать буквально или метафорически, в зависи­мости от способностей ученика. Обладатели выс­ших способностей знают, что источник нашего по­вседневного ада, наше страдание, проистекает от образа нашего восприятия. Они знают, что нет ни Судного дня, ни судии. Когда Миларепа проявил­ся в ячьем роге, Речунгпа сам был на пути к тому, чтобы стать великим учителем. У него были огром­ные способности, позволявшие понимать пустоту разумом, и достаточно высокий уровень духовных достижений, чтобы действительно увидеть Мила-репу в ячьем роге, но его постижения не хватило, чтобы присоединиться к учителю. Конечная цель Будды — помочь Джеку понять, подобно тем уче­никам с высшими способностями, что нет никаких адских миров, отдельных от его собственной агрес­сивности и неведения. На время сведя к миниму­му свои неблагие поступки, Джек станет менее одержим своими восприятиями, страхами и навяз -чивыми мыслями.

-113-

* * *

Слово карма практически стало синонимом буддиз -ма. Обычно считают, что это разновидность мора­листической системы воздаяния: есть плохая карма и есть хорошая карма. Однако карма — это просто закон причинно-следственной связи, который не следует путать с моралью или этикой. Никто, в том числе и сам Будда, не устанавливал фундаменталь­ных правил о том, что вредно, а что полезно. Любое побуждение и действие, которое отдаляет нас от та­ких истин, как «всё составное непостоянно», может повлечь за собой вредные последствия, или плохую карму. А любое действие, которое приближает нас к пониманию таких истин, как «все эмоции — стра­дание», может принести благотворные последствия, или хорошую карму. По скончании ваших дней не Будда станет вас судить: только вы сами по-насто­ящему знаете, какие побуждения стояли за теми или иными вашими поступками.

Беседуя со своим учеником по имени Субху-ти, Сиддхартха сказал: «Те, кто видит Будду как форму, и те, кто слышит Будду как звук, имеют ложное воззрение». Спустя четыреста лет Нагар -джуна, великий буддийский учёный Индии, ска­зал то же самое. В своём знаменитом трактате по буддийской философии он посвятил целую главу «анализу будды» и сделал вывод, что в абсолют­ном смысле не существует никакого внешнего будды. Даже ныне можно услышать такие буд­дийские изречения, как «если увидишь будду на дороге, убей его». Конечно, это нужно понимать иносказательно: разумеется, никто не призывает к убийству. Имеется в виду, что истинный буд--114-

да — это не некий существующий вне вас спаси­тель, который зависит от времени и пространства. С другой стороны, на нашей земле действительно появился человек по имени Сиддхартха, который потом стал известен как Будда Гаутама и ходил босой по улицам Магадхи, собирая подаяние. Этот будда произносил проповеди, ухаживал за больными и даже навестил свою семью в Капи-лавасту. Причина, по которой буддисты не соби­раются оспаривать, что этот материальный будда жил в Индии в V веке до нашей эры — а не, на­пример, в современной Хорватии, — это истори­ческие свидетельства о том, что на протяжении столетий он служил источником вдохновения в Индии. Он был великим учителем, первым в длинной линии сведущих учителей и учеников. И только. Однако для искреннего духовного иска­теля вдохновение — это всё.

Чтобы вдохновлять людей, Сиддхартха исполь -зовал много искусных методов. Как-то раз один монах заметил прореху на одежде Будды Гаута-мы и предложил её залатать, но Будда отказался от его предложения. Он продолжал ходить и со­бирать подаяние в рваной одежде. Когда он на­правился к пристанищу одной нищей женщины, монах был озадачен, потому что знал: у неё нет ничего, что она могла бы подать. Увидев порван­ную одежду Сиддхартхи, женщина предложила починить с помощью той единственной нити, ко­торая у неё была. Сиддхартха принял дар и при этом сказал, что благодаря этой заслуге в следую­щей жизни эта женщина родится небесной цари­цей. Эта история, передаваясь из уст в уста, по­будила многих быть щедрыми.

-115-

В другой истории рассказывается, как Сид-дхартха предостерегал мясника, дав ему настав­ление о том, что убийство порождает дурную кар­му. Однако мясник ответил: «Но я только это и умею — так я зарабатываю на жизнь». Сиддхар-тха посоветовал ему хотя бы взять обет не уби­вать от заката до восхода. Не то чтобы он дал мяснику разрешение убивать в дневное время, но так он помогал ему постепенно уменьшать бремя своих неблагих деяний. Всё это примеры искус­ных методов, которые применял Будда, чтобы учить Дхарме. Он не провозглашал себя неким божеством и не обещал, что бедная женщина от­правится на небеса в награду за починку его одежды, — только её собственная щедрость стала причиной её счастливой судьбы.

Возможно, вам покажется, что это парадокс. Будда противоречит сам себе, когда утверждает, что его самого не существует, что всё — пустота, а потом учит нравственности и спасению. Одна­ко такие методы необходимы, чтобы не напугать людей, которые не готовы понять пустоту. Они успокаиваются и подготавливаются к настоящим учениям. Это всё равно что сказать: «Да, здесь змея!» — и выбросить галстук в окно. Эти бесчис­ленные методы представляют собой часть пути. Однако и сам путь следует в итоге оставить, как вы оставляете лодку, когда переправились на дру­гой берег. Прибыв на место, вы должны выса­диться на берег. В момент полного пробуждения вам нужно будет оставить буддизм. Духовный путь — это временное решение, плацебо или ус­покоительное средство, которое принимают, пока не поймут пустоту.

-116-

ПОЛЬЗА ПОНИМАНИЯ

Наверное, вы всё ещё раздумываете: «А какова польза от понимания пустоты?» Поняв пустоту, вы продолжаете ценить всё то, что предстаёт пе­ред вами как существующее, но не привязывае­тесь при этом к иллюзиям, полагая их чем-то реальным, и освобождаетесь от непрестанного разочарования, подобного тому, которое испыты­вает ребёнок, пытающийся догнать радугу. Вы видите эти иллюзии насквозь и всегда помните о том, что в первую очередь их создаёт ваше «я». Возможно, вас по-прежнему может что-то взволновать, опечалить или рассердить, но в вас всегда будет присутствовать уверенность, как у зрителя в кино, который может легко относиться к разыгрываемой драме, потому что прекрасно понимает, что это просто фильм. Ваши надежды и страхи как минимум теряют былую силу и рас­сеиваются, словно вы осознали наконец, что змея — это всего лишь галстук.

Если мы ещё не постигли пустоту, не в полной мере понимаем, что все вещи — иллюзии, то мир кажется нам реальным, осязаемым и незыблемым. Наши надежды и страхи тоже становятся прочны -ми и весомыми, а потому неконтролируемыми. Например, если вы твёрдо верите в свою семью, то вы совершейно уверены в том, что ваши родители о вас позаботятся. Вы не думаете этого о незна­комце на улице: у него нет перед вами таких обя­зательств. Понимание составных явлений и пони­мание пустоты даёт человеку некоторый простор во взаимоотношениях. По мере того как вы начинае­те понимать различные переживания ваших роди -

- 117-

телей, давление, которое они испытывают, и все воздействующие на них обстоятельства, у вас из­меняются возлагаемые на родителей ожидания, и вы никогда не испытаете сильного разочарования. Когда некоторые из нас сами становятся родите­лями, даже небольшое понимание взаимозависи­мости существенно смягчает наши ожидания по отношению к детям, которые могут увидеть в этом проявление родительской любви. Без такого пони­мания, несмотря на все наши добрые намерения, любовь к детям и желание заботиться о них, наши ожидания и требования могут стать для них чрез -вычайно обременительными.

Точно так же, благодаря пониманию пустоты, вы теряете интерес к любым внешним атрибутам и мнениям, выдвигаемым и отвергаемым обще­ством: к политическим системам, науке и техно­логиям, к глобальной экономике, свободному об­ществу, Организации Объединённых Наций. Вы становитесь похожи на взрослого, которого не очень привлекают детские игры. Много лет вы до­веряли всем этим институтам и верили, что они могут успешно решить задачи, с которыми не с п р а -вились системы прошлого. Но мир вовсе не стал более безопасным или приятным местом.

Речь не идёт о том, что вам нужно выпасть из общества. Обладать пониманием пустоты — не значит стать равнодушным к жизни, напротив, у вас развивается чувство ответственности и состра­дание. Если Джек вопит, скандалит, кричит на всех, чтобы прекратили запускать в дом змей, и вы знаете, что это объясняется его заблуждением, вы ему сочувствуете. Возможно, другие не так снис­ходительны, а потому ради Джека вы стараетесь за-

-118-

жечь в доме какой-нибудь свет. На грубом, поверх­ностном уровне вы всё ещё будете бороться за свои права, держаться за свою работу, проявлять поли­тическую активность, но, когда ситуация меняет­ся, в вашу пользу или наоборот, вы будете к этому готовы. Вы избавляетесь от слепой веры в то, что всё, чего вы желаете и ожидаете, должно непре­менно осуществиться, и не скованы более привя­занностью к конечному результату.

Не так уж редко многие из нас предпочитают оставаться в темноте. Мы не способны увидеть иллюзии, которые создают нашу повседневную жизнь, потому что у нас не хватает мужества вырваться из сети, в которую мы попали. Мы по­лагаем, что сейчас у нас всё идёт достаточно хо­рошо или вскоре наладится, если мы будем про­должать в том же духе. Это подобно тому, как если бы мы шли по лабиринту, где у нас уже есть привычный маршрут, и не хотели бы пробовать другие направления. Мы не хотим рисковать, поскольку, по нашему мнению, нам есть что те­рять. Мы боимся, что, увидев мир с точки зре­ния пустоты, мы выпадем из общества, утратим респектабельность, а с ней и своих друзей, семью и работу. Соблазнительная притягательность это­го иллюзорного мира делает своё дело: она так роскошно упакована! Нас непрерывно убеждают в том, что мыло придаст нам райский аромат, что диета Южного побережья чудодейственна, что демократия — единственная успешная форма правления, что витамины придадут силу нашему организму. Мы редко слышим о другой стороне правды, и в этих редких случаях сообщение даёт­ся в конце мелким шрифтом. Представьте, как

-119-

Джордж Буш-младший отправляется в Ирак и заявляет там: «Демократия американского типа может и не подходить для вашей страны...»

Будто ребёнок в кино, мы увлекаемся иллюзи­ей. Отсюда берут начало наше тщеславие, често­любивые замыслы и тревоги. Мы влюбляемся в со­зданные нами иллюзии и чрезмерно гордимся своей внешностью, своей собственностью и своими дос­тижениями. Мы словно носим поверх лица маску и гордо думаем, что эта маска и есть действитель­но мы сами.

Жили-были пятьсот обезьян, и одна из них счи­тала себя очень умной. Однажды ночью эта обезь­яна увидела отражение луны в озере. Она гордо объявила собратьям: «Если мы пойдём к озеру и выловим луну, то станем героями, которые её спас­ли». Сначала другие обезьяны ей не поверили. Но когда они своими глазами увидели, что луна упала в озеро, решили попытаться её спасти. Они забрались на дерево, ухватились за хвост друг другу итак смог­ли добраться до мерцающей в воде луны. Только последняя обезьяна ухватила было луну, как ветка обломилась, и все они упали в озеро. Плавать обе­зьяны не умели, и, когда они стали барахтаться в воде, отражение луны исчезло в поднятых ими вол­нах. Движимые жаждой славы и новизны, мы по­хожи на тех обезьян, считая, что очень умны, когда совершаем свои открытия, и убеждая своих соро­дичей видеть и думать то же самое, что и мы. К это -му нас подталкивает честолюбивое желание быть спасителем, мудрецом, провидцем. У нас есть все­возможные мини-амбиции — скажем, произвести впечатление на ту или иную девушку, или масштаб­ные амбиции, например высадиться на Марсе. И

- 120-

время от времени мы сваливаемся в воду, причем плавать мы не умеем, а ухватиться там не за что.

***

Когда Сиддхартха постиг пустоту, ему было всё равно, лежать ли под деревом бодхи на траве куша или во дворце на шёлковых подушках. Более высо­кая ценность шитых золотом подушек целиком обусловлена человеческими амбициями и желани­ями. На самом деле для отшельника, удалившего­ся в горы, трава куша может быть мягче и чище, а лучше всего то, что, когда она придёт в негодность, это не причинит ему беспокойства. Вам не нужно опрыскивать её репеллентами, чтобы ваши кошки не точили об неё когти. Жизнь во дворце полна та­ких «драгоценных предметов», которые требуют непрестанного ухода. Если бы Сиддхартху заста­вили сделать выбор, он предпочёл бы циновку из травы, чтобы не о чем было слишком заботиться. Мы, люди, считаем, что широта взглядов — это несомненное достоинство. Чтобы расширить свой кругозор и стать терпимее, важно не держаться только за то, что приносит нам удовлетворение и к чему мы привыкли. Полезно набраться мужества, чтобы выйти за рамки норм, а не застревать в при­вычных границах мирской логики. Если мы сумеем выйти за эти границы, то поймём, что пустота до смешного проста. То, что Миларепа укрылся в ячь­ем роге, станет не более удивительным, чем если бы кто-то надел пару перчаток. Вся трудность заклю­чается в нашей привязанности к использованию той же самой старой и проверенной логики, граммати­ки, а л ф а в и т а и математических у р а в н е н и й. Если мы сумеем помнить о составной природе этих привы-- 121 -

чек, то сможем избавиться от них. В этом нет ниче­го невозможного. Всё, что требуется, — это полное н а л и ч и е, с одной стороны, н у ж н ы х условий, а с д р у -гой — своевременной информации. В таком случае вы можете вдруг понять, что все средства и инстру­менты, на которые вы опираетесь, не так уж жёст­ки: они достаточно гибки. Ваша точка зрения из­менится. Если кто-то, пользующийся вашим дове­рием, скажет вам, что ваша жена, которой вы были недовольны долгие годы, на самом деле — богиня богатства, принявшая облик простой женщины, то ваше отношение к ней совершенно изменится. Точ­но так же если в хорошем ресторане вы, смакуя каж­дый кусочек, наслаждаетесь замечательным бифш­тексом со всевозможными соусами, а потом ваш начальник сообщит, что на самом деле это было че­ловеческое мясо, то ваше ощущение мгновенно из­менится на противоположное. Прежде вкусное обернётся для вас отвратительным.

Если вам приснилось пятьсот слонов, то, проснув­шись, вы не гадаете, как же это слоны поместились в вашу комнату, ведь их не существовало ни до, ни во время, ни после этого сна. Однако, когда вы ви­дите их во сне, они совершенно реальны. Однаж­ды вы поймёте, и не только умом, что нет таких вещей, как «большое» и «малое», «приобретение» и «потеря», что всё это относительно. Тогда вы су­меете понять, как Миларепа уместился в ячьем роге и почему такой тиран, как царь Ашока, склонил голову перед этой истиной и принял её.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Нирвана —

вне представлений

о мнению буддистов, до той жизни, в которой Сиддхартха достиг просветления, он бессчётное множество раз рождался в облике птиц, обезьян, слонов, царей, цариц и во многих своих жизнях был бодхисаттвой: существом, чья единственная цель — устранить собственное неведение на благо всех су­ществ. Но именно в той жизни, когда Сиддхартха стал индийским царевичем, он, сидя под деревом бодхи, в конце концов победил Мару и достиг дру­гого берега, другого края сансары. Это состояние н а -зывают нирваной. Достигнув нирваны, он произ­нёс первую проповедь в Сарнатхе, близ Варанаси, и в течение всей своей долгой жизни продолжал учить по всей Северной Индии. Его учениками были мо­нахи и монахини, цари и военачальники, куртизанки и купцы. На путь отречения вступили и многие чле­ны его семьи, в том числе его жена Яшодхара и его сын Рахула. По всей Индии и за её пределами его почитали как величайшего среди людей. Но он не стал бессмертным. Посвятив всю свою долгую жизнь передаче учения, он покинул этот мир в мес-

- 123 -

те, которое называется Кушинагар. К тому времени он, выйдя за пределы даже нирваны, достиг состо­яния паринирваны.

НЕБЕСА: РАЙСКИЕ КАНИКУЛЫ ДО СКОНЧАНИЙ ВРЕМЁН?

Нирвана, просветление, освобождение, избавле­ние, небеса — эти слова любят произносить мно­гие, но мало кто удосуживается вникнуть в подлин­ное значение этих терминов. Каково будет оказать -ся в одном из этих состояний? Даже если мы считаем, что нирвана — это далеко не то же самое, что небеса, наши представления о небесах и нир­ване в общих чертах довольно схожи. Небеса, или нирвана, — это то, куда мы отправляемся после смерти, если при жизни много лет вели себя долж­ным образом, занимались духовной практикой и были сознательными, благонравными граждана­ми. Там мы встретимся со многими своими ста­рыми друзьями, потому что это такое место, где собираются все добродетельные покойники, тогда как не столь добродетельные покойники мучаются в преисподней. Н а к о н е ц - то у нас есть возможность разгадать все тайны бытия, завершить незакончен­ные дела, внести некоторые коррективы в содеян­ное и, быть может, увидеть свои прошлые жизни. Вокруг, ласкаясь к нам, порхают ангельские мла­денцы без явных признаков пола. Наше жилище удовлетворяет все наши мыслимые потребности и желания, располагаясь в общине других обитате­лей нирваны, соблюдающих правила нирваничес-

-124-

кого общежития и чтущих законы. Там не нужно запирать окна и двери и, вероятно, нет нужды в полиции. Если там и есть политики, все они люди достойные и честные. Всё в точности соответствует нашим пожеланиям, и место это чем-то напоми­нает эдакий идеальный дом престарелых. А воз­можно, некоторые из нас воображают наичистей­ший белый свет, необъятный простор, радуги и об­лака, на которых мы блаженно покоимся, совершенствуя свои способности ясновидения и всеведения. Там не нужно бояться смерти, потому что вы уже умерли и терять больше нечего. Един­ственной нашей заботой может быть беспокойство за судьбу некоторых дорогих нашему сердцу дру­зей и членов семьи, которых мы покинули.

Сиддхартха считал все эти варианты загробной жизни пустыми фантазиями. При ближайшем рассмотрении подобное типичное представление о небесах окажется не таким уж привлекательным, и то же самое можно сказать о просветлении. Уединённый отдых, экзотический тур, медовый месяц, пикник — всё это приятно, но только не в том случае, когда они длятся вечно. Если наш восхитительный отпуск слишком затянулся, мы начинаем скучать по дому. Если в безоблачной жизни нет никакого представления о страдании или опасности, она может наскучить. В тот миг, когда у вас появляется знание, что подобные яв­ления существуют, у вас возникает выбор: или смотреть на всё это свысока, или преисполниться сочувствия к тем, кто страдает. Но тогда что в этом «небесного»? Здесь, в земном мире, мы можем смотреть детективы, триллеры и эротичес­кие фильмы. На небесах вы не можете употреб--125-

лять неприличных слов или носить вызывающую одежду, потому что если вы всеведущи, то знае­те, что за всем этим стоит. В этом мире после тяжёлой рабочей недели мы можем уйти в загул в пятницу вечером. Мы можем наслаждаться сменой времён года и устанавливать новейшие программы на свой компьютер. Мы можем от­крыть утреннюю газету, прочитать обо всех не­счастьях, случившихся в мире, и фантазировать о том, что бы мы сделали, если б можно было по­меняться местами с мировыми лидерами. На са­мом же деле все эти наши «простые удоволь­ствия» — настоящие проблемы, вполне явные и очевидные. Если вы смотрите футбол с пивом в руке, то вам придётся наблюдать за игрой целых два часа, не имея возможности заняться ничем другим. Вас будет раздражать, если вам помеша­ют. Вам нужно будет оплачивать кабельное теле­видение и еду. У вас может подняться уровень холестерина и заболеть сердце, если в счёте пове­дёт другая команда.

В отличие от всего этого просветление, которое мы воображаем, — это неизменная территория свободы от проблем. Как мы будем чувствовать себя в состоянии, где нет никаких препятствий? Нам пришлось бы обходиться без всего того, что нас волнует, без достижения успеха и развлечений, которые, по нашему мнению, и составляют наше счастье. Поклонников творчества Э м и н е м а н а в е р -няка будет тошнить от