Глава I. Две перспективы диахронической лингвистики [297]

Две перспективы диахронической лингвистики [297]

В то время как синхроническая лингвистика знает только одну точку зрения, точку зрения говорящих, а следовательно, один метод, диахроническая лингвистика предполагает одновременное наличие двух точек зрения или перспектив: проспектив-ную — взгляд, направленный по течению времени, и ретроспективную — взгляд, направленный вспять, против течения времени (см. стр. 91).

Первая перспектива диахронической лингвистики соответствует действительному ходу событий; этой перспективой по необходимости пользуются при написании любой главы исторической лингвистики, при освещении любого момента в истории языка. Метод при этом сводится исключительно к критике доступных источников. Но во многих случаях этот метод диахронической лингвистики оказывается недостаточным или вообще неприменимым.

В самом деле, для того чтобы описать историю языка во всех подробностях, следуя за течением времени, нужно было бы обладать бесчисленным множеством фотографий языка, снятых в каждый момент его существования. Между тем это условие никогда не может быть выполнено; романисты, например, преимущество которых состоит в том, что они знакомы с латинским языком, который является отправным пунктом их исследования, а также в том, что они обладают внушительным числом документов, относящихся к длинному ряду веков, ежеминутно убеждаются в огромных пробелах в их документации. В таких случаях приходится отказываться от проспективного метода, от непосредственного использования источников, и следовать в обратном направлении, идя против течения времени, то есть прибегать к ретроспективному

ДВЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ДИАХРОНИЧЕСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ

методу. В этом случае, отправляясь отданной эпохи, выясняют не то, к чему привела какая-либо из свойственных ей форм, а то, какой была более древняя форма, которая могла породить данную.

В то время как проспектавный метод сводится к простому повествованию и целиком опирается на критику источников, ретроспективное исследование требует метода реконструкции, который опирается на сравнение. Нельзя установить первоначальную форму для одного изолированного знака, тогда как два различных, но общих по происхождению знака, как, например, лат. pater «отец», скр. pitar- «отец» или основы лат. ger-δ «ношу» и ges-tus (причастие прошедшего времени от ger-o), позволяют в результате их сравнения наметить ту диахроническую единицу, которая связывает их с неким прототипом, который можно восстановить путем индукции. Чем многочисленней члены сравнения, тем точнее оказывается эта индукция, которая — при наличии достаточно обильных данных — может привести к подлинным реконструкциям.

То же относится и к языку в целом. Из баскского языка самого по себе ничего нельзя извлечь, так как, будучи изолированным, он не дает материала для сравнений. Но из пучка родственных языков, какими являются греческий, латинский, старославянский и т. д., оказалось возможным путем сравнения выявить первоначальные общие элементы, в них заключенные, и восстановить общую физиономию индоевропейского праязыка, как он существовал до своего раздробления в пространстве. То, что было сделано для всей языковой семьи в целом, было повторено в более ограниченных масштабах, но при помощи тех же самых приемов для каждой из ее частей, всюду, где это оказалось необходимым и возможным. Так, например, многочисленные германские языки засвидетельствованы непосредственно, то есть письменными памятниками, а общегерманский праязык, откуда произошли все эти языки, известен нам только косвенно—благодаря ретроспективному методу. Теми же самыми способами лингвисты исследовали с большим или меньшим успехом первоначальное единство прочих языковых семей (см. стр. 191).

Итак, ретроспективный метод дает нам возможность проникнуть в прошлое языка глубже самых древних документов. Так, проспективная история латинского языка едва начинается в III или IV в. до н. э., а путем восстановления индоевропейского праязыка удалось составить себе представление о том, что должно было происходить в течение периода от первоначального единства до первых известных нам латинских памятников, и только после этого оказалось возможным нарисовать проспективную картину развития.

В этом отношении эволюционную лингвистику можно сравнить с геологией, которая также является исторической наукой; геология иногда описывает уже сложившиеся состояния (например, нынешнее состояние бассейна Женевского озера), отвлекаясь от того,

ВОПРОСЫ РЕТРОСПЕКТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

что предшествовало данному состоянию во времени; но главным образом она занимается событиями, трансформациями, последовательность которых создает диахронические ряды. В теории, правда, можно мыслить проспективную геологию, но фактически чаще всего ее точка зрения оказывается ретроспективной; перед тем как приступить к рассказу о происшедшем в той или другой точке земной поверхности, приходится восстанавливать цепь событий и исследовать, что именно привело данную часть земного шара к ее нынешнему состоянию.

Ясно, что методы обеих перспектив расходятся очень резко, и, более того, с чисто дидактической точки зрения не представляется целесообразным применять их в одном изложении одновременно. Так, при изучении фонетических изменений обнаруживаются две совершенно различные картины в зависимости от использования того или другого метода. Оперируя проспектив-ным методом, мы пытаемся, например, узнать, во что превратился во французском языке звук е классического латинского языка; оказывается, что этот единый звук пошел в своей эволюции разными путями и явился источником нескольких фонем:

ср. pedem «ногу»-»7у'е (пишется pied) «нога», ventum «ветер» (вин. π.)-»ν α (пишется vent) «ветер», lectum «ложе» (вин. π.)-»7ι (пишется lit) «ложе, кровать», пёсаге «убивать»-> яи'а/е (пишется поуег) «топить» и т. д.; если же в ретроспективном разрезе исследовать, что представляет собою в латинском языке французское открытое е, то окажется, что этот единый звук является конечной точкой нескольких первоначально различных фонем:

ср. ter (пишется terre) «земля»··- terram «землю», ver (пишется verge) «npyw^virgam «прут» (вин. n.), fe (пишется fait) «n, eno»·^-factum «дело» (вин. п.) и т. д. Эволюция формантов также могла бы быть представлена этими обоими способами, и получившиеся две картины оказались бы различными; это a priori уже ясно из всего того, что мы говорили выше об аналогических образованиях (см. стр. 170 и ел.). Если, например, мы станем исследовать ретроспективно происхождение суффикса французского причастия -е, то дойдем до латинского -Stum;

этот суффикс по своему происхождению прежде всего связывается с латинскими отыменными глаголами на -are, восходящими в свою очередь в большей части к существительным женского рода на -а (ср. plantare «сажать» (растения): planta «растение», греч. timao «ценить»: fima «почесть» и т. п.); с другой стороны, -atum не существовало бы, если бы индоевропейский суффикс -to- не был сам по себе живучим и продуктивным (ср. греч. klu-to-s «знаменитый», лат. in-clu-tu-s «известный», скр. ς η ι -ta-s «известный» и т. д.); -atum заключает в себе еще формант винительного падежа ед. ч. -т (ср. стр. 155). Если же затем, встав на проспективную точку зрения, спросить себя, в каких французских формах встречается первоначальный

ДВЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ДИАХРОНИЧЕСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ

суффикс -to-, то можно указать не только на различные суффиксы, как продуктивные, так и непродуктивные, причастия прошедшего времени (франц. aime^-лал. amatum [вин. п. от amatus «любимый»], франц. fini^-nw.fimtum [вин. п. от fimtus «оконченный»], франц. с/од^лат. clausum [вин. п. от clausus «запертый»] вместо *claudtum «запертый»), но и на многое другое, как-то: франц. -»< -лат.-й(мт (франц. cornu'-Jizi. cornutum [вин. п. от cornutus «рогатый»]), книжный французский суффикс -й/ч-лат. fivum (франц. fugitif< -лиг. fugitlvum [вин. п. от/к- gitivus «беглый»]; тоже во франц. sensitif «чувственны»», nega-tif «отрицательный» и т. д.) и на множество ныне не анализируемых слов, как-то: франц. point «дырка (в ремне и т. п.^-^-лат. punctum [вин. п., otpunctus «проколотый», «продырявленный»], франц. de «игральная кость»< -лат. datum [вин. п. OTdatus «бросаемый», «брошенный»], франц. chetif «плохой», «бедный»·*-лат. captlvum [вин. п. от captlvus «пленный»] и т. д.