В отношении их методов и принципов

Противопоставление между диахроническим и синхроническим проявляется всюду.

Прежде всего (мы начинаем с явления наиболее очевидного) они неодинаковы по своему значению для языка. Ясно, что синхронический аспект превалирует над диахроническим, так как для говорящих только он — подлинная и единственная реальность. Это же верно и для лингвиста: если он примет диахроническую перспективу, то увидит отнюдь не язык, а

только ряд видоизменяющих его событий. Часто утверждают, что нет ничего более важного, чем познать генезис данного состояния; это в некотором смысле верно: условия, создавшие данное состояние, проясняют нам его истинную природу и оберегают нас от некоторых иллюзий, но этим как раз и доказывается, что диахрония не является самоцелью. О ней можно сказать то же, что было как-то сказано о прессе: она открывает дорогу решительно ко всему, —надо только [вовремя] уйти из нее.

Методы синхронии и диахронии тоже различны, и притом в двух отношениях:

а) Синхрония знает только одну перспективу, перспективу говорящих, и весь ее метод сводится к собиранию от них языковых фактов; чтобы убедиться, в какой мере то или другое языковое явление реально, необходимо и достаточно выяснить, в какой мере оно существует в сознании говорящих. Напротив, диахроническая лингвистика должна различать две перспективы: одну проспективную, следующую за течением времени, и другую ретроспективную, направленную вспять; отсюда — раздвоение метода, о чем будет идти речь в пятой части этой работы.

б) Второе различие вытекает из разницы в объеме той области, на которую распространяется та и другая дисциплина. Объектом синхронического изучения является не все совпадающее по времени, а только совокупность фактов, относящихся к тому или другому языку; по мере надобности подразделение доходит до диалектов и поддиалектов. В сущности, термин синхрония не вполне точен: его следовало бы заменить термином идиосинхрония, хотя он и несколько длинный. Наоборот, диахроническая лингвистика не только не требует подобной специализации, но и отвергает ее; рассматриваемые ею элементы не принадлежат обязательно к одному языку (ср. и.-е. *esti, греч. еsti, нем. ist, франц. est). Различие же между отдельными языками создается последовательным рядом событий, развертывающихся в языке на временной оси и умножаемых действием пространственного фактора. Для сопоставления двух форм достаточно, если между ними есть историческая связь, какой бы

косвенной она ни была.

Эти противопоставления не самые яркие и не самые глубокие: из коренной антиномии между фактом эволюционным и фактом статическим следует, что решительно все понятия, относящиеся к тому или другому, в одинаковой мере не сводимы друг к другу. /…/

Выводы

Так лингвистика подходит ко второй своей дихотомии. Сперва нам пришлось выбирать между языком и речью, теперь мы находимся у второго перекрестка, откуда ведут два пути: один — в диахронию, другой — в синхронию.

Используя этот двойной принцип классификации, мы можем теперь сказать, что все диахроническое в языке является таковым лишь через речь. Именно в речи источник всех изменений; каждое из них, прежде чем войти в общее употребление, начинает применяться некоторым числом говорящих. Теперь по-немецки говорят: ich war «я был», wir waren «мы были», тогда как в старом немецком языке до XVI в. спрягали: ich was, wir waren (по-английски до сих пор говорят: I was, We were). Каким же образом произошла эта перемена: war вместо was? Отдельные лица под влиянием waren создали по аналогии war—это был факт речи; такая форма, часто повторявшаяся, была принята коллективом и стала фактом языка. Но не все

инновации речи увенчиваются таким успехом, и, поскольку они остаются индивидуальными, нам незачем принимать их во внимание, так как мы изучаем язык; они попадают в поле нашего зрения лишь с момента принятия их коллективом.

Факту эволюции всегда предшествует факт или, вернее, множество сходных фактов в сфере речи: это ничуть не противоречит установленному выше различию, которое этим только подтверждается, так как в истории любой инновации мы отмечаем всегда два момента:

1) момент появления ее у отдельных лиц и 2) момент превращения ее в факт языка, когда она, внешне оставаясь той же, принимается всем языковым коллективом.

Нижеследующая таблица показывает ту рациональную форму, которую должна принять лингвистическая наука:

Следует признать, что отвечающая теоретическим потребностям рациональная форма науки не всегда совпадает с той, которую навязывают ей требования практики. В лингвистике требования практики еще повелительней, чем в других науках; они до некоторой степени оправдывают ту путаницу, которая в настоящее время царит в лингвистических исследованиях. Даже если бы устанавливаемые нами различения и были приняты раз и навсегда, нельзя было бы, быть может, во имя этого идеала связывать научные изыскания чересчур строгими требованиями. /…/

Идеалом было бы, чтобы каждый ученый посвящал себя либо одному, либо другому аспекту лингвистических исследований и охватывал возможно большее количество фактов соответствующего порядка; но представляется весьма затруднительным научно овладеть столь разнообразными языками. С другой стороны, каждый язык представляет собой практически одну единицу изучения, так что силою вещей приходится рассматривать его попеременно и статически и исторически. Все же никогда не следует забывать, что чисто теоретически это единство отдельного языка как объекта изучения есть нечто поверхностное, тогда как различия языков таят в себе глубокое единство. Пусть при изучении отдельного языка наблюдатель обращается как к синхронии, так и к диахронии; всегда надо точно знать, к какому из двух аспектов относится рассматриваемый факт, и никогда не следует смешивать методы синхронических и диахронических исследований.

Разграниченные указанным образом части лингвистики будут в дальнейшем рассмотрены одна за другой.

Синхроническая лингвистика должна заниматься логическими и психологическими отношениями, связывающими сосуществующие элементы и образующими систему, изучая их так, как они воспринимаются одним и тем же коллективным сознанием.

Диахроническая лингвистика, напротив, должна изучать отношения, связывающие элементы, следующие друг за другом во времени и не воспринимаемые одним и тем же коллективным сознанием, то есть элементы, последовательно сменяющие друг друга и не образующие в своей совокупности системы.