Шарлотта. — Мэм я же сказала уже — двести сорок три, девяносто шесть, — нетерпеливо вздыхает кассирша, жуя резинку.

— Мэм... я же сказала уже — двести сорок три, девяносто шесть, — нетерпеливо вздыхает кассирша, жуя резинку.

— Да? Ох, — мой туман рассеивается. — Простите. — Я качаю головой и передаю для оплаты свою новую банковскую карту.

— Хорошего дня, мэм, — она ухмыляется. Господи, она же еще ребенок! И разве она не должна быть в школе? Бруклин прижимается головой ко мне, сидя на торговой тележке.

— Могу я кого-нибудь попросить помочь мне доставить все это к моей машине? – умоляюще спрашиваю я, оглядывая две переполненные тележки. Она машет молодому пареньку, который хватает одну тележку и везет к выходу.

— Знаешь, Бруки... я думаю, тоже вздремну часочек днем, — говорю я, прикрывая зевок, после того как загружаю полностью-бакалейную-лавку в Highlander и выезжаю с парковочного места. Я включаю радиостанцию, с трудом веря, что сейчас десять утра, и прошло почти четыре часа с тех пор, как я покинула объятья Митча. Он так глубоко спал, что не хотелось его будить, поэтому я оставила ему записку. Кроме того, я немного... да что там, даже не немного, а намного больше расстроилась, что не увижу его в течение трех месяцев. Хотя для меня это, наверное, будет не плохо. Я вспоминаю раз и навсегда установленные им правила, хотя не вижу в них особого смысла. То, что он вещал мне своими правилами, особенно не помогало, и я не совсем была уверена, чтобы это все значило. Я ощущаю, что он всколыхнул и взбудоражил во мне какие-то чувства, но потом напоминаю сама себе, он же платит мне, чтобы я была его девушкой. Он просто играет свою роль, создавая видимость полной реальности для себя, правда ведь?

Я быстро бросаю взгляд в зеркало заднего вида.

— Ох, Бруклин, — вздыхаю я, видя, как она сладко посапывает. Черт! Я так надеялась, что поездку в магазин она перенесет сегодня легче, потому что я так отчаянно нуждалась вздремнуть хоть часочек сегодня днем, надеясь, что она заснем позднее дома! Хотя, тот факт, что я всю ночь не спала, занимаясь удивительным сексом вместо того, чтобы заниматься больным ребенком (это всегда была обычная причина, по которой я могла не спать всю ночь) немного окрыляет меня. Я заезжаю в гараж и глушу двигатель. Локси и Вейдер должны быть находятся дома, потому что они не встречают нас, пока я заношу Бруклин на руках домой.

Медленно раздеваю ее, удерживая своих злобных доберманов на расстоянии, они всегда до смерти облизывают любого. Мой знак на воротах «Осторожно, злые собаки» — больше прикол, глядя на который я всегда всякий раз закатываю глаза.

Моя безмолвная молитва, кажется услышана, потому что я аккуратно переношу Бруклин в ее кроватку, где она и продолжает спать. Хорошо... итак, осталось перетащить сорок пять пакетов с продуктами и, может быть, у меня все же появится возможность урвать немного сна? Я заскакиваю в гараж, и хватаю первую партию (если я добавлю еще один пакет, то мои руки вытянутся до пола), поэтому ставлю его на место. Я выпрямляюсь, опустив их на пол кухни, и разворачиваюсь, вскрикивая и подпрыгнув на месте при виде Митча, вносящего огромное количество пакетов.

— Я вернусь за остальными. Быстро все убирай в холодильник! — рявкает он и уходит. Он что злиться? Я недоуменно покачиваю головой, начиная немедленно выполнять его указания, главным образом, чтобы что-то делать. — Это все, — ворчит он, сгрудив оставшиеся на пол. Он начинает вытаскивать из пакетов все, что должно храниться в охлажденном или замороженном состоянии. Его челюсть напряжена, и он даже не пытается смотреть в мою сторону.

— Митч, — я касаюсь его руки. Он отстраняется. Да? — Ты злишься на меня почему?

— Потому что ты ушла раньше, чем я получил твою бесценную киску за двести пятьдесят тысяч долларов! — пронзительно кричит он. Обычно мой рот приходит в движение гораздо быстрее, чем мои руки... в нормальном состоянии. Но не сейчас, я залепляю ему пощечину, а потом бережно держу свою руку другой рукой. Черт побери, это очень больно!

— Малышка, позвольте мне взглянуть, — он тянется к моей руке, даже не обращая внимания на красный припухший след на щеке.

— Не трогай меня! — Ох, и сейчас кажется польются слезы! Черт побери! Иногда отстойно быть любовницей!

Митч делает несколько шагов назад и выуживает что-то из заднего кармана. Я забываю на какое-то мгновение свой гнев, окидывая его взглядом и понимая, что впервые вижу, чтобы он был одет в свободные джинсы и белую футболку из хлопка. Он выглядит, как «парень по соседству». Я никогда не видела, чтобы он был одет так обыденно, конечно, не то, чтобы я провела вне постели много времени с ним.

— Вот, — он передает мне корпоративную платежную карту. — Я собирался использовать ее первоначально, но я похоже торгуюсь, как последний осел, и говорю вещи, которые на самом деле не имею ввиду. Я был зол, и хотел задеть тебя. Простите, Шарлотта. Пожалуйста, прости меня, — он топчется на месте и не смотрит мне в глаза, и, кажется, что он действительно очень нервничает, и на него это совершенно не похоже, потому что он всегда уверен в себе и в своих силах. Опять он начинает кипятиться, когда я встречаюсь с ним глазами.

Я наконец отвожу свой взгляд и смотрю вниз, потому что точно не знаю, смеяться мне или плакать. Это, черт побери, все равно, что получить в Монополии карточку «Свободного Выхода Из Тюрьмы».

— Я остановился на парковке у магазина игрушек, который открылся в девять. Я никогда не делал такого дерьма раньше, Шарлотта! Если бы ты знала меня давно, ты бы поняла, что для меня это что-то да значит, поскольку ты еще не знаешь меня достаточно хорошо, можешь только поверить мне на слово. Проблема в том, что я жутко тебя обидел своими словами. Дважды за сегодня. Все, что я могу сказать в свое оправдание, я сожалею. Я сам не свой последние несколько дней, тебе ли не знать это. Господи, малышка, скажи что-нибудь? Твоя болтовня действует на меня успокаивающе, — он запускает обе руки в волосы и сильно выдыхает.

Я молчу, потому что одна часть меня хочет сказать ему, чтобы он ушел, а другая часть хочет, чтобы Митч агрессивно и жестко взял меня у стены на кухне. Я кладу карту «Свободного Выхода Из Тюрьмы» в мой кошелек (я могла бы отдать ему назад и попытаться опять выбить из него все это дерьмо!), но я решаю лучше разобрать продукты. Они по крайней мере более безопасны для меня, не ранят мой разум, сердце или тело, хотя мысль по поводу кухонной стены все еще крутиться и прельщает. Тайная шлюха! Митч воспринимает это как своего рода сигнал забить на все и помочь мне.

— Ты раскладываешь продукты, как будто задаешь кому-то взбучку, мисс МакКендрик, — говорит он после нескольких минут молчания, игриво хлопая меня по бедру.

— Вам, мистер Колтон, — строго отвечаю я, посылая соответствующий взгляд. Я не собираюсь ему подыгрывать, он морщится.

— Детка... я..., — начинает он опять, но я делаю взмах рукой, не желая слышать его объяснений. — Хорошо. — Он вздыхает и продолжает помогать мне.

— Итак..., — одновременно говорим мы, после пяти минут молчания, когда последняя сумка с продуктами разобрана. — Начнем, — опять говорим мы оба в унисон, слегка посмеиваясь.

— Дама первая, — предлагает он, и взмахнув рукой.

— Ты уверен? — я приподнимаю бровь.

— Малышка... стоп, — он сокращает расстояние между нами, опуская руки на мои плечи и поглаживая их. Черт его сексуальный голос и соблазнительные руки!

— Итак, — говорю я, пытаясь удержать свое остроумие при себе. — Ты пришел сюда с намерением отшлепать меня?

— Да, — он приподнимает мой подбородок вверх, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Почему? — Дыши, Чарли... дыши. Черт побери, как он смотрит на меня!

— Ты ушла от меня, — он ни на миг не отводит от меня взгляда. — Ты не разбудила меня, чтобы попрощаться.

— Митч, ты так крепко спал, мне жалко было тебя будить. Я точно знаю, что ты меньше спал, чем я, в эти последние дни, — я чуть-чуть наклоняю голову вперед и смотрю ему прямо в глаза. — Кроме того, я оставила тебе записку. Разве ты не заметил ее?

Митч усмехается при упоминании о записке.

— «Дорогой Митч, безопасного тебе полета, увидимся через три месяца. Люблю, Шарлотта».

Он дословно цитирует каждое слово, да, не так уж много я написала.

— Что это, за хрень, Шарлотта? — Ой-ой, у него так напряжен подбородок, что видно, как ходят желваки на скулах. Его лицо находится так близко ко мне, и от этого мне тяжело сконцентрироваться. — Ответь мне, — говорит он сквозь стиснутые зубы. Эти губы, которые целовали почти каждый дюйм моей кожи прошлой ночью.

— Я... Эм, я очень спешила, Митч. Я... не знаю, что сказать. Я не разбудила тебя по двум причинам. Во-первых, я не могла задерживаться, мне было необходимо вернуться вовремя домой к моим детям, — я отстраняюсь от него, отвернувшись. — Во-вторых, я бы не смогла уехать, зная, что..., — я останавливаю сама себя, и надеюсь, что слезы не польются прямо в эту секунду.

— Зная, что, детка? — его руки скользят по моим бедрам, вызывая глубокий трепет в теле. Что, за черт, происходит со мной? Вероятно, это просто моя реакция на долгий «засушливый период» в моей жизни. Или, возможно, реакция на мой многолетний брак с мужчиной, чьи руки я никогда так невероятно не ощущала на своем теле. С мужчиной, который никогда не заставлял меня чувствовать себя так, как делает это Митч в постели и даже вне ее.

— Черт побери, Митч, почему я так хорошо чувствую себя, когда твои руки находятся на мне? — я прислоняюсь головой к его груди, как только я произнесла эти слова, его руки заскользили по моему короткому сарафану, задирая его вверх.

— Хм, Шарлотта, — шепчет он мне на ухо, — почему ты носишь эти милые короткие сарафаны? — его руки скользят под резинку моих трусиков и ладонь сжимает ягодицы. — Господи, я все равно хочу тебя отшлепать. — Гимнастка у меня в животе готовится к прыжку, пружиня, в своей многоярусной программе, выгибается делая рондат и потом три сальто вперед, я придвигаю свою попку к его руке.

— У тебя нет больше карты на «Свободный Выход Из Тюрьмы», — я еле сдерживаюсь, потому что его губы перемещаются вниз по моей шеи.

— Сделай мне сэндвич, и я заработаю ее обратно, — от его поцелуев у меня начинается трепет во всем теле, отдающийся в моей киске.

— Э-э-э, мистер... ее не так-то просто вернуть, — смеюсь я, но у меня тут же перехватывает дыхание, когда его руки скользят вверх по моей спине и передвигаются на мою грудь.

— Все еще без лифчика, Шарлотта. И без свитера. Ты позволяешь людям, другим мужчинам, смотреть на то, что принадлежит мне.

Я ахаю, он жестко тянет мои соски вверх с ноющим стоном. Господи, я просто таю в его руках, как пластилин.

— Было тепло на улице, никто не видел, — я поворачиваю лицо, и он опускает свой рот на мой, продолжая сильнее сжимать мои соски. — О, Митч... пожалуйста. — Я явно испытываю сенсорные перегрузки. Моральный дух уже полностью готов, стоя во всю свою длину, и впечатываясь мне в живот, рядом с Китти.

— Посмотрите-ка на эту чика, вау, вау! — громким голосом кричит СиСи. Митч резко останавливается и рывком делает шаг в сторону. Вот черт! — Чарли... ты когда-нибудь думала сниматься в порно? Это было жарко! Я прямо вижу это сейчас — Чарли и руководители! Может мне стоит сбегать за камерой?

Я хмурюсь на нее и посылаю ей просто убийственный взгляд.

— Привет, Митч, я СиСи. Я пожала бы твою руку, но оскорблена твоим замечанием... это грубо, — она ухмыляется. Я смотрю на Митча, который внезапно принимает такое же выражение лица, как у моей сестры, и выпрямляется. Я наблюдаю за ним, чтобы увидеть, какую реакцию производят ее слова на него. О, боже!

— Я обращаю внимание, когда вижу то, что мне нравится, — он усмехается. — Все девушки О’Брайен такие горячие, как вы двое?

— Даже не думай об этом, чувак.

— Мужчина же может помечтать, не так ли?

Я недоверчиво смотрю на них двоих, пока они продолжают свою перепалку, флиртуя! Я опускаю глаза вниз, несколько смущаясь на самом деле от всего этого, и обращаю внимание, что моральный дух Митча совершенно не убавился.

— Тебе остается только мечтать, малыш! — она посылает ему воздушный поцелуй, он ловит его и помещает к себе на сердце. — Сохрани его в целости, как воспоминание о нашей встрече. — Она улыбается мне, затем позволяет Локси и Вейдеру облизать себя.

— СиСи... когда ты перебралась сюда? — спрашиваю я с сарказмом.

— Мне здесь нравится. В моем доме меня никто не любит, — говорит она, почти удручающе.

— Сиис... у тебя есть свое собственное жилье! — закатываю я глаза, а Митч смеется.

— Да... Я чертова сука, чтобы не иметь дело с самой собой, так что я пришла к тебе, — она взмахивает руками, и смотрит на меня взглядом «без тебя знаю».

— Чтобы уйти от себя самой? — смеюсь я. Господи, она полная задница!

— Да, и попала на живое порно, — она разрешает собакам облизать ее. — Не разрешайте мне останавливать вас двоих. Давайте возвращайтесь в вашу исходную позицию. Митч, ты просто собирался сказать Чарли, что собираешься таранить ее задницу, именно так, как она любит.

— Господи! — я выхожу из кухни.

— Она на каких-то таблетках? — тихо смеется Митч, следую за мной.

— Вероятно она бы была, если такие существовали, — я бросаю взгляд на часы. Прощай, сон!

— Ты собираешься побыть здесь некоторое время, СиСи? — обращаюсь я к ней.

— Я живу здесь, не так ли? — переспрашивает она.

— Нет! — отвечаю я.

— В таком случае, да, я побуду какое-то время, — она следует за нами в гостиную.

— Ты займешься Бруки, когда она проснется? Митчу и мне нужно чуть-чуть поспать, — говорю я, зевая.

— Всю ночь, да? — она приподнимает с удивлением брови.

— Да, я таранил ее задницу всю ночь. Ты же знаешь, как она любит это, Сиис, — Митч качает головой с усталым видом.

— Меня не волнует, что вы делали с ней Митч, я просто рада, что вы смогли это сделать! — она невинно улыбается. Я хочу умереть.

— Главное, чтобы она не говорила свое смертельное «да», которое она все время произносила, когда занималась сексом с Джошем, — Нет... сейчас я точно хочу умереть.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он.

О, Господи!

Она начинает раскачиваться, видно, перед началом представления.

— Да, Чарли... да... да... о, да... да... да... да, — ее голос срывается, она более усиленно продолжает раскачиваться. — Да! Да... да, Чарли... да... да... да... да, тебе нравится?... Да... да! Да! Да! Возьмите его, Чарли, да! Дааааа... тьфу... да, ребенок... да?

Я смеюсь, потому что никто так не может передать моих занятий сексом с Джошем, как СиСи. Конечно, она показывает это настолько точно, потому что однажды я беспечно рассказала ей об этом, и в одну из ночей она подслушала нас.

— Бедная Чарли. Такова была ее сексуальная жизнь в течение десяти лет. Джош был в полной уверенности, что доставляет ей удовольствие, ни разу не заметив, что она просто лежит ничего не делая, — печально говорит она.

— Это не правда, СиСи, — я закатываю снова глаза, потому что, когда мы вместе это настоящее бедствие. — Я составляла список покупок, планировала вечеринки и еще много других вещей. Однажды, я даже отполировала свои ногти, — с гордостью отвечаю я.

— Девчонки, вы шутите? Детка, так вот как это было для тебя? — он касается моей щеки, когда, наконец, успокаивается от смеха импровизации СиСи.

— Да, — отвечаю я, вдруг чувствуя депрессию от всего этого. — Я иду наверх.

— Хорошо, давай, — он улыбается. СиСи тянет его за рукав, останавливая, я подслушиваю, потому что я такая же, как и она.

— Он был никудышный, чрезвычайно глупый мудак! Он никогда не думал о ней. Она была его трофейной женой. Пожалуйста, Митч, будь добр к ней. Ей нужен кто-кто, способный увидеть насколько она удивительная, — мои глаза наполняются слезами, как только я слышу ее слова. Митч что-то отвечает, но я не слышу его. Я захожу в свою комнату, пытаясь как-то привести себя в чувство. Почему я оставалась с этим мудаком так долго?

СиСи полностью права, я действительно была его трофейной женой. Хотя и не знаю почему. Я имею в виду, что выгляжу я не плохо, просто я никогда не рассматривала себя, в качестве какой-то вещи, типа трофейной жены. Большую часть времени мои волосы были уложены в беспорядочный пучок, и одевалась я в непривлекательную одежду, как только вылезала из постели. На самом деле, Джош часто жаловался на это. Он всегда хотел, чтобы я одевалась «погорячее», не важно собиралась ли я на вечеринку или просто в город в продуктовый магазин.

«Эта горячая штучка моя жена». Вот как он меня представлял. Любое упоминание по поводу меня сводилось к тому, что он не мог удержать свои руки вдали от меня. Я ни разу не слышала, чтобы он говорил о моих интересах или о том, что я что-то сделала. Тоже самое происходило и у нас дома. Разговоры крутились и касались исключительно его. Поправка: его и его юридической фирмы. Он очень много и усердно работал, чтобы стать партнером в течение восьми лет.

Я люблю своих детей, но я не знаю, почему или как я имею троих от него. Он совершенно ими никак не интересовался и это было настолько очевидно. Я продолжала успокаивать себя, что это все из-за работы. Единственное на что он был способен, и это естественно обижало нас, просто не обращать на них внимание. Он никогда не ходил никуда с мальчиками. Я думаю, что в конце концов, я... дети... мы все были частью его имиджа. Он снимал нас с полки и вытирал пыль, когда в этом возникала необходимость. Идеальная семья. Идеальный семьянин. Идеальный партнер.

Даже диагноз Беннета он использовал в своих целях. Мудак даже не смог вспомнить правильное название диагноза или что за черт он означает. Ни разу он не съездил на сеанс психотерапии или не сходил на вечер в школе. Но, чудесным образом, этот ребенок был его «гордость и радость» для его коллег. Мучает, что он, даже обладая эрудированными знаниями, не единого чертового раза даже не поговорил со своим ребенком!

Тьфу. Я должна была давно оставить его! Я должна была догадаться, что как только он будет обойден вниманием партнером, он уйдет от меня! Я должна была оставить его первой, а не он! И это меня сжигает изнутри.

— Мне кажется, что я никогда не захочу покинуть эту комнату, — вздыхает Митч, когда оказывается рядом со мной и прижимает меня к себе.

— Почему? — я вытираю слезы.

— Она божественна, наполнена моим любимым ароматом, — он глубоко вдыхает запах.

— Каким ароматом?

— Шарлотты. Ммм... нравится, как ты пахнешь, — он обнюхивает меня и заставляя меня хихикать. Джош никогда не обнюхивал меня. Я хватаю салфетку с края стола и сморкаться. — Детка? В чем дело? — он поворачивает меня к себе лицом. — Шарлотта? — нежно пальцами вытирает скатившуюся слезу.

— Прости. Я немного расклеилась, — это звучит намного лучше, чем признание, что я испытываю жалость к самой себе.

— Я сделал или сказал что-то, что расстроило тебя?

— Нет. Моя жизнь раньше. Мой брак, — я делаю глубокий вдох и провожу по щетине на подбородке. — Ты хотел верности, Митч? Ну, так ты сорвал джекпот. Я оставалась с этим эгоцентричным, самовлюбленным, самодовольным мудаком в течение десяти лет. И этот идиот в конце концов ушел от меня, — я глотаю слезы. И зачем я говорю ему это? Я кажусь себе такой жалкой.

— Ты даже не представляешь, насколько я ему благодарен, что он такой дебил, — отвечает он мягко, обводя контур моих дрожащих губ. — Мне жаль, что я уезжаю сегодня вечером. Я знаю, что меня не будет в течение трех месяцев, но я прошу тебя, пожалуйста, будь терпеливой со мной и дай мне шанс холить и лелеять тебя, потому что ты должна быть желанной.

Я отворачиваюсь от его пристального взгляда.

— Будь ты проклят и твое умение так правильно говорить.

— Ну, мы оба знаем, что это неправда, — он целует мой подбородок. — Когда я злюсь, я все время говорю неправильные вещи. Когда я не злюсь, я говорю только правильные. Когда я рядом с тобой, я говорю вещи, которые пугают меня до чертиков самого. — Он прислоняется лбом к моему виску.

— Что ты имеешь в виду, Митч?

— Просто наберись терпения... пожалуйста, — он целует меня в висок. Конечно... но он не ответил на мой вопрос.

Я сообщила ему, о той дермовой «свободной зоне», в которой жила тогда! И с моей стороны было бы ложью, не сказать ему о кое-чем.

— Митч, — я закрываю глаза, пытаясь собраться с духом.

— Что, детка? — Охх, этот сексуальный голос!

— Мне нужно тебе кое-что сказать. Это может заставить тебя порвать наш контракт навсегда, — я с трудом сглатываю.

Митч тут же встает в стойку.

— Что? — Вот черт, он выпрямляется и раздувает ноздри.

— Ты не хочешь услышать это лежа, да? — стараюсь я поднять как-то настроение.

— В чем дело, Шарлотта? Скажи мне сейчас же! — Он возможно самый темпераментный мужчина, которого мне приходилось когда-либо видеть. На самом деле, именно эту черту я больше всего ненавижу в нем. Ему следует бороться и не гнаться... за мной... с такой любовью! Я сажусь и смотрю на него с тоской в глазах, от этого его взгляд становится теплее.

— Мне кажется, что я постепенно влюбляюсь в тебя, — наконец признаюсь я в своем поражении и опускаю глаза.

Он берет мое лицо в свои ладони и притягивает его к себе.

— Ты влюбляешься в меня?

— Боюсь, что так.

— Ну, это слишком плохо, потому что, как я сказал вчера, я не буду останавливать тебя в этом! — И прежде чем я произношу хоть слово, его рот жестко захватывает мой. Хм... так это ответ... ничего себе! Но Господи, он умеет целоваться!

— Митч, Митч, мы не можем, — шепчу я, когда он дергает мои трусики.

— Почему? Ребенок спит, — Он тянет мою правую лямку вниз, открывая грудь и набрасывается на сосок. Единственная мысль, которая крутиться у меня в голове, насколько жарки его комментария и... такие естественные.

— Она спит, а Сиси нет, поэтому подслушивает, — я киваю головой. Что за кайфолом!

— Нет! Она бы не стала, — он с недоумением смотрит на меня.

— Эм... ты же встречался с ней, правда ведь? — мои глаза расширяются.

Он смотрит на дверь, потом на меня со злой усмешкой на лице.

— Нет... нет, Шарлотта... нет! — кричит он. — Нет... Господи, нет. Нет! Нет! Нет! Нет, детка!

Я закрываю рот рукой и давлюсь от смеха.

— Сперма! — кричу я.

— Нет... нет молоко! (Milk – по англ. Переводится как молока, сперма, млечные соки и т.д.)

— Печенье!

— Нет... какое?

— «Oreos»!

— Нет! Нет, не печенье!

— «Nutter Butters»... ты хочешь орехового масла?

— О Боже, нет, ореховое масло! О нет! — ревет он.

— Очень смешно, придурки! — кричит СиСи с противоположной стороны двери, потом бьет по ней ногой. Бруклин просыпается и плачет.

— Удачи тебе, тетя Сиси! — кричу я, давясь смехом.

— Ореховое масло? — Митч держится за живот, продолжая смеяться. Он наконец останавливается и потирает лицо. — Мы поспим два часа, а потом я хочу пригласить тебя куда-нибудь. Во сколько у тебя возвращаются мальчики? — Он протягивает мне руку.

— Э-э... в три тридцать. Но тебе придется взять Бруклин с нами, — говорю я, не зная, как он отреагирует.

— Знаю, — он смущенно улыбается. — Снимай платье, детка. Я хочу твое обнаженное тело чувствовать рядом.

Я снимаю платье, но его поза вызывает у меня тревогу.

— Постарайся не использовать свой Моральный дух у меня в заднице, пожалуйста, — бормочу я.

Митч смеется.

— Это приглашение?

— Нет, это предупреждение.

— Предупреждение?

— Да. Китти не готовы участвовать.

— Спи, детка, или через минуту о сне не будет и речи, — в его голосе звучит почти мольба.

— Да, сэр, — я зеваю и ближе прижимаюсь к нему.

— Ты пытаешься раздавить меня? — игриво спрашивает он.

— Я полностью раздавлю тебя, черт побери!

— Тогда дави все, что тебе хочется, детка. Я буду только рад, если ты это сделаешь... только ты.

— Хм..., — вздыхаю я.

Я не уверена, что меня разбудило — звонок будильника или ласки Митча. Господи, его руки, бродившие по моему телу, ощущались такими невероятными. Его успокаивающие движения, скользящие по моему бедру... попке... спине... плечу... и по всей руки. Его рука двигающаяся так медленно и сексуально, и его губы слегка щекочущие мою спину. Я точно в раю...

В раю, а не в своем мозгу, который находится полностью в тупике! Я чувствую в себе такие чувства, которые никогда не испытывала раньше. Я обманщица. Он платит мне, чтобы я разыгрывала чувства, а не испытывала по-настоящему их к нему, но я знаю, что с этим ничего не могу поделать. Что со мной? И что значит его внимание? Я получила от него больше внимания за три дня, чем за десять лет совместной жизни с Джошем. Я имею в виду реальное внимание, которое влюбленный мужчина оказывает своей женщине. Ну, в кино, такое показывают, по крайней мере. Наверное, это внимание, входит в часть сделки. Сконцентрируйся, Чарли... не облажайся с этим! Я вспоминаю, что он сказал мне прежде, чем я подписала контракт.

«Прежде чем ты подпишешь, мне необходимо еще раз напомнить тебе, что ты будешь у меня «по звонку и по мановению». Я также хочу, чтобы было ясно, что никогда не будет ничего больше, чем описано в этом контракте. Я не хочу ничего большего, и я никогда не предоставлю большее. Я не пытаюсь казаться дерзким или высокомерным ублюдком, но, если ты обнаружишь какие-то чувства ко мне и тебе захочется чего-то большего, то наш контракт будет аннулирован. Я не заключаю брак, не делаю детей, и конечно не влюбляюсь».

И еще, я сообщила ему, что у меня есть дети. И он предлагает сходить куда-нибудь, взяв мою дочь с нами. И я сообщила ему, что влюблена, а он казался счастливым, услышав об этом. На самом деле, единственный раз, когда он пытался пуститься наутек от меня, решив, что я не серьезно отношусь к его требованиям, это было в то первое утро, когда он был так зол. Но он пошел на попятный, когда понял всю ситуацию, вместо того, чтобы отвергнуть меня окончательно. Его поведение по отношению ко мне прошлой ночью и сегодня утром, какое-то неимоверное, и немного путает, и неимоверное не совсем то слово, которое может выразить мои чувства, если кратно все это приводит меня в замешательство!

— Детка, — говорит он, прикусив мое плечо, — ты долго собираешься прикидываться спящей?

— Ты уже меня раскусил, да? — я улыбаюсь с закрытыми глазами.

— Хм... я уже говорил, не уверен, что когда-нибудь смогу тебя понять до конца, — он переворачивает меня на спину.

— Я легко могу сказать то же самое о тебе, — я нежно касаюсь его щеки.

— Ну, в этом ты не одинока. Я не могу понять себя прямо сейчас. Каким магическим злым заклинанием ты окутала на меня, Шарлотта О'Брайен? — Он периодически целует мои губы.

— О'Брайен? — я стреляю в него испытывающим взглядом.

— Я ненавижу то, что ты носишь имя этого ублюдка, — выражение его лица совпадает с отвращением, звучащим в его голосе. За эти несколько дней, я узнала о Митче, что он импульсивно темпераментный. И у меня появляется идея...

— Антипатия, — говорю я самым сексуальным, самым соблазнительным голосом, прежде чем дотрагиваюсь своими губами до его.

Его лицо смягчается.

— Черт побери тебя и твой сексуальный манипулирующий интеллект, — он возвращает мне поцелуй. — Скажи это еще раз, — просит он с легким рычанием.

— Антипатия, — шепчу я.

— Это великое слово. Наверняка… не… используется… достаточно часто, — говорит он между поцелуями. Я стараюсь, не захихикать, когда он просит меня повторить его снова. — Ты смеешься надо мной, мисс О'Брайен? — спрашивает он, щекоча меня.

— Перестань! – ахаю я, он все равно продолжает и улыбается, глядя на меня сверху вниз.

— Как ты можешь быть таким сексуальным и быть таким болваном одновременно? – смеюсь я.

— Есть ли у тебя кое-что для сексуального болвана, О'Брайен?

— Ты все время будешь так делать? — спрашиваю я.

— Что?

— Обращаться ко мне О'Брайен, потому что ты хочешь стереть мой брак?

— Да. Мне бы хотелось, чтобы ты вернула себе свою фамилию. На самом деле, я хочу, чтобы ты сделала это, пока меня не будет. Поменяй ее до того, как я вернусь домой, — он произнесит все это совершенно спокойным тоном. Это полный абсурд разозлил меня в очередной раз.

— Не выйдет, Митч, — я стараюсь говорить прохладно.

— Почему? Ты все еще любишь его? — яростно спрашивает он.

— Нет, Митч, — я закатываю глаза. Ох, как, черт побери, мы перешли к этой теме? — У меня трое детей с этой фамилией, и я не собираюсь ее менять.

— Поменяй им тоже! Когда они станут достаточно взрослыми, они не захотят носить его фамилию, поверь мне, я знаю, что говорю. Кроме того, что ты будешь делать, когда снова выйдешь замуж, по-прежнему сохранишь ее? — он перекатывается на спину.

— Хм, дай подумать. Во-первых, я не думаю, что могу прийти в социальные службы и сказать: «Привет, я пришла, чтобы изменить фамилию детям, потому что их отец полный придурок». Это может показаться немного странным, Митч, типа, что я хочу вывезти их из страны! Во-вторых, что значит ты знаешь, что они не захотят носить его фамилию? Третье, если я выйду замуж, мой новый муж, возможно, захочет принять их и дать им свою, соответственно так решится и первый пункт и второй. Однако, третье никогда не случится, потому что я не собираюсь снова выходить замуж, — наконец я глотнула воздух, за что мои легкие сильно меня поблагодарили, потому что все это я выпалила на одном дыхании.

Он поворачивается на бок ко мне лицом.

— Во-первых, я скажу своим людям проследить за этим. В-третьих, ты снова выйдешь замуж, и, хотя я пока еще не видел твоих детей, но то, что они твои дети гарантирует, в моих глазах, что он захочет принять их, — он тянет мою руку к своему рту и оставляет несколько поцелуев.

— А второе? — спрашиваю я.

— Это мое дело, Шарлотта, не твое, — говорит он сурово.

— Ах, ну, раз ты поднял эту тему, я должна напомнить тебе, что моя личная жизнь как раз не твое дело, — я одергиваю руку.

— Ты моя девушка, Шарлотта. И все, что касается тебя — мое дело, — говорит он, хватая меня за руку снова.

— На бумаге, Митч! — я сжимаю руку, готовая влепить ему пощечину. — Ты, наверное, говоришь о моем теле и моем времени, но не больше!

Я вижу, как выражение его лица тут же меняется, переходя из спокойного к состоянию бешенства. Прежде чем я произношу еще хоть слово, Митч дергает меня за руку, разворачивает на живот, стягивает мои трусики и шлепает по заднице несколько раз, потом отпускает мою руку и садится на край кровати. Я присаживаюсь на другую сторону, подальше от него.

Я... Я растеряна. Я хочу что-то сказать, возможно даже заорать, но не могу успокоить свое учащенное дыхание, чтобы сделать хоть что-то. Я в шоке, зла, и как ни странно, немного возбуждена, краем глаза смотрю на него. Он сгорбился и обхватил голову руками. Из-за меня? Я борюсь с желанием утешить его, или залепить пощечину, чтобы выбить из него это дерьмо, и для окончательного финала — послать этого психа к чертовой матери.

Митч глубоко вздыхает, выпрямляется, хлопнув себя по коленям. Он встает и тянется за джинсами.

— Одевайся, детка. Мы выходим через десять минут, — он придвигается ко мне.

Я думаю, что он чувствует мои мысли, (это из той серии, словно волшебным образом над моей головой замигали мои слова, и он бы сказал: «Какого хрена?!») потому что он тяжело опускается рядом со мной на кровать и откашливается.

— Моя мать умерла от рака груди, когда мне было девять, потому что у нее не хватило запаса прочности, чтобы бороться дальше. Мой отец, ну, скажем так «донор спермы», перестал быть моим отцом, когда мне исполнилось пять лет, он не мог справиться с маминой болезнью, поэтому решил, что наркотики важнее, чем мы. Единственное, что этот мужчина дал мне, и я буду беречь эти воспоминания до последнего вздоха, были мои замечательные бабушка и дедушка, и возможность быть воспитанным ими. Они заботились о моей матери и обо мне, она как раз сильно болела. Он отказался от родительских прав, когда она умерла, и дедушка с бабушкой, после ее смерти, оформили опекунство.

— Последние тридцать четыре года мой отец провел, проходя реабилитацию или в тюрьме, я же провел эти годы, делая все, что в моих силах, чтобы заставить моих бабушку и дедушку гордиться мной, чтобы они смогли не испытывать больше такого разочарования от производства такой угрозы для общества в лице их родного сына. Мой дед был удивительным человеком. Когда я смотрел на него у меня было, и есть до сих пор, глубокое уважение, которое он вызывал во мне, и я всегда считал честью нести фамилию Колтон. Если бы у меня была другая фамилия я бы поменял ее на Колтон. Вот почему я знаю, что твои дети, вероятно, захотят иметь другую фамилию. Твой отец похож на «несгибаемого парня», которым был мой дед, и твои дети, думаю скорее всего считали бы за честь нести фамилию О'Брайен.

— Митч..., — мой голос дрожит, когда я перебиваю его.

— Я пойду, — он встает.

— Именно этого ты хочешь? — спрашиваю я, зная ответ. Он бы не назвал «своим» делом мое, если бы хотел уйти. И он знает, что снова облажался, отшлепав меня, и я прекрасно понимаю, что он пытается заработать карту «Свободного Выхода Из Тюрьмы». Нет он не искал жалости и явно не претендовал на карту. Это было что-то большее. Большее? Черт... большее. Представьте, сколько силы скрывается в таком маленьком слове, состоящем всего из семи букв. Я чувствую, что я права. Он не стал бы рассказывать мне такие подробности, если бы не хотел...

— Господи, детка, ты еще спрашиваешь? — в недоумении отвечает он с некоторым смущением. — Ты в порядке? — добавляет он, и я слышу в его голосе нотки вины.

— Я борюсь с желанием дать тебе сдачи, — отвечаю я, он молчит, и я продолжаю:

— Я вне себя от ярости, но не уверена, из-за того, что ты отшлепал меня, или потому, что это меня возбудило, — я не скрываю ни грамма своего замешательства.

— Мы превосходно подходим друг другу, малышка, по многим причинам. Но поскольку в спальне, как ты сказала, ты любишь меня, и я взял контроль над тобой. Мне кажется, это из-за того, что ты управляешь и руководишь очень многими вещами за пределами спальни, поэтому здесь тебе стало легче отказаться от контроля. Мне нравится, контролировать тебя в спальне, потому что я прекрасно понимаю, что это единственное место, где я могу себе это позволить, — он берет рубашку.

— Так ты мне не доверяешь? — спрашиваю я, потянувшись за платьем.

— Я хочу, но пока борюсь сам с собой. Шарлотта? — он, наконец, оборачивается и смотрит мне в глаза. — Прости, что я отшлепал тебя.

— Правда жаль? — спрашиваю я, натягивая платье и поправляя подол.

— Нет, — он ухмыляется. — Прости, что я сделал это, когда был зол. Я обещал этого не делать. Просто... мне совсем не понравилось то, что ты сказала. Мне кажется, что сегодня мы многое выяснили. — Он обходит кровать и садится передо мной на корточки. — Каждый раз, когда мне кажется, что твои стены рушатся, ты выстраиваешь новые. — Его рука тянется к моему лицу, но я отстраняюсь.

— Ты делаешь то же самое, — говорю я тихо.

— Согласен. Похоже, что мы испытываем друг к другу какие-то чувства, под которыми каждый из нас не подписывался.

— Что-то большее, — бормочу я, и он кивает. — Ты не делаешь детей. Ты их ненавидишь.

— Эй, я не ненавижу детей! Я люблю детей, — защищается он.

— Ты не хочешь все это дерьмо.

— Я все больше влюбляюсь в твое дерьмо... оно обладает приятным запахом, — хихикает он.

— Это самая странная фраза, которую я слышала! — я хватаю подушку и начинаю ею колотить его. — Ты единственный здесь, кто выливает такое количества дерьма.

— Согласен, — признается он отсмеявшись. — Я не буду тебя винить, если ты захочешь, чтобы я ушел, но ты должна знать, что деньги для тебя все равно будут поступать на счет каждый месяц.

— Даже если я не буду с тобой? Почему? — я смотрю на него снизу-вверх, немного смущенно и удивленно.

— Потому что мысль о любом другом мужчине, который дотрагивается до тебя, заставляет мою кровь закипать и волосы вставать дыбом, — его глаза затуманиваются.

Хочу ли, чтобы он остался? Нет. Хочу ли я чтобы другой мужчина касался меня? Нет. А у меня вообще есть идеи, что делать? Черт возьми, нет!

— Куда мы пойдем? — я, наконец, поднимаю белый флаг капитуляции. Митч берет мое лицо в ладони и притягивает, чтобы поцеловать, но я отстраняюсь, прежде чем его губы оказываются на моих. — Давай проясним одну вещь.

— Какую, Шарлотта? — шепчет он.

— Ты мой парень, поэтому твоя личная жизнь — это теперь тоже мое дело, — я смотрю ему прямо в глаза.

— Ты моя личная жизнь, — он улыбается. — Можно я поцелую тебя сейчас?

Мне нравится его ответ, и я удовлетворенно киваю.