Глава 70. Лицо врага 2 страница

- Русские, - просто сказал он, от этого слова, сорвавшегося с его губ, мое сердце замерло.

Я знал, что Алек давно подозревал, что Джеймс сливает информацию русским, и если это правда, Изабелла в еще больших неприятностях, чем я думал. Они безжалостные личности, и я знал, что если она у них, они легко могут убить ее, и это меня пугало. Единственное объяснение тому, что они взяли Изабеллу и оставили моего сына в живых – они играли в какую-то игру и пытались манипулировать нами, а мы не можем так рисковать.

- Почему? – нерешительно спросил я.

Он пожал плечами.

- Lei è una principessa della mafia, - ответил он.

- Они знают? – недоверчиво спросил я. – Как?

- Не знаю, откуда у них эта информация, но они в курсе. Возможно, они даже знали раньше нас, - сказал он. – Все выходит из-под контроля, Карлайл. Мы должны остановить это прежде, чем они повергнут нас. До сих пор ты не терял надежды, что все разрешится, но так дальше нельзя. Я закопал Лорана в лесу, но ты, наверное, захочешь очистить пол в комнате. Я хочу переодеться, чтобы мы могли скорее уехать.

Он всунул мне полотенце, и я нерешительно взял его, наблюдая, как он уходит. Потом я начал работать, очищая цементный пол с помощью перекиси водорода и воды, чтобы скрыть следы крови. Затем я разложил все в комнате по местам и закрыл ее, возвращаясь наверх. Мы уехали в аэропорт вскоре после этого, и я принял звонок от Аро, который приказал нам быть у него ночью.

Перелет прошел быстро, я был погружен в мысли и все время пытался рассортировать вещи по местам, мое нетерпение росло по мере того, как мы ехали по Чикаго в резиденцию Эвансонов. После приезда я сразу достал ноутбук и отдал его Эммету, требуя, чтобы он быстро исправил то, что натворил. Мне было противно быть настолько холодным с собственным сыном, но я все еще был зол, и мое волнение за Изабеллу теперь стало только сильнее, когда я узнал, что причастны русские.

Позднее, ночью, мы сидели у Аро, и произошло именно то, чего я боялся. Он отказался вмешиваться, говоря с нами о " пропавшей собственности". Алек пытался настоять, что Изабелла больше не собственность, что за нее поручились, и она свободна, но решимость Аро не поколебалась. Он приказал нам обоим уходить и сделать все, что в наших силах, чтобы исправить ситуацию, но официально отказался начинать войну с другой организацией из-за того, что не имело ценности ни для него, ни для Боргата в целом. Все время, пока он говорил, я сдерживал гнев, но тот факт, что он вел себя так безжалостно, когда его собственную кровь похитили, уничтожил все остатки моего уважения к этому человеку. Он не знал правды, но в моих глазах это не имело значения. Он проинформировал Алека, что, если Изабелла заговорит о секретах организации со своими похитителями, он заставит ее ответить за это, но это последнее, что меня сейчас волновало.

Мы вернулись к Эвансонам рано утром, усталость, наконец-то, начала брать над нами верх. Алек вернулся к работе, пытаясь нащупать ниточки, которые выведут нас на русских, а я связался с доктором, который имплантировал Изабелле чип в Финиксе, мы оба бесконечно пили кофе, чтобы не спать. Мы работали в обстановке сильного напряжения, когда вдруг Алек подскочил и резко отшвырнул назад стул, на его лице была паника.

- Блядь, - сказал он, застав меня врасплох – я крайне редко слышал это слово из его уст.

Он вылетел из комнаты в фойе, мое сердце бешено забилось. Быстро оглянувшись, я попытался понять, что он нашел, и тошнотворное чувство пронзило тело, когда мои глаза упали на монитор, за которым он сидел. На экране была картинка с камеры безопасности, и я тут же понял, что сейчас происходит, желудок свернулся от предчувствия.

Через несколько секунд я был окружен полицией, вторгнувшейся в дом. Они бросили меня на пол и одели наручники, обыскав на предмет оружия. Меня вывели из комнаты и зачитали мои права, я не слишком удивился, когда они заговорили о нарушении закона RICO (RICO - амер. закон " О подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях"). Я знал, что обвинения серьезны и грозят серьезным наказанием, но дело в том, что они не имели ничего общего со мной, как личностью, они относились к тому, кем я был – к члену преступной организации. Эдвард что-то кричал мне, но я приказал ему заткнуться, переживая, что он потеряет над собой контроль. Мы влипли в серьезные неприятности и последнее, чего я хотел, – чтобы он еще больше усложнил вещи.

Меня забрали в центр города и изолировали от остальных узников, за несколько часов оформив все бумаги и установив надо мной надзор. Прошло время, начался новый день, а все, о чем я мог думать – это о том, что делала моя семья. Я был совершенно отрезан от внешнего мира, в голове проносились худшие сценарии, я все больше выходил из себя.

Мой юрист, Майкл Ричи, приехал на второй день и сказал именно то, что я и ожидал, заявляя, что доказательства против меня крайне серьезные. Они провели расследование и выдали ордер на арест дома в Форксе, каждого компьютера, тонн личных документов, финансовых отчетов и сведений о перемещениях. Они конфисковали коллекцию моего огнестрельного оружия, а заодно и многочисленные диски, книги, и даже гребаный микрочип, который я оставил на столе в библиотеке. Они даже забрали почти выпитую бутылку абсента и разные приспособления для приема наркотиков, которые нашли в спальне Эдварда, ни один уголок дома не остался нетронутым. Он плавно перешел к тому, что Эдварда арестовали в доме Эвансонов за пользование поддельным идентификационным кодом, сказав, что они держат его поблизости, и заверил, что он вызволит его максимально быстро. Я ощущал вину, потому что знал, что он был там по единственной причине – из-за меня, и я переживал, что наше заточение в клетке, пока Изабелла находится Бог знает где, только серьезно навредит его сознанию.

Часы превращались в дни, а я все еще был в камере. Мой адвокат пришел еще через два дня, чтобы проинформировать, что на следующей неделе нас выпустят под залог, но он никак не может ускорить этот процесс. Он также сказал, что Эдварда освободили, и я был благодарен, что он на воле, хоть и переживал, чем он теперь займется. Мне оставалось только надеяться, что он сохранит трезвую голову и не наделает того, о чем потом пожалеет.

Каждый новый день был похож на предыдущий, время текло мучительно медленно. Они наблюдали за каждым моим шагом, за моими звонками и посетителями, они все записывали, поэтому никто из нас не рисковал общаться, кроме как через адвокатов. Однажды утром, когда я сидел в камере, глубоко погрузившись в размышления, ко мне зашли офицеры. Они приказали мне подойти к решетке и поднять руки. Я подчинился, отказываясь с ними говорить. Они надели на меня наручники и провели в комнату для допросов, открывая дверь и заводя внутрь. Смуглый мужчина сидел за маленьким столом, он смотрел на меня с небольшой улыбкой на лице.

- Карлайл Каллен, - сказал он, кивая в знак приветствия и поднимаясь.

Он указал на стул перед собой.

- Присаживайтесь.

Я поколебался, но через секунду подчинился, любопытствуя, что он хочет. Я присел, и офицеры начали прикреплять мои наручники к столу, чтобы я не мог двигаться, но мужчина остановил их.

- В этом нет нужды, джентльмены. Мы оба цивилизованные люди, - сказал он.

Офицеры удивленно глянули на него, но послушались, и, развернувшись, вышли, оставив меня без охраны. Мужчина снова присел и положил руки на стол перед собой, на его лице сохранялась улыбка.

- Вам, наверное, интересно, кто…

- Доктор, - серьезно сказал я, обрывая его.

Его улыбка испарилась от моего властного тона, и он вопросительно приподнял брови.

- Доктор? – спросил он.

- Да, доктор. Я не просто так ходил в медицинскую школу. Доктор Карлайл Каллен, - ответил я.

Он уставился на меня, а затем кивнул.

- Э-э, точно, правильно. Извиняюсь, доктор Каллен, - сказал он. – В любом случае, я специальный агент Джо Ди Фронзо из Департамента Юстиций.

Раздраженно вздохнув, я покачал головой.

- Мне нечего сказать.

- Я знал, что вы это скажете, - ответил он. – Вы бы не зашли так далеко, если бы не умели изворачиваться. Я просто хотел рассказать вам о том, что я нашел.

Я подозрительно посмотрел на него, когда он поднял портфель и положил его на стол, открывая. Он достал оттуда обычную на вид записную книжку и отодвинул портфель в сторону, положив книжку перед собой.

- Знаете, что это, доктор Каллен? – спросил он, вопросительно глядя на меня.

Я не ответил, не имея намерения говорить ему еще хоть одно слово, но любопытство брало верх надо мной, и я хотел знать, что он раскопал.

- Я приму вашу реакцию за " нет". Мы нашли это в спальне на третьем этаже в вашей резиденции в Вашингтоне. В спальне вашего сына, если я правильно припоминаю.

Я глянул на записную книжку, напрягая мозги в попытке понять, что в ней. Он начал пролистывать ее, и я видел, что каждая страница покрыта детским на вид почерком, и меня осенило, что это принадлежит Изабелле. Я напрягся, когда он просматривал страницы, в предчувствии, что там.

- Довольно увлекательная вещь. По крайней мере, то, что я могу прочитать. Почерк плохой, так что кое-что не разобрать. Но есть вещи, которые крайне интересны, и я хотел ими с вами сегодня поделиться, - сказал он, останавливаясь на одной из страниц.

Он провел пальцами по строчкам и остановился на половине листа:

- Джейн иногда говорила мне, что убьет меня во сне. Она говорила мне держать один глаз открытым, если я хочу жить. Я боялась спать по ночам. Я бодрствовала на случай, если она решится. Я не боялась смерти, но не хотела оставить маму одну. Я не хотела, чтобы Чарльз еще больше ее мучил, и думала, что Джейн убьет ее следующей. Пока я жива, Джейн придет за мной, а не за ней. Хотя Джейн никогда не приходила.

Вздохнув, он снова начал листать, останавливаясь во второй раз:

- Я назвала его отцом только однажды, когда была ребенком. Он никогда не называл меня дочерью, но я знала, кто я. Я позвала его по имени, но он не слушал меня, и тогда я сказала «папа», чтобы привлечь его внимание. Все в комнате были шокированы и не знали, что сказать. Чарльз разозлился и побил меня. Он сказал, что я никогда не буду его ребенком, потому что я слабая. Он сказал, что если это снова случится, я пожалею о том, что научилась говорить. Больше я никогда не называла его отцом.

Он замер и с любопытством посмотрел на меня.

- Своны, как я понимаю? – спросил он. – Они не так давно довольно странно погибли. К несчастью и очень неожиданно. Любопытно, что они оставили Изабелле все их состояние, учитывая, что по этим записям они не слишком любили девочку. Но, знаете, не это больше всего меня смущает. Видите ли, я под впечатлением, что Изабелла была сиротой из Италии и лишь недавно переехала сюда после того, как узнала, кто ее родители, ну или как говорят ее бумаги. Как я уже сказал… интересно.

Я сидел неподвижно, пока он рассматривал меня, меня охватил ужас. События быстро набирали обороты, все становилось хуже с каждой секундой, дно опасно прогибалось. Он был очень близок к правде, к тем вещам, которые крайне необходимо было скрыть, вещи, которые свергнут нас и обнажат всю сеть криминальной деятельности, которая еще не открыта.

- Хорошо, так что насчет продолжения? Я думаю, эту часть и вы найдете очаровательной, - сказал он, снова просматривая записную книжку. Через минуту он остановился и вздохнул:

- Я никогда не забуду его взляд. Он выглядел так, как будто ненавидел меня. Как будто он хотел моей смерти. Я не понимала, почему он так меня ненавидит. Я не знаю, что сделала неправильно. Я только пыталась делать то, что он мне говорил, и не хотела навлечь на себя неприятности непослушанием. Я думала, он собирает убить меня, но он сделал кое-что похуже. Он оставил меня одну в темноте. Он был добр ко мне, и я не хотела разочаровать его. Но разочаровала. Я видела во сне выражение его лица. Его глаза преследовали меня, а я так хотела это забыть. Я хотела бы нравиться доктору Каллену.

Я сохранял безразличное выражение лица, когда он поднял на меня глаза, но слова сильно меня ударили. Я точно знал, к какому дню они относились, она никогда не говорила это вслух, поэтому мне было нелегко проглотить услышанное. Он смотрел на меня с минуту, прежде чем закрыть книжку, качая головой.

- Что вы сделали с девочкой, доктор Каллен? Почему она вам не нравилась?

- Чтение этого – вмешательство в личную жизнь, - холодно сказал я. – У вас не было ни официального, ни морального права брать это. Я знаю закон, агент Ди Фронзо, и я хорошо осведомлен, что вы можете и не можете конфисковать, пока обыскиваете имущество и опечатываете его. Вы можете провести опись моей собственности, но не можете исследовать все, что вам вздумается, чтобы получить доказательства других преступлений.

- Святая правда, доктор Каллен. Как я уже сказал, вы умете изворачиваться, - тихо сказал он, качая головой. Он положил записную книжку назад в портфель и откинулся на спинку стула, на его лице застыло серьезное выражение.

- Но мне любопытно, кого вы ловили на своем ноутбуке? Там стоит GPS программа, но мы не можем заставить ее работать. Она похожа на программу, которую люди обычно используют, чтобы разыскивать своих домашних животных, но их коды не регистрируются, как тот заблокированный сигнал. Программа выдает ошибку, говорит, что чип не найден. Вы что-то потеряли?

Я уставился на него, сердце бешено забилось, его слова меня озадачили. Я надеялся, это означает, что Эммет не успел починить программу до того, как они конфисковали ноутбук, или же он случайно стер ее из системы частично или полностью.

- Это Изабелла Свон? – спросил он. – Где девочка? С ней что-то случилось?

- Я хочу своего адвоката, - ответил я.

Он кивнул, не удивляясь моему ответу, отталкивая стул и поднимаясь.

- Не сомневаюсь, - сказал он. – Было приятно наконец-то с вами встретиться, уверен, мы будет теперь встречаться чаще. Если вы решите заговорить, вы найдете, как со мной связаться.

Он вышел, не говоря больше ни слова, а офицеры проводили меня назад в камеру. Несколько следующих дней я провел в панике, не в силах есть или спать, или даже нормально функционировать, я не знал, что происходит за пределами этих стен.

Настал день предварительного слушания, мои нервы были на пределе. Когда нас провели в комнату суда, я впервые увидел Алека со дня ареста, он выглядел моей полной противоположностью – спокойный, собранный и уверенный в себе.

Юристы оспорили наши обвинения, ссылаясь на нарушение четвертой поправки (Четвертая поправка к Конституции США регламентирует запрет на произвольные аресты и обыски) и проведение неправомочного обыска. Они обвинили государство в том, что нас задержали до того, как были собраны все улики. Адвокаты говорили, что доказательства были высосаны из пальца и никак не указывали на нарушение законов RICO. Адвокат Алека опротестовал то, чтобы было собрано, он заявил, что у нас было законное право на невмешательство в нашу частную жизнь, которое было грубо нарушено во время обыска. Он процитировал Исключительное право (статья закона Конституции США, говорящая, что доказательства, полученные незаконным путем, не могут быть использованы для обвинения в преступлении и во время проведения судебного процесса), а затем доктрину " плод ядовитого дерева" (официальная метафора, которая используется для обозначения доказательств, полученных незаконным путем. Доктрина " плод ядовитого дерева" - это раздел статьи Исключительно право, которая запрещает использовать в криминальном суде улики, полученные путем нарушения законов США); все это пошатнуло доказательства против Алека. Судья с неохотой снял с него обвинения, но мне так не повезло. Улики против меня были более серьезными, а моя семья имела более явные связи с организацией, поэтому мистеру Ричи было нелегко пресекать ниточки, ведущие от Боргата ко мне. Судья решил, что мои обвинения достаточно серьезны, чтобы продолжать дело, и назначил три миллиона долларов в качестве залога, я должен был отдать паспорт и быть помещенным под наблюдение, чтобы вернуться в Вашингтон.

Эсме собрала деньги для моего залога, Алека отпустили, а судебный процесс продолжался до вечера. Позже, когда я, наконец, вышел из тюрьмы, я лицом к лицу столкнулся с сестрой, которая ждала меня на парковке, прислонившись к машине. Ее лицо было серьезным. Они выглядела уставшей, на лице были морщины от волнения, казалось, она постарела на десяток лет. Меня встревожило ее явные переживания, живот подвело от тошноты.

- Привет, младший брат, - тихо сказала она, выдавливая улыбку, когда я приблизился. – Выглядишь ужасно.

- Смотри, кто говорит, - пробормотал я. – Ты хоть спала? Ты сейчас похожа на маму.

- Оу, это удар под дых, - сказала она с неестественным смехом. – Немного понервничала. Нелегко спать, когда мужа нет рядом и, ну, сам понимаешь…

- Да, понимаю, - ответил я. – И, блядь… прошло почти две недели, Эсме. Это очень плохо. Эдвард, наверное, разваливается.

- Так и есть, - тихо ответила она, с предчувствием глядя на меня.

Очевидно, ей было некомфортно, она выкручивала руки и волновалась.

- Что-то произошло? – нерешительно спросил я, подозрительно прищуриваясь.

Эсме никогда от меня ничего не скрывала, а сейчас, очевидно, у нее был секрет, и это меня доводило. Она была самым близким мне человеком, единственная, с кем я мог поделиться всем, и то, что она боялась мне говорить – нехороший знак.

- Давай, э-э, поедем домой? – предложила она, разворачиваясь к машине.

Я схватил ее за руку, чтобы задержать, но она вырвалась из хватки и снова через силу мне улыбнулась.

- Все хорошо, Карлайл. Просто… не здесь, идет? – тихо сказала она. – Поговорим дома.

- Хорошо, - ответил я, пока она забиралась в машину.

Я обошел вокруг и сел на пассажирское сидение, пристегиваясь, пока она выезжала с парковки.

Дорога домой была напряженной, мы не произнесли ни слова. Мое нетерпение росло с каждой секундой, ее поведение меня волновало. Когда мы, наконец, заехали на подъездную аллею к их дому в парке Линкольна, я уже точно знал, что произошло что-то плохое – что-то, что мне явно не понравится. Она вылезла из машины и направилась к двери, не дожидаясь меня. Она оставила дверь открытой, исчезая внутри. Я замешкался на входе, странно нервничая, но сделал глубокий вдох и переступил через порог. Я закрыл входную дверь и направился в холл, мои шаги оборвались, когда я услышал быстрый шепот Эсме в офисе.

- Я не могу, Алек. Как я скажу ему? – спросила она.

- Ты знаешь его лучше, чем кто-либо, - ответил Алек. – Он верит тебе; он примет это лучше из твоих уст.

- Не имеет значения, кто это скажет, он никогда не примет это хорошо, - со злостью сказала она. – Он взорвется.

- Может, и так, но кто-то должен ему сказать. Заверяю тебя, Эсме, будет лучше, если это скажешь ты, а не Аро, - сказал Алек. – Он все равно выяснит, и лучше пусть он узнает сейчас.

- Узнаю что? – спросил я, замирая в дверном проеме и с ожиданием глядя на них.

Эсме посмотрела на меня, в ее глазах была тревога, мое сердце забилось быстрее. Она выглядела как олень, пойманный в темноте светом фар, в ее глазах застыл страх.

– Скажи мне.

Они стояла неподвижно, глядя на меня, а потом содрогнулась.

- Это, э-э… Эдвард. Он, э-э, переживал. Нет, он переживает. Он не мог просто сидеть на месте, а я не знала, что делать, чтобы остановить его. Я знала, что он собирается сделать. Или, я догадывалась, я подозревала. Но я не могла ему запретить. Не могла не позволить ему пойти на это, даже если знала, что должна. Он взрослый, и пусть это не то, что она хотела для него, и пусть ты будешь расстроен, но это его жизнь. Он так переживал, Карлайл. Ты должен понять. Он точно знал, что делал; я это видела по нему. Он все обдумал, он понимал последствия своего поступка. Вы двое были в тюрьме, а он не знал, к кому еще обратиться, он отчаялся…

- Эсме, - жестко сказал я, меня пронзила паника от ее слов.

Она что-то бормотала, ее фразы были расплывчатыми, но общий смысл до меня дошел. Я надеялся, что недопонял, но ее намеки были явными.

- Что сделал, черт побери, мой сын? Только не говори мне, что он…

Она нерешительно кивнула, и я резко замер, ужас сковал меня.

- Этого не может быть, - сказал я, яростно качая головой в знак отрицания, руки сжались в кулаки, гнев внутри рос. – Только не после всего, что я, блядь, сделал, чтобы удержать его, как он мог пойти к ним…

- Он пошел, - тихо сказала она.

- Нет! – выкрикнул я. – Ты ошибаешься! Он не такой, на хер, глупый, Эсме. Он не мог быть таким тупым!

- Я не ошибаюсь, - ответила она, в ее глазах стояли слезы.

- Ошибаешься, - сорвался я. – Должна ошибаться! Как, черт возьми, ты можешь знать? Наверное, ты не поняла.

- Я поняла, - сказала она. – Он сделал это, Карлайл. Ройс был там с ним, и…

- Ройс? – закричал я, мысли путались. – Ты, наверное, блядь, шутишь. Ройс сделал это с ним?! Клянусь, если он инициировал моего сына…

- Карлайл, - с силой сказал Алек, ярость в его голосе оборвала меня. – Следи за своим ртом. Ты гость в моем доме и говори с моей женой с уважением. Ты знаешь, что есть вещи, которые мы не можем и не должны говорить, если мы мужчины чести, а ты опасно близок к тому, чтобы сказать то, о чем потом пожалеешь.

- Но мы говорим об Эдварде, Алек, - сказал я, качая головой. – Это мой гребаный сын!

- Да, и он принимает собственные решения. Это его жизнь теперь, и ничто это не изменит, - парировал он.

- Должен быть… - срываясь, начал я.

- Нет, - жестко сказал он, обрывая меня. – Что сделано, то сделано. Ты знаешь, что возврата нет. Ты должен это принять.

- Я не могу! – выплюнул я. – Я не могу, блядь, принять это, Алек! Эдвард для этого не создан! Он слишком молод и глуп! Он, на хер, слишком импульсивен! Он не знал, что делает! Он выбросил свою жизнь и зачем, Алек? Для чего?

- Для нее, - спокойно сказал он, награждая меня недоверчивым взглядом. – Как быстро ты забыл, Карлайл. Ты был когда-то восемнадцатилетним мальчиком, который поклялся Омерте, организации, потому что верил, что это единственный способ спасти женщину, которую ты любил. Ты был в точно такой же ситуации, и теперь не можешь стоять тут и говорить, что сожалеешь о том решении. Ты пожертвовал собой ради Элизабет, и Эдвард сделал то же самое ради Изабеллы. Ты серьезно можешь винить его за это? Ты можешь быть недоволен своей жизнью, но ты прекрасно знаешь, что спасение Элизабет – это единственное, о чем ты не жалеешь. Если бы требовалась твоя жизнь в обмен на ее, ты сделал бы это без раздумий.

- Но, блядь, я ее не спас! – закричал я, в моих глазах появились слезы, с которыми я изо всех сил боролся. – Она мертва, Алек, и если бы я никогда не принимал клятву, если бы не присоединился к этой жизни, она бы…

- Она что? – выплюнул он, обрывая меня. – Была бы еще жива? Даже ты в это не веришь! Если бы ты не принял клятву и не поручился за нее, она бы все равно сегодня была мертва, но мертва как раб! Ты дал ей шанс, Карлайл. Ты дал ей настоящую жизнь, где у нее была семья и образование, и все, что она хотела. Ты дал ей мир, и именно твоя клятва позволила этому случиться. Это сложно, но такова правда. Ее жизнь рано оборвалась, нельзя отрицать, но это не из-за твоей клятвы. А из-за нее самой.

- Как ты смеешь винить ее?! – закричал я на него. – Это не ее вина. Она не заслуживала смерти!

- Я не говорю, что она заслуживала смерти, - жестко ответил он. – Ее жизнь оборвалась, потому что она пожертвовала собой. Она сделала выбор, Карлайл. Она сделала ради Изабеллы то, что ты сделал для нее, и именно это сейчас делает Эдвард. Ты думаешь, твой сын так похож на тебя, он делает те же ошибки и сам разрушает себя, как и ты, но ты забываешь, что он еще и сын своей матери. Я вижу в нем Элизабет не меньше, чем тебя, если не больше. Он любит эту девочку, и готов пожертвовать собой, чтобы убедиться, что она выживет. Может, он глупый и импульсивный, но нет ничего наивного или детского в его решении. Так как ты смеешь злиться на Эдварда, но не винить за это же и его мать?

Я уставился на него, слова застали меня врасплох.

- Ты ошибаешься, - наконец сказал я.

- Нет, - ответил он.

- Ошибаешься. Ты говоришь, что я дал Элизабет мир, что я дал ей все, что она хотела, но я не дал ей то единственное, в чем она нуждалась больше всего, - тихо сказал я, в уголках глаз появились слезы.

- И что это? – спросил он.

- Свободу, - просто сказал я. – Я ее не освободил.

- Se ami una cosa, lasciala andare, - сказал он, сухо усмехнувшись и качая головой. – Ты слишком много философствуешь, ты слишком эмоциональный и мыслишь абстрактно. Что это значит, Карлайл? Свобода?

- Я, э-э, - начал я, звонок телефона оборвал меня на полуслове.

Алек схватил трубку со стола и тут же ответил.

- Эвансон, - сказал он, замирая и глядя на меня. – Да, все в порядке. Мы скоро будет там, сэр.

- Аро, - сказал я, когда он отключился.

- Да, так что бери себя в руки, - сказал он. – Он хочет поговорить с тобой о твоем освобождении.

Я кивнул и сжал переносицу в расстройстве.

- Так, а где Эдвард? – спросил я, глядя на сестру и пытаясь справиться с гневом.

Она стояла в стороне, руки были скрещены на груди, а по щекам бежали слезы.

- Я не видела его несколько дней, - тихо проговорила она.

- Дней? – повторил я, вопросительно приподнимая брови. – Ты не видела его несколько дней?!

- Он был тут три дня назад с Ройсом, что-то искал в офисе Алека. Я не знаю, что они собирались найти, учитывая, что Министерство Юстиций здорово тут покопалось, но я не задавала вопросов – он был не в себе. Он сказал, что позвонит позже и объяснит, что происходит, когда у него будет возможность, но с тех пор я ничего о нем не слышала. Эммет говорил, что он показывался у них дома посреди ночи два дня назад, переспал на диване, но когда утром Эммет проснулся, он уже ушел, - ответила она. – Я пыталась ему звонить, но попадала на автоответчик.

- Он слишком далеко зашел, - сказал я, качая головой. – Он понятия не имеет, против чего идет и что делает. Его убьют.

- Будем надеяться, что ты ошибаешься, - сказал Алек. – Надеюсь, он точно знает, против чего идет, потому что время заканчивается. Сколько у тебя есть времени, прежде чем ты должен отчитаться?

- Сорок восемь часов, - ответил я.

Когда меня выпускали под залог, то проинформировали, что у меня есть два дня, прежде чем они поставят устройство слежения мне на лодыжку, чтобы следить за перемещениями. Это был не обычный монитор с датчиком, который привязывал бы меня к определенному местоположению, но просто средство предосторожности, чтобы они могли убедиться, что я не скроюсь из-под следствия. Это также означало, что они могут наблюдать за мной и следить повсюду, где я буду, и если я буду посещать места, не связанные с бизнесом, это только укрепит их подозрения. Это также может скомпрометировать и других, если их застанут возле меня, что ставит меня в рискованное положение относительно организации.

- Хорошо, тогда, думаю, у нас есть сорок восемь часов, - ответил он, поднимая ключи с легким вздохом. – Давай покончим с этим.

Он направился к двери, когда Эсме схватила его за руку, останавливая.

- Хорошо, когда ты дома, возвращайся, - мягко сказала она.

Он кивнул и, подняв руку, провел пальцами по ее щеке. Я отвернулся, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, я знал, что Алек не показывает это другим и не хотел вмешиваться.

- Обещаю, - сказал он, прежде чем выйти.

Я оглянулся на сестру и увидел на ее лице грусть.

- Будь осторожен, младший братец. Я буду ждать тебя целым или сама надеру тебе задницу, - сказала она.

- Хотел бы я это увидеть, - пробормотал я, выходя из комнаты, ее мягкий смех преследовал меня.

Алек обошел вокруг дома и забрался в свой «Мерседес».

Дорога к Аро прошла быстро, внутри меня бушевала тревога и гнев. Сульпиция приветствовала нас в дверях, и мы прошли в гостиную, где сидел Аро с несколькими членами организации, младшие поприветствовали нас в знак почтения. Я проигнорировал их и сел на свое обычное место за столом. Я молчал.

- Приятно видеть вас обоих, - сказал Аро.

Я поднял на него глаза, и он самодовольно улыбнулся мне, я поборол вспышку гнева.

- Все случившееся очень прискорбно, особенно для двух таких энергичных мужчин. Я рад, что с Алека нам удалось снять обвинения, но понимаю, что с тобой нам так не повезет, Карлайл.