POV Bill 8 страница

- И не надейся… кончить не дам, - тихо сказал он, и когда Билл опустил голову, глядя на него затуманенными глазами, тяжело дыша, Том снизу, от самого основания и до верха лизнул его член, а потом еще раз взял в рот его головку, облизал ее и оставил на ней свою слюну. Потом отпустил Билла и встал с колен, в упор глядя на своего мальчика, добавил:
– А вот теперь - продолжай, - и чмокнул его в губы.
- Гад ты, братишка, - улыбнулся Билл.
- Такой же, как и ты… - усмехнулся Том и снова оперся о зеркало.
И Билл, закусив губу, встал позади Тома, провел ладонью по его спине сверху вниз, надавливая, заставляя еще сильнее раскрыться, а потом взялся за свой член и с несильным и ровным натиском начал входить в Тома.
- Только не зажимайся, Томочка… - прошептал он, и Том замычал, откидывая голову, когда головка скользнула в него. Билл улыбнулся, понимая, что самое болезненное позади, теперь нужно было не спешить и дать привыкнуть к этому внутреннему вторжению, чувствуя восхитительную, пульсацию гладких мышц вокруг своего члена, прошибающую все тело, и пробирающую даже мозг.
Потихоньку входя, слыша шипение Тома, поймал себя на том, что чуть не прокусил себе губу, сосредоточившись на ощущениях брата. Он прижался к бедрам Тома, чуть погладил их, улыбаясь, и начал двигаться назад, чем вызвал хриплый выдох. А потом и стон. Ну, вот… Это уже было наслаждение. И Билл начал двигаться все увереннее, постепенно наращивая темп, чувствуя, что самому уже очень сложно сдерживать себя, с этим вынужденным воздержанием, с этим голодным пайком, на котором его Том держал все это время…
- Б*яяяядь… Том! Я счас кончу! – простонал сам, вколачиваясь в Тома, и почти выходя из него, и снова засаживая наполную, и держался, держался, держался. Еще и еще… Удивляясь самому себе. Биллу так хотелось довести Тома до оргазма еще раз, и, наверное, именно это давало возможность продолжать. Поэтому он вышел полностью и сжал член возле основания. Том зарычал, ощущение наполненности исчезло так резко, что стало не по себе…
- Нееееет, Билли!
- Сейчас, маленький, сейчас… - простонал Билл, стараясь чуть осадить в себе приближающийся оргазм, вроде бы получилось, и он без труда вошел снова, а Том благодарно охнул и зашипел от такого нужного чувства бесконечно нежного вторжения.
- Еще… - Том выгнулся под давлением рук на поясницу и простонал, чувствуя другой угол вхождения, по увеличившемуся наслаждению, сумасшедшему кайфу, который медленно, но верно приближал его к высшей точке.
- Да … - хриплый стон, ладони, которыми упираешься в гладкую прохладную поверхность зеркала, отражение своих глаз, в которых осталось только сумасшедшее наслаждение, стройная фигура Билла позади него, отблески мягкого света на его матовой коже… Хочется мять ее, впиваясь ногтями хоть во что-нибудь. Только не было возможности, и тогда одну руку Том положил на лежащую у него на бедре руку брата и сжал ее. Сжал сильно, до боли, только Биллу это было за счастье. Смесь боли и дикого кайфа, к которому он так привык во время их секса, было необходимо сейчас, чтобы отвлечь себя, оттянув завершение. Том не мог сейчас себя контролировать и уже со всей дури сжимал руку брата, даже не понимая, что это нужно ему не меньше, и дает им еще пару минут на получение разносящего мозг экстаза. А потом Билл, поняв, что не может уже ничего сделать - еще пара секунд, и кончит по любому, простонал:
- Я не буду кончать в тебя… - вышел из Тома, и почти теряя сознание от накатывающего сильнейшего оргазма, продолжая стимулировать себя рукой, кончил Тому на спину, сильно закусывая и так уже истерзанные губы, чтобы подавить крик, но стонов, громких стонов подавить в себе не смог. И Том от этих стонов сам уже почти кончал, когда сразу же Билл снова вошел в него, а теплая и теперь влажная рука легла на Томкин член и задвигалась в такт с вхождением… Том заскулил от такого двойного наслаждения.
- О, дааа…- зашипел он, и его пальцы накрыли руку Билла и сжали ее, помогая довести самого себя до пика.
И сразу Билл почувствовал проходящие по члену Тома спазмы и еще сильнее сжал его…
Том придержал на секунду руку Билла, а потом, вскрикнув, выгнулся, задвигал рукой снова, и Билл чувствовал, насколько эти движения были хаотичными, понимая, что Том даже не осознает в эти секунды, что делает...
Тома постепенно отпускал оргазм, и он расслабил хватку на руке Билла, который еще несколько секунд после этого не прекращал все замедляющиеся движения.
- Е*аааааааать… - протянул Том, пытаясь восстановить дыхание и чувствуя, как дрожат колени, - я чуть не скончался…
Билл, подтянув на себе спадающие джинсы, целовал Томкину спину, оставив на ней дорожку влажных следов.
- Я тоже, зай, почти… Люблю тебя... Ноги не держат ни х*я… – Билл улыбнулся, доставая салфетки из бара и возвращаясь к Тому.
Вытер руку себе, а потом и Тома, и неожиданно для самого себя легонько укусил брата за ягодицу, прежде чем натянуть на Тома джинсы, заставив того ойкнуть.
- Все… отдыхай, – Том развернулся и притянул к себе брата за шею, крепко обнял, прижался губами к уху и выдохнул горячо - и я люблю тебя. – Потом отпустил, отошел к диванчику и рухнул на него, блаженно расслабляясь, закрыв глаза и откинув голову.
- Пи*дец… я тут ночевать останусь. С тобой… - тихо проговорил он и, приоткрыв глаза, нашел взглядом Билла, который доставал из бара тоник, стоя спиной к брату, во все так же расстегнутых джинсах, которые еле держались на бедрах. Стиснув зубы, Том хитро улыбнулся своим мыслям и приподнял бровь, когда повернувшийся Билл с удивлением смотрел на его улыбку.
На улыбку изголодавшегося хищника, присмотревшего себе добычу.
Хотя кто из них тут был добычей – большой вопрос.
Добыча, которая мечтает сдаться на милость победителя.

Н.А.В.С.Е.Г.Д.А.

Leonard Cohen – «WAITING FOR THE MIRACLE TO COME»
Леонард Коэн " В ожидании чуда"

Малыш, я ждал,
Я ждал день и ночь.
Я не замечал, как шло время.
Я прождал полжизни.
Было много приглашений,
Я знаю, некоторые даже от тебя,
Но я ждал,
Когда же случится чудо.
....
Заняться больше нечем,
Если ты уже полностью захвачен,
Заняться больше нечем,
Если умоляешь хотя бы о самой малости,
Заняться больше нечем,
Если тебе очень нужно дождаться,
Когда же случится чудо.

Я видел тебя во сне, малыш,
Вот, прямо совсем недавно.
По большей части ты был обнажен,
Но остальное - чистый свет.
Песок времен стекал
С твоих пальцев.
И ты ожидал,
Когда же случится чудо.

POV Bill
Я даже остановился под твоим взглядом. И снова мурашки, и снова ощущение полета.
Ты мой, ты со мной. Я не пил сегодня, но мое состояние трезвым никак нельзя назвать. Я опьянен теми чувствами, что бурлят во мне. Опьянен всем тем, что тут было и что еще будет. Я опьянен тобой. Твоей любовью. Твоим доверием. Господи, я сейчас не понимаю, КАК я смог прожить все это время без тебя. Не понимаю, как выдержал и не сорвался.
Хотя... бл*, срывался… Еще не зная и не понимая ничего – срывался на тебе. Но я себя уже за это простил. Потому, что меня простил ты.
Мозг и душа реагируют на тяжелый стресс по-разному. И, как защитная реакция - напускное спокойствие, готовое разорваться в любую секунду. Хотя даже и не осознаешь этого. Только невозможно притворяться вечно - оно или лопается, словно радужный мыльный пузырь, как это произошло у нас с тобой, или человек просто сходит с ума.
Сейчас, когда все позади, я чувствую такую слабость. Но это такая сладкая слабость. Расслабление, сопровождающееся легкой дрожью мышц во всем теле и негой, тягучей теплой негой, которая разлилась в каждой клетке.
Твой взгляд, Том… Я ведь все понимаю и я безумно рад, что ты принял такое решение, маленький. Ты смог, ты сделал это, хотя я знаю, что ты все равно будешь о нем думать, так просто оно тебя не отпустит. Твое обещание.
И поэтому вдвойне уважаю тебя за то, что ты мне доверился. За то, что отдался моим рукам, моему телу. МНЕ.
Подхожу к тебе, глядя в глаза, почти вызывающе сажусь на столик напротив, касаясь своими коленями твоих, и пью тоник.
Облизываешь нижнюю губу, непроизвольно цепляя пирсинг. Твой взгляд скользит по моему лицу, опускаясь на шею, спускается к груди.
Я вижу, как сжимаются твои пальцы, стискивая кожаную обивку дивана.
- О чем ты думаешь сейчас? - тихонько спрашиваю, и ты садишься, забираешь у меня тоник из руки и, сделав пару глотков, возвращаешь баночку.
Тоже наклоняюсь вперед, наши лица так близко. Трусь своим носом о твой, прикасаюсь губами к твоим, влажным от тоника.
- О чем думаю? - шепчешь мне в губы. - Думаю, что люблю тебя еще сильнее, чем раньше. Ты необыкновенный, Билли. Ты тот, кто, ломая меня, делает меня лучше - для нас.
Я улыбаюсь. Господи, хорошо-то как! Душа разлетается от счастья.
- Правда? Ты действительно так думаешь? - киваешь и прикасаешься щекой к моей щеке.
- Да, я так думаю. И никогда не буду жалеть о том, что сдаюсь тебе. И люблю еще сильнее, правда, хотя и не предполагал, что это возможно.
Отставляю баночку и опускаюсь рядом с тобой на колени, а ты обнимаешь меня, прижимая к себе изо всех сил.
- Спасибо, - шепчу это, касаясь губами твоей груди, чувствуя дрожь, только понять не могу, кто из нас дрожит. - За то, что сдался. За то, что понял - это важно и тебе, и мне.
- Дурак. Это тебе спасибо, - твои губы возле моего уха, дыхание ласкает его, - я бы не смог… сам. Не посмел бы. Хотя и хотел, очень...
- Я знаю, Том, знаю. Ты просто боялся этого очень. Да и сейчас тоже. Я же чувствую, что тебя не отпускает. Зая, хороший мой, я очень хочу, чтобы ты, если не забыл обо всем, ну хотя бы попытался не воспринимать это так серьезно. Родной, ты можешь мне пообещать одну вещь?
- Что угодно, - шепчешь ты.
- Пообещай, что бы ни было дальше, как бы ни сложилась наша жизнь, что бы ни произошло со мной - ты никогда не будешь винить себя в том, что переступил порог этого чилла сегодня. Пожалуйста. Пожалуйста, Том.
Выдыхаешь и прижимаешься лицом к моей шее.
- Господи, Билл, - этот стон заставляет напрячься всем телом. - Зачем ты так?
- Пообещай, родной, мне это важно, очень важно. Слышишь? Жизнь штука непредсказуемая, и я не хочу, чтобы при каком-то дурацком стечении обстоятельств ты всю жизнь винил себя.
- Бл*дь, - твои пальцы сжимаются на моей спине, и я невольно шиплю. - Ты скажи, что все будет хорошо, скажи, Билли.
- Конечно, лапа моя. Конечно, - глажу твою теплую спину, зажмурив глаза. - Все будет хорошо.
- Окей. Я обещаю, Билл. Обещаю, - выдавливаешь из себя спустя несколько секунд, и я понимаю, как нелегко тебе это далось.
- Спасибо, родной, - целую твое плечо, спускаясь поцелуями на руку. - Мне так важно было, чтобы ты мне пообещал это. Спасибо…

POV Tom
Все. Возврата нет. Ты заставил пообещать тебе - и я пообещал. Не мог отказать тебе в этом. Но так на душе тревожно. Успокой меня, зая. Успокой. Эти прикосновения твои. Твои руки, губы… Я так надеюсь, что когда-нибудь смогу проснуться утром и не чувствовать страх, загнанный в самый дальний уголок моей души. Надеюсь, но не думаю, что это случится. Слишком я боюсь потерять тебя. Безумно боюсь. Ты добился того, что я не смог больше бороться с самим собой. И, наверное, это было единственно верное решение для нас обоих. Мы нужны друг другу. И это больше не обсуждается. Мы не сможем жить врозь. Даже просто мысль о жизни без тебя заставляет сердце биться испуганной птицей.
Мне безумно хорошо с тобой. Я так долго хотел этого и так боялся. Теперь я должен отпустить свой страх, отпустить и жить дальше. Для этого потребуется время, и немало, но нам некуда спешить, правда? У нас все впереди. Как минимум – эта ночь…
- Я хочу выпить, - шепчу это, и ты киваешь.
Спасибо, что понимаешь, спасибо, что не говоришь: «Нет». Хотя и знаешь, если ты не захочешь – я не стану пить.
- Есть мартини и коньяк.
- Коньяк. Немного, ладно?
- Хорошо, - целуешь меня в шею, и я отпускаю тебя.
Отходишь к бару снова, открываешь бутылку " Хеннесси" и наливаешь темную, коричневую жидкость в широкий бокал.
И мне кажется, что я даже отсюда чувствую его запах.
Возвращаешься и, прежде чем протянуть его мне, подносишь к своему лицу и втягиваешь тонкими ноздрями его аромат. Я улыбаюсь, а ты со стоном выдыхаешь, садясь на столик, и отдаешь бокал мне.
- Я бы тоже с удовольствием накатил.
- И не мечтай, кто же меня домой повезет? – бурчу себе под нос и сам вдыхаю, а уж потом делаю глоток, другой, чувствуя при этом твой слегка завистливый взгляд. Ну, нельзя, малыш, это ж не моя прихоть.
А ты резко отрываешься от столика и впиваешься мне в губы. Отвечаю, чуть обалдев от неожиданности, а ты вылизываешь мой рот, постанывая при этом. Потом отпускаешь и облизываешься. Улыбаешься удовлетворенно.
- Вот ты сволочь, - качаю головой. - И как оно?
- Вкууусно, - тянешь и со вздохом наклоняешься и упираешься лбом в мое колено, при этом положив ладони на мои бедра. – Ладно, не буду смотреть. Допивай уже, не томи.
Делаю еще глоток, обжигающая жидкость тонким ручейком проходит по горлу. Кладу руку на твою голову и ласкаю черный шелк твоих волос. Начинаю ощущать, что чуть пьянею, алкоголь горячим потоком начинает растекаться по венам, входя в мозг, наполняя его приятным мягким туманом.
Мои пальцы опускаются на твою шею, я прекрасно знаю, что это твоя эрогенная зона. Глажу ее, слышу прерывистый выдох. А потом твои пальцы на моих бедрах чуть сжимаются. Да, малыш, я знаю, как тебя завести на раз. Чувствую всем своим существом, насколько твоя кожа сейчас чувствительна – и не только на шее. Пробивает разрядами подушечки пальцев, оставляя ощущение тепла и нежности. Хотя и знаю, что эти разряды в мозгу, затуманенном алкоголем, разряды от соприкосновения с тобой, от осознания, что одиночество позади, что не останусь я больше один. Что люблю и любим.
Опускаю пальцы ниже, по выступающим позвонкам, и чувствую безумно сильное желание целовать эти позвонки, сжимая пальцами твою спину, но сдерживаюсь пока. Делаю еще пару глотков коньяка и ставлю бокал на столик.
Потом наклоняюсь к твоей шее, захватываю губами нежную кожу, целую, лаская языком, поглаживаю пальцами спину, чувствуя каждый позвонок, каждую косточку. Господи, зай... какой же ты худенький. Я тоже, конечно, не Геракл, бл*. Но не такой же худой!
Хочется сгрести тебя в охапку, прижать к себе, ощущая, как ты льнешь ко мне, и не отпускать. Никуда. Никогда. Ты - мой.
Сейчас я почему-то чувствую себя старше. Хотя, совсем недавно все было с точностью до наоборот. Хочется защищать. От чего угодно. Черт!
Чуть постанываешь и дрожишь, мнешь ткань джинсов на моих бедрах.
- Котенок, иди ко мне, - шепчу тебе, лаская дыханием, и ты поднимаешь голову, глядя на меня снизу вверх черными, бездонными глазами, с плещущимся в них желанием.
- Поцелуй меня, - движение твоих губ, - поцелуй.
Беру в ладони твое лицо, наклоняюсь, и прежде чем прижаться к твоим приоткрытым губам, вижу, как ты стадальчески сводишь брови, и в памяти всплывает твое тихое: «Пожалуйста» - со слезами на глазах, когда вот так же, в этом же чилле ты просил поцелуй.
Самый первый наш поцелуй. Тот, что не сможем забыть никогда.

Месяц спустя.

POV Tom
- Том, давай я поведу? – и я оборачиваюсь к маме, уже не в первый раз предлагающей мне это. Поморгал, потер слегка затекшую шею и кивнул, наконец-то, соглашаясь.
Да, пора уже отдохнуть, я за рулем больше трех часов. Загородная трасса, прямая, однообразно скучная, заставляющая мозг расслабляться, притупляя внимание. А сейчас уже и спать хочу – из дома мы выехали еще затемно, в начале шестого утра.
Ты тоже вел джип, до меня, а сейчас устроился на заднем сидении, укрывшись пледом. Надеюсь, что ты спишь. Тебе бы не нужно переутомляться, а мы еле оторвали тебя от руля, гонщик ты мой, любимый. Выруливаю на обочину, останавливаю машину, и мама выходит, а я меняюсь с ней местами, пересаживаясь на пассажирское сидение.
И вздрагиваю от неожиданного прикосновения к моему плечу. Оглядываюсь и вижу твою заспанную мордаху. Окутывает душу нежностью. Мой…
- Не спишь?
Отрицательно качаешь головой.
- Уже проснулся. Иди ко мне, а? - чуть сжимаешь пальцы на моем плече. - Я не буду приставать, - шепчешь, когда мама отрывает дверцу с водительской стороны.
Сдерживаю смех. Вот ты, засранец. Окей.
- Мам, я назад пересяду, ладно?
- Хорошо, давай, - мама терпеливо ждет, пока я выйду из машины и устроюсь на заднем сидении рядом с тобой.
Смотришь на меня, чуть закусывая губу, я закрываю дверь, и салон за тонированными стеклами погружается в мягкий сумрак, приятно расслабляющий усталые глаза.
Прижимаешься, накидываешь половину пледа на меня, прикасаешься губами к уху. Легонько целуешь, придерживая мое лицо пальцами. Ага, гад, приставать он не будет. Улыбаюсь, не могу тебе сопротивляться. Надеюсь, что мама не видит всего этого. Впрочем, а что происходит-то такого? Ничего особенного, но мы все-таки, даже спустя столько времени, все еще немного стесняемся в ее присутствии. Мы не собираемся целоваться взасос, хотя так хочется…
- Я соскучился, - шепчешь мне. – Ты устал? Давай поспишь, а? – нежно прикасаешься к моей руке и трешься щекой о плечо. - Я подвинусь, а ты клади голову на мои колени. Давай?
- Давай, - я, правда, устал. - А ты как?
- Я выспался, все хорошо. Да я и сидя могу подремать. Или на тебе.
Не, ну не зараза, а? Улыбаюсь, качая головой. Ты невыносим. Ты очарователен. Я тебя обожаю.
И через несколько секунд ложусь набок, чуть подтянув ноги, накрытые пледом и положив голову на твое колено. Мне хорошо с тобой. Тепло, уютно. Твои пальцы ласкают мои дрэды, а потом теплая рука ложится мне на плечо и там замирает.

Куда мы едем ранним майским утром? Туда, где так давно не был Билли. К тем, кого потерял однажды. К тем, кого он так любил, и кто его любил, и, наверное, так и продолжает любить сейчас. Я надеюсь на это.
Мы едем в Халденслебен, к твоим родителям. Так решили, так было нужно. Ты хорошо держался все это время, старался не показывать волнения, старался быть таким же, как всегда.
Но я видел в твоих глазах тщательно скрываемое беспокойство, когда ты умолкал, и ловил твой отрешенный взгляд.
Я понимаю тебя, братишка, по себе помню, каково это, когда мы с мамой к отчиму ездим. А тут - родители. Ты так давно там не был. Очень давно.
Я даже и не знаю, кто из вас это предложил. Меня просто поставили перед фактом, когда я однажды днем вернулся из колледжа.
Ну, вы-то с мамой хотели одни и на автобусе, а я предложил со мной - и на джипе. И вы согласились, явно обрадовавшись. Тебе так будет легче, я знаю. И не мог я отпустить вас одних, не хотел. Пропущу день в колледже, не велика беда, зато с тобой буду. Ты мне тогда ночью на ухо прошептал: «Спасибо», и я понял - за что.
Мама говорит, что остановимся в местном мотеле, приведем себя в порядок и потом уже поедем на кладбище. Все правильно, Билл хотя бы придет в себя, он же впервые за долгое время будет в тех местах, где прошло его детство. Где он был счастлив. И где все оборвалось. Так страшно это понимать…
И я так боюсь думать, что бы сейчас с ним было, если бы мы не встретились. ЧТО? Если бы не болезнь – ты был бы с Сэнди, в Берлине. Мне даже страшно подумать, что сейчас я был бы
не с тобой. До того это кажется странным, неправильным, невозможным. Ты - мой брат. Ты - мой любимый.
И, то, что ты действительно мой брат я начал чувствовать только тогда, когда мы вернули наши отношения. Это замечательное чувство, правда. Необыкновенно теплое и сильное. Не знаю, зачем я с ним боролся все это время. Оно не мешает нам, оно просто дополняет то, что было есть и будет между нами. И я благодарен тебе буду всегда за то: «Останься». Оно перевернуло мою душу и заставило сделать шаг вперед.
Ты умница, Билли. Ты человек изменивший меня совершенно. Ты говоришь, что это я заставил тебя любить жизнь, заставил хотеть жить. А ты для меня - тот, кто перевернул этот мир, кто смог поставить его с ног на голову, заставив отдать душу и сердце тебе. Ты необыкновенный, ты всегда для меня останешься Единственным в этом мире.

POV Bill
Меня колотит. Хочется курить. Я знаю, родной, что ты ждешь меня, сидя на кровати в номере мотеля, сминая покрывало в ожидании, пока я выйду из ванной. И спасибо, что ты меня не торопишь. Ты прекрасно понимаешь, как я боюсь.
Смотрю в зеркало: я без мейка, глаза красные, воспаленные. Нет, это не от слез, просто бессонная ночь в ожидании этой поездки и непривычно ранний подъем дают о себе знать, хоть я и вздремнул немного в машине. Держу в руках светлые солнцезащитные очки, теребя их за дужки.
Утром, когда рассвело, ты спал у меня на руках, а я всматривался в проносящийся за окном пейзаж. Мы ехали через Магдебург. Там где был дом родителей, через те места, где я шатался с друзьями по окрестностям, изучив их до последнего дома, поворота, дерева, от и до, где выступал со своей группой...
Болело сердце. Так все навалилось сразу - эти воспоминания, ощущения из детства. Я ведь все помню прекрасно, хотя иногда хочется забыть. Слишком больно. Все еще больно…
Ну, что же, пора. И Симона ждет. Знаю, что ей не легче, чем мне. Я благодарен ей за то, что она предложила приехать сюда вместе. Я уже давно думал об этом, только почему-то боялся это вслух сказать.
- Пойдем, родной, - тяжело вздыхаю, выхожу из ванной и кладу руку на твое плечо.
- Все нормально? - с волнением смотришь на меня.
- Все нормально, маленький, все хорошо. Пойдем, нам пора.

Еще минут сорок езды до места, и Симона, припарковав машину у кладбищенской ограды, выходит первой. Ты смотришь на меня. Легонько прикасаешься пальцами к моей руке, и мы тоже выходим из машины.
Для начала мая очень тепло, удивительно тихое солнечное утро. Надеваю темные очки, рассматриваю место, где был всего два или три раза после смерти родителей.
Не изменилось ничего - та же высоченная ограда, те же старушки с весенними цветами, и тот же магазинчик рядом, с венками и цветами подороже. На нас немного косятся местные жители, и я понимаю, что не каждый день тут бывают такие дорогие машины и чужие люди. Наверное, действительно мы тут чужие…
Ты стоишь чуть поодаль, между Симоной, покупающей цветы, и мной, пытающимся подавить в себе смятение. Гулко бьется сердце, хочется курить. Но мне-то хочется, а куришь ты. Подхожу к тебе и забираю сигарету, ты молча ее отдаешь, глядя на мои дрожащие пальцы.
Затягиваюсь, и даже Симона сейчас не скажет ни слова. Она возвращается с цветами – два больших букета белых лилий - и отдает один тебе. А я затягиваюсь в последний раз, выкидываю сигарету в урну и забираю цветы у тебя из рук.
Прохожу не спеша через ворота кладбища. Я знаю куда идти. Я помню.

POV Avt
Билл шел впереди, а Том не отрывал глаз от его чуть сутулившейся тонкой фигуры. И мог поклясться, что Билл стал как будто меньше ростом. Он прижимал к груди букет, а Том знал, что его пальцы сейчас нервно сжимают их стебли.
Том был на кладбище не в первый раз. Но впервые оно было таким ухоженным. Ровно подстриженная зеленая трава в такой солнечный день казалась неестественно яркой, нигде не было видно ни прошлогодней листвы, ни сухих цветов. Похожие друг на друга могильные плиты. И букеты, кое-где лежащие у подножия памятников, были похожи друг на друга.
Том сглотнул, когда Билл остановился возле двух плит. Остановились и они с Симоной. Том остался чуть позади. Он просто смотрел на имена, выбитые на камне и фотографии родителей Билла. Чувствуя волнение и трепет. И представляя, ЧТО же тогда должен чувствовать сам Билл.
А Билла трясло. Это было заметно даже внешне. Том это видел, когда Симона, склонившись, разделила свой букет пополам и положила цветы на траву рядом с гранитными плитами. Билл не плакал, глаза его были сухими, но весь он был так напряжен, что даже у Тома стоял ком в горле.
Симона прикоснулась пальцами к портрету сестры и замерла.
«Здравствуй, Грета. Это снова я. Я скучала по тебе. И смотри, кого я привезла к вам. Смотри, каким он стал. Красивый, высокий, еще худенький после больницы, но с ним все хорошо, дорогая. Я позабочусь о нем. Он не один. У него есть семья. А это мой сын, твой племянник, я тебе говорила о нем. Мой Томка. Они очень похожи с Билли. И в тоже время такие разные. Только люблю я их одинаково».
Симона опустила голову, и полились слезы.
«Мне так тебя не хватает, Грета, родная моя. Мне всю жизнь тебя не хватало, я чувствовала это, только не понимала…».
Том посмотрел на маму. Она тоже была в темных очках, но и это не могло скрыть ее слез. Он сел на траву чуть поодаль, снова закурил, глядя на брата. Боясь разреветься, кусая губы, давя в себе спазмы.
Он не видел лица Билли, рассыпавшиеся волосы скрывали его. Он смотрел на худенькие плечи брата, и так хотелось обнять, утешить, защитить. Безумно хотелось. А потом Билл опустился на колени, возле могилы своей матери, и Том не выдержал, отвернулся, вцепившись в кисть зубами, не смог сдержать слез. Он просто чувствовал, как вздрагивают плечи Билла, теперь он знал, что он тоже плачет. Билл нежно погладил шероховатый камень надгробия, чуть нагретый лучами солнца, а потом прислонился к нему лбом, закрыв глаза и замерев неподвижно.
Билл сейчас чувствовал то же самое, что и в те два раза, когда приходил на кладбище после похорон. Все то же – кроме одного.
Сейчас он не просил, чтобы родители забрали его к себе. Потому, что сейчас он очень хотел жить. Ему нужна была эта жизнь, в которой он нашел брата и родную сестру своей матери. Нужна была жизнь, в которой был его любимый человек. Родной по крови. И сейчас, мысленно разговаривая с родителями, прося прощения, что так долго не приезжал к ним, он говорил почти те же слова, что и Симона – он не один теперь, есть семья, есть люди, любящие его... Он всхлипывал и не стеснялся своих слез.
Том смотрел на брата, на такого хрупкого и маленького сейчас. И поэтому было так больно за него. Том бы давно обнял и прижал брата к себе, если бы не боялся словом или неловким жестом нарушить этот глубоко личный для Билла момент. И когда брат медленно поднялся с колен и, оглянувшись, протянул Тому руку, тот понял, что нужен сейчас, очень нужен Билли. Том подошел, чувствуя его холодные пальцы в своей ладони - Билл держал руку Тома, постепенно успокаиваясь и переставая вздрагивать. И Том был очень благодарен Биллу за это простое желание - держать его за руку.
А Билл… Билл держал руку не любовника, а брата. Брата, о котором не раз рассказывал родителям в своих мысленных беседах с ними. Когда был в больнице - говорил о нем, как о том, кому важна его жизнь, о его любви, об их чувствах, а позже – обо всех сложностях, когда они были врозь. А вот сейчас это ощущение единения, семьи, братства, родственной связи было сильным как никогда. И это чувствовали все трое. Мальчишки стояли, держась за руки, глядя, как Симона, украдкой вытирая глаза, поправляет цветы на могилах, чувствуя тепло, поддержку и заботу друг друга. Любовь родных людей, связанных навсегда.

Placebo «Спящий с призраками»

Моря испаряются
Будто это в порядке вещей
Облака что над нами
Взрываются в небе
И всё уже вроде предсказано
Только мы не умеем читать между строк
Тише, все в порядке
Не плачь

Не плачь,
Родной, не плачь
Ведь родственные души никогда не умирают

Общественное мнение
Заставляет с ним соглашаться
Что хорошего в религии
Если все по-прежнему друг друга презирают?
К чертям правительство
К чертям убийства
К чертям всю ложь
Тише, все в порядке
Не плачь
Не плачь,
Родной, не плачь
Ведь родственные души не умирают
Никогда не умирают

Вот тут мы и включим трэк.

Июль, два года спустя.
Франция, Сан-Тропе, отель «Chateau de La Messardiere».

POV Tom
Это я, Том Каулитц.
И я трезвый и злой. Слишком трезвый.
Не бывает слишком трезвых? Бывает, поверьте. Когда жизнь бьет тебя наотмашь, не раз и не два, да так что дыхание перехватывает, вот тогда ты и начинаешь смотреть на нее слишком трезвыми глазами, даже если пьешь по-черному.
Это страшно, этого никому не пожелаешь. Но так есть, и от этого теперь никуда не деться.
Почему я злой? Потому, что в очередной раз поговорил с Биллом о клинике, и в очередной раз услышал все тот же ответ: «Нет».
Я, в принципе, ничего другого и не ожидал, но мне просто страшно. Так страшно, что, наверное, поседею полностью, и не будет уже заметен мой белый висок, который я заработал, когда мы проходили с Биллом второй круг ада, называемый пересадкой костного мозга. Да, нам пришлось пережить все заново, после первого рецидива…
Он грянул, как гром среди ясного неба, оглушая, выбивая землю из-под ног. Я не могу вспоминать тот период без содрогания. Не забуду никогда и тот вечер, когда я вернулся домой напившись, едва держась на ногах, пришел к Биллу, рыдая и бессвязно пытаясь просить у него прощения, обвиняя себя в том, что случилось. Именно потому, что я не сдержал свою клятву. Дальнейшее было как в тумане, но достаточно прозаично - я получил от Билла пару хороших затрещин, после которых он напомнил мне о том, ЧТО я пообещал ему в чилле - никогда, ни при каких обстоятельствах не винить себя, что бы ни происходило с нами. Мне показалось, что он тогда, в клубе не просто так взял с меня это обещание – он как будто знал, как будто предвидел будущее. Может, так оно на самом деле и было…

Да. Мне тогда самому стало стыдно за свою истерику, а когда я успокоился, то почувствовал, как горят мои щеки, а его теплые руки обнимают меня. Я почти мгновенно протрезвел, понимая, что Билл как всегда прав - и по-другому нельзя, нужно прекратить думать об этом. Или, хотя бы, не показывать этого при нем.
Билли, братишка… Ты и тогда оказался сильнее меня. Снова…
А потом он был в больнице. И снова не было возможности видеть его. Долго, так мучительно долго. Те два с половиной месяца дикого страха и одиночества окончились только под Рождество, когда его отпустили домой. С новыми надеждами. Господи! Как же мы надеялись, что на этот раз все получится, что не будет больше рецидивов, не будет этих приступов по утрам, этих обмороков, этих исколотых истонченных вен на выламывающихся от боли руках.
Какими счастливыми глазами смотрели мы, заново узнавая друг друга, таких странных, непривычных для самих себя - с короткими волосами, которые Биллу остригли после химиотерапии, потому что на этот раз они начали выпадать, а я в тот же день сам обрезал свои дрэды. Зачем? Не знаю, мне так было нужно, почему-то. Как будто этим я мог поддержать его. И я это сделал, не задумываясь ни на минуту.
Так вот, несмотря ни на что, мы были счастливы, понимая, что снова вместе. Билл со своим едва отросшим ежиком, и я с волосами чуть длиннее, потому, что все-таки не наголо постригся. Еще никогда мы не были так похожи с ним, как тогда - одинаковый цвет глаз, волос, снова он похудевший, как и я, вымотанный до предела, всем, что происходило в те месяцы. Но были счастливы. Дарили друг другу любовь и нежность, надеясь на лучшее.
Только не знали тогда, что к лету все повторится снова. Второй рецидив… Второй...
Он был тяжелее, чем первый. Почти ежедневные приступы, все увеличивающиеся дозы лекарств, переливания, уколы, снова таблетки, от которых тоже плохо.
А потом наступил Тот День…
День, когда я чуть не сошел с ума, когда врач в клинике, стараясь не смотреть мне в глаза, сказал, что надежды больше нет. ЕЕ. БОЛЬШЕ. НЕТ.
Делать еще одну операцию - значит дать умереть ему на операционном столе. Сам организм и очень ослабленное сердце не выдержат третьей такой операции, после химиотерапии.
Тем более, что во время первой операции оно у Билла уже останавливалось.
Но была альтернатива: лечь в клинику и продлить жизнь, насколько это возможно, поддерживая ее лекарствами и бесконечными переливаниями. На сколько – неизвестно.
Билл сказал: «Нет».
Тогда он решил по своему, и кто я такой, чтобы спорить с ним о ЕГО жизни.
Вернее, я спорил - до хрипоты, до слез просил его, на коленях умолял, но… Это было бесполезно тогда, и так же бесполезно все остальные разы. Он хотел быть рядом со мной. Проживая каждый день, как последний.
До самого конца. Сколько бы ему ни осталось.