Глава 7. – Вот так, потяни левую нитку вниз, осторожно, не дай ей перехлестнуться с другой

– Вот так, потяни левую нитку вниз, осторожно, не дай ей перехлестнуться с другой. Правда, здорово?

В каждой руке я держала по катушке ниток, которые дрожали и натягивались при порывах ветра. Над нами парил воздушный змей – Джейк привез его мне из Эдинбурга. Это был роскошный красно-желтый спортивный змей с длинным хвостом, который хлопал при перемене ветра.

– Осторожней, Элис, он падает. Тяни.

У Джейка на голове была дурацкая шапочка с кисточкой. Нос покраснел от холода. Он выглядел лет на шестнадцать, радовался как мальчишка, который выехал на загородную прогулку. Я дергала без разбора за обе нитки, змей метался, спускаясь вниз. Натяжение ниток ослабло, и он еще быстрее полетел к земле.

– Не двигайся. Я его достану! – закричал Джейк.

Он побежал под горку, поднял змея, нес его до тех пор, пока нитки не натянулись, а потом снова запустил в низкое белесое небо, где змей снова воспарил на своих поводках. Я подумала: хорошо бы объяснить Джейку, что красивые мгновения полета змея – когда он на короткое время парит в воздухе – не компенсируют, как я считала, тех мгновений, когда он лежит в траве и приходится окоченевшими пальцами распутывать нитки. Потом решила помолчать.

– Если выпадет снег, – проговорил, отдуваясь, стоявший позади меня Джейк, – можно будет покататься с горы.

– Что это на тебя нашло? Из тебя энергия бьет ключом, да?

Он обнял меня сзади. Я сосредоточилась на управлении змеем.

– Можно сесть на большой кухонный поднос, – сказал он, – или даже на большой мешок для мусора. А может, купим сани. Они обойдутся недорого, а служить будут много лет.

– В данный момент, – сказала я, – я умираю от голода. И не чувствую пальцев.

– Вот, возьми – сказал он, отбирая у меня змея. – У меня в кармане перчатки. Надень. Который сейчас час?

Я взглянула на часы.

– Почти три. Вот-вот начнет смеркаться.

– Давай купим несколько лепешек. Я их люблю.

– Правда?

– Ты еще многого обо мне не знаешь. – Он принялся сматывать змея. – Например, известно ли тебе, что, когда мне было пятнадцать лет, я втрескался в девчонку по имени Элис? Она училась в школе на класс старше меня. Для нее я, конечно, был просто прыщавым мальчишкой. Чудовищные мучения. – Он засмеялся. – Ни за какие коврижки я не захотел бы снова быть молодым. Все эти мытарства. Я не мог дождаться, когда вырасту.

Джейк встал на колени, аккуратно сложил змея и положил в узкий нейлоновый чехол. Я промолчала. Он поднял голову и улыбнулся.

– Конечно, и во взрослой жизни есть свои проблемы. Но по крайней мере постоянно не чувствуешь себя неуклюжим и застенчивым.

Я присела рядом с ним:

– Какие же у тебя сейчас проблемы, Джейк?

– Сейчас? – Он нахмурился, потом сделал удивленное лицо. – По правде говоря, никаких. – Он положил руки мне на плечи, чуть не свалив меня. Я чмокнула его в кончик носа. – Когда я был с Эри, то всегда ощущал непрочность своего положения, но никак не мог решиться от нее сбежать. Никогда не чувствовал себя так с тобой. Ты всегда говоришь то, что думаешь. Ты можешь с чем-то не соглашаться, но никогда не будешь пользоваться слабостями других. С тобой мне спокойно.

Эри, его прежняя подружка, высокая, крупная в кости, красивая русоволосая женщина, которая изобретала фасоны туфель, всегда казавшиеся мне похожими на корнуоллские пироги, ушла от Джейка к человеку, который работал в нефтяной компании и по полгода отсутствовал.

– А как у тебя?

– Что?

– Какие взрослые проблемы у тебя?

Я встала и потянула его, чтобы он тоже встал.

– Давай подумаем. Работа, которая сводит меня с ума. Боязнь мух, муравьев и всяких ползающих гадов. Неважное кровообращение. Ну, пойдем же, я замерзаю.

* * *

Мы и в самом деле поели лепешек, которые были просто жуткими – масло сочилось отовсюду и пачкало все вокруг. Потом сходили в кино на ранний вечерний сеанс – там в конце был такой печальный эпизод, что я даже всплакнула. Впервые мы не пошли вместе со всеми ни в «Вайн», ни в индийский ресторан, а просто вдвоем отправились в недорогой итальянский ресторанчик возле дома и поели спагетти с моллюсками, которые запили плохим красным вином. Джейк пребывал в ностальгическом настроении. Он еще немного поговорил об Эри, о женщинах, которые были до нее, затем мы вновь прокрутили тему о-том-как-мы-впер-вые-встретились – тему, которая считается лучшей у всех счастливых парочек. Никто из нас не мог вспомнить, когда мы впервые положили глаз друг на друга.

– Говорят, что первые несколько секунд знакомства являются самыми важными, – сказал он.

Я вспомнила Адама, как он смотрел на меня через дорогу, его голубые глаза обнимали меня. Сказала:

– Пойдем домой, – и резко поднялась из-за стола.

– А кофе не будешь?

– Дома можем приготовить.

Он воспринял это как любовный призыв, и в определенной мере так оно и было. Я хотела где-нибудь спрятаться – а где это лучше сделать, как не в постели, в его объятиях, в темноте, с закрытыми глазами, без всяких вопросов, без объяснений? Мы так хорошо изучили тела друг друга, что любовь казалась безымянной: просто обнаженная плоть к обнаженной плоти.

– Что, черт возьми, это такое? – сказал он после, когда мы, потные, лежали в кровати. Он держал в руках том «На вершине мира». Прошлой ночью, когда он еще был в Эдинбурге, я засунула книгу под подушку.

– Это? – Я старалась, чтобы мой голос звучал как обычно. – Кто-то на работе дал мне почитать. Сказали, прекрасно написанная книга.

Джейк пошелестел страницами. Я затаила дыхание. Вот. Фотографии. Он смотрел на фотографию Адама.

– Я и не предполагал, что тебе такое нравится.

– Да в общем-то нет, я, видимо, не буду ее читать.

– Нужно быть сумасшедшим, чтобы лазить по горам, – сказал Джейк. – Помнишь, сколько этих людей погибло в прошлом году в Гималаях?

– М-м-м.

– И все, чтобы постоять на вершине, а потом снова спускаться.

Я ничего не ответила.

* * *

На следующее утро выпал снег, но не так много, чтобы идти кататься с горы. Мы включили обогреватели, почитали воскресные газеты и выпили по нескольку чашек кофе. Я выучила, как попросить двухкомнатный номер по-французски, и научилась произносить «Janvier est le premier mois de l'annee»^[5] и «fevrier est le deuxieme mois», ^[6] потом покопалась в накопившихся у меня технических журналах, а Джейк продолжал читать книгу об альпинистах. Он одолел уже почти половину.

– Знаешь, тебе следует ее прочесть.

– Я собираюсь пробежаться по магазинам, купить чего-нибудь к ленчу. Хочешь спагетти?

– Мы вчера ели макароны. Давай сделаем настоящее жаркое. Я приготовлю, а ты помоешь посуду.

– Но ты никогда не занимался готовкой, – запротестовала я.

– Я меняюсь.

* * *

После ленча к нам заглянули Клайв и Гэйл. Они явно провели все утро в постели. Они просто светились, как всегда бывает после секса, и время от времени улыбались друг другу, словно знали что-то такое, чего нам знать было не дано. Они сказали, что собираются в кегельбан, и спросили, не пойдем ли мы тоже и не стоит ли пригласить Полин и Тома.

Таким образом, я провела день, катая тяжелые шары в сторону кегель и каждый раз промахиваясь. Все посмеялись вдоволь: Клайв и Гэйл – так как знали, что, как только это закончится, они отправятся прямо в кровать, Полин – потому, что планировала завести ребенка и не могла поверить, насколько изменилась ее жизнь, Том и Джейк – оттого, что были хорошими людьми, и было проще посмеяться со всеми, чем не смеяться вообще. И я смеялась, так как все от меня этого ожидали. У меня болела грудь. Ныло горло. От гулкого, ярко освещенного зала кружилась голова. Я смеялась до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.

* * *

– Элис, – сказал Джейк именно в тот момент, когда я произнесла: «Джейк».

– Прости, говори ты, – сказала я.

– Нет, сначала ты.

Мы сидели на диване с кружками чая в руках в нескольких дюймах друг от друга. На улице было темно, шторы задернуты. Было очень тихо, так бывает, когда идет снег, который заглушает все звуки. На нем был старый пятнистый джемпер и выцветшие джинсы, ноги босые. Волосы взъерошены. Он очень внимательно смотрел на меня. Мне он нравился таким. Я набрала полную грудь воздуха.

– Я больше так не могу, Джейк.

Сначала выражение его лица не изменилось. Я заставила себя продолжать, глядя ему прямо в глаза, добрые карие глаза.

– Что?

Я взяла его ладонь, она безвольно покоилась у меня в руке.

– Я должна уйти от тебя.

Как я смогла это выговорить? Каждое слово было тяжелым, как кирпич. У Джейка стало такое лицо, словно я отвесила ему пощечину, ошеломленное и страдающее. Мне хотелось взять свои слова обратно, вернуться туда, где мы были мгновение назад, сидя на диване со своим чаем. Он ничего не сказал.

– Я встретила другого человека. Все это так… – Я замолчала.

– Что ты имеешь в виду? – Он смотрел на меня, словно через густую пелену тумана. – Что значит уйти? Ты хочешь сказать, что больше не хочешь быть со мной?

– Да.

Усилие, которое потребовалось, чтобы произнести это слово, было неимоверным. Я в изнеможении замолкла. Немо смотрела на него, все еще держа его руку, которая казалась безжизненной. Я не знала, как с ней быть.

– Кто он? – Его голос слегка дрогнул. Он прокашлялся. – Прости. Кого ты встретила?

– Просто… ты его не знаешь. Это просто… Боже, прости меня, Джейк.

Он провел рукой по лицу:

– Но это не укладывается в голове. Мы в последнее время были так счастливы. Я имею в виду этот уик-энд… – Я кивнула. Все оказалось ужаснее, чем я себе представляла. – Я думал… я… как ты с ним познакомилась? Когда?

На этот раз я не выдержала его взгляда.

– Не важно, дело не в этом.

– Он так хорош в постели? Нет, прости, прости. Я не хотел этого сказать, Элис. Я не могу понять… Ты бросаешь все? Вот просто так? – Он осмотрел комнату, вещи, весь мирок, который мы построили вместе. – Зачем?

– Не знаю.

– Все так плохо, да?

Его тело обмякло на диване. Мне хотелось, чтобы он накричал на меня, разозлился или что-нибудь в этом духе, но вместо этого он улыбнулся мне и сказал:

– Знаешь, что я собирался сказать?

– Нет.

– Хотел сказать – думаю, нам следует завести ребенка.

– О Джейк.

– Я был счастлив. – Его голос стал глуховатым. – И все это время ты, ты…

– Нет, Джейк, – взмолилась я. – Я тоже была счастлива. Ты сделал меня счастливой.

– Как давно это продолжается?

– Несколько недель.

Я наблюдала за ним, пока он обдумывал, вспоминал недавнее прошлое. Его лицо исказилось. Он отвернулся от меня, посмотрел на зашторенное окно и официальным тоном проговорил:

– Что-нибудь изменится, если я попрошу тебя остаться, Элис? Дать нам еще один шанс? Пожалуйста…

Он не смотрел на меня. Мы оба смотрели прямо перед собой, рука в руке. У меня на сердце лежал огромный камень.

– Пожалуйста, Элис, – повторил он.

– Нет.

Он убрал руку из моей ладони. Мы сидели в полной тишине, я думала, что будет дальше. Стоит ли мне сказать, что я заберу свои вещи позже? По его щекам катились слезы, но он не двигался и не пытался их смахнуть. Я никогда не видела его плачущим. Я подняла руку, чтобы вытереть ему слезы, но он резко отпрянул, наконец разозлившись.

– Господи, Элис, что тебе нужно? Хочешь меня утешить или что? Посмотреть, как я реву? Если собралась уходить, то уходи.

Я оставила все. Оставила свою одежду, компакт-диски, косметику, украшения. Свои книги и журналы. Свои фотографии. Портфель, полный документов с работы. Свою телефонную книжку и дневник. Свой будильник, связку ключей.

Свои тетрадки по французскому, кассеты. Я взяла с собой сумочку, зубную щетку, контрацептивы, плотное черное пальто, которое Джейк подарил мне на Рождество, и вышла в непогоду в неподходящих туфлях.