Глава 14. Я люблю тебя, Джи

" Я люблю тебя, Джи". Что?! Нет... Я не верю. Да как такое может быть? Меня нельзя любить, я недостоин любви. Мне с самого детства это внушали. Отсталые не могут постичь и понять такое возвышенное и чистое чувство, как любовь. Наверное, Фрэнк ошибся, и он просто испытывает ко мне жалость, сочувствие, привязанность... но никак не любовь, нет. Да я даже не знаю, что это за чувство! Как его можно испытать, если всю жизнь прятался от него? Фрэнк уткнулся мне в шею и шумно вдыхал и выдыхал воздух, видимо, ожидая ответа.

- Фрэнк... - начал я. - Фрэнки. Ты не можешь меня любить. Понимаешь, никто и никогда не должен говорить мне этих слов. Ты попросту ошибся.

- Да как ты не понимаешь! - пылко воскликнул Айеро. - Я люблю тебя, понимаешь? Лю-блю!

В подтверждение своих слов, он снова поцеловал меня, но на этот раз нежно и трепетно, стараясь показать все то, что не может сказать словами. На мгновение я даже поверил ему, но потом вспомнил глаза матери, когда ей сказали, что с моими мозгами что-то не в порядке. Я вспомнил глаза Майка, когда он бросил меня и уехал в Лондон. В них не было сожаления, нет. В них было облегчение, будто бы, уезжая от меня, он попросту нашел вескую причину не навещать меня. Согласен, звучит эгоистично. Но разве я не больной ублюдок? Ужасный собственник. Фрэнк взял на себя огромную ответственность, произнеся эти слова. Не думаю, что он понимает последствия. И поэтому я хочу дать ему шанс отказаться от своих слов и просто уйти, исчезнуть из моей жизни.

- Нет, Фрэнк, прекрати, - я, нехотя, оторвал его от себя. - Пойми. Так быть не должно. Ты парень, я парень. Я несовершеннолетний... И тоже люблю тебя.

Это я сейчас сказал? Фрэнк непонимающе смотрел на меня. - В чем тогда проблема, Джи? Я молчал, не зная, что сказать.

- К-как ты можешь меня любить? Я в-ведь даже не целовался, кроме тебя. Пожалуйста, Фрэнки... Фрэнк. Ты не любишь меня - это простое сочувствие и жалость. Я... я и сам не понял, как привязал тебя к себе. Это все я виноват.

Фрэнк поначалу внимательно слушал, затем нахмурился.

- Те-тебе нужно уйти. Твое увольнение было знаком. Я-я дождусь восемнадцати лет и уеду отсюда. Т-ты меня никогда больше не увидишь.

Он резко прижал меня к себе, снова сжав в объятиях мои, уставшие от истерик и переволнения, ребра.

- Заткнись, идиот, - ласково прошептал он. - Я лучше разбираюсь в чувствах. Тем более, в своих. Я тебя люблю. И точка.

Я просто не мог в это поверить. Да не может того быть. Не может и все тут. Я могу вызывать какое угодно чувство. Жалость, злость, раздражение... Но никак не любовь. Да я даже от родителей ее не получал. И еще... До меня дошло теперь, что Майки успокаивал меня песенками только для того, чтобы я перестал орать. Я ведь с самого детства был не таким, как другие.

- Хэй, Уэй, - послышался за спиной детский злобный голосок. - Ты чего там делаешь? Снова закапываешь мертвых кошек?

О, Хлоя. Она была моей первой детской любовью, если можно так вообще выразиться. Вообще-то, как только я познакомился с ней, она была ко мне довольно дружелюбна и мы хорошо общались около пары недель. Странно, что ее не тронули мои ненавистники. Думаю, это все из-за ее милой мордашки. Никто не хотел портить ее разочарованием и болью. Я уже подумал, что нашел себе друга, как вдруг в школе объявился Джек Гордон. Я ему сразу " понравился". Конечно же, Хлою он забрал к себе в " друзья" или даже больше, чем друзья, ведь она была очень красивой. А она будто бы и не знала меня больше. Теперь Хлоя везде появлялась с Джеком и со своими подружками, которые мигом обросли вокруг нее, словно грибы после дождя, стараясь поближе подобраться к главарю Гордону. Когда я потерял единственного нормально относящегося ко мне человека, я вдруг понял, что не воспринимаю девочку, как друга. Джек каким-то образом прознал об этом и начал оказывать знаки внимания Хлое. Не прошло и недели, как я наткнулся на целующуюся парочку прямо на моем шкафчике. Глаза Гордона в этот момент я не забуду никогда. И боль в моих он не забудет тоже, я уверен. О, этот триумф, которым светился Джек, проходя мимо меня и придерживая свою девушку за талию. А я каждый раз разбивал себе сердце, глядя на них.

" Да какая любовь может быть в десять лет? ", - спросите вы. Какая любовь может быть у меня вообще? С того времени я вообще перестал во что-либо верить. Родители были слишком заняты на работе, а если бы и заметили, что что-то не так, я бы ничего и не рассказал. Им этого не надо было. Я все понимал. Как-то раз я узнал, что вообще был нежеланным ребенком. Я нашел письмо матери к своей кузине Джерри. Оно было написано очень давно, пожелтевшее и кое-где порванное. И почему-то не отправленное.

" Джерри, я не знаю, что мне делать. Я снова забеременела, но это вышло случайно! Майки только-только начал ходить в школу. Денег ни на что не хватает, но я собираюсь делать аборт. Как думаешь, мне следует идти к врачу Гарднеру, или же к... "

Всю последующую жизнь я задавал себе вопрос, почему она не пошла к этому чертовому Гарднеру. Сказать ей это в лицо я побоялся. Все ясно, Уэй, ты был неудачником задолго до рождения, им навсегда и останешься. Попав в этот чертов центр, я приучился жить особняком. Они не трогают меня - я не трогаю их. Пока не пришел Фрэнк. Он просто-напросто перевернул мою жизнь. Я даже не знаю, радоваться или же плакать.

Я и не заметил, как слезы потекли по моим щекам, и всхлипы вырвались из моего горла.

- Тихо, малыш, - Фрэнк все еще обнимал меня, поглаживая по спине, а я уткнулся ему в плечо и зарыдал в полную силу. - Теперь я с тобой, все будет хорошо.

Кажется, все мои чувства были погашены и только сейчас прорвались наружу.

- Все будет хорошо. Пойдем.Он повел меня к моей кровати. Черт, на ней даже простыни нет. Благо, в комнате были еще кровати, на случай нового поступления. Последнее было около года назад. Фрэнк быстрым движением сорвал свежую простынь со свободной кровати и расстелил на моей. Подхватив меня под локоть, он мягко уложил меня на подушку и прикрыл одеялом. Но слезы не хотели уходить, и истерика прямо-таки билась внутри меня раненой птицей. Всхлипы стали громче, и даже теплые мягкие объятия Фрэнка не успокоили меня. Он стал что-то нащупывать рукой в ящике тумбочки.

- Нашел! - раздался тихий возглас, и, в лунном свете, я увидел пачку спизженных из медкрыла таблеток. Черт, откуда он узнал?

- Давай, Джи, пожалуйста, - уговаривал он меня, а я плотно сомкнул губы, мотая головой и рвано вздыхая, пытаясь подавить рыдания.Если я возьму снотворное, я усну и это все окажется сном. Только вот этот сон пробудит меня к жизни. Я снова буду чувствовать. Но это означает новую боль и новые унижения, а не радужные цветочки под названием " добро" и " любовь". Поэтому я не буду их принимать. Утром я проснусь, а Фрэнк не приходил ко мне ночью и не говорил мне, что... любит. Это так странно звучит. Я слишком редко говорил и вообще думал об этом слове и его значении.Пока я тут раздумывал, Фрэнк придумал хитрую уловку. Положив таблетки себе на язык, он притянул к себе удивленного меня и буквально пропихнул мне в глотку чертовы таблетки. Должно быть, мерзко меня целовать. Все эти сопли, слюни и слезы. Отвратительно. Я послушно проглотил таблетки. Фрэнк продолжал меня обнимать, поглаживая по спине и шепча что-то ласковое и успокаивающее. Я притих, но все еще дрожал в от рыданий.Глаза начинают слипаться.

- Нет... не ух... оди... - бормотал я, хватаясь пальцами за край толстовки Фрэнки.

Я никогда не оставлю тебя, Джи. Слышишь? Никогда.