Поза подчинения и ее заменители в человеческом обществе

Итак, волк, моля о пощаде, подставляет противнику горло. У обезьян, например, у павианов и шимпанзе, позы подчинения совершенно иные. При одной из них они, пригибаясь к земле и повернувшись головой от противника, подставляют ему противоположную часть тела. Приблизительно такую же позу принимает у обезьян и самка перед готовым покрыть ее самцом. Для самца же эта поза — верх унижения. Другие позы: пасть ниц или пригнуть к земле голову и хвост.

Наши позы, по сути, точно те же, что и у прочих приматов, но, повернувшись лицом к победителю или, точнее, затылком к нему и лицом к земле. Руки при этом молитвенно сложены. На одном древнем (VII в. до н. э.) ассирийском барельефе царь демонстративно наступает ногой на плечо побежденному врагу, молящему о пощаде, простершись ниц, и прикасается копьем к его спине. На другом победитель треплет за волосы побежденного, стоящего на коленях, на третьем побежденные эламиты изъявляют покорность ассирийскому военачальнику: одни простерлись ниц, другие прильнули к земле, третьи стоят на коленях, раком или в молитвенной позе, распрямившись.

Поза покорности у человека, как и у прочих приматов, несомненно, врожденная, принимаемая инстинктивно. Это следует из того, что у народов всех рас, времен и континентов она более или менее одинакова. Везде и всюду человек выражает разные степени покорности, склоняя голову, кланяясь все ниже и ниже, становясь на колени и, наконец, валяясь в ногах, иной раз еще и целуя ноги того, перед кем пресмыкается, или даже землю перед этими ногами, обнимая их. В таких позах часто проводили последние мгновения своей жизни приговоренные к смерти, умоляя их пощадить.

Вспомним, какую позу принимали русские простолюдины в присутствии царя в допетровские времена…

Старики и старухи

Перед ним повалились на брюхи.

(А.К. Толстой «Поток-богатырь»).

Весьма вероятно, что на общей инстинктивной основе постепенно сформировались такие культурные наслоения как до малейших деталей разработанный, но все-таки сходный у разных народов и весьма, чего уж там говорить, курьезный придворный этикет. Всяческие позы, жесты, телодвижения, совершаемые при виде монарха, например, у древних египтян, вавилонян, хеттов, ацтеков и инков, византийцев, средневековых европейцев удивительно похожи между собой, хотя развились независимо от общего архетипа, вероятно, от общечеловеческой позы подчинения. Еще сравнительно недавно, например, во Франции при «Короле-Солнце» Людовике XIV об этикете писали длинные научные трактаты типа: «К вопросу о праве ношения головных уборов и зонтов в присутствии титулованных особ».

Естественно, что гордая, вызывающая поза — нечто противоположное позе подчинения: распрямившись, грудь колесом, взгляд — в глаза потенциальному противнику, плечи и руки — в позиции, свидетельствующей о готовности, при необходимости, вступить в единоборство (см. также 3.5).

Следует отметить, что «поза подчинения» вовсе не всегда обязательно «поза» в буквальном смысле этого слова.

Очень большое значение имеет мимика. В какой-то степени функцию агрессивной, угрожающей позы человека выполняет смех. Характерно, в литературе часто: «торжествующий смех», «нахальный смех», «ироническая усмешка», «гордый смех» и т. д, и тому подобное.

Напротив улыбка, скорее, аналог позы подчинения. Часто читаем у писателей: «жалкая улыбка», «заискивающая», «раболепная», «бессильная», «просительная», «вежливая», «предупредительная», «растерянная», хотя, правда, иной раз, и «самодовольная», «плутовская», «насмешливая», «ехидная». Одно выразительное движение и столько эпитетов! Они отражают реально существующие нюансы, которые внимательный наблюдатель легко может различить. В мимике обезьян много в этом отношении аналогий с нами, но их мускулатура лица подвижнее нашей и, в результате, мимика более выразительна. Понятно, почему для них это так важно: речи то ведь нет… «Улыбаться» умеют даже некоторые собаки. Так, у сибирских лаек края губ приподымаются как бы в «улыбке», когда животное ластится к хозяину и виляет хвостом.

В человеческом обществе существуют, как известно, и тысячи чисто человеческих способов простирания ниц перед вышестоящим.

Например, в былые века, да и до сих пор в армии громадную роль играли костюм и разного рода ритуализованные движения, явно не врожденные. Отчего пошла отдача чести? Перед вышестоящим поднимали забрало, открывая лицо. Рыцарских шлемов давно не носят, а жест сохранился!

Разным сословиям полагался разный костюм. Попробовал бы только недворянин нацепить на себя шпагу, чулки, парик, перчатки и прочее, вздернули бы или, может, заслали на королевские галеры в более либеральные времена. Могли и публично высечь.

Когда в 63 году до нашей эры Цицерон разоблачил заговор Катилины, первое, что сделали обвиненные сенаторы, это помчались домой и переоделись в скромненькие костюмы, «приличествующие их положению». Не помогло. Все равно казнили! О. Времена! О, нравы!

Мы еще к этому вопросу вернемся в связи с социальным поведением!

А вот еще два примера:

Типичный эпизод из жизни большого академического института в годы застоя. Общежитие аспирантов. Трудяги-аспиранты из Средней Азии ночь напролет готовят плов для профессора. Проверяют каждое зернышко, сидя с пинцетами. Глядя в лупу, извлекают камешки: «у шефа больные зубы».

Тот же Дом аспирантов и студентов, но времен пост-перестроечных, наших. В комнату шикарно и модно одетого молодого парня входит далеко не молодой человек с аккуратно перевязанной папкой в руках.

— Извини, — долго оправдывается он перед смуглокожим хозяином комнаты, — не смог дописать «выводы» и «заключение». Понимаешь, в командировке был. Но к предзащите у тебя будет абсолютно все.

Наверное, искушенный читатель уже догадался: молодой человек — иноземный аспирант, способный оплатить услуги в СКВ, а пожилой — доктор наук, его руководитель.

Француз Жак Шаброль описывает современные японские нравы: Встретились выше- и нижестоящий по служебному положению. Затевается беседа. Нижестоящий:

— Как поживает ваша красавица-супруга?

— А ваша как?

— Спасибо, моя уродина здорова…

— А чем вы занимаетесь сегодня? — нисходит до вопроса начальник.

— Так, ерундой… — далее точный ответ.

А чего стоят наши и не наши былые и нынешние: Ваша светлость, Ваше высокопревосходительство, Ваше превосходительство, Ваше благородие и так далее. В русском языке был еще и, слава Богу, сплыл наш знаменитый «словоеръ»:

— Эй, человек, принеси водку и икорочки на закуску.

— Будет-с исполнено-с, Ваше Вашество.

— А еще цыган кликни.

— Как прикажете-с, Ваше Вашество.

Островский, Лесков, Достоевский, Салтыков-Щедрин, — вся русская литература второй половины XIX века — сплошные «словоеры»: «Как-с? Чего угодно-с? Не могу знать-с». На таком языке-с тогда изъяснялись с «превосходительствами» разные всякие «униженные и оскорбленные». Особливо же лакеям этот язык был «люб-с».