Таинственный голос

Дочь художника и художницы, Донателла рано осталась сиротой. У нее были добрые светлые глаза, полные любви – любви к прекрасному. Она смотрела на мир с восторженной жадностью, ее взгляд радовали мягкие переливы радуги на голубом после дождя небе, изумрудный газон, человеческая улыбка. Донателла родилась в Рафаэлии – и, значит, родилась с душой, художника и не мыслила жизни без искусства. Она бесконечно гордилась тем, что в одном из лучших городских музеев современной живописи представлены три работы ее отца и две картины кисти ее матери. Часто копируя в музее произведения больших мастеров, Донателла каждый раз хоть на несколько минут забегала в зал, где висели эти дорогие ее сердцу пять холстов.

Как это нередко случается с людьми искусства, слава родителей Донателлы была посмертною славой, и дорога к ней далеко не всегда вознаграждала их за покорную преданность любимому делу. Однако они зарабатывали достаточно, чтобы не отказывать себе и единственной дочке в самом необходимом. Когда же в доме появлялось немного больше денег, чем обычно, семейные поездки на этюды превращались в чудесные путешествия, откуда мама и папа привозили замыслы и эскизы будущих картин, а маленькая Донателла – то перламутровую морскую раковину для натюрморта, то чешуйчатую шишку пинии из тенистой рощи под Равенной, где гулял шесть столетий назад великий Данте, то альбом для рисования с флорентийской лилией на кожаном переплете.

«Неужели я никогда больше не увижу моря, не увижу красивых городов, которые успели показать мне папа и мама?» – порою спрашивала себя Донателла, вспоминая со щемящей грустью шумные сборы в дорогу, атласы и карты, разложенные на кровати в гостинице, фрески и мозаики всемирно известных соборов, внушительные остовы древних арен, сверкающие на солнце сотнями окон небоскребы. Вот если бы она была волшебницей…

Однажды, когда на душе у нее было особенно грустно, Донателла услышала вдруг чей-то едва различимый голос, заставивший ее вздрогнуть:

– Волшебники живут не только в сказках.

Голос произнес эти слова с вежливой настойчивостью непрошеного доброжелателя.

В комнате все еще звучало чуть внятное эхо.

– Кто ты? – спросила Донателла. – Кто здесь только что разговаривал?

Молчание. Девочка обошла весь дом: пусто. Откуда же исходил этот странный голос, чье эхо тем временем смолкло?

Донателла задумалась над словами, которые застали ее врасплох.

«Волшебники живут не только в сказках», – вот все, что сказал таинственный голос, но смысл этих слов был куда как ясен. Донателла сразу догадалась, что они означали.

И она вспомнила Венецию. Кажется, она была там с родителями в конце октября или в самом начале ноября. Теплые солнечные дни сменялись прохладными ветреными вечерами. Туристский сезон был уже позади, на набережной Скьявони не приходилось лавировать в многоязычной толпе, лакированные гондолы качались на приколе. В один из вечеров мама, папа и Донателла остановились на площади Святого Марка, где несколько молодых художников со скромным достоинством стояли возле своих мольбертов с картинами и рисунками, запечатлевшими достопримечательности Венеции…

Донателла выдавила из тюбиков краски на палитру и уверенными мазками наметила на холсте контуры собора святого Марка; площадь перед собором пока что оставалась пустынной, но вот на переднем плане появились фигуры молодых художников – одного, второго, третьего…

Отойдя на несколько шагов, Донателла улыбнулась. На сегодня – хватит, а завтра она продолжит картину, уделив больше внимания отдельным деталям и, главное, дополнив ее приметами того осеннего вечера.

Прошла неделя – и картина была готова. Через Пьяццетту к собору вели мостки, представляющие собой уложенные на козлы дощатые щиты, – ветер в это время года нередко дует с моря, и тогда не только Пьяццетта, но и прилегающая к собору часть площади становится как бы продолжением лагуны.

Устало опустившись на стул, Донателла закрыла глаза и мысленно представила себе только что законченный холст. Он был настолько безупречен, что казалось, в комнате пахнет морем и за окнами неожиданно смолк рев автомобилей и мотоциклов и воцарилась необычная тишина, роднящая любой из ста восемнадцати островов, на которых построена Венеция, с каким-нибудь необитаемым островом.

Маленькой художнице не в чем было себя упрекнуть, но она почему-то не торопилась мыть кисти, словно они могли ей снова понадобиться через минуту – другую.

Несколько дней Донателла ходила как в воду опущенная.

«Волшебники живут не только в сказках»!.. Ему легко говорить, ведь он сам, скорее всего, волшебник, – думала она. – Ну хоть бы еще разик сказал что-нибудь. Мне так не хватает его совета!»

И, словно услышав ее мысли, таинственный голос вновь прозвучал в один прекрасный день под крышей дома, где жила маленькая художница:

– Милая Донателла, мне нечего прибавить к моим прежним словам. Судя по всему, ты верно меня поняла. Что же до твоей картины, то, если не ошибаюсь, впечатление твое о Венеции во многом определили…

– Ты прав! – воскликнула маленькая художница и, на этот раз поняв таинственный голос с полуслова, взялась за краски и привела на площадь Святого Марка женщину и мужчину и смешно семенящую между ними девочку лет четырех – пяти. У девочки были добрые светлые глаза, полные любви – любви к прекрасному.

Только теперь Донателла могла сказать себе, что довольна картиной. И если обычно она ставила законченные работы в штабель, лицевой стороной к стене, то холст с Венецией ей захотелось непременно повесить, что она и сделала, выбрав для него место против окна.

На стене холст выглядел иначе, чем на мольберте. Да и комната с появлением картины на одной из ее стен словно стала светлее и просторнее.

В зависимости от освещения красавица площадь на холсте преображалась что ни час, тогда как люди на ней не менялись. Молодые художники в выцветших джинсах все с тем же скромным достоинством стояли у своих мольбертов, женщина и мужчина не старели, а смешно семенящая между ними девочка оставалась прежней крохой.

Прошло некоторое время, и вот однажды Донателла поймала себя на мысли, что завидует девочке на картине.

«Даже не верится, что это я, – думала она, подолгу стоя перед картиной. – И зачем только люди придумали зеркала!»

Она все чаще и чаще подходила к зеркалу, откуда на нее смотрела обыкновенная девочка с обыкновенными глазами. При виде ее Донателла чуть не плакала от обиды:

«Что и говорить, девочка на холсте лучше меня. Вернее, если бы она не осталась маленькой, была бы сейчас лучше, чем я. И уж конечно, талантливее и красивее!»

Донателла уже ругала себя за то, что поверила злосчастному голосу. Пусть он звучал приятно, но ведь не случайно, должно быть, его обладатель не решался показаться ей на глаза. Наверное, кому-то вздумалось подшутить над ней, только и всего.

«Больше я не стану развешивать уши, – пообещала себе Донателла. – И если он опять осмелится заговорить со мной, я сделаю все, чтобы выпытать у него, кому он принадлежит!»

Не известно, слышал обладатель таинственного голоса маленькую художницу или не слышал, но после этого он долго не давал о себе знать. И Донателла не выдержала:

– Где ты? Почему молчишь? Ты мне нужен, я так несчастна. Отзовись! Ну пожалуйста!

И в один прекрасный день знакомый негромкий голос снова порадовал ее.

– Глупышка, – сказал он на этот раз с ласковым укором. – Разве я не говорил тебе, что волшебники живут не только в сказках? Существует такое выражение – «чудо искусства». Девочка на твоей картине написана художником. Настоящий художник всегда пристрастен, он умеет любить и ненавидеть, а зеркалу это не дано. Настоящий художник видит больше того, что лежит на поверхности: он проникает в суть вещей, обогащая этим не только себя, но и всех, кто с доверием относится к искусству. Запомни: талант делает тебя сильной.

– Спасибо, – застенчиво поблагодарила Донателла. – Что бы я делала без тебя? Я так счастлива! Ты подарил мне целый мир – мир искусства.

Теперь маленькая художница с уверенностью могла сказать, что разгадала тайну говорившего с ней голоса. Это был голос искусства – и звучал он у нее в сердце.