Элизабет Каллен

Мой муж всегда хотел быть врачом.

Некоторых людей удивил бы этот факт, учитывая семью, в которой он родился, но мне это казалось идеально подходящим. Карлайл был сострадательным человеком с большим сердцем и неувядающим желанием доказать обратное. Он постоянно повторял, что я слишком ранимая для своего же добра, он переживал, что люди заметят это и будут использовать против меня, но он отказывался видеть, что он сам такой же уязвимый, как и я.

Много лет назад Карлайл нашел этого тощего черного маленького котенка на траве около нашего дома. Он копался в одном из моих цветников; мой муж накричал на животное, ожидая, что оно убежит от страха, но оно, напротив, ринулось прямо к нему. Карлайл отвернулся, чтобы уйти, а кот последовал за ним, и он уже раздумывал, а не ударить ли его ногой, чтобы заставить отстать, но я знала мужа слишком хорошо и понимала, что так он никогда не поступит. Будучи таким человеком, он никак не мог отвернуться от чего-то столь беззащитного. Наконец он поднял котенка и занес его внутрь, положив мне на кухонную стойку, а потом начал обыскивать ящики в поисках тунцовой консервы.

Кот остался с нами и получил имя Тень благодаря своей темной шерстке и сверхъестественной способности всюду ходить за людьми. Но, в конце концов, он стал самым настоящим ночным кошмаром. Дом кишел блохами, он уничтожил нашу мебель, царапая и кусая ее, а когда мальчики пытались отогнать его, он шипел на них. Все они были еще маленькими; Эдвард едва начал ходить, а потом все усугубилось, когда у него обнаружилась аллергия. Мой бедный младший сыночек, с его слезящимися глазами и зудом кожи, он был совершенно очарован этим пушистым созданием. Это стало настоящей катастрофой, но мой муж нашел выход.

Когда поведение кота стало еще более невыносимым, в дело вступила я, и тогда Карлайл с неохотой попросил Эсме взять его, отказываясь выбрасывать животное назад на улицу. Кот прожил с ними несколько месяцев, а потом умер от кошачьей лейкемии. До его смерти муж постоянно проверял кота, когда был у сестры, в его глазах это было чем-то очень обычным, но в таком поступке я видела проявление его характера. Он просто не мог отвернуться и забыть что-то настолько беззащитное, даже если это существо причиняло ему жуткие неудобства.

Если в силах Карлайла Каллена было кому-то помочь, он это делал.

Его желание быть врачом конфликтовало с тем путем, который он выбрал в жизни, но его глубинные ценности никогда не менялись. Я знала, что он убивал людей, я знала, что он непреднамеренно уничтожал чужие жизни, но я также знала, что его это не захватывает. Он поступал так только потому, что должен был, откажись он, они уничтожили бы его. Он учился и брал занятия, когда это не пересекались с его обязанностями; он всегда поддерживал ту часть себя, которая стремилась помогать людям, а не мучить их, хоть он сам и не осознавал это.

Он считал себя презренным человеком и не понимал, как я порой могу смотреть на него, а тем более любить. Он считал себя плохой, холодной личностью, не заслуживающей ценности, подаренные жизнью. Он постоянно пытался искупить вину за вещи, которые ему не подчинялись, он отчаянно хотел изменить то, что уже стало прошлым. Ему казалось, что он проклят, он боялся, что все, чего он касается, обречено, но он не видел правду. Он был благословенным мужчиной, тем, кто пожертвовал собой, потому что обладал большим сердцем. Ему досталась нелегкая судьба, но он старался изо всех сил и делал то, что нужно для выживания, но ведь все мы стремимся к этому – выжить.

Мужчина, которого я любила, никогда не причинял боль людям, только если у него не было иного выбора. Мой Карлайл Каллен давал еду голодым и приют нуждающимся, он всегда хотел сделать больше, чем мог.

Извне он казался жестким, а иногда и грубым, но внутри он был мягким. Именно поэтому я знала, в тот самый момент, когда встретила маленькую Изабеллу Свон, что мой муж однажды поможет ей. Он мог еще не понимать этого, он мог отрицать правду, но я ни секунды не сомневалась.

Когда-то давно Карлайл пытался помочь мне с собственными проблемами, и тогда он рассказал мне о феномене, называемом детской амнезией – так можно объяснить, почему мы не помним наше рождение или младенческие годы. Доктора не до конца уверены, почему это случается, существует множество теорий, и некоторые из них говорят, что мы инстинктивно подавляем воспоминания, связанные с травмой или нашей неспособностью понять. Я не помнила свою жизнь до рабства, у меня не осталось воспоминаний о моих родителях или о нормальном детстве. Первое, что я помнила – как я лежала на холодном цементе в подвале и плакала, а надо мной стоял какой-то мужчина и говорил непонятные мне вещи. Обычно первые воспоминания появляются у людей в три с половиной года, но у некоторых – позже. Например, мои появились в шесть лет.

Когда я впервые встретила Изабеллу Свон, ей было как раз три с половиной. Карлайл повез меня в Лас Вегас на уикенд, чтобы отпраздновать нашу годовщину, и сразу после прибытия он получил звонок, сообщающий, что ему нужно отправиться в Финикс по делам. Эта новость вызвала у меня такой страх и чувство опустошенности, что подогнулись коленки.

Финикс – место, где я провели худшие годы своей жизни. Мне отчаянно хотелось вспомнить нормальные годы своего детства, время, когда я, должно быть, была счастлива и любима, но Финикс всегда заслонял эти воспоминания. Эвансоны поработили меня, мучили меня, причиняли боль, и когда Алек забрал меня у своей матери и отвез в Чикаго, я поклялась, что больше никогда не вернусь в это место. Это Ад на земле, последнее место, где мне бы хотелось оказаться, особенно на годовщину.

Карлайлу были прекрасно известны мои чувства, поэтому напряжение в машине душило нас всю дорогу в Аризону. Я не столько злилась на него, сколько волновалась, боясь того, что ждет меня после приезда. Я тяжело работала, чтобы справиться с пережитым в Финиксе, и мне было страшно, что возвращение туда уничтожит весь мой прогресс. Когда мы прибыли, я попросила у мужа минутку передышки, чтобы взять себя руки. Сердце бешено билось в груди, желудок крутило, голова закружилась. Я делала глубокие вздохи, чтобы успокоиться, и пыталась ободрить себя мысленной беседой. Я знала, что мой муж никогда не позволит обидеть меня, но меня пугала близость людей, которые помнили меня исключительно как рабыню. Тошно, что окружающие могут смотреть, как мучают ребенка, но не пытаются остановить это, эти размышления ввели меня в столь глубокую задумчивость, что я не заметила ее приближение.

Я услышала громкий визг ребенка, этот звук вырвал меня из оцепенения, я быстро развернулась и увидела, как прямо на меня несется маленькая девочка. Я ждала, что она остановится или оббежит меня, но вместо этого она врезалась прямо в мои ноги. Я отшатнулась на несколько шагов, а она упала на попу и подняла на меня удивленный взгляд. Казалось, что мое присутствие глубоко озадачило ее, она не ожидала, что кто-то появится у нее на пути.

Я с минуту ее разглядывала, пораженная, какой неопрятной и хрупкой она выглядела. Ее лицо было чумазым, ладони почти черными от грязи, а одежда изношенной и порванной. У меня не хватило бы слов, чтобы описать, как спутались ее волосы, они представляли собой просто грязный клубок. Она смотрела на меня, как на привидение. Мне стало интересно, кто отвечает за нее, потому что, очевидно, что этот человек совершенно провалил свою работу.

- Ты ужасно грязная, дитя, - заметила я. Она нахмурилась и сконфуженно посмотрела на свою одежду.

- Где? – удивленно уточнила она, ее голос звучал так мило и невинно, словно она действительно не понимала, как выглядит.

- Везде, - со смехом сказала я, падая перед ней на колени и прижимал палец к кончику ее испачканного носа.

- О, хорошо, - с улыбкой ответила она, словно мой ответ принес ей огромное облегчение. Я засмеялась, глядя, как засветилось ее лицо. – Хочешь поиграть?

- Во что мы будем играть? – спросила я, с улыбкой глядя на ее милую позу. Несмотря на свой неухоженный вид, в ней была искорка, эта маленькая тоненькая девочка очаровывала. Сквозь ее внешний вид пробивалось внутреннее свечение, и оно скрывало все остальное. Происходящее казалось немножко нереальным.

- Не знаю, - ответила она, на ее лице застыла задумчивость, она прикусила губу. Я внимательно наблюдала, изучая ее крошечное тельце и думая, почему никто не присматривает за такой красивой маленькой девочкой. Где ее родители?

- Как тебя зовут, милая? – спросила я.

- Изабелла Свон, - уверенно ответила она.

- Изабелла Свон, - повторила я, пытаясь вспомнить, слышала ли я когда-то об Изабелле. Я не помню, чтобы у Свонов была маленькая дочь или внучка, но я плохо знала людей в Финиксе, это вполне могло быть правдой. – Сколько тебе лет, маленькая Изабелла?

- Три! – ответила она, показывая два пальца. Я рассмеялась, ее уверенность забавляла. Я потянулась и расправила еще один ее пальчик, чтобы получилось три.

- Вау, так ты большая девочка, да? – спросила я.

- Так мама говорит! Мама всегда говорит, что большие девочки хорошие. А я хорошая, если я грязная? Мама говорит, что грязь – это плохо, она не любит, когда я играю в грязных местах, но мне нравится грязь. О-о, мы может там поиграть! – выпалила она. Я усмехнулась и ответила, что можем, а потом спросила, что еще она любит делать. - Не знаю. Иногда я помогаю маме, но она сказала, не сегодня.

Она встала, пока говорила, и начала расправлять одежду. Я нахмурилась, увидев, что ее ступни кровоточат и тоже грязные. – У тебя кровь течет, - заметила я. – Ты, наверное, порезалась или еще что-то. Печет?

- Кровь всегда течет, но это не больно! Мама говорит, я храбрая, - с гордостью ответила она.

- Тогда думаю, что ты и вправду храбрая! – сказала я, смутившись, что мать позволяет своему ребенку гулять в таком виде. Кстати, чья она дочь? - Но чтобы кровь не текла, надо носить обувь. Разве песок не печет ноги?

Изабелла покачала головой. - Я люблю песок, он грязный! У меня нет обуви, мама говорит, что когда я подрасту, смогу носить ее обувь, но у меня пока нет своей. А кровь это хорошо, если я не захожу в дом. Мне нельзя туда, хозяин злится.

Как только она произнесла эти слова, я застыла в полном ужасе, уставившись на нее. Хозяин?! Я была поражена, я не могла понять, как такая яркая и крошечная девочка может иметь хозяина. Она слишком милая, слишком хрупкая и маленькая, чтобы быть чьим-то рабом. Она же еще ребенок, она младше моих детей, это не может быть правдой. Я сама была такой, я видела десятки людей, подобных мне, но она не может быть одной из нас. Она слишком молода и слаба для такой жизни.

Меня так ошарашило происходящее, что я перестала замечать что-либо, кроме девочки передо мной. Я услышала, как Карлайл громко назвал мое имя другому мужчине, я повернула голову и заметила в дверях старшего Свона. Он улыбнулся мне, но как только он заметил девочку возле меня, улыбка тут же исчезла. Меня охватывали злость и боль, я едва сдерживала дрожь, ужасаясь происходящему. Он поработил эту прекрасную маленькую девочку! Как такое вообще возможно?!

Он со злостью заорал, его тон напугал ребенка и тут из-за угла здания выбежала женщина. Она рассыпалась в извинениях, а потом схватила ребенка и потянула ее к большому деревянному сараю во дворе. Через секунду я поняла, что это ее мать, и кусочки паззла постепенно становились на свои места. Мать Изабеллы Свон была одной из рабынь, а учитывая, что организация моего мужа не порабощает мужчин, я точно знала, откуда появился ребенок. Девочка была незапланированной, нежеланной, зачатая презренным способом и игнорируемая всеми.

Но она имела значение.

Я видела, как мать ругает ее и мне было больно– она не сделала ничего плохого. Я смотрела на это, как будто это мой ребенок, дорогой и чувствительный, отчаянно нуждающийся в любви и внимании. Вскоре ее мать ушла, оставив ее сидеть одну, и я не колебалась ни секунды, направляясь к ней. Она понурила голову, безразлично оставляя на грязи разводы рукой, по щекам бежали слезы, оставляя дорожки на испачканной коже. Сердце сжалось от такого зрелища, я присела рядом с ней.

- Могу я присоединиться к тебе? – мягко спросила я. Она глянула на меня и кивнула, оживившись, когда я села прямо в грязь. Мне было все равно, что подумают другие, все равно, какой будет реакция мужа, потому что единственное, что имело значение в этот момент – это бесценное дитя.

Я провела руками по холодной, сухой земле, как она недавно, а потом набрала полную ее горсть и пропустила сквозь пальцы. – Итак, тебе нравится грязь? – спросила я, заинтересовавшись ее жизнью. Очевидно, она была еще слишком маленькой, чтобы работать. – У тебя есть лопатка и ведерко, чтобы поиграть?

- У мамы есть, - сказала она. – Она говорит, чтобы я не играла с ними, а то поранюсь. Она говорит, что это для взрослых людей.

- Оу, - ответила я. – У тебя должны быть свои, которые будут безопасными.

- У меня нет ничего своего, - сказала она. – Мама говорит, что только хозяин может нам что-то дать.

- Значит, у тебя нет ничего своего? – с любопытством спросила я. Даже Эвансоны позволяли мне иметь личные вещи, чтобы я не притронулась к их имуществу. Они следили, чтобы у меня был надлежащий вид и приличное содержание – тогда я бы не смутила никого, если бы меня заметили рядом с ними. Они бы никогда не позволили своим рабам выглядеть, как Изабелла, думая, что это плохо на них отобразится.

Она озадаченно смотрела на меня пару секунд, а потом пожала плечами, не зная, как ответить на мой вопрос. – С чем ты хочешь поиграть?

- С грязью, - просто сказала она, и после паузы добавила: - Со мной играют друзья!

- У тебя есть друзья? – с улыбкой спросила я. Она с энтузиазмом кивнула.

- Много друзей! Мальчики и девочки! И я им тоже нравлюсь, - ответила она, ее слова смутили меня. Как у нее могут быть друзья? – Мама говорит, что однажды у меня будут реальные друзья.

Я вздрогнула, поняв, что все они выдуманные, от этого сердце заныло еще сильнее. Она так отчаянно нуждалась во внимании и любви, что придумывала людей в своем сознании, которые заботились о ней. – Ты хорошая девочка. Нет причины, по которой ты бы кому-то не понравилась, - сказала я.

- Хозяину я не нравлюсь, - тихо пробормотала она.

- А мне нравишься, - сказала я, не зная, как ответить на такое заявление. Я точно знала, что она чувствует, я прошла через эти муки сама, но она слишком молода, чтобы понять это.

- Да? – удивленно спросила она. Я улыбнулась, кивая.

- Конечно ты мне нравишься, глупенькая. Хочешь я расскажу тебе секрет? – прошептала я. Она качнула головой, с ожиданием глядя на меня. – Мне не очень нравится грязь.

- А я люблю грязь! – громко сказала она, ослепительно улыбаясь. – Но ты мне нравишься, даже если ты ее не любишь. – Я улыбнулась ее невинности, а потом встала и протянула ей руку. Она сконфуженно посмотрела на меня, прежде чем взять ее. Я подняла ее на ноги.

- Покажешь мне тут все, маленькая Изабелла? – спросила я. Она согласилась и следующие двадцать минут мы провели, прогуливаясь по поместью, она держала меня за руку. Она показала мне крошечное убогое местечко, где она спала, но она утверждала, что оно ей нравится, потому что она могла проводить всю ночь с мамой.

Я шла за ней по полям, когда заметила неподалеку кучу шелухи от початков кукурузы, лежащую на земле. У меня появилась идея. Я подошла ближе и взяла несколько штук, а потом повела Изабеллу на крыльцо.

Мы присели и я начала задавать ей вопросы о ее жизни, пока я придавала шелухе форму. Я внимательно слушала все то, что она говорила. Очевидно, что она все еще была крайне наивна, она не понимала, в какой опасности находится и какая жизнь там, за пределами собственности Свонов. Слишком юная, чтобы понимать концепцию рабства, она еще не различала классы людей. В ее глазах нет разницы между мной и ее хозяином, и уже от этого у меня в горле застревал ком.

Она говорила о друзьях и школе, ей хотелось, чтобы в ее жизни это было. Но я знала, что так долго не продлится. Однажды она поймет правду. Однажды она проснется и поймет, в каком мире живет. И потеряет все надежды на будущее. Однажды она сдастся, и эта искорка в ней умрет, исчезнет, станет воспоминанием, которое она быстро забудет.

Детская амнезия – так это называл Карлайл. Возможно, она даже не вспомнит нашу встречу.

Вскоре на крыльце появился Карлайл и я попросила у него нож, доставая из волос ленточку, чтобы закрепить кукурузную шелуху в форме куклы. Я протянула ее девочке и она с благоговением уставилась на игрушку, в то время как муж сказал, что нам пора. – Спасибо, что позволила мне поиграть с тобой, Изабелла. Ты будешь хорошей маминой девочкой, да?

- Буду. Вы еще приедете поиграть со мной? Вы мне нравитесь, у меня нет друзей, чтобы играть, - проговорила она, все еще глядя на куклу в руке. Мои глаза наполнились слезами, но я попыталась не расплакаться и выдавила улыбку.

- Я посмотрю, что можно сделать, малышка, - прошептала я, голос надломился. Я наклонилась и легонько поцеловала ее в макушку, ощущая мягкость и тепло ее волос. - Пока, bella bambina.

Я направилась к машине и увидела, как Изабелла помахала моему мужу на прощание, а потом вдруг сорвалась с места и побежала к нему. Я застыла, когда она обхватила своими тоненькими ручками его ноги, оставляя на его брюках следы грязи. Он напрягся от шока. - Спасибо, что навестили меня! – радостно сказала она.

- Пожалуйста, дитя, - ответил он, аккуратно потрепав ее по голове, когда она отстранилась. Она поскакала назад к засохшему дереву и плюхнулась в грязь с довольной улыбкой на лице.

Именно так все началось. Когда я уезжала в тот день из резиденции Свонов, я стала другим человеком. Что-то в Изабелле Свон безвозвратно изменило меня, ее существование разбудило часть меня, которую я долго подавляла – часть, которая была не свободна и никогда не будет.

Карлайл спас меня из рабства, он разбил мои оковы, но дать мне свободу он не мог. Свобода не бывает только физической, это эмоциональное свойство, и пока я продолжаю прятаться от прошлого, я никогда ее не найду. Чем сильнее я старалась скрыться от правды, тем дальше я отдалялась от свободы. После встречи с этой красивой маленькой девочкой я поняла, что единственный способ освободить себя – наконец посмотреть в лицо своему прошлому. Я могу идти по жизни и делать вид, что ничего не было, пытаться скрыть шрамы в душе новыми воспоминаниями, но, правда в том, что я просто бегу.

Этот крошечный, наивный ребенок преподал мне величайший урок – что значит быть свободной.

К тому времени, как мы выехали на шоссе, удаляясь от Финикса, я приняла решение. Я собиралась встретиться со своими демонами, потому только так я могла спасти Изабеллу от ее собственных. Она так похожа на меня, но, в то же время, в ней было то, что я не помнила – счастливый ребенок, который не понимает, что случится с ним в будущем, но полон надежд. В моей памяти эти воспоминания стерлись, на их место пришел ужас и опустошенность, которые я испытывала после. Я не хотела для нее такой жизни. Не хотела, чтобы однажды она проснулась и поверила, что от нее отказались, брошенная и нелюбимая, потому что это не так. Я люблю ее и могу помочь.

В моем муже не было такой уверенности. Он сделал неубедительную попытку купить ребенка, пытаясь найти легкое решение, а когда ему отказали, он просто заявил, что все кончено. Я не сдавалась, я повторяла ему, что мы можем найти способ, но он был упрямым дураком. Он думал, что знает лучше меня, его желание защитить меня пересилило все остальное. Но я так легко не сдаюсь…

Я должна спасти ее.

Каждый раз, когда он ехал в Финикс, я убеждала его взять меня с собой. Я видела, как он колеблется, но мне удавалось уговорить его. Я проводила время с Изабеллой, а он занимался делами. Несколько раз я пыталась завести беседу с ее матерью, но она с неохотой отвечала, зная, кто мой муж. Не могу винить ее, потому что я понимала ее чувства. Разговоры с посетителями хозяина всегда чреваты неприятностями, она не могла пойти на подобный риск. Чем больше времени я проводила с Изабеллой, тем более влюблялась в нее, моя решимость спасти ее укреплялась. И не имеет значения, что для этого потребуется. Это было словно наваждение, мое желание росло с каждым днем.

Спустя несколько месяцев после моей первой встречи с Изабеллой, в теплый сентябрьский день, я убедила Карлайла разрешить мне взять с собой Эдварда. Эдвард был особенным ребенком, таким ярким и одаренным, уже после его рождения я знала, что он может изменить мир. Другие мои дети были хорошими мальчиками, и я ни секунды не сомневалась, что они встанут на ноги в будущем, но Эдвард был другим. Он сиял, и поэтому получил свое прозвище Солнышко, но, в то же время, он был более хрупким, чем другие. Он был таким маленьким, а горевал о том ужасном коте больше всех, позабыв, как плохо ему от него было. Его сердце легко было разбить, его привязанности проникали так глубоко, что могли пошатнуть его, если он не будет осторожным.

Всю поездку я нервничала, волновалась – я не знала, как все пройдет. Был особенный день. Из тех обрывков информации, которые я получила от матери Изабеллы, я узнала, что сегодня идеальный день для путешествия – день ее рождения.

Карлайл подъехал к дому и меня охватила горячка, я открыла дверь, чтобы сын вышел на улицу. Карлайл сказал, что задержится ненадолго и чтобы я была осторожно, он проинструктировал Эдварда оставить все вещи в машине. Мой сын был очень привередливым, когда дело касалось его вещей, он все брал с собой, куда бы мы ни ехали – он боялся, что братья тронут их, когда его не будет рядом. Это раздражало мужа, но я находила в этом что-то забавное, еще одно качество, которое отличало Эдварда от других – он страстно оберегал то, что любит.

И я не сомневалась, что он полюбит Изабеллу.

Я взяла Эдварда за руку и повела его вокруг дома, замирая на углу строения. Изабелла гуляла по полю, танцуя и перепрыгивая с ноги на ногу в попытке развлечь себя. Она врезалась в мать и та повернулась, чтобы отругать ее, но Изабелла даже не заметила. Ей было слишком весело, чтобы переживать, она закрылась в своей маленькой вселенной.

Прежде чем я успела позвать ее, она посмотрела на дом и застыла, увидев меня. – Лиззи! – закричала она, начиная бежать в моем направлении. На полдороге она заметила Эдварда и замедлилась, подозрительно глядя на него. Она остановилась в нескольких шагах от нас и покачала головой, внимательно осматривая незнакомца. Я опустила взгляд на Эдварда, он тоже странно смотрел на нее, сощурив глаза. Я вздохнула и вышла вперед, присаживаясь перед ней на корточки.

- Иззи, детка, это мой сын Эдвард, - нежно сказала я. Она ослепительно улыбнулась, когда я объяснила, и повернулась к нему.

- Привет, Эдвард, - с возбуждением продекларировала она. – Хочешь быть моим другом?

Он продолжал подозрительно смотреть на нее. – Не знаю, - осторожно ответил он через минуту, явно не зная, что с ней делать. Она выглядела так же неухожено, как и всегда, когда я приезжала, грязная с головы до пят, со спутанными волосами и кровоточащими ногами.

- Мне нравится заводить друзей, - продолжила Изабелла, явно не замечая его нерешительность. – У меня полно друзей и у всех есть имена. Мама говорит, что однажды у меня будет друг, которого она сможет видеть, но мне все равно, что пока она их не видит, они мне нравятся! Думаю, мама сможет видеть тебя и будет счастлива, если мы станем друзьями.

- Хорошо, - просто ответил Эдвард, улыбка Изабеллы стала шире.

- Так ты будешь моим другом? – возбужденно уточнила она.

- Думаю, да, - промямлил он.

- Вау! Если ты мой друг, мы можем поиграть! Мама не разрешает мне говорить с незнакомыми, но теперь ты мой друг, а значит ты не незнакомый, потому что я тебя знаю, - сказала Изабелла. Я видела радость в ее глазах, ее лицо светилось, когда она смотрела на моего сына. Очевидно, он ей понравился, она была очарована чужим мальчиком, который был почти одного с ней роста. Я знала, что до сих пор она не видела других детей, и чистое благоговение перед его существованием вызвало у меня слезы.

С другой стороны, Эдвард не казался таким уверенным. – Что с тобой не так? – спросил он, нахмурившись. Изабелла глянула на себя, как и в самый первый день, когда я сказала ей, что она грязная.

- Где? – спросила она, озадаченно проверяя одежду.

- Ты странная, - ответил Эдвард.

- Эдвард, манеры, - жестко сказала я, напоминая ему, чтобы он был милым. Обычно он был воспитанным ребенком, но я знала, что он сбит с толку, поэтому его поведение меня не расстроило.

- Прости, мам, - пробормотал он.

- Все хорошо, дорогой. Не стоит судить людей. Позволь сначала узнать их и дай шанс, - сказала я. Он вздохнул и кивнул, еще раз поворачиваясь к Изабелле.

- Мы можем быть друзьями, - нерешительно пробормотал он. Лицо Изабеллы тут же вспыхнуло и она потянула его за руку, на его лице скользнула паника, когда Изабелла направилась в сад.

- Иди, солнышко. Ты не пожалеешь, - мягко сказала я, заметив его сопротивление. Он кивнул и сдался, неохотно следуя за ней.

- Надеюсь, что нет, - услышала я его шепот.

Я стояла в сторонке и присматривала за ними всю вторую половину дня, пока они бегали и играли, им удалось найти общий язык несмотря на огромную пропасть в воспитании. У них не было ничего общего, музыкальный гений из богатой семьи и маленькая девочка-рабыня, но у обоих были большие сердца и способность любить. И именно это свело их вместе.

Я стояла в саду, глядя на них, и тут ко мне приблизилась мать Изабеллы. Она застыла в нескольких шагах от меня, нервно заламывая кисти. – Она не слишком докучает?

- Конечно, нет, - с улыбкой ответила я. – Она приносит радость.

- Серьезно? – удивленно переспросила она. – Радость?

- Конечно, - сказала я. – Почему вас так это удивляет? Она – чудо.

- Я, э-э… думаю, я привыкла, что людей она раздражает, - нерешительно ответила она. – Она приносит неприятности.

- Ну, ничего такого, с чем бы я не справилась, - со смехом сказала я. – У меня трое мальчиков, так что ее энергия освежает.

- О-о, - промямлила она. – Если ее становится слишком много, можете просто отослать ее прочь. Она хорошо слушается приказов и…

- Я никогда так не поступлю, - быстро ответила я, обрывая ее.

- Э-э, хорошо, - запнулась она.

- Она просто ребенок. Она имеет право бегать и играть, когда пожелает, - объяснила я. – Ей нельзя находиться в подобном месте.

- Вы серьезно так думаете? – нерешительно спросила она.

- Конечно, да. Когда я впервые ее встретила, я уже тогда знала, что Изабелла особенная. У нее чистая душа, а это редкий дар в наши дни. Она сияет так ярко, так ослепительно, что невозможно смотреть на нее и не моргнуть. Меня волнует, что она застряла здесь, мир может никогда не узнать ее, - сказала я, снова поворачиваясь к Изабелле. Они с Эдвардом хохотали, бегая друг за другом, мой сын учил ее играть в салочки.

– Вы верите в судьбу?

- Думаю, да, - ответила она. – Думаю, что верю.

- И я, - сказала я. – Всегда верила, по правде говоря. С тех пор, как была ребенком, я верила, что вокруг нас есть сила, которая сводит людей вместе, если так суждено. Когда я впервые встретила вашу дочь, я точно знала, что она из тех людей, кого мне суждено встретить. Она заслуживает большего. Она выше этого, честно говоря.

- Спасибо вам, - пробормотала она. – Спасибо, что так думаете о моей девочке.

- Вы не должны благодарить меня, - ответила я. – Это правда. Думаю, судьба привела меня в этот дом. Мне было суждено узнать Изабеллу, потому что я должна спасти ее. Я верю, что это мое предназначение.

- Вы можете ее спасти? – прошептала она, ее голос надломился от эмоций. Я глянул на нее и увидела слезы в глазах, сквозь силу, которой она сдерживала плачь, прорывалась надежда.

- Нет, не могу, - ответила я, - а спасу. Я спасу ее. Могу я задать вам вопрос?

- Да, мэм, - проговорила она.

- Кто ее отец? – спросила я. Она застыла и уставилась на меня, нерешительно качая головой.

- Я, э-э… я не знаю, что вы имеете в виду, - запнулась она. Я мягко улыбнулась, ощущая ее опасения. Очевидно, что она боялась говорить, боялась предавать Свонов.

- Вы знаете, что я имею в виду, - аккуратно сказала я. – Вы женщина – вы мать. Вы можете сказать мне. Я никогда никому не расскажу это, обещаю. Но дело в том, что я должна знать кое-что, и тогда у меня будет шанс спасти ее от этой жизни.

Она вздохнула, ее глаза нервно осматривали территорию. – Сын хозяина, - прошептала она. – Чарльз Младший. Он, э-э… он…

- Я понимаю, - сказала я, не желая выдавливать из нее эту правду. Я точно знала, что он с ней сделал. – Мне жаль, что с вами это случилось. Такое ни с кем не должно происходить.

Она кивнула. – Спасибо вам. Но я бы ни на что не променяла Изабеллу. Это она сохраняла меня живой эти годы, дала мне причину жить дальше. Вы, э-э… действительно думаете, что можете ей помочь?

- Да. Даже если это будет последнее, что я сделаю, она выберется отсюда, - сказала я, веря в каждое свое слово. Она замолчала, когда дети пробежали мимо нас, Изабелла плюхнулась в грязь. Пыль полетела в воздух и Эдвард инстинктивно отступил назад, отмахивая от грязи.

- Ты можешь найти не такое грязное место, чтобы посидеть? – спросил он, недоверчиво глядя на нее.

- Почему? Я уже грязная, - ответила она, пожимая плечами, как будто это логичный ответ. Я засмеялась, а Эдвард одарил меня странным взглядом, неохотно присаживаясь рядом с ней.

- Мне пора возвращаться к работе, - спохватилась Рене. – Изабелла, будь хорошей девочкой, ладно? Не давай повода миссис, э-э…

Она замолчала, глядя на меня, а я улыбнулась. – Элизабет, - сказала я. – Называйте меня просто Элизабет.

- Элизабет, - повторила она. – Будь с Элизабет хорошей, милая.

Она повернулась уходить, а я постояла с детьми еще немного, наблюдая за их веселой болтовней и игрой в грязи. Потом я извинилась и пошла к машине, открыла бардачок и достала куклу из кукурузной шелухи, которую сделала на днях. Она была намного лучшей той, которую я смастерила для Изабеллы несколько месяцев назад, и мне даже удалось найти подходящую одежку. Я подошла к детям и протянула ей ее. Изабелла нерешительно взяла ее, а потом ее лицо засветилось.

- С Днем Рождения, маленькая Иззи, - сказала я. Она поблагодарила меня, усаживая куклу себе на колени.

- Мне четыре! – продекларировала она, выпрямляя все пальцы на правой руке. Я хихикнула и услышала стон Эдварда.

- Это пять, - пробормотал он.

- Мне не пять, - сказала Изабелла, сконфуженно глядя на него. – Мне четыре.

- Это пять пальцев, - объяснил он, потянувшись к ней и сгибая один палец. – Теперь это четыре.

- Оу, - сказала Изабелла, пожимая плечами, как будто все это ерунда. Она легко схватывала информацию и мало что беспокоило ее. – Тогда хорошо.

Они играли еще какое-то время, а потом оба попытались забраться на дерево во дворе, пока не начало темнеть. Я знала, что Карлайл скоро закончит и мы должны будем уехать, а следующий визит состоится не так быстро, как мне хотелось бы. Мне всегда было больно оставлять ее, говорить «прощай» и не знать, смогу ли я еще раз сказать «привет».

- Хочешь Поцелуй? – внезапно спросил Эдвард, глядя на Изабеллу. Я улыбнулась, поняв, что он имеет в виду, я гордилась его манерами. Но Изабелла нахмурилась.

- Поцелуй? – озадаченно уточнила она.

- Да, Поцелуй, - повторил Эдвард, в его голосе звучало раздражение. Одно точно – ему не хватало терпения.

- Э-э, хорошо, - ответила Изабелла. Мои глаза расширилась от шока, когда она влетела в него и прижалась к его губам, крепко зажмурившись. На пару секунд он казался ошарашенным, а потом отвернулась, пытаясь оттолкнуть ее, и громко застонал.

- Э-эй! – раздраженно закричал он, его лицо скривилось от отвращения. – Зачем ты это сделала?!

Я попыталась было сдержать смех, а Изабелла с непониманием посмотрела на него. – Ты спросил, хочу ли я поцелуй, - сказала она.

- Это значит кусочек шоколада, - объяснила я, походя ближе и присаживая перед ней на корточки.

- Шоколада? – уточнила она.

- Да, шоколада. Так много сладостей на свете, детишкам нравятся вот эти, - с улыбкой прочитала я стишок. Во время прошлого визита рифма заворожила ее, именно так мы придумали ее имя Иззи. Она повторяла, что оно ей нравится, потому что рифмуется с моим.

- Оу! – возбужденно сказала она, наконец сложив кусочки воедино. – У тебя есть шоколад?!

- У меня нет, - ответила я, - а вот у Эдварда есть Поцелуи Херши. Он поделится с тобой шоколадом, bella bambina.

Эдвард пошел к машине и набрал конфет, протягивая ей несколько. Она засунула их в карман и сказала, что сохранит на потом, а затем вежливо поблагодарила Эдварда. Этот милый обмен я никогда не забуду, выражение ее лица в тот момент, когда он давал ей сладости, было бесценным.

Всего через несколько минут вышел Карлайл и заявил, что пора ехать. Я обняла Изабеллу и нежно чмокнула ее в лоб, еще раз поздравив ее с праздником. Эдвард попрощался и она попросила нас приехать и поиграть с ней еще, я ответила, что так мы и сделаем. Мы шли к машине, когда Эдвард повернулся ко мне и с улыбкой признался.

- Ты была права, мам. Я не пожалел, что дал ей шанс, - тихо сказал он. Я улыбнулась и кивнула.

- Я знала это, Sole, - ответила я.

Всю дорогу назад Карлайл был на грани. Дома он заявил, что это был мой последний визит в резиденцию Свонов. Я выпытывала у него объяснение, умоляла передумать, но он даже не дрогнул. Он сказал, что и так позволил этому зайти слишком далеко, я привязалась к девочке и пора ее отпустить. Я не могла понять, откуда появилась такая жесткая позиция, но он ответил, что я могу злиться, но это для моего же добра.

А я злилась. Атмосфера между нами были напряженной, мы постоянно ссорились. На какое-то время наши отношения испортились, но он продолжал стоять на своем. Он приказал мне забыть об этом, потому что мы ничего не можем поделать, он настаивал, что мы сделали все, что в наших силах. Но я не соглашалась. Я знала, что он просто боится за нас. Я не отпускала свою веру, что мне суждено спасти ее.

Это судьба, даже если он пока это не видит.

Я прекратила разговаривать с ним на эту тему и спустя время он преисполнился уверенности, что вопрос закрыт, но правда в том, что для меня ничего не закончилось. Гнев вспыхивал с новой силой каждый раз, когда он ехал в Финикс, старые раны кровоточили. Я постоянно думала о ней, переживала, как будто это мой ребенок. Она в безопасности? Она счастлива? Она по-прежнему бегает по поместью и играется в грязи, не замечая жестокую реальность? Есть ли еще шанс спасти ее от мук, которые ждут ее в такой жизни? Она еще надеется на лучшее будущее?

Помнит ли она меня?

Мое терпение подходило к концу, отчаянная потребность спасти ее росла. Каждый прошедший день казался слишком длинным, каждая секунда ее пребывания там была еще одним мгновением пыток, которые она не заслуживала. Я начала использовать свои связи в центре помощи жертвам насилия, где я работала, чтобы вести расследования, я нанимала частных сыщиков и пыталась копаться в тайнах Свонов. Наверняка я не знала, что ищу, но мне просто нужен был результат. Они вполне прилично с ней обращались, но при этом не отпускали, и я это не имело смысла, что-то тут не клеилось.

Я обратилась к нескольким друзьям семьи, которым доверяла, я хотела узнать, откуда Своны берут свои рабов. Я просила не рассказывать моему мужу, говоря, что хочу разобраться в собственном прошлом, а это лишь разозлит Карлайла. Ложь вызывала чувство вины, но работала, мой муж не знал, что я веду расследование, даже если случайно обнаруживал пропажу денег с его банковского счета. Я тратила тысячи, я давала деньги всем, кто мог помочь.

Спустя год после моего последнего визита в Финикс, у отца Карлайла случился сердечный приступ и он скончался. В организации начались волнения, Карлайл признался, что такое случается при смене власти. Люди пытаются приспособиться к внезапным переменам лидеров, Карлайл приказал быть осторожнее в словах - рядом может оказаться враг, а он переживал о моей безопасности.

После похорон мы собрались в резиденции Калленов, в дом входили и выходили члены организации и друзья, которые хотели высказать соболезнования. Мне было некомфортно в окружении такого количества людей, которые к тому же были опасными, со многими из них я встречалась еще у Эвансонов. У меня было чувство, будто меня рассматривают под микроскопом, по коже бежал холодок, когда очередной мужчина пялился на меня через всю комнату. Довольно много людей отказались принимать меня как жену мафиози, и не только из-за моего подневольного происхождения, но и потому что я имела ирландские корни. Они одаривали меня такими взглядами, что мне казалось, будто меня съедят живьем, была бы возможность.

Долго выдерживать это было невозможно, поэтому я извинилась и выскользнула на улицу. Дети играли, а сбоку на скамейке я заметила Алека. Он был один и смотрел на свои руки, играя с золотым кольцом на мизинце. Похороны стали большим событием, поэтому все оделись в кричащие костюмы, демонстрируя собственное богатство и власть, но одного взгляда на Алека мне хватило, чтобы понять, что ему некомфортно. Я знала его долгое время и ощущала, что он не любит показные жесты или эмоции, атмосфера в доме явно душила его.

Я поколебалась, прежде чем медленно подойти к нему, сердце бешено забилось. Я пыталась по мере своих сил избегать его, пребывание рядом с ним напоминало мне о том, что я хотела забыть, но сейчас у меня была причина не сдаваться – Изабелла Свон. Из-за нее я переступила через страх и приблизилась к нему. Если и был кто-то, кто поймет мои мотивы, то это Алек. У него были связи со Свонами, которых не было у остальных, и Карлайл доверял ему больше других. Я также знала, что сейчас единственное время, когда я смогу поговорить с ним наедине.

Я нерешительно сделала еще один шаг, он даже не шелохнулся, не поднял на меня взгляд, хотя он, очевидно, знал о моей присутствии. Я осторожно присела рядом, нервно скрещивая руки на груди и закидывая ногу на ногу. Он молчал, просто продолжая крутить в руке кольцо.

Он был умным человеком и наверняка знал, почему я тут, но он позволял мне самой начать разговор. Он и Эсме знали, что Карлайл пытался купить Изабеллу из-за моего желания спасти ее, Эсме даже осмелилась стать на мою сторону. Алек никогда не высказывал свое мнение, но это не удивительно – он вообще редко говорил, пока его не спросят.

Я прочистила горло, зная, что пора начинать – чем дольше я рядом с ним, тем больше нервничаю. – Помоги мне, - тихо сказала я.

- Я не могу, - ответил он спокойным и уверенным голосом. – Я не могу вмешиваться.

- Кто-то должен это сделать, - сказала я.

- Она принадлежит им. Может это неправильно, но это так. Ничего нельзя поделать, - заявил он.

- Должен быть выход, - тихо попросила я, не в силах принять это.

- Я бы хотел, чтобы он был, - ответил он. Он молчал с минуту, а потом вздохнул, наконец оставляя кольцо в покое и откидываясь на спинку скамейки. – Я сделал все, что мог. Я проверяю ребенка каждый раз, когда приезжаю туда, слежу, чтобы с ней хорошо обращались и кормили. Возможно, она не в лучшем состоянии, но в данных обстоятельствах это даже больше, чем можно ожидать. Ей позволяют играть днями напролет, и ей не пренебрегают, Элизабет. У нее есть мать, которая всегда утешит и поддержит ее.

- Я знаю, - сказала я, - но она заслуживает большего, Алек.

- Возможно. Я не буду спорить – она кажется милым ребенком, но это не меняет факты. Она раб. Она их раб, - парировал он. Я прикрыла глаза, слово больно жалило. – Я не хочу никого обидеть этим словом. Я безмерно уважаю тебя и твои отношения с Карлайлом. Ты – семья, Элизабет. Но правда в том, что в стране тысячи рабов, и на место каждого сбежавшего – десятки новых. Ты не сможешь спасти их всех.

- Я знаю. Я не настолько наивна, чтобы в это верить, - с отчаянием сказала я. – Только она. Одна девочка, Алек.

- Что в ней такого особенного? – спросил он, наконец, повернувшись ко мне лицом. В его глазах застыло любопытством, которое удивило меня, он спрашивал искренне.

- Ты когда-нибудь говорил с ней? – спросила я. Он покачал головой. – Попробуй. Она очень яркая. От ее невинности у меня перехватывает дыхание, она такая чистая и прелестная.

- Она ребенок, - ответил он. – Все дети прелестные.

Я горько засмеялась, сама удивляясь этому звуку. – А твоя сестра?

Он застыл от удивления. – Нет, она не была такой, - сказал он. – Я полагаю, у тебя есть аргументы.

- Дело не только в ее возрасте, но и в ее душе, - сказала я. – В ней есть что-то особенное и я знала это уже в тот миг, когда встретила ее, она заслуживает намного большего в жизни. Ей нужен кто-то, кто даст ей шанс.

- Я хотел бы это сделать, но не могу, - вновь повторил он, не меняя свое мнение. – Я продолжу присматривать за ней, когда буду в Финиксе по делам, но в остальном я умываю руки. Мне жаль, но нужно смириться.

- Я понимаю, - тихо ответила я, улыбнувшись ему, когда он встал. Кто-то в доме позвал его и он собрался уходить, но потом остановился в нескольких шагах от меня.

- Я вынужден попросить тебя смотреть за тем, кому ты задаешь подобные вопросы – в нашем мире вопросы о рабах не приветствуются, - заявил он. – Не нужно спрашивать, Элизабет, ты навлекаешь на себя неприятности. Мне претит мысль, что ты можешь пострадать. Оно того не стоит.

Он ушел, а я вздохнула, качая головой. – Оно того стоит, - пробормотала я про себя.

Я не знала, рассказывал ли Алек Карлайлу об этом разговоре, но больше мы к этой теме с ним не возвращались. За долгие годы он ни разу не упомянул Изабеллу Свон, но я не отпустила желание спасти ее.

Все изменилось в день рождения Изабеллы – тринадцатого сентября. Я работала в Центре помощи жертвам насилия, мальчики были в школе, ко мне подошла одна из сотрудниц – женщина по имени Стефани.

- Тебе пришло письмо, Элизабет, - сказала она, бросая на стол маленький бумажный конверт. На нем было нацарапано мое имя, почерк казался незнакомым, а обратного адреса не было, но марка была местной. В этом не было ничего необычного и не вызывало подозрения, я порой получала такие письма по работе. Иногда жертвы, которым я помогала, присылали анонимные письма – имена не были нужны, чтобы оказать помощь. А им так было удобнее – никакой личной информации. Некоторые просто боялись последствий, если придется давать показания против насильников.

- Спасибо, - безразлично ответила я, возвращаясь к работе. Я не могла сосредоточиться, мысли соскальзывали к Изабелле, день тянулся медленно. Прошло три долгих года с тех пор, как я видела ее красивое личико, но моя любовь к ней было все так же сильна. Я постоянно думала о ней, ежедневно я видела напоминания. Каждый смеющийся ребенок вызывал у меня улыбку, я вспоминала беззаботную невинность Изабеллы. Некоторым маленьким девочкам, чьи мамы подпадали под нашу программу, я делала куклы из кукурузы, и их искренняя радость возвращала меня к тем мгновениям в Финиксе, к чистому интересу Изабеллы. Сердце болело каждый раз, когда я наблюдала за собственными детьми, как они завтракают, или спят под своими одеялами с обнимку с медвежатами, и думала, позволяют ли ей такие малые радости.

В тот полдень я была так погружена в себя, что почти забыла о конверте, заметив его только в конце рабочего дня. Я схватила его и засунула в карман, направляясь домой. Я опоздала, мальчики вернулись из школы раньше меня, Джаспер с Эмметом играли во дворе в футбол с соседом по имени Джейми. Он казался хорошим ребенком и повсюду следовал за Эмметтом, часто раздражая моего сына. Я повторяла ему, что не нужно издеваться над людьми, он должен проявить понимание.

- Привет, золотце, - сказала я, заходя на кухню, где за столом сидел Эдвард и делал домашнюю работу. – Хочешь пойти на улицу и поиграть с братьями?

- С Джейме? – пробормотал он. – Ни за что.

- Это не очень хорошо, - сказала я, взъерошивая его волосы. Он застонал и отстранился от меня, сдвигая стул.

- Ага, он не хороший, - ответил он, - он настоящий придурок.

- Эдвард, - прикрикнула я. – Не обзывай людей.

- Он часто меня обзывает, - захныкал он. – Вчера он назвал меня femminuccia, мам. Я не маменькин сынок.

- Конечно нет, - сказала я. – Разве имеет значение, что он говорит? Палки и камни могу разбить твои кости (1), но…

- Знаю, мам, - раздраженно оборвал он меня. – Его слова меня не тронут. Но он все равно большой придурок.

Я замолчала, разглядывая его, на его лице застыла раздраженная гримаса, он смотрел в книгу и ерошил волосы. У него была привычка накручивать себя, он слишком переживал, в порядке ли все вокруг, чтобы расслабиться. Привередливый, как называл его Карлайл… всюду ищущий совершенства. Иногда он забывал, что еще ребенок, что ему не нужно взваливать на себя всю тяжесть мира.

Пока Эдвард работал над домашним заданием, я сделала ему вишневую колу и начала готовить обед, он рассказывал мне о школе. Иногда он задавал мне вопросы, но с меня мало пользы, поэтому я советовала ему обратиться к отцу, когда тот вернется домой. Он ворчал на мой ответ, говоря, что так и сделает, но я знала, что нет. Эдвард никогда не просил у Карлайла помощи, он всегда шел ко мне или делал все сам. Не знаю точно, почему, но подозревала, что сын просто боится отца. Мы не акцентировали на этом внимание, но и не старались скрыть жизнь Карлайла от детей, поэтому всегда оставалась возможность, что Эдвард поймет, частью чего является его отец. Я боялась, что однажды дети начнут задавать вопросы, я до сих пор не понимала, как справиться с ситуацией. Что они почувствуют, когда узнают, что я была рабыней? Это изменит их отношение ко мне или к отцу? Я никогда не желала своим детям познать тот мир, я хотела удержать их подальше от мафии, но я не могу укрыть их от всей жестокости. Даже если мы с Карлайлом откроем перед ними другую жизнь, дадим им возможности, их имена никогда не дадут скрыться от мира организованной преступности.

Вечер прошел быстро, Карлайл не приехал на ужин и не позвонил. Я уложила мальчиков в кроватки около девяти, а потом вернулась вниз. Я налила себе бокал вина и взяла со стула в кухне свое пальто, из кармана выпала вещь. Я наклонилась, чтобы подобрать ее и тут до меня дошло, что это письмо из центра. Я пошла в гостиную и присела на диван, подбирая под себя ноги и отрывая уголок конверта. Внутри была записка и я достала ее, раскрывая. Писали явно в спешке, некоторые слова просто зачеркивали.

«Я сделала немало ошибок, но я должна исправить их, пока не стало поздно. Я знаю, что ты интересуешься рабами из Финикса, но ты должна ОСТАНОВИТЬСЯ!!! Стефан Волков опасный человек и ты бы не хотела, чтобы он обратил на тебя еще больше внимания! Я бы хотела сказать тебе больше, но он убьет меня, если прочитает это письмо. Пожалуйста, прекрати, ради ВСЕХ нас! (2)»

Я перечитала текст несколько раз, сердце бешено подпрыгивало в груди, пока я изучала слова. Я с трудом вспомнила, как слышала прежде имя Стефана Волкова, но неизвестно где, я так отчаянно пыталась понять это сообщение, что даже не услышала, как хлопнула парадная дверь и раздались шаги.

- Элизабет? – послышался голос мужа, он застал меня врасплох. Я подскочила и в панике оглянулась, он стоял в дверном проеме, на лице было серьезное выражение. – Что это?

Он кивнул в сторону записки в моей руке, я покачала головой и быстро убрала ее. – Просто письмо, которое пришло мне на работе, - нервно пробормотала я. Он кивнул в знак понимания – он тоже посчитал, что это от кого-то из жертв. – Ты… э-э… ты пропустил ужин.

- Знаю, - тихо ответил он. – Сама понимаешь, как оно бывает.

- Ты мог позвонить, - пробормотала я, поднимаясь и засовывая письмо в карман брюк. Он не ответил, а я направилась на кухню, чтобы подогреть ему поесть, он молча наблюдал за мной. Я наложила ему порцию и поставила на стол, отворачиваясь, чтобы уйти, но он схватил меня за талию и притянул ближе.

- Прости, - прошептал он. – У меня не было выбора. Я должен был сделать то, что нужно.

- Знаю, Карлайл, - сказала я, глядя на него. Я видела в его глазах сожаление и стыд, а также отблески слез, которым он никогда не даст волю. Я не знала, чем он занимался, и не хотела знать, но меня постоянно снедала вина – он сделал это ради меня. Он сделал это ради нас, он прошел посвящение, чтобы мы могли создать семью, и я никогда не смогу отплатить ему за это. Чтобы я не сказала и сделала, это не изменит факты и не изменит прошлое, и сколько бы раз он не повторял мне, что моей вины нет, я всегда буду ее чувствовать.

Он наклонился и нежно поцеловал меня, его губы были теплыми и мягкими. Я довольно замычала и улыбнулась, когда он отстранился и нежно погладил мою нижнюю губу указательным пальцем. – Я люблю тебя, Лиззи, - прошептал он. – Больше, чем ты думаешь.

- Я тоже люблю тебя, - ответила я. Он улыбнулся и отпустил меня, направляясь к тарелке с ужином.

- Спасибо, - поблагодарил он.

- Не за что, - сказала я и ушла наверх.

Я переоделась и вновь достала письмо, думая, что с ним делать. После недолгих раздумий я смяла его и выбросила в мусорную корзину в углу спальни. Я спустилась вниз, Карлайл как раз закончил с ужином, я взяла его тарелку, чтобы помыть.

- Могу я задать тебе вопрос? – проговорил он. Я безразлично кивнула и услышала его вздох, я занервничала. – Ты все еще думаешь об Изабелле?

Я шокировано застыла, посуда выскользнула из рук и упала в раковину с громким звоном. От шума я поежилась, он вновь вздохнул. – Ты знаешь, что да, - ответила я, а потом подняла тарелку. – И всегда буду, Карлайл. Сегодня ее день рождения.

- Я знаю, - сказал он. – Ты же… э-э… ты ничего не предпринимала, да? Ты пообещала мне, что не будешь выискивать информацию.

- Я помню, что я говорила, - ответила я, во мне всколыхнулось чувство вины. – Я не тупая. Я помню.

- Я никогда не говорил, что ты тупая, Элизабет. Ты просто любопытная. И ты моя жена, я переживаю о тебе. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, - сказал он. – Я не переживу, если с тобой что-то случится.

- Со мной ничего не случится, Карлайл, - тихо пообещала я. – Если тебе нужно беспокоиться о ком-то, побеспокойся о ней.

Зависла неуютная тишина, в комнате стремительно нарастало напряжение. Я лгала, мои поиски ничто не остановит, и, судя по его словам, он уже это знал. – Знаешь, не так давно я видел ее, - вдруг признался он.

- Ты был в Финиксе? – шокировано уточнила я, повернувшись, чтобы взглянуть на него.

- Да, - сказал он. – Именно туда две недели назад мы с Алеком ездили по делам.

Я уставилась на него, сердце бешено билось. Я чувствовала себя преданной, внутри разгоралось чувство зависти. – Она… э-э… в порядке?

- Похоже на то, - ответил он. – Она была в неплохой форме. Намного чище, чем раньше, это наверняка.

- Она что-то говорила? – нерешительно спросила я, отчаянно желая знать больше, но мне страшно было услышать ответ. Он впервые признал, что видел ее, после нашего последнего визита в Финикс, и я знала, что это скользкая тема. Это единственное, что стояло между нами.

- Ты же знаешь, что нет, - ответил он. – Она бы не посмела обратиться ко мне. Может, ей всего лишь семь, но это не меняет того, что она рабыня.

Я поежилась от этих слов, вновь роняя тарелку. Он вздохнул в третий раз и тихо извинился, но я проигнорировала его. Мне все равно, сколько времени прошло – по-прежнему больно слышать это слово. Я выключила воду и молча смотрела в кухонное окно, борясь со слезами. Ночь опустилась на город, было уже темно, день отступил. Я задумалась, что сейчас делает Изабелла, как прошел ее день, вспомнил ли кто-то о ее дне рождения. День, когда она появилась на свет, нужно праздновать, ее жизнь нужно почитать и радоваться ей, но в реальности для всех это был обычный день… потому что она рабыня.

- Сомневаюсь, что она помнит, - сказал он через минуту. – Она не узнает меня.

Боль в груди усилилась и я проиграла битву со слезами, влага скользнула по щекам. – Я иду в постель, - прошептала я, разворачиваясь, чтобы уйти.

- Элизабет, - жестко позвал он, от его тона я замерла. – Я знаю, что это больно. И это грустно, мне жаль, но она, судя по всему, живет вполне неплохо, у нее есть ее мать. Я понимаю, почему ты злишься на меня из-за этого, но так будет лучше. Она родилась там и не знает жизнь за пределами поместья. Они держат ее в полной изоляции, она не знает, что упускает.

- Это нечестно, - дрожащим голосом выдавила я.

- Нет, но что поделаешь. Я боролся за тебя, я положил на чашу весов все, что имел, лишь бы вытащить тебя из этой жизни, и я не могу позволить тебе вновь окунуться в нее. Ты должна пообещать мне, Элизабет. Ты должна поклясться, что прекратишь задавать вопросы и не вернешься к этой теме. Ты должна пообещать мне, что отпустишь ее, - сказал он. Я застыла, желая только одного – чтобы моя боль ушла. Он просил меня сделать то, что я не могу, он просил меня повернуться спиной и забыть, а я не могла. Сколько бы времени ни прошло, я никогда не сдамся.

- Карлайл, - начала я.

- Пообещай мне, - жестко повторил он, обрывая меня. – Я настаиваю, Элизабет.

- Обещаю, - прошептала я и ушла, не говоря больше ничего. Я пошла наверх и достала из корзины смятый лист бумаги.

Это было единственное обещание, которое, я знала, я не смогу сдержать.

1. Английская пословица, означает, что слова не могут ранить человека, если он того не хочет.

2. оригинал можно посмотреть тут https://4.bp.blogspot.com/_fqPT6OUXEW8/S-hoS4P6P_I/AAAAAAAAAVw/7Cr46FPluWw/s1600/notebook_paper.jpg

Следующие дни прошли в тумане, в мыслях было только это письмо. Я несколько раз перечитывала его, вновь и вновь просматривая строчки в надежде разобраться. Это имя постоянно крутилось в голове, я хотела вспомнить, где раньше слышала его, но не могла, и это доводило меня до исступления. В один из дней я достигла предела, размышления отвлекали меня от работы. Я смотрела на один и тот же файл не меньше часа, моя невнимательность привлекла внимание сотрудницы.

- Ты в порядке, Элизабет? – спросила она. – Ты сама не своя сегодня.

- Да, в порядке, - промямлила я, выдавливая улыбку.

- Тебя волнует какое-то дело? – спросила она.

- Можно сказать и так.

- Могу я помочь? – предложила она. – Если тебе нужна пара ушей, чтобы выслушать…

- Оу, нет. Думаю, я справлюсь, спасибо, - пробормотала я. Она улыбнулась и повторила, что она рядом, если я передумаю, напоминая, что ничто сказанное не уходит за пределы этого офиса. Я пару секунд смотрела на нее, а потом слова вырвались наружу прежде, чем я поняла, что делаю ошибку. Но я больше не знала, к кому обратиться. – Леа, ты слышала о ком-то по имени Стефан Волков?

Она внезапно застыла и удивленно глянула на меня. – Э-э, да, - сказала она. – Его арестовали несколько месяцев назад – он держал бордель в Высокогорном Парке. Несколько девочек оттуда приходили сюда, помнишь?

Я шокировано посмотрела на нее, тут же вспоминая тот случай. Девушки одна за другой исчезли, отказавшись от нашей помощи. – Чем тогда закончилось дело? – спросила я. Она пожала плечами.

- Я слышала, что все девушки отказались давать против него показания, настаивая, что он был непричастен. Думаю, над ними поработали. Ты же знаешь, как там делается дело, на жертв оказывают давление, - сказала она. Я нерешительно кивнула, я знала это по собственному опыту – мой муж жил в этом мире. – В общем, его оправдали, отделался предупреждением. Потом оплатил кое-какие штрафы и ушел восвояси.

- Вау, - пробормотала я.

- Да, даже смешно. За ним тянется километровый криминальный шлейф, тонны арестов, и почти никогда не признавали виновным, - ответила она. – А почему ты спрашиваешь?

- Ой, да ничего. Я услышала где-то его имя и никак не могла понять, почему оно кажется мне знакомым, - быстро сказала я, поднимаясь и надевая пальто. – В любом случае, я спешу. Мне нужно было вернуться еще час назад.

Я вылетела из комнаты прежде, чем она успела задать хоть один вопрос или попросить меня о каком-то одолжении, сегодня я была уже ни на что не способна.

Я прошла несколько кварталов до местной библиотеке и спросила у женщины за столом, где я могу просмотреть их микрофильмы. Остаток дня я обыскивала архивы, пытаясь найти упоминания о нем. Чем глубже я копала, тем сильнее становилось предчувствие в животе, его связи с миром моего мужа казались все глубже. Он сталкивался с людьми, которые, я знала, принадлежали к организации, у него не раз были с ними стычки. Изнасилования, грабеж, подозрения в убийствах и похищениях – все это шло рядом с его именем. Он явно был опасным, нельзя это отрицать, но то, что он связан с Изабеллой не на шутку пугало меня. Не знаю, как он может быть причастен, но теперь мое беспокойство о ее жизни становилось сильнее. Она отнюдь не в безопасности, этот человек может добраться до нее.

Я знала, как появилась на свет Изабелла, но самая большая загадка – откуда появилась ее мать. Я собирала информацию по крупицам долгие годы, похоже, ее купили как рабыню на черном рынке и хотели удочерить. Я знала, что для членов организации большое значение имеют кровные связи, они всегда стремились породниться с могущественными семьями – все это не покидало мои мысли. Они бы никогда не взяли ребенка в дом с желанием сделать ее частью семьи, если бы она не была хотя бы частично итальянкой. Они никогда не воспитывали бы ирландского или русского ребенка, так каким образом россиянин Волков был с ними связан? Как Чарльз Свон может иметь дело с человеком, который считается врагом организации? Какие секреты они хранят? Почему они просто не продали ее?

Я настолько погрузилась в исследования, что даже не заметила, как стемнело. Я быстро собрала вещи и побежала домой, мой муж был уже там, на его лице застыло подозрение. – Где ты была? – спросил он.

- В центре, - решительно ответила я. – Потеряла счет времени. Работала над одним делом.

Он пристально смотрел на меня, взглядом говоря, что не верит, но прежде чем он смог заговорить, зазвонил телефон. Он ответил, а потом сказал, что должен уходить. Он погладил меня по щеке и удалился, задерживаясь в дверях. – Тебе пришло сообщение на автоответчик, - тихо сказал он, а потом ушел.

Я вздохнула, когда он ушел, а потом нажала кнопку, чтобы прослушать. Зазвучавший голос вызвал у меня тошноту. – Элизабет, это Леа. Ты не вернулась после обеда и я переживала. Позвони мне, когда сможешь, чтобы я убедилась, что ты в порядке.

У моего мужа были недостатки, но глупость не из их числа.

Я пустила вещи на самотек, не желая усиливать его подозрения, но я уже себе не принадлежала. В конце концов я вновь начала копаться в библиотеке, изучая статьи о похищениях того времени, когда мать Изабеллы попала к Свонам. Примерно в то же время я оказалась в Финиксе, в подполье бушевали войны, забравшие сотни жизней. Я задумалась, возможно, ее семья была одной из таких, тогда она была бы связана с итальянцами. Я искала сообщения о детях, которые потерялись, или о беременных женщинах, но таких были десятки по всей стране. Я рылась в списках имен, пытаясь разобраться, как связать их со Свонами и Волковым, но не видела отгадки.

Я вновь обратилась к частным детективам, предлагая им любые деньги, лишь бы они обеспечили сохранения информации. Мне так отчаянно были нужны ответы, что я не понимала, что делаю именно то, о чем предупреждала записка – я привлекала внимание и влезала в интересы опасных людей.

Двенадцатого октября я стояла на кухне и смотрела в окно, дергая нить жемчуга у себя на шее. Джаспер с Эмметтом приболели, заразившись в школе, они отдыхали в своих комнатах. В гостиной играло пианино – это Эдвард прогонял мелодии, чтобы успокоиться. Сегодня был особенный день, выступление сына, и мы ждали Карлайла, который присм