Вытеснение сексуальности и отказ от влечения

Серьезная дискуссия о социологических последствиях психоанализа требует сначала четкого ответа на вопросы:

1. Являются ли психоаналитическая социология и соответствующее мировоззрение, открывающиеся нам в поздних работах Фрейда и принявшие вид " сгустков" гротескных результатов в работах его как бывших, так и все еще признанных учеников (например, Рохайма, Пфистера, Мюллер-Брауншвайга, Кольнаи, Лафоржа и др.) прямым логическим следствием аналитической психологии?

2. А не возникли ли эти социология и мировоззрение как следствие в результате разрыва с аналитическими принципами клинической деятельности, спорного толкования или неполного понимания результатов клинических исследований?

Если бы удалось доказать наличие такого скачка или разрыва в самой клинической теории и если можно было бы затем показать отношение, существующее между отклоняющимися воззрениями клиницистов и основными представлениями социологов, то был бы найден важнейший источник ошибок, характерных для аналитической социологии. (Другим источником ошибок является отождествление индивидуума и общества.)

В своей теории культуры Фрейд представлял точку зрения, согласно которой культура обязана своим возникновением подавлению влечения или отказу от него. Ученый пытается иллюстрировать эту позицию на примере открытия огня. Основная его мысль заключается в том, что культурные достижения являются результатами проявления сублимированной сексуальной энергии, из чего следует, что подавление или вытеснение сексуального влечения является необходимым фактором формирования любой культуры. Можно бы было на историческом материале доказать, что данный взгляд неверен, так как существуют и более высокие культуры без подавления сексуальности, напротив, с полной свободой половой жизни[1].

Правильно в этой теории лишь то, что подавление сексуальности создает в массовой психологии основу определенного типа культуры, а именно: патриархальной культуры во всех ее формах, но оно не является основой культуры как таковой и ее формирования в целом. Как же Фрейд пришел к взгляду, изложенному выше? Конечно, это произошло не благодаря сознательно занятой политической и мировоззренческой позиции. Наоборот, ранние работы (вроде статьи " О культурной половой морали") указывают как раз на критику культуры с позиций сексуальной революции. Фрейд не пошел дальше по этому пути, более того, он восстал против такого рода попыток. И именно предпринятые мною попытки развить концепции сексуальной политики и критики культуры стали поводом к первым серьезным разногласиям во мнениях с фрейдистами.

Анализируя психические механизмы и содержание бессознательной душевной жизни, Фрейд считал, что бессознательное наполнено асоциальными и антисоциальными инстинктивными побуждениями. Это открытие может подтвердить каждый, кто воспользуется соответствующим аналитическим методом, В характере любого мужчины центральное место занимают фантазии, связанные с намерением убить отца и стать вместо него господином матери. Импульсы жестокости, заторможенные более или менее осознанным чувством вины, встречаются повсюду. Жестокие фантазии мужчины, представляющего себе, как он в момент полового сношения ранит женщину, пронзая ее тело, или закалывает ее, вызывают, если они заторможены страхом и чувством вины. различные виды импотенции или служат обоснованием убийства на почве полового извращения. если нарушены механизмы торможения. Как показывает анализ, значительное число мужчин, входящих в наши культурные круги, независимо от классовой принадлежности, реализуют свои неосознанные стремления, поедая собственные или чужие экскременты. У большинства женщин констатируются настойчивые намерения кастрировать мужчин и присвоить половой член или в какой-либо другой форме, например путем заглатывания, " овладеть" им. Препятствовать этим импульсам означает порождать не только социальное приспособление, но и целый ряд душевных нарушений, если намерение неосознанно фиксируется (например, истерическая рвота, которую хирурги пытаются устранить операциями желудка). Открытие, сделанное психоаналитиками и заключающееся в том, что слишком большая нежность матери к своему ребенку или женщины к своему супругу находится в прямой зависимости от силы бессознательных фантазий на тему убийства, было для поборников " святой материнской любви" и " брачного сообщества" далеко не отрадным. Подобные факты можно было бы перечислять сколь угодно долго, но лучше прервать этот перечень, чтобы вернуться к нашей теме. Бессознательные стремления или их вытесняемые компоненты оказываются по своему содержанию большей частью пережитками детского отношения к ближайшему окружению — родителям, братьям и сестрам и т.д. Ребенку надо было преодолеть эти импульсы, чтобы стать способным к выживанию и овладению ценностями культуры. Большинство людей, однако, уже в раннем возрасте оплачивают такое преодоление более или менее тяжелым неврозом, то есть значительным нарушением трудоспособности и потенции.

Признание асоциальной природы подсознательного и необходимости отказа от влечения ради приспособления к общественному бытию порождает, однако, возникновение Двух противоречащих друг другу тенденций. С одной стороны, ребенок должен вытеснять свои инстинкты, чтобы быть в состоянии приобщаться к ценностям культуры. С другой стороны, он большей частью оплачивает преодоление влечения неврозом, который, в свою очередь, вредно воздействует на его способность усваивать ценности культуры, делает приспособление к общественным нормам раньше или позже совершенно невозможным, а самого ребенка — снова асоциальным. Чтобы, тем не менее, приспособить индивида к условиям его бытия, необходимо ликвидировать механизмы вытеснения и высвободить инстинкты. Это предпосылка выздоровления, хотя еще не само излечение, как свидетельствуют первые терапевтические формулировки Фрейда. Но что же должно прийти на место вытеснения инстинктов? Это не могут быть инстинкты, освобожденные от вытеснения, ведь такая ситуация означала бы снова потерю жизнеспособности.

В различной психоаналитической литературе мы находим утверждение (заметим, кстати, что оно уже стало частью мировоззренческой практики) о том, что открытие и освобождение подсознательного, то есть согласие с его существованием, ни в коем случае не означает одобрения соответствующего действия. Как применительно к жизни, так и применительно к ситуации, создаваемой в процессе аналитического лечения, аналитик формулирует принцип: " Вы можете и должны говорить что хотите, но это не значит, что вы можете делать что хотите". Но перед аналитиками, сознающими свою ответственность, как прежде, так и теперь во всей своей значимости стоит вопрос о том, что же должно произойти с вытесненными, а теперь — освобожденными инстинктами. Ближайший выход из положения формулировался следующим образом: сублимировать и осуждать. Но так как способными к сублимации в той степени, которой требовало лечение, оказались лишь очень немногие пациенты, в свои права вновь вступало требование об отказе от влечений с помощью осуждения. Следовательно, место вытеснения должно занять осуждение. В оправдание этой позиции приводится такое соображение: инстинкты, которые в свое время — в детстве — противостояли слабому, неразвитому " Я", способному только вытеснять, наталкиваются теперь на взрослое, сильное " Я", способное защищаться с помощью осуждения. Хотя эта терапевтическая формула и противоречит в основном клиническому опыту, она с давних пор была и остается доныне ведущей в психоанализе.

Эта точка зрения является господствующей и в аналитической педагогике. Анна Фрейд представляет ее, например, отвечая на вопрос о том, что может делать ребенок с вытеснявшимися, а теперь освобожденными инстинктами. Наряду с сублимацией названо и осуждение, то есть место вытеснения занимает, с позволения сказать, " добровольный отказ от инстинкта".

Так как в соответствии с этой точкой зрения в результате " отказа от инстинкта", а не с помощью вытеснения у индивида появляется способность усваивать ценности культуры, а тем самым он становится и культуртрегером, то с учетом другого основного положения, согласно которому общество ведет себя так же, как индивид, и поддается такому же анализу, из сказанного следует, что предпосылкой существования общественной культуры является отказ от инстинкта, и культура зиждется на этом отказе.

Вся конструкция представляется безупречной. Радует согласие с ней подавляющего большинства не только психоаналитиков, но и приверженцев абстрактного понятия культуры, то есть самых влиятельных представителей буржуазного мира. Ведь только с помощью охарактеризованной выше замены вытеснения отказом от инстинкта и осуждением кажется возможным обуздать тот грозный призрак, который породил большое смятение умов, когда Фрейд впервые заявил о своих открытиях. Результаты его исследований тогда недвусмысленно свидетельствовали, что вытеснение сексуальности не только порождает болезни, но и делает человека неработоспособным и неспособным к усвоению ценностей культуры. Мир неистовствовал перед лицом гибели, грозившей нравственности и этике, упрекал Фрейда в том, что он, желая того или нет, проповедовал " всевластие страстей", угрожал культуре и т.д. Мнимая враждебность Фрейда морали была одним из самых сильных средств борьбы, использовавшихся против него его прежними противниками. Призрак отступил лишь с выдвижением теории осуждения. Первоначальные заверения Фрейда в том, что он является сторонником " культуры", что его открытия не угрожают ей и т.д., не произвели большого впечатления. Доказательством этому служат постоянно повторяемые угверждения о фрейдовском " пансексуализме''. Враждебность уступила место частичному признанию: ведь если только влечения не испытывались на деле, то, " с точки зрения культуры", было безразлично, играл ли роль сторожевого пса, не допускавшего появления теней преисподней на земле, механизм осуждения или вытеснения. Кроме того, можно было даже записать на свой счет как несомненный успех переход от неосознанного вытеснения зла к добровольному отказу от удовлетворения влечения. Так как подлинная этика любого создания заключается не в асексуальности, а как раз в способности противостоять сексуальным соблазнам, то смогло воцариться всеобщее согласие и подвергавшийся остракизму психоанализ оказался способным превратиться в составную часть культуры — к сожалению, в результате " отказа от инстинкта", то есть в результате отказа от учения об инстинкте.

Я сожалею, что мне приходится разрушать иллюзии, которым предавались все участники только что описанного процесса. Во всех их схемах обнаруживается доказуемая ошибка, свидетельствующая о ложности этих построений. Речь идет не о ложности исходных психоаналитических посылок, на которых основываются названные выводы. Напротив, они абсолютно верны и лишь отчасти неполны, отчасти же формулировки абстрактны и поэтому скрывают действительные выводы.