Лейла Зейнаб, 64 года, нумеролог

Афина? Какое интересное имя! Погодите… сейчас гляну… Так, ее максимальное число – девять. Оптимистка, общительна, уживчива, способна выделиться в любой толпе. Люди сближаются с ней в поисках понимания, сочувствия, великодушия, и ей именно поэтому следует быть настороже, ибо эта популярность может ударить ей в голову, и в итоге по­тери окажутся значительней выигрыша. Еще ей надо держать язык за зубами, потому что она склонна гово­рить больше, чем велит здравый смысл.

Минимальное ее число – одиннадцать. Думаю, она претендует на лидерство. Ее интересует мистика – и через нее она пытается внести гармонию в отношения с теми, кто ее окружает.

Но это входит в конфликт с числом девять, склады­вающимся из дня, месяца и года ее рождения, сведен­ных к одной цифре. Она всегда будет склонна к зависти и печали; сосредоточенная на себе, она принимает ре­шения под воздействием настроения. Надо соблюдать осторожность со следующими негативными проявле­ниями присущего ей характера – чрезмерным тще­славием, нетерпимостью, злоупотреблением своей влас­тью, склонностью к известной экстравагантности.

И по причине этого противоречия я полагаю, что ей стоило бы избрать сферу деятельности, где можно будет избежать эмоционального контакта с людьми. Пусть попробует себя в информатике или в любой иной об­ласти, связанной с наукой или техникой.

Умерла, вы сказали? Простите. Но чем же все‑ таки она занималась?

* * *

Но чем же все‑ таки она занималась? Всем понемнож­ку, и если бы надо было определить это кратко, то я бы сказал так: Афина была жрицей, которой ясны были силы природы. Можно и иначе сказать: поскольку ей не­чего было терять и нечего ждать от жизни, она шла дальше других, она рисковала больше других, и в конце концов сама превратилась в те силы, которыми желала повелевать.

Она работала в супермаркете, служила в банке, по­том еще где‑ то, но при этом неизменно оставалась жрицей. Я прожил с нею восемь лет, и за мной долг – надо восстановить память о ней и неповторимые осо­бенности ее личности.

Трудней всего при сборе свидетельств было убедить людей, чтобы позволили мне пользоваться их подлин­ными именами. Одни говорили, что не желают быть замешанными в подобную историю, другие пытались скрыть свои мнения и чувства. Я объяснял, что истин­ное мое намерение – сделать так, чтобы все вовлечен­ные лучше поняли Афину, а в анонимные свидетельства никто не поверит.

Поскольку каждый из опрошенных полагал, будто об­ладает единственной и окончательной версией любого, пусть даже совсем незначительного эпизода, то в конце концов все согласились. Сопоставляя эти записи, я при­шел к выводу, что абсолютной истины не существует и правдивость эпизода зависит от того, насколько про­ницателен рассказчик. И нет лучше способа постичь самого себя, чем попытаться узнать, как смотрят на тебя другие.

Это вовсе не значит, будто мы будем делать то, чего от нас ждут, но, по крайней мере, лучше поймем себя. Это мой долг перед Афиной. Я обязан по крупицам восстановить ее историю. Воссоздать ее миф.