Язык восточно-африканских верветок.

Еще один, ставший классическим, результат расшифровки естественных сигналов животных был получен Т. Струзейкером (1977), описавшим символические акустические сигналы у восточноафриканских верветок. Обезьяны издавали по-разному звучащие крики в ответ на появление трех хищников: леопардов, орлов и змей. При этом сигналы, издаваемые при появлении леопарда, заставляли верветок взбираться на деревья, тревога по поводу орла – вглядываться в небо и спасаться в кустах, а при звуках, означающих появление змеи, обезьяны становились на задние лапы и вглядывались в траву. Таким образом, впервые было точно показано, что они используют различные знаки для маркировки разных предметов или разных видов опасности.

Существовали, однако, и более скептические интерпретации: тревожные крики могут служить просто сигналами общей готовности, заставляющими животных оглядываться, и если они видят хищника, то реагируют на увиденное, а не на услышанное. Возможно и то, что крики обезьян – это не символы разных хищников, а выражение относительной интенсивности испуга, вызываемого леопардами, орлами и змеями. В этом случае возможность считать сигналы верветок семантическими становилась еще менее вероятной.

Эти гипотезы были проверены Сифартом и Чини (1993, 1980). Они транслировали обезьянам записи различных сигналов, естественно, в отсутствие хищников, так что животные реагировали только на звуковую, а не на зрительную составляющую этого сложного комплекса стимулов. Чтобы проверить, не отражают ли сигналы животных степень испуга или возбуждения, записи изменяли, делая их длиннее или короче, громче или тише. Результаты свидетельствовали о том, что крики тревоги выполняли функцию именно семантических сигналов.

В исследовании аналогий между сигналами обезьян и словами нашего языка авторы пошли дальше. Известно, что при сравнении слов мы делаем заключение об их сходстве или различии на основе их смысла, а не акустических свойств. Опыты четко показали, что верветки оценивают различные звуки именно на основе их смыслового содержания, а не только акустических свойств. Семантическая система обезьян этого вида, видимо, несложная: некоторые крики (предупреждающие о появлении леопарда и змеи) различаются по смыслу, а другие (" вррр" и щебет) относятся к одному и тому же явлению и могут выражать разные оттенки в пределах одной понятийной категории.

естественные языки шимпанзе и дельфинов. Дж. Гудолл (1992) не проводила специальных исследований этого вопроса, но отмечала, что некоторые издаваемые шимпанзе звуки могут различаться в зависимости от вида пищи или конкретной опасности. Например, звук " хуу" издается только при виде небольшой змеи, неизвестного шевелящегося создания или мертвого животного.

Проанализированные случаи успешной " расшифровки" семантических сигналов можно объяснить на редкость удачно выбранными объектами, хотя и столь несходными между собой: речь идет о сравнительно четко выраженных отдельных сигналах (фигуры пчелиного танца, крики верветок), которые соответствуют четким ситуациям (поиск точки в пространстве, появление орла в небе или змеи в траве). Такие ситуации могут служить ключом для расшифровки " речи" животных. В большинстве же случаев определить смысл, например, сложнейших акустических сигналов дельфинов или волков, а также быстрых движений " языка жестов" муравьев достаточно трудно.

В эксперименте можно заставить животное решать определенную задачу, для которой необходимо использование коммуникации, т.е. можно смоделировать подобную ситуацию, однако сами сигналы либо не поддаются фиксации (примером может служить эксперимент Э. Мензела с шимпанзе), либо крайне неудобны для классификации. Представим, что мы наблюдаем действия японцев во время чайной церемонии и пытаемся по произносимым словам и совершаемым действиям составить русско-японский словарь. При этом наблюдатель не понимает смысла большинства действий, не знает, где начинаются и кончаются слоги и фразы, одно и то же слово, произносимое разными лицами, может воспринимать как разные слова и, наоборот, несколько слов принимать за одно.

Исследователь акустической коммуникации волков (Теберг) отмечал удивительную способность волка к тончайшему различению ничтожных оттенков звука и считал, что она не может быть просто игрой природы. Автору удалось вычленить несколько постоянных сигналов (" звук одиночества", когда один из членов стаи попал в изоляцию и стремится присоединиться к остальным), а также выяснить, что волки могут передавать какую-то конкретную информацию небольшим изменением отдельных параметров голоса.

Исследования акустической коммуникации млекопитающих принесли интересные результаты, однако до сих пор естественные семантические системы даже таких высокоорганизованных социальных животных, как шимпанзе или дельфины не могут считаться расшифрованными.

Многочисленные попытки предпринимались для расшифровки языка дельфинов. Один из первых и наиболее знаменитых экспериментов был проведен В. Эвансом и Дж. Бастианом (1969) с парой дельфинов, которые должны были сообщить один другому, в каком порядке нужно нажимать на педали, чтобы получить рыбу. Первоначально обоих дельфинов содержали вместе, и каждый из них научился нажимать левую педаль, если светящаяся лампочка начинала мигать, и правую, если она светилась стабильно. Затем их помещали в разгороженный пополам бассейн так, что они не могли видеть друг друга и общались лишь с помощью акустических сигналов. Лампочка была видна только одному из дельфинов, а педали были в обоих отсеках бассейна. Животные получали вознаграждение в том случае, когда оба нажимали на педали правильно. Успех, достигнутый дельфинами в тысячах испытаний, говорит об их способности передавать конкретную информацию.

Аналогичные опыты были проведены В.И. Марковым с использованием модифицированной методики (1990). Они подтвердили, что афалины могут координировать поведение друг друга во время опыта и передавать информацию либо о размере мяча (маленький – большой), либо о том, в каком положении его предъявляют (справа – слева).

Американский исследователь Э. Мензел (1979) провел серию экспериментов, в которых выяснял, могут ли шимпанзе передавать друг другу информацию о местоположении пищи, не прибегая к прямому показу, а используя " дистанционное наведение". В сопровождении одной из обезьян он прятал пищу, а затем выпускал всех шестерых шимпанзе, предоставляя им возможность найти тайник. Специально фиксировались только те, довольно многочисленные, случаи, когда обезьяна-свидетель не возглавляла группу, а двигалась сбоку или сзади, но, тем не менее, группа бежала прямо к тайнику. Когда Мензел вместо пищи прятал " страшную" игрушку (змею), шимпанзе приближались к тайнику осторожно, с явными признаками страха. В отдельных сериях тестов двум шимпанзе показывали разные тайники. Когда всех обезьян после воссоединения со " свидетелями" выпускали, они выбирали из этих тайников наиболее привлекательный: либо предпочитали большее количество пищи меньшему, либо фрукты – овощам. Несмотря на столь красноречивые результаты, Мензелу не удалось установить, с помощью каких конкретных сигналов передается эта информация. По его мнению, речь может идти о тонких мимических движениях, которых наши средства наблюдения не улавливают.

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА ШИМПАНЗЕ. Сколь ни убедительны были бы данные о способности шимпанзе к усвоению и пониманию синтаксиса языков-посредников, их значение несомненно возрастет, если в естественном поведении шимпанзе удастся обнаружить черты, соответствующие полученным в лаборатории. Для этого необходимо выяснить, например, используются ли в естественном языке шимпанзе специфические ряды звуковых элементов, которые меняют свой смысл в зависимости от того, в каком порядке эти элементы следуют друг за другом. Такой факт свидетельствовал бы, что они организованы в соответствии с неким " естественным синтаксисом".

Показано, что разная комбинация одних и тех же элементов обеспечивает различия между криками самцов и самок у тамаринов. У гиббонов репертуар богаче и может быть дифференцирован более тонко. Так называемые " долгие крики" сигнализируют не только о присутствии обезьяны и ее местонахождении, но также о ее поле, ранге и " семейном положении" (Cowlishaw, 1992).

В репертуаре обоих видов шимпанзе (и обыкновенного, и карликового, или бонобо) также существуют " долгие крики". Они состоят из ограниченного числа базовых акустических элементов, которые комбинируются по-разному у разных животных (Clark, Wrangham, 1993; Mitani, Brandt, 1994; Hofman, Fruth, 1994).

Важную роль в общении приматов играют " дуэты" – координированные крики, когда обезьяны взаимодействуют, подстраиваясь под голоса друг друга. У гиббонов дуэты устойчивы и однообразны. Половые различия, похоже, генетически запрограммированы. В криках бонобо есть различия, но оба пола способны продуцировать звуки одной частоты, и когда они кричат по одиночке, их трудно различить (Hohmann, Fruth, 1994).

Митани и Брандт (1994) наблюдали, что самцы шимпанзе пытаются подражать акустическим характеристикам криков обезьяны, с которой они кричат вместе. Отдельные самцы, как оказалось, кричат по-разному в зависимости от того, с какими партнерами взаимодействуют. Это приводит, с одной стороны, к индивидуальному разнообразию, но с другой – к унификации криков членов данной группы.

Индивидуальный репертуар каждого самца содержит много вариантов криков, которые усваиваются благодаря подражанию сородичам. Как считают авторы, это свойство отличает язык шимпанзе от обычных коммуникативных систем животных. На основе этих данных высказано предположение, что естественная коммуникативная система шимпанзе может рассматриваться как промежуточная между обычными для животных и языком человека. Для ее обозначения введен термин " минимальный язык" (" протоязык"), имеющий в виду наличие в криках шимпанзе вариабельных элементов, которые по-разному группируются в разных ситуациях (элементарный синтаксис), и не только выражают сиюминутное состояние животного, но сигнализируют о самоопределении особи.

Сходное мнение о том, что у шимпанзе может иметься некий " первичный язык", высказывает Л.А. Фирсов (1993) на основе всестороннего изучения высшей нервной деятельности шимпанзе. Предполагается, что для возникновения этих особенностей коммуникации существенна сложная сеть социальных взаимодействий, характерная для сообществ шимпанзе, поскольку ни моногамные виды, ни виды, живущие в сообществах другого типа, не могут достичь подобного уровня.

Таким образом, есть данные о том, что естественный язык шимпанзе качественно отличен от коммуникативных систем других приматов. Эти данные также подтверждают уже упоминавшиеся нами представления Л.А. Орбели (1949) и О. Келера (1956) о наличии промежуточных, переходных уровней коммуникации, предшествовавших появлению речи человека. В сочетании с результатами обучения приматов языкам-посредникам, сконструированным на базе человеческой речи, на этом основании можно сделать вывод о столь значительных резервах коммуникативных, а также когнитивных возможностей животных, какие трудно было представить себе до начала 70-х годов.

47. Общение человека с животными с помощью языков-посредников: опыты на шим­панзе, обучение языкам-посредникам других животных.