Погребенный у ног дорогого старца Антонина

[14 января 2011 г.

Холодюк, Анатолий

Статья посвящена памяти cвященника Русской духовной миссии в Иерусалиме Парфения Нарциссова – первого игумена Елеонской женской общины, злодейски убитого на горе Елеон в ночь на 15 января 1909 года.

На вершине Елеонской (Масличной) горы, в главном храме Спасо-Вознесенского женского монастыря, слева, в его северо-восточной части, находится обрамленная оградой могила наместника русской духовной миссии на Святой Земле архимандрита Антонина (Капустина; 1817–1894), пожелавшего еще при жизни быть похороненным в этом храме. Однако когда 24 марта, в день его смерти, приступили к копанию могильной ямы, землекопы доложили наместнице женской общины монахине Евпраксии и игумену Парфению о том, что земляным работам препятствует горная (скальная) порода, которую не берут ни лопата, ни кирка. Тогда по предложению игумена захоронение главы Мисии решили произвести в левой части храма (2, с.28).

…Если обогнуть снаружи этот храм и подойти к его северой апсиде, то можно заметить, что к могиле архимандрита Антонина примыкает другая могила с надгробным памятником и крестом. Она принадлежит игумену Парфению (Нарциссову; 1839–1909), которого Господь промыслительно свел на Святой Земле с архимандритом Антонином. Его близкий друг, соратник и продолжатель его дела, отец Парфений также указал при жизни место своего вечного упокоения – у ног старца Антонина (1, с.10). Об этом завещании игумена: «Я послушник о. Антонина и хочу лечь у ног его» (там же), – вспомнили все монахини, когда утром 15 января 1909 года нашли отца Парфения, зверски убитого неизвестными в своей в монастырской келье, расположенной в том небольшом и уединенном домике, где сегодня находится здание монастырской библиотеки. По преданию, этот домик построен на руинах древнего здания руками самого отца Парфения. Сам внешний вид этого уже сильно перестроенного после разрушения домика – рассказывает елеонская монахиня Марина (Черткова), несущая послушание библиотекаря – очень изменился со времени сильного землетрясения, произошедшего в Иерусалиме в 1927 году.

В то роковое утро 15 января 1909 года, когда жизнь иеромонаха Парфения внезапно увенчалась мученической кончиной, все сестры общины оплакивали новопреставленного игумена и молились о нем. Его окровавленное тело с глубокой раной на шее лежало на полу кельи в луже крови. Волосы на голове и бороде были также окровавлены. Левый глаз был открыт, а правый прикрыт опухшим от удара синим веком. На некрашеном полу были заметны кровавые следы босых ног. Вещи, книги и бумаги в келье были разбросаны, а все ящики открыты. Следы убийц вели к высокой каменной ограде. Кому-то из сестер удалось найти на земле оброненную преступниками иконку из серебра, обрамленную в деревянный киот. Прибывшая в монастырь полиция вместе с настоятельницей общины установила, что у покойного были похищены револьвер и золотой наперсный крест. В одном из шкафов кельи стражи порядка обнаружили мизерную сумму денег. Злодеев-убийц они так и не нашли, не установили они и причины убийства. Разбои, грабежи и кражи личного имущества в начале ХХ века на Святой Земле были не редкостью. Так, всего за несколько дней до убийства отца Парфения под Вифлеемом, на Поле пастушков, нашли тело местного пономаря, которому неизвестные преступники отрезали голову, а в Иерусалиме была убита русская женщина, работавшая в городе прислугой (1, с.10).

Иерусалимская полиция в январе 1909 года завела дело об убийстве игумена Парфения, которого в миру звали Парменом Тимофеевичем Нарциссовым (он родился на Рязанщине в 1831 году). Дело об убийстве русского священника так и осталось не раскрытым.

…Через много лет после страшного события на Елеонской горе в Главном архивном управлении Рязанской области обнаружат два документа об иеромонахе Парфении (4). Он был сыном причетника села Загрядчино Раненбургского уезда Рязанской губернии и рос в бедной семье. Пармен окончил только 3 класса Данковского духовного уездного училища, потом помогал отцу читать и петь на клиросе, а в 1846 году в возрасте 15 лет стал послушником Данковского Покровского монастыря. Рязанский иеродиакон Иоаким (Заякин) уже в наши дни обнаружил в архиве на обложке одного из дел текст прошения Пармена Нарциссова об обличении его в рясофор, нашел и датированную 1857 годом «Ведомость о монашествующих, послушниках Данковского Покровского монастыря с отметкою их знания катехизиса, чтения и пения». В этом документе против фамилии «происходившего из духовного звания» послушника Пармена Нарциссова стояли только хорошие отметки (4).

Из других документов можно узнать, что в феврале 1863 года он был пострижен в монашество с именем Парфений. Через два года – хиротонисан в иеродиакона с причислением к архиерейскому дому. После возвращения в свой родной монастырь он в 1871 году был рукоположен во иеромонаха. Через два года начинаются его скитания из одной монашеской обители в другую. В 1873 году он подвизается в Успенском монастыре в Ольгове, а в следующем году – в Скопинском Свято-Духовом монастыре. С началом в 1877 году русско-турецкой войны иеромонах Парфений вступил в число братьев милосердия при Рязанском Обществе Красного Креста и служил на фронте. Епархиальное начальство в 1878 году наградило его набедренником, а в 1879 году за усердие в служении делу ухода за больными и ранеными знаком Красного Креста.

В 1879 году иеромонах Парфений с разрешения епархиального начальства в Рязани отправился в паломничество на Святую Землю, где познакомился и сблизился с архимандритом Антонином Капустиным. Отец Парфений понравился Начальнику русской духовной миссии своим «природным умом, кротким любвеобильным сердцем, чистою незлобивою душею, горячей любовью к труду и беспрекословным послушанием» (1, с.11). Сначала архимандрит Антонин поручил отцу Парфению чреду служения в Троицком соборе в Иерусалиме, а 3 июля 1881 года указом Святого Синода он становится штатным членом Русской духовной миссии.

Прибывавшие в Иерусалим паломники из России любили отца Парфения за его «истинно-радушное гостеприимство» (1, с.2), а на Елеоне все называли его «простецом» и «неугомонным и неутомимым» старцем. В свободное от богослужений в Троицком соборе время отец Парфений очень часто уходил на гору Елеон, где неделями проживал в паломнической келии и трудился не покладая рук на территории будущего русского монастыря, раскапывая там сначала некрополь и очищая от мусора мозаичные полы. В глубокой христианской древности эти площади были тем величественным местом на Елеоне, где красовались великолепные храмы и базилики, достойные своих царственных и благочестивых создателей. Здесь день и ночь древние христиане, воскуряя священный фимиам молитвы, прославялили имя Господа Иисуса Христа (3). По преданию, в этих местах подвизалась преподобная Мелания Римляныня (439).

Пожилые и уже очень больные арабские монахини Феоктиста (Ягнам) и Тамара (Хури), отрывочно рассказывая об истории монастыря, обратили внимание автора этих строк на выложенный серым мрамором пол храма, а потом показали большие мраморные фрагменты пола с древними кусками светло-желтого камня, где видны, словно расплывшиеся в мраморе, капли крови оранжево-бурой окраски. По распространенному в обители преданию, идея выложить эти необычные мраморные плиты, с проступившими на них кровавыми пятнами-разводами, принадлежит архимандриту Антонину Капустину и игумену Парфению. Камни напоминают о том, что в первые семь столетий Христианства на Елеоне от рук вооруженных персов, разрушавших в Палестине христианские святыни, погибли сотни подвизавшихся там монахов и монахинь. А монахиням Феоктисте и Тамаре эти «кровавые вкрапления» в мраморе напоминают и об убийстве отца Парфения. У этих монахинь хранится маленькая брошюра, изданная в 1911 году, где священник Павел Кусмарцев написал о том, что «проживший на Елеоне около 30 лет, злодейски убитый иеромонах Парфений культивировал и улучшил почву, привел в порядок весь участок. Он взрыл всю гору, собственными руками засадил и воспитал богатую кипарисовую почву, производил во многих местах раскопки» (3, с.7). Отца Парфения все очень любили за его доброту и нестяжательство. Благотворители из России вручали и посылали ему большие и малые суммы денег на благоустройство общины, которые он всегда тратил исключительно по назначению. Многие ценные иконы, которые сейчас можно видеть в соборном храме, были подарены лично игумену Парфению, передавшему их позднее в собственность монастыря (2, с.26). У него почти не было личного имущества и тем более «монастырского золота», которое, возможно, и искали убийцы. Игумен Парфений слыл на Святой Земле истинным монахом, большим молитвенником и тружеником, о чем знали все, кто бывал в Иерусалиме.

Многим русским богомольцам отец Парфений запомнился невысоким и худеньким старцем, имевшим простую скуфейку и самый дешевый подрясник. В его руках всегда можно было видеть посох, корзинку, грабли или лопату (см. фото). Старец был очень подвижен и несколько суетлив. На голове были заметны поседевшие жиденькие волосы светло-русого цвета, а добродушное, ласковое и «весьма симпатичное» лицо украшали «голубые добрые глаза» и «длинная раскидистая борода» (1, c.4).

Отца Парфения отличала «скороговорная великорусская речь», он постепенно овладел и арабским языком, для общения на нем с населением арабской деревни Атур, где находится монастырь, и с арабскими рабочими-строителями. Он знал заветное желание своего покойного старца Антонина – устроить на Елеонской горе мужскую обитель, однако вот именно мужчины почему-то на ней не приживались. Начальник миссии архимандрит Леонид Сенцов (1868–1918) принял решение основать здесь не мужскую, а женскую обитель, о которой мечтал и сам отец Парфений. В 1906 году женская община была утверждена Святейшим Синодом, и ее открытие состоялось 12 августа того же года, в день рождения архимандрита Антонина (2, с.30). Отец Парфений был назначен игуменом, а настоятельницей стала монахиня Евпраксия, в миру Мария Миловидова, прибывшая в 1880 году из Москвы в Иерусалим – годом позже отца Парфения (2, с.30). Число насельниц при них увеличилось от полутора десятков человек до сотни. По воспоминаниям современников, службы, совершаемые отцом Парфением, «были исполнены благоговейной простоты и полного душевного единения в молитве со своей паствою». После завершения строительства соборного храма отец Парфений стал его единственным священнослужителем, проводившим в нем богослужения два раза в неделю (по четвергам и воскресениям), а также по праздникам. В 1886 году иеромонах Парфений был награжден Блаженнейшим Никодимом, Патриархом Иерусалимским и всея Палестины, золотым наперсным крестом на красной ленте (2, с.20), который был украден при его убийстве.

Однако жизнь на Елеоне отца Парфения не всегда была безоблачной и «сладкой». После кончины отца Антонина Капустина пришедший ему на смену архимандрит Рафаил из ревности косо глядел на отца Парфения, у которого была большая популярность среди русских паломников, присылавших ему для Елеонского храма крупные денежные пожертвования и разные ценности. Появились завистливые и недоброжелательные взгляды и в среде других членов Миссии, злословивших и клеветавших на своего собрата. В ответ на эти несправедливые оговоры отец Парфений решил навсегда оставить свою келию в здании Миссии в Иерусалиме и переселился в странноприимное здание на Елеоне. С тех пор в Миссии, где ему было положено получать жалование, он не появлялся по нескольку месяцев. Кроме того, в глубине территории на древних развалинах отец Парфений устроил себе место для уединения и молитвы (см. фото), которое сохранилось и до настоящего времени.

Всю свою жизнь отец Парфений занимался трудами по строительству, раскопкам и благоукрашению обители.

Он таскал землю для выравнивания отдельных участков, удобрял посаженные им деревья. В специальных кожаных мешках – тулунах – носил воду для полива растений. На территории монастыря в земле были спрятаны несколько цистерн для сбора дождевой воды в зимнее время. Отец Парфений построил ограду вокруг монастыря, у которого было четверо входных ворот.

В 1907 году в северо-восточном углу обители, там, где находился домик-келья отца Парфения, начато было строительство большого соборного храма в честь Страшного Суда Господня, но его постройка осталась незавершенной и до сих пор. Монахини говорят, что идея превратить трапезную церковь в «дом милости» принадлежала молитвеннику и труженику игумену Парфению, поучавшему своих «дочерей»: «Страшный суд свершится над нетворящим милости. Молитва, соединенная с милостью, есть дело великое, ибо милость – она всепрощающая и все првышает на суде» (2, с.34).

В нижнем храме во имя св. Филарета Милостивого в настоящее время находится трапезная для сестер обители, среди которых, кроме русских, много арабских и румынских монахинь.

Монахиня-арабка Вероника (Рахеб), вот уже 55 лет пребывающая в обители, вспомнила переходивший из уст в уста рассказ сестер Елеонской обители, что по инициативе отца Парфения у игуменского дома появился красивый и уютный садик, называемый и сегодня «Парфеневским». В центре этого садика в день рождения какой-либо из сестер ставили стол со скатертью, медный самовар, раскладывали припасенные разные сладости и угощения и, как говорят на Руси, «гоняли чаи». Вся женская община торжественно отмечала день ангела елеонской монахини. Отец Парфений к этому празднику сооружал в садике украшенные цветами качели для монахинь, которых нежно называл «своими дечерями». Во время проведения таких праздников монастырь был закрыт для посещений. Привратникам строго наказывалось никому ворота не открывать и никого на территорию монастыря не пускать. Но однажды у ворот дежурила одна наивная сестра, которая насмешила прибывшего в обитель Начальника русской духовной миссии, архимандрита Леонида Сенцова. Помня о своем послушании, она не хотела его впускать на территорию обители («Простота!» – оценила ее поступок матушка Вероника и засмеялась). Когда же у ворот зашел разговор о том, почему в обитель всем без исключения вход воспрещен, сестра с улыбкой на лице проговорилась:

– … Потому что у нас сегодня игумен балуется в садике с сестрами…

– Как это… «балуется»!? – расширил глаза отец Леонид. Далее ему как Начальнику Миссии дежурившая сестра все же позволила войти на территорию обители. Оценив по достоинству импровизированный праздник и выпив несколько чашек чая с зеленым листом мяты, архимандрит Леонид успокоился и, говорят, остался довольным и угощением, и установившейся в женской обители традицией.

Однако «Парфеневский» садик помнит и печальные события. Так, на его участке отец Парфений похоронил своего больного 28-летнего племянника, cтудента богословия Порфирия Алексеева, неожиданно скончавшегося на Елеоне 20 апреля 1893 года. Сегодня его могила почти незаметна для глаз посещающих монастырь многочисленных паломников.

Но большинство из них обязательно останавливается у привлекающего их внимание высокого надгробного памятника игумену Парфению, которого похоронили 16 января 1909 года у стены храма. В день убийства тело отца Парфения переодели в монашескую одежду и перенесли в храм, куда со всего Иерусалима стали стекаться монашествующие, среди которых замечено и много католических монахов, хорошо знавших новопреставленного. В день похорон после литургии и задушевных слов архимандрита Леонида в адрес почившего игумена Парфения, «добрейшего старца» с чистой и незлобивой душой, под громкие рыдания присутствующих в храме сестер и навернувшиеся на глазах богомольцев слезы был совершен чин монашеского отпевания. Тело покойного вынесли к северной части храма и при стечении большого числа прибывших из Иерусалима верующих предали земле.

…Конфликты русских монашествующих с местным арабским населением горы Елеон возникают и в наше время. У входных ворот в монастырь, где ныне дежурит араб-христианин по имени Иосиф, иногда можно видеть арабов-подростков, плюющих через зарешеченную металлическую калитку на территорию монастыря и выбрасывающих перед его воротами пустые бутылки и другой бытовой мусор. Однако мальчишек быстро усмиряют на их родном языке матушка Вероника и вратарник Иосиф.

Стоило только нынешней игумении Моисее (Бубновой) запретить арабам «использовать монастырский участок в качестве проходного двора», как на нее с кухонным ножом пошли те арабы, которые почувствовали себя обиженными ее замечанием (2, с. 76). А ныне из ворот обители часто выезжает на своем автомобиле живущий здесь уже около двух лет русский монах Поликарп (Агобабов). Как-то тоже сделав замечание арабам, неправильно припарковавшим машину у монастырских ворот, в ответ монах Поликарп увидел, как ему молча пригрозили поблескиващим на солнце в темных руках большим ножом. Случалось на Елеоне и пострашнее. Однажды ночью через окно в игуменский корпус вломились с оружием какие-то незванные гости. Угрожая револьвером, они потребовали деньги у проснувшейся в страхе игумении Моисеи. Смелость и спортивные навыки, приобретенные в молодые годы Галиной Бубновой, когда-то многолетней руководительницей молодежных организаций «Витязей» во Франции и Бельгии, помогли ей в эти страшные минуты. Не растерявшейся в нестандартной ситуации игумении пришлось сцепиться в рукопашной схватке с бандитами. При этом она так громко кричала на бандитов, что ее голос был, к счастью, услышан некоторыми сестрами, возвратившимися в то ночное время с литургии в Храме Гроба Господня (2.с. 76). Монахини, поняв, что происходит что-то неладное, тоже с атакующими криками на русском, арабском и румынском языках бросились на помощь к игуменской, что не на шутку испугало распоясавшихся бандитов, ставших поспешно выбираться оттуда через окно. Один из главарей, правда, устроил в игуменских покоях пальбу из револьвера, от которой, к счастью, никто не пострадал (там же). С тех пор в монастыре решили завести двух больших собак-сторожей, днем сидящих на цепи и греющихся с высунутыми языками в тени, а по ночам свободно бегающих по территории монашеской обители, охраняя покой ее обитателей.

…Монахине Веронике, выполняющей свое послушание в расположенной около входных ворот церковной лавке, часто приходится отвечать на всякие вопросы паломников и гостей дорогого ее сердцу монастыря. А тем из них, кто невзначай или на прощанье спрашивает ее о главных садовниках обители, она смиренно читает наизусть уже давно запавшие ей в память строки русского византиниста, профессора Алексея Афанасьевича Дмитриевского (1856–1929), хорошо знавшего игумена Парфения Нарциссова: «…Вся нынешняя, без преувеличения можно сказать, райская красота, все многочисленные рощи кипарисов, масличных деревьев и сосен – все это дело мозолистых рук и выносливых плеч отца Парфения» (1.с. 3).