Неспособность к удовольствию от восприятия возрастающего сексуального возбуждения — специфическая основа мазохистского характера

Невротической структуры без той или иной формы генитального отклонения не существует. При мазохистском характере оргастические отклонения принимают специфическую форму. Часто они не проявляют себя, пока более-менее не устранена импотенция или нечувствительность; этим объясняется тот факт, что зачастую такие отклонения полностью ускользают из поля зрения. Мы уже говорили, что мазохистский характер акцентируется на своем неудовольствии, которое дает его страданию реальное основание. Мы также отметили, что мазохист постоянно старается одолеть свое напряжение и противопоставить тревоге неадекватные механизмы. Кроме того, для мазохистского характера типична попытка избежать тревоги, из-за этого возникают еще большие напряжение и неудовольствие, которые в порочном круге снова усиливают противостояние тревоге. И, в конце концов, мы выяснили, что мазохистское наказание или фантазия о нем представляет собой суррогат иного ожидаемого наказания.

Может ли переживание тревоги, которое в случае нашего пациента имело место в трехлетнем возрасте, вызвать мазохистскую фиксацию на фантазии об истязании? Нет, ибо пациент мог, как другие, полностью отказаться от сексуального импульса, провоцировавшего страшное наказание. Поступив так, он мог бы уберечь себя от мазохистского разрешения ситуации наказания, которая заставляет его страдать. Следовательно, должно существовать что-то еще, дополняющее основание специфического мазохистского механизма.

Этот механизм невозможно вычленить, пока пациент не продвинется на генитальный уровень, то есть пока у него не возникнут генитальные импульсы. Здесь мы сталкиваемся с еще одним затруднением. У пациента возникает сильное генитальное влечение, которое изначально искореняется его мазохистской установкой, и при первом же реальном генитальном переживании он вместо удовольствия чувствует неудовольствие и в результате снова погружается в мазохистское «болото» своей анальной и садомазохистской прегенитальности. Могут понадобиться годы, чтобы стало ясно, что в «неизлечимости мазохиста, который держится за свое страдание», повинно только наше неверное понимание его сексуального функционирования. Если считать, что мазохист жаждет страданий, потому что инстинкт смерти порождает бессознательное чувство вины или потребность в наказании, решения не найти.

Этим не подразумевается отрицание факта, что самонаказание может облегчить совесть. Но этот факт необходимо оценить должным образом. Облегчение чувства вины через наказание представляет собой поверхностный процесс, не затрагивающий ядра личности; это относительно редкое явление и, кроме того, это — симптом, а не причина невроза. С другой стороны, конфликт между сексуальным влечением и страхом наказания занимает центральное место каждого невроза, без этого конфликта не было бы невротического процесса. Сам по себе он служит причиной невроза, а не симптомом. Последние психоаналитические выводы, касающиеся потребности в наказании, повлекли за собой ошибочную модификацию теории невроза и теории терапии. Они блокировали путь предупреждению невроза и завуалировали его сексуальный и социальный исток.

Мазохистский характер основывается на очень необычном спастическом положении не только психического, но и генитального аппарата, которое сдерживает всякое сильное ощущение удовольствия и таким образом превращает его в неудовольствие. Это постоянно подпитывает страдание, которое составляет основу мазохистского характерного реагирования. Понятно, что как бы основательно ни был проанализирован смысл и генезис мазохистского характера, мы не получим никакого терапевтического результата, пока не проникнем в генезис этого спастического положения. В противном случае мы не сможем установить оргастическую потенцию, а ведь только она способна устранить внутренний источник неудовольствия и тревоги. Давайте вернемся к нашему пациенту.

Когда произошел его первый коитус, эрекция была, но он не осмелился ввести пенис в вагину. Сначала мы думали, что в этом повинна робость или неведение. Понадобилось некоторое время, чтобы установить истинную причину: он боялся усиления приятного возбуждения, вызывающего удовольствие. На первый взгляд это, несомненно, кажется странным. Мы сталкиваемся с подобным, когда лечим оргастическую импотенцию, особенно у фригидных женщин. У мазохиста, однако, эта особенность носит специфический оттенок. Это станет ясно из изложенного ниже материала.

После того как наш пациент вступил в коитус несколько раз, выяснилось, что это приносит ему гораздо меньше удовольствия, чем мастурбация. Тем не менее он смог живо представить себе генитальное удовольствие, которое стало желаемым благодаря лечению. Собственно, до удовольствия такого рода дело на доходило, и это было достаточно серьезно. Чтобы устранить функционирование прегенитального удовольствия, было необходимо установить более интенсивное генитальное удовольствие, отсутствие которого во время полового акта не давало достаточного стимула для развития генитальности.

При дальнейших попытках полового взаимодействия появилась новая проблема: во время полового акта не возникало эрекции. Происходило ли это только из-за кастрационной тревоги или было что-то еще, неизвестно, но дальнейший анализ кастрационных страхов не изменил его состояния. В конце концов выяснилось, что судороги мускулатуры тазового дна, предшествующие эякуляции, которые возникали во время мастурбации, имели большее значение, чем это показалось вначале. Мне пришлось на основе детского материала, предоставленного этим пациентом, сделать заключение, что, несмотря на видимую свободу и избыточную анальную и уретральную удовлетворенность, имели место анальный и уретральный запрет и тревога, которые вели в раннее детство. Его сдерживание позже перенеслось на генитальное функционирование и заложило непосредственную основу для излишнего продуцирования неудовольствия.

Между тремя и шестью годами у пациента возник страх перед туалетом. У него появилась идея, что какие-то твари могут заползти в его задний проход. В связи с этим он стал сдерживать эвакуацию, что, в свою очередь, вызывало страх испачкать трусики. Если ребенок измазал штанишки, то папа его побьет. Это он понял после уже упомянутого нами случая, который произошел с ним в возрасте трех лет. Если отец бьет его, то существует и опасность кастрации, чтобы избежать повреждения гениталий, мальчик вынужден был отвлечь удары и подставить ягодицы. Тем не менее возник страх, что в другой раз, когда он будет лежать на животе, можно занозить пенис. Все это вместе породило спастичность мускулатуры тазового дна, гениталий и прямой кишки. Запоры усиливались еще и потому, что мать очень внимательно относилась к работе его кишечника, но это создало другой конфликт. В то время как она проявляла острый интерес к опорожнению кишечника, отец бил его за это. Таким образом, сформировалось преимущественно анальное основание для эдипова комплекса. У пациента вскоре развился последующий страх, что мочевой пузырь или прямая кишка могут лопнуть, другими словами, что сдерживание не принесет пользы, и он снова может стать жертвой отцовских истязаний. Возникла безнадежная ситуация, которая обычно имеет не биологические, а чисто социальные истоки. Надо принять во внимание, что отец любил щипать своих детей за попку и угрожал, что он «заголит то, что они прячут», если те не будут вести себя хорошо.

У мальчика был анальный страх перед отцом, анальная фиксация на матери и тенденция бить себя самого. Из-за расслабления и удовлетворения, которое он при этом испытывал, возникало чувство, что эвакуация была своеобразным наказанием; от страха перед тем наказанием, которое мог наложить на него отец, он начал бить себя сам. Ясно, что этот простой процесс гораздо важнее для понимания патологии данного случая, чем идентификация с наказывающим отцом и мазохистская позиция по отношению к развившемуся анальному супер-эго. Не следует забывать, что такие патологические отождествления сами по себе являются невротическими образованиями и становятся результатом, а не причиной неврозов.[48]

Итак, мы раскрыли все более сложные связи между эго и супер-эго, но мы не будем останавливаться на этом. Более важная задача — строгая дифференциация тех мазохистских решений, которые были откликами на актуальное поведение отца, и тех, которые соответствуют внутренним эрогенным импульсам. Этот случай, как и многие другие, ясно показывает, что наши методы образования требуют серьезных изменений. Мы безобразно распределяем наше внимание, если 98 % уделяем аналитической работе с деталями и только 2 % — тому сильному ущербу, который наносят детям их родители. Именно поэтому психоаналитические решения не получают продолжения в должной критике патриархального семейного воспитания.

Детская конфликтная ситуация нашего пациента главным образом связана с конфликтным поведением матери и отца в отношении анальности. Этот конфликт детерминировал не только его фемининное отношение к мужчине (отцу), но и чувство пустоты и импотенции. Позже пациент мог ощущать свою импотенцию, когда находился рядом с взрослым мужчиной. Ему становилось страшно, хотелось отвести интерес от гениталий и стать анальным, пассивным; это выражалось в преклонении перед такими мужчинами.

Все вышесказанное позволяет сделать следующие выводы: привычное приучение ребенка к чистоплотности (слишком раннее и слишком строгое) приводит к фиксации на анальном удовольствии; с этим ассоциируется мысль о побоях, которая определенно не приносит удовольствие и изначально наполнена тревогой. Было бы неправильно утверждать, что неудовольствие от побоев оборачивается удовольствием. Скорее, страх побоев препятствует возникновению удовольствия. Этот механизм, приобретенный на анальном уровне, позже переносится на гениталии.

Уже в пубертате пациент все еще зачастую спал в одной кровати с матерью. Б семнадцатилетнем возрасте у него появилась фобия, что мать забеременеет от него. Близость к матери и теплу ее тела стимулировала мастурбацию. Эякуляция несла в себе смысл уринации на свою мать, что вполне правомерно, если учесть специфику его развития. Если бы мать забеременела, это послужило бы доказательством уретрального инцеста и обернулось бы суровым наказанием. В это время он стал сдерживать семя и мастурбировать с живыми мазохистскими фантазиями, что и стало актуальным началом его заболевания. Он больше не мог учиться в школе. После попытки «самоанализа», которая потерпела неудачу, появились прогрессирующая психическая опустошенность и ночные мастурбации, которые носили затяжной анально-мазохистский характер.

Окончательный надлом заявил о себе тяжелым невротическим застоем, сопровождавшимся раздражительностью, бессонницей и головными болями, напоминавшими мигрень. В то время он пережил значительное усиление генитального влечения. У него была девушка, которую он любил, но за которой не решался поухаживать: он боялся, что «обдаст ее газами», и чувствовал, что умирает от стыда при одной мысли об этом. Он следовал за девушкой на некотором расстоянии, живо фантазируя, что они «прижимаются друг к другу животами» и что в результате этого могла бы наступить беременность, которая развела бы их прочь друг от друга. При таком поведении большую роль играл страх получить отпор из-за анальных тенденций. Здесь налицо типичная подростковая ситуация: запрет на генитальность, отчасти организованный социальными барьерами, отчасти порожденный невротической фиксацией, которая возникла из-за раннего повреждения сексуальной структуры воспитанием.

Сначала, кроме генитального, присутствовало еще и анальное напряжение в форме позывов на дефекацию или выпускания газов, которые необходимо было постоянно контролировать. Пациент не позволял себе генитальной релаксации. Первое испускание семени произошло не раньше семнадцати лет, и то лишь с помощью многочасовых фантазий об истязании. После этого невротический застой несколько смягчился. Но саму по себе первую эмиссию пациент пережил травматически. Он так боялся испачкать кровать, что во время истекания семени выпрыгнул из нее и схватил какую-то посудину; при этом он пережил очень сильное потрясение, потому что часть семени все же попала на кровать.

Когда в процессе лечения начала развиваться его генитальность, эрекция во время полового акта не возникала. В этой генитальной фазе мастурбации стали происходить в сопровождении нормальных маскулинных фантазий, но когда усиливалось удовольствие, возвращались прежние мазохистские фантазии. Анализ такого сдвига с генитальности на мазохизм во время полового акта выявил следующее: пока ощущение удовольствия было слабым, присутствовали генитальные фантазии, но как только удовольствие усиливалось и возникали «ощущения размягченности», он начинал бояться. Вместо того чтобы расслабиться, он вызывал спазм тазового дна и таким образом заменял удовольствие неудовольствием. Он боялся, что пенис «размягчится». Он очень ярко описывал, как он переживает «размягчение пениса» — нормальное приятное чувство при оргазме — с неприязнью и тревогой. Он боялся, что пенис «рассосется совсем». В результате ощущения, что кожа пениса может рассосаться, он делал вывод: пенис разорвется, если напряжется еще сильнее (как раз так, как это бывает в норме перед самой высшей точкой). Он ощущал, что пенис — мешочек, который переполняется жидкостью до такого состояния, что может разорваться.

Это неопровержимо доказывает, что для мазохизма характерно не превращение неудовольствия в удовольствие. Наоборот. Механизм здесь устроен так, что всякое ощущение, приносящее удовольствие, когда оно достигает определенной степени интенсивности, сдерживается и таким образом оборачивается неудовольствием. Здесь уместно предположение, что страх кастрации нашего пациента концентрируется на коже пениса: «Я становлюсь размягченным, как сваренный цыпленок, когда с него можно содрать кожу».

Из-за страха наказания ощущение «размягчающего» жара, которое в преддверии кульминационного момента сопровождается нарастающим возбуждением, переживается как наступление неизбежного разрушения пениса. Все это сдерживает нормальный ход сексуального возбуждения и вызывает на чисто физиологической почве неудовольствие, которое может усилиться вплоть до болезненных ощущений. Этот процесс состоит из трех фаз:

1. «Я стремлюсь к удовольствию»;

2. «Я начинаю размягчаться — это наказание, которого я боюсь»;

3. «Мне надо устранить эти ощущения, если я хочу сохранить свой пенис».

В связи с этим могут возникнуть возражения. Ведь известно, что в каждом неврозе можно обнаружить сдерживание сексуального удовольствия инфантильной тревогой, поэтому его нельзя считать специфически мазохистским фактором. Почему же не всякое сдерживание непроизвольного нарастания приятных ощущений (приносящих удовольствие) приводит к мазохизму? По этому поводу можно сказать следующее.

Сдерживание ощущения удовольствия может производиться двумя способами. «Размягчающее» ощущение однажды было пережито без тревоги; позже тревога сдерживала ход сексуального возбуждения, но удовольствие тем не менее все же переживалось как удовольствие. Неудовольствие и удовольствие — два отличных друг от друга процесса. Этот механизм действует при каждом немазохистском сдерживании оргазма.

При мазохизме же ощущение размягчения, предваряющее оргазм, само по себе переживается как ожидаемая угроза. Возникшая в связи с анальным удовольствием тревога создает психическую установку, которая заставляет представить генитальное удовольствие, становящееся все более интенсивным, в виде нанесения увечья или наказания. Таким образом, мазохистский характер, сохраняя направленность к ожидаемому удовольствию, обнаруживает, что встретился с неудовольствием. А выглядит это так, будто он стремился к неудовольствию. На самом же деле всегда вмешивается тревога, и желание удовольствия ощущается как предполагаемая опасность. Конечное удовольствие замещается конечным неудовольствием.

Это разрешает проблему навязчивого повторения вне принципа удовольствия. Мазохист производит впечатление человека, который хочет повторить неприятный опыт. В действительности же он стремится к ситуации, приносящей удовольствие, но фрустрация, тревога и страх наказания мешают и обуславливают исходную цель, уничтожая ее или превращая в неудовольствие. Другими словами, навязчивого повторения вне принципа удовольствия не существует, этот феномен объясним в рамках принципа удовольствия и страха наказания.

Если вернуться к нашему случаю, можно заметить, что нарушение механизма удовольствия объясняет уплощение и увеличение продолжительности его мастурбаций. Пациент избегал любого нагнетания переживания удовольствия. Постепенно выяснилось, что «нельзя позволить этим ощущениям продолжаться бесконтрольно, это совершенно нестерпимо». Теперь понятно, почему он часами занимался мастурбацией: он никогда не достигал удовлетворения, потому что не мог позволить возбуждению расти непроизвольно.

Кроме страха нарастания возбуждения, такое сдерживание происходит и по другой причине. Мазохистский характер использует анальный тип удовольствия, которое имеет плоскую кривую возбуждения, но у него отсутствует высшая точка. Можно сказать, что этот «прохладный» тип удовольствия. Мазохистский характер переносит анальную практику и анальный тип удовольствия на генитальный аппарат, который функционирует совсем иным образом. Интенсивный, внезапный и крутой подъем генитального удовольствия не только непривычен для человека, который использовал лишь слабое анальное удовольствие, но может его испугать. Если к этому добавить предполагаемое наказание, то создаются все условия для немедленной конверсии удовольствия в неудовольствие.

Оглядываясь назад, можно объяснить многие случаи, в которых пациенты демонстрировали страдание, мазохистское настроение после неудовлетворительного (теперь можно добавить, после специфически искаженного) сексуального действия. Это объясняет с точки зрения экономики либидо наличие определенных мазохистских склонностей в случаях оргастического отклонения, которые я описал в своих книгах «Инстинктивный характер» и «Функция оргазма». Относительно мазохистских извращений пациентов женского пола можно предложить следующий отрывок из последней книги: «Она мастурбировала… с мазохистской фантазией о том, что ее, голую, заковали в кандалы и поместили в клетку умирать голодной смертью. В этот момент оргазм сдерживается, потому что она вдруг подумала об аппарате, который мог бы автоматически удалять фекалии и урину закованной девушки, которая не может двигаться… Во время анализа, когда перенос мог бы принять форму сексуального возбуждения, у нее возникала интенсивная потребность помочиться или опорожнить кишечник. Если она мастурбировала с фантазиями о коитусе, то мазохистские фантазии возникали незадолго до оргазма».

Мазохистская установка и фантазия вытекают из неправильного восприятия приятных ощущений; это попытка преодолеть неудовольствие через позицию, которая психически формулируется так: «Я так несчастен — люби меня». Фантазии об истязании, которые приходят из-за требования любви, содержат в себе и генитальные требования, которые заставляют пациента отвлечь наказание и перенести его с переднего края в тыл: «Бей меня, но не кастрируй!» Другими словами, мазохистская фантазия имеет специфическую застойно-невротическую основу.

Ядро проблемы мазохизма составляет специфическое отклонение в функции удовольствия. Выяснилось, что это страх предваряющего оргазм «размягчающего» приятного ощущения, который заставляет пациента придерживаться анального удовольствия. Может быть, это результат анальной фиксации или генитального сдерживания? На первый взгляд кажется, что оба фактора имеют здесь одинаковый вес и они же служат причиной хронического неврастенического состояния. Анальность мобилизует весь аппарат либидо, однако при этом не способна вызвать ослабление напряжения. Сдерживание генитальности не только результат тревоги, оно само порождает тревогу, что усиливает несоответствие между напряжением и разрядкой. Остается вопрос, почему фантазии об истязании, как правило, появляются или усиливаются как раз перед высшей точкой.

Интересно пронаблюдать, как психический аппарат пытается сгладить несоответствие напряжения и разрядки, как побуждение к расслаблению прорывается, в конце концов, через фантазию об истязании. Наш пациент утверждал, что «быть избитым женщиной, все равно что потихоньку мастурбировать в ее (= матери) присутствии». Это действительно полностью соответствовало его актуальному переживанию: в детстве и отрочестве он, лежа в кровати с матерью, мастурбировал мазохистским способом. То есть сжимал пенис, предотвращая эякуляцию (из-за фобии по поводу беременности), и мог фантазировать, что мать бьет его; только после этого происходило семяизвержение. Это имело следующее значение в соответствии с объяснениями пациента: «Мой пенис представлялся мне обваренным. С пятым или шестым ударом он готов лопнуть, как мочевой пузырь». Другими словами, истязания приносили ту релаксацию, которую он пытался запретить любыми способами. Если его мочевой пузырь или пенис лопнут в результате материнских побоев и произойдет эякуляция, это случится не по его вине, его вынудит к этому мучительница. Иными словами, желание наказания имеет следующий смысл: осуществить релаксацию во что бы то ни стало обходным путем и переложить ответственность на наказывающую персону. Мы имеем дело с тем же механизмом базового процесса, что и в характерологической суперструктуре. Последнее выражается в следующем: «Люби меня, тогда я не буду бояться»; жалоба означает: «Виновата ты, а не я»; смысл фантазии об истязании таков: «Побей меня, тогда я смогу расслабиться, не отвечая за это». Пожалуй, это самый глубокий смысл фантазии о пассивной позиции истязаемого.

С тех пор как я впервые понял эту глубочайшую функцию фантазии пассивно истязаемого на пути к изменению характера, тот же механизм обнаружился и у других пациентов, хоть и не страдавших явной перверсией, но несущих в себе скрытые мазохистские склонности. Вот лишь несколько примеров: у компульсивного характера появились мастурбационные фантазии, что он находится среди примитивных людей, которые заставляют его совершить коитус и вести себя не сдерживаясь. У пассивно-фемининного характера, не проявлявшего видимой перверсии, возникла фантазия о том, что ему надо эякулировать, когда его бьют по пенису, при этом он закован в цепи, чтобы не иметь возможности убежать, спасаясь от побоев. Мы также упомянули обычную мазохистскую сексуальную позицию невротичных женщин, которую многие аналитики считают нормальной фемининной позицией. Эти женщины могут приступить к половому акту, не чувствуя за собой вины, только если их изнасиловали (действительно или в фантазии). Таким образом они перемещают ответственность на мужчину. Формальное сопротивление многих женщин во время полового акта имеет тот же смысл.

Это подводит нас к проблеме так называемого «Angstlust» (удовольствия в тревоге), которое играет столь большую роль в мазохизме. Вот подходящий пример из другого курса анализа. Пациент рассказал, что в возрасте четырех лет он сознательно вызывал у себя ночные кошмары. Он забивался в угол, мастурбировал, ему становилось страшно, а затем он освобождался от страха, выпрыгивая из своего угла. В этом случае очень соблазнительно было предположить наличие навязчивого повторения: у него были ночные кошмары, но он снова хотел пережить страх. Но такому предположению противоречили две вещи. Во-первых, у него не было желания вновь переживать страх, он хотел удовольствия, которое тем не менее всегда приводило к страху. Во-вторых, освобождение от страха служило источником удовольствия. Важным моментом этого процесса было то, что страх возникал в результате анальных и уретральных ощущений, ради которых он готов был страдать и бояться. Такой страх не связан с приятными ощущениями, он всего лишь дает возможность возникнуть определенному виду удовольствия. Очень часто дети переживают ощущение расслабленности, только испытывая тревогу, ощущение, которое обычно подавлено страхом наказания. Расслабление связано с внезапной дефекацией или уринацией в ситуации тревоги, что зачастую служит причиной желания снова пережить последнюю. Но объяснять эти факты вне принципа удовольствия было бы совершенно неверно. Тревога или боль при определенных условиях становятся единственной возможностью пе-режить расслабление, которого в других случаях боятся. Выражения «наслаждение болью» (Schmerzlus) или «наслаждение страхом» (Angstlust) означают, что боль или тревога могут стать причиной сексуального возбуждения.

Тот факт, что у нашего пациента «лопается пенис», по-видимому, должен быть инстинктивной целью, что никак не противоречит нашей концепции мазохизма. Эта идея, с одной стороны, представляет мысль о тревоге или наказании, но с другой — она также указывает на желание конечного удовольствия, релаксации. Двойственность связана с образом «лопающегося пениса» — что конечное удовольствие само по себе наступает и переживается как исполнение страшного наказания.