Различия между реакциями генитального характера, невротического характера и носителя эмоциональной чумы

а) В мышлении

Мышление человека генитального характера ориентируется на объективные факты и процессы, оно способно отличить важное от неважного или менее важного, оно стремится определить и удалить иррациональные и эмоциональные помехи, по своей природе оно функ­ционально, не механистично и не мистично; суждение является результа­том размышления; рациональное мышление доступно фактическим аргументам, поскольку без фактических контраргументов оно не способно успешно функционировать.

Верно, что и при невротическом характере мышление пытается ориентироваться на объективные процессы и факты. Однако, поскольку на периферии рационального мышления, плотно переплетаясь с ним, действует сексуальный застой, оно ориентируется одновременно и на принцип избегания удовольствия. То есть процесс мышления, ведущий к достижению удовольствия, например при компульсивном неврозе, будет игнорироваться до такой степени, что рациональная цель станет совершенно недоступной. Пример: все стремятся к миру. Но, поскольку мыслительный процесс проходит в рамках невротических структур характера, поскольку, как следствие, существует страх свободы и страх ответственности (страх получения удовольствия), вопросы мира и сво­боды обсуждаются формально, а не фактически; самые простые и очевидные факты жизни, являющиеся природными основами мира и свободы, как будто нарочно избегаются; не принимаются во внимание важные связи; так, например, хорошо известные факты, что политика разрушительна, а человечество больно в психиатрическом смысле, никоим образом не связываются с сознательным требованием построения удобного, самоуправляющегося социального порядка. Таким образом, два более или менее известных и значимых факта сосуществуют без всякой связи. Причина в следующем: соединение этих фактов немедленно потребует практических изменений в повседневной жизни. Невротический характер готов принять подобные изменения идеологически, но практически боится их; панцирь характера не позволит ему сменить привычный образ жизни; так, он согласится с критикой иррациональности общества и науки, но практически не будет стремиться к переменам ни в себе, ни в обществе в соответствии со своей же критикой; следовательно, он не организует социальный центр необходимых реформ. Более того, часто случается, что те­оретическое согласие на практике превращается в яростное сопротивле­ние тому, кто действительно вносит перемены. В данном случае границы между невротическим характером и чумным индивидом теряют четкость.

Индивид, страдающий эмоциональной чумой, не удовлетворяется пассивным отношением к проблеме; он отличается от невротического характера более или менее жизнеразрушающей социальной ак­тивностью. Его мышление совершенно размыто иррациональными концепциями и определено иррациональными эмоциями. Верно, что, как и при генитальном характере, его мышление полностью соответствует его действиям (в отличие от невротического характера, где мышление и действие разъединены); но при эмоциональной чуме выводы всегда готовы еще до завершения мыслительного процесса; мышление не служит средством достижения верного решения, как в рациональном мире; оно необходимо, скорее, для того, чтобы подтвердить уже существующее иррациональное решение и рационализировать его. Это обычно называется " пред­рассудком"; но обычно не учитывается, что предрассудок имеет социальные последствия значительной силы, что он широко распространен и практически является синонимом явлений, именуемых " инерция и традиция"; он нетерпим, то есть не терпит рационального мышления, которое может покончить с ним, следовательно, мышление эмоциональной чумы недоступно аргументам; оно имеет свои собствен­ные приемы в своем собственном мире, свою собственную " логику" и именно по этой причине производит впечатление рациональности, не являясь рациональным. Строгий, авторитарный воспитатель, например, совершенно верно и справедливо укажет на существующую неуправля­емость детей. В данных узких рамках его заключение выглядит верным Если же рационально мыслящий человек объяснит, что эта неуправля­емость является результатом именно иррационального мышления в воспитании, то это приведет, естественно, к блокированию мыс­лительного процесса; именно в этом виден иррациональный характер чумы.

Другой пример. Морализаторское подавление сексуальности создает вторичные стимулы, а вторичные стимулы делают морализаторское подавление необходимым. Каждое заключение здесь логично. Если же защитнику необходимости подавления предложить убрать вторичные стимулы путем естественного удовлетворения, это явится вторжением в систему мышления чумного индивида, на которое он отреагирует типичным для него образом — не инсайтом и коррекцией, а ирраци­ональными аргументами, молчанием или даже ненавистью. Ему эмоци­онально важно, чтобы подавление, как и вторичные стимулы, продол­жали существовать. Как ни парадоксально это может показаться, но причина проста: он боится естественных импульсов. Этот страх действу­ет, подобно иррациональному мотору, приводящему в движение всю систему мышления, являющегося рациональным, насколько это возмож­но; и именно этот страх побуждает его к действию, если его социальной системе угрожает серьезная опасность.

b) В действии

При генитальном характере мотив, цель и действие находятся в гар­монии; мотивы и цели имеют рациональную, то есть социальную, цель. Мотивы и цели, на основе их прежде всего биологической природы, стремятся к улучшению условий жизни, как своих, так и других людей; это то, что мы называем " социальным достижением".

При невротическом характере способность к действию сильно реду­цирована, поскольку мотивы лишены аффекта или противоречивы. По­скольку невротик обычно сильно подавляет свою иррациональность, ему приходится постоянно с ней бороться. Именно это и редуцирует его способность к действию. Он боится позволить себе действовать, по­скольку опасается, что в нем могут проявиться садистические или ка­кие-либо другие патологические импульсы. Обычно он страдает, осоз­навая свою неспособность к полноценному функционированию, однако не проявляет зависти к здоровым индивидам. Его точка зрения такова: " Мне не повезло в жизни, и мои дети должны жить лучше, чем я" Подобное отношение делает его сочувствующим, но бесплодным на­блюдателем жизни. Он не препятствует прогрессу.

Что же касается индивидов, пораженных эмоциональной чумой, то ситуация здесь совершенно иная. Мотив действия всегда вымышлен, провозглашенный мотив никогда не соответствует истинному, и не­важно, является ли истинный мотив сознательным или бессознатель­ным. Так же не идентичны провозглашенная и реальная цели. Ге­рманский фашизм, например, провозглашал своей целью " сохранение мирной германской нации", но реальной целью — на основе структуры характера - была империалистическая война, передел мира и ничего более. Базовой характеристикой индивида, ведомого чумой, является его искренняя и честная вера в провозглашенные цель и мотив. Я хотел бы подчеркнуть, что невозможно понять структуру характера индивида, ведомого чумой, без серьезного понимания того факта, что он действует под влиянием структурной компульсивности; неважно, насколько благими могут быть его намерения, он может действовать только способом, определяемым эмоциональной чумой; действие по­добного рода настолько же естественно для него, как потребность в любви для генитального характера, но индивид, ведомый чумой, под защитой своего субъективного убеждения не страдает от по­нимания вредоносности своих действий. Мужчина может потребовать опеку над своим ребенком, отлучив его от матери, своей жены, которая была ему неверна и которую он ненавидит; поступая таким образом, он честно верит, что действует " в интересах ребенка"; он не сможет изменить свою точку зрения, даже если ребенок, стра­дающий от разлуки с матерью, заболеет. Этот пораженный чумой отец создаст целую систему рациональных доводов, позволяющих ему поддерживать собственное убеждение, что он действует " исклю­чительно в интересах ребенка"; его невозможно убедить в том, что истинным мотивом его поступка является садистическое наказание матери.

Индивид, ведомый чумой, в отличие от невротика, часто испытывает чувство зависти и смертельной ненависти ко всему здоровому. Старая дева, страдающая неврозом характера, живет в уединении и не вмешива­ется в любовную жизнь других женщин. Старая дева, ведомая чумой, напротив, не переносит, когда другие женщины счастливы в любви; как воспитатель, она сделает все, что в ее силах, чтобы ее подопечные были лишены возможности иметь счастливые любовные отношения. Это от­носится ко всем жизненным ситуациям. Чумной характер при любых обстоятельствах и любыми средствами будет стараться изменить свое окружение таким образом, чтобы оно не мешало его образу жизни. Он воспринимает все, что не соответствует его представлениям, как прово­кацию и соответственно борется с этим и ненавидит это. Особенно хорошо данная черта видна у аскетов. Их представление о жизни следу­ющее: " Другие не должны быть счастливее меня, они должны страдать так же, как страдал я". Это основное отношение в каждом отдельном случае очень хорошо замаскировано под идеологию или теорию, кото­рые очень логичны сами по себе, и требуется большой опыт и долгие размышления, чтобы определить истинное положение вещей. Следует сказать, что европейское воспитание полностью следует такому образцу.

с) В сексуальности

Для генитального характера сексуальная жизнь определяется основ­ными законами биологической энергии. Для генитального характера естественно испытывать радость при виде счастья других людей в люб­ви, так же как и оставаться равнодушным к извращениям и испытывать отвращение к порнографии. Генитальный характер легко определить по той легкости, с которой он устанавливает контакт со здоровыми детьми. Для его структуры естественно понимание того, что интерес детей и подростков по большей части сексуален и что требования, являющие­ся результатом этого биологического факта, должны быть удовлет­ворены; подобное отношение спонтанно и не зависит от наличия знаний. В современной социальной жизни именно такие отцы и матери, если только они не живут в благоприятной, поддерживающей их обстановке, подвергаются опасности быть заподозренными в преступных намерени­ях. Они же заслуживают прямо противоположного отношения - мак­симальной социальной защиты. Они образуют такие центры в обществе, из которых однажды выйдут рационально действующие воспитатели и врачи; основу их жизни составляет ощущаемое ими счастье в любви. Однако сегодня родители, позволяющие детям жить по естественным, здоровым законам, подвергаются риску быть привлеченными к судеб­ной ответственности каким-нибудь влиятельным аскетом и потерять своего ребенка.

Невротический характер живет в сексуальном воздержании или тайно предается извращениям. Его оргастическое бессилие сосуществует со стремлением к любви. Он равнодушен к тому, счастливы ли в любви другие люди. При столкновении с сексуальной проблемой его реакцией будет скорее беспокойство, чем ненависть. Его панцирь имеет отношение только к его собственной сексуальности, а не к сексуальности других. Его оргастические устремления часто вплетаются в культурные и ре­лигиозные идеалы, не принося ни вреда, ни пользы здоровью общества. Он обычно активен в, кругах или группах, не обладающих большим социальным влиянием. Многие представители этих групп имеют без­условную культурную ценность, но они не могут повлиять каким-либо образом на ментальную гигиену масс, поскольку массы относятся к вопросу естественной любовной жизни гораздо более конкретно и прямолинейно, чем они.

Только что описанная позиция сексуально безопасного невротичес­кого характера может, при определенных внешних обстоятельствах, в любое время принять форму эмоциональной чумы. Происходит обыч­но следующее: вторичные стимулы, сдерживаемые культурными и рели­гиозными идеалами, прорываются наружу. Индивид, одержимый чумой, всегда склонен в сексуальности к садизму и порнографии. Для него характерны похотливость (из-за неспособности получать сексуальное удовлетворение) и садистическое морализаторство одновременно. Это заложено в его структуре, он не смог бы измениться даже при наличии знания и инсайта; на основе этой структуры он не может быть иным, кроме как порнографически похотливым и садистически морализирующим одновременно.

Это ядро структуры характера человека, одержимого эмоциональ­ной чумой. Любой процесс, вызывающий оргастические стремления и, следовательно, страх оргазма, вызывает у него сильную ненависть. Требование аскетизма направлено не только против себя самого, но более того, садистически, против естественной любовной жизни других людей. Движимые чумой индивиды склонны организовываться в социа­льные круги. Подобные круги становятся центрами общественного мне­ния, для которых характерно крайне нетерпимое отношение к вопросам естественной любовной жизни. Подобные центры существуют везде и хорошо известны. Они сурово преследуют любое проявление естест­венной любовной жизни, прикрываясь словами о " культуре" и " мора­ли". С течением времени они выработали особую технику дискредита­ции, но об этом позже.

Клиническое исследование не оставляет сомнения, что для этих кругов, объединяющих одержимых чумой людей, сплетни и клевета являются извращенным способом сексуального удовлетворения. Таким образом, сексуальное удовлетворение достигается при исключении естественной генитальной функции. Гомосексуальность, половые акты с животными и другие извращения особенно часто встречаются в этих кругах. Садистическое осуждение направлено против есте­ственной, а не против извращенной сексуальности других людей. Более того, в особо жестокой форме оно направлено на естественную сексуальность детей и подростков. В то же время оно слепо к проявлениям извращенной сексуальности. На совести людей, вершащих тайный суд над сексуальностью других, много человеческих жизней.

d) В работе

Человек с генитальным характером активно следует за развитием рабочего процесса. Рабочему процессу предоставляется возможность развиваться самостоятельно. Интерес направлен на сам процесс труда; результат труда приходит без особого усилия, спонтанно. Продукт, являющийся результатом рабочего процесса, — важная характеристика биологической радости от труда. Осознание подобных фактов и представлений вызывает резкую критику в адрес всех существующих ныне методов раннего воспитания, при которых деятельность ребенка предопределена заранее ожидаемым результатом его труда. Предвосхищение результата и жесткая детерминированность самого процесса труда губит воображение ребенка, а следовательно, его продуктивность. Биологическая радость от работы сочетается со способностью испытывать энтузиазм. Компульсивное морали­заторство не выносит истинного энтузиазма, а только мистический экстаз. Ребенок, который должен построить уже заданный дом из уже заданных блоков в заданной манере, не может использовать свое воображение и, следовательно, развить энтузиазм. Нетрудно представить, что эта основная черта авторитарного воспитания существует вследствие страха взрослых перед получением удово­льствия; она всегда подавляет детскую радость в работе. Генитальный характер всегда направляет других в работе своим примером, а не навязыванием конечного результата и способов его достижения. Это предполагает вегетативную подвижность и способность позволить себе действовать.

Человек с невротическим характером более или менее ограничен в своей работе. Его биологическая энергия в основном используется для защиты от извращенных фантазий. Его проблемы возникают из-за неправильного использования биологической энергии. Работа, исполня­емая невротическим характером, обычно делается автоматически и ли­шена радости. Поскольку невротический характер неспособен испыты­вать истинный энтузиазм, он воспринимает детскую способность к это­му как " неправильную"; таким же образом он стремится, в невротически-компульсивной манере, определять работу других.

Индивид, страдающий чумой, ненавидит работу, воспринимает ее как бремя. Он избегает всякой ответственности, а особенно работы, связанной с терпеливой настойчивостью. Он может мечтать о написании важной книги, создании необычайной картины, работе на ферме, но, поскольку он не способен работать, он избегает постепенного органичес­кого развития, присущего любому рабочему процессу. По этой причине он стремится стать идеологом, мистиком или политиком, другими словами, он стремится к деятельности, не требующей терпения и ор­ганического развития, он может стать и праздным скитальцем. Внутри себя он создает готовую картину жизни, сотканную из невротических фантазий; поскольку сам он не способен трудиться, он хочет заставить окружающих трудиться над созданием этой патологической картины жизни. То, что американцы называют " боссом", в отрицательном смыс­ле этого слова является продуктом подобного стремления. Генитальный характер, направляющий коллективный трудовой процесс, спонтанно подает другим пример: работает больше других. Индивид, ведомый чумой, наоборот, стремится работать меньше других; чем меньше его способность к труду, тем меньше, как результат, его уверенность в себе, тем больше он стремится указывать другим, как работать.

В силу необходимости вышеприведенное разделение схематично. В реальной жизни каждый генитальный характер несет в себе черты невротического характера и его чумные реакции; также и каждый ин­дивид, ведомый чумой, имеет возможности генитального характера. Опыт оргонотерапии не оставляет сомнений в том, что индивиды, страдающие эмоциональной чумой, попадающие в категорию " moral insanity" [1], не только в принципе излечимы, но и способны развивать выдающиеся способности в области интеллекта, работы и сексуаль­ности. Это еще раз подтверждает, что термин " эмоциональная чума" не подразумевает какого-либо унижения. За период более чем 30-летней биопсихиатрической работы я пришел к выводу, что чаще всего жертвой эмоциональной чумы становятся индивиды, обладающие большим ко­личеством биологической энергии. Именно высокое энергетическое на­пряжение делает индивида жертвой этой болезни, поскольку наличие жесткого мышечного панциря и панциря характера не позволяет ему развиваться естественным путем. Индивид, страдающий эмоциональной чумой, является продуктом авторитарно-компульсивного воспитания, он восстает против него и добивается гораздо большего успеха, чем спокойный и отстраненный невротик. Его отличие от генитального характера в том, что его восстание не имеет общественной цели и не может привести к рациональным изменениям и улучшению общества. Его отличие от невротического характера в том, что он не отстраняется.

Генитальный характер устраняет свои чумные реакции двумя спосо­бами: во-первых, в силу своей рациональной структуры характера он воспринимает собственные чумные реакции как чуждые и бессмыслен­ные. Во-вторых, он настолько прочно закреплен в рациональном процес­се, что мгновенно осознает опасность, идущую от иррациональных тенденций. Это позволяет ему рационально контролировать себя. Ин­дивид, страдающий чумой, получает столько вторичного садистического удовольствия от своего поведения, что он совершенно недоступен для какой-либо коррекции. Все действия здорового индивида подпитывают­ся из резервуара биологической энергии. Верно, что и действия ин­дивида, пораженного чумой, имеют тот же источник, но каждое действие должно пройти через характерологический и мышечный панцирь; в ре­зультате самые благие намерения превращаются в антисоциальные и ир­рациональные действия. Проходя через панцирь, действия изменяют свои функции: импульс начинается с рационального намерения; наличие панциря делает естественное и органичное развитие импульса невозмож­ным; это воспринимается индивидом как непереносимый запрет; чтобы как-то себя выразить, импульсу необходимо пробить панцирь; во время этого теряются первичное намерение и рациональная цель. Результат действия уже очень мало напоминает первичное рациональное намере­ние; оно отражает разрушительную силу, которую необходимо привлечь для проникновения сквозь панцирь. Жестокость индивида, страдающего чумой, находится, таким образом, в зависимости от неспособности пробить характерологический и мышечный панцирь. Разрушение пан­циря невозможно, потому что чумное действие не обеспечивает ни оргастической разрядки, ни рациональной уверенности в себе. Итак, многие противоречия в структуре характера индивидов, страдающих чумой, могут быть легко поняты. Такой индивид может стремиться к любви и даже найти женщину, которую, как он думает, он любит. Когда же обнаруживается его неспособность любить, он впадает в сади­стическую ярость, обращая ее против себя или против любимой жен­щины, ярость, которая нередко приводит к убийству.

Основной характеристикой чумного индивида является противоре­чие между сильным стремлением к жизни и неспособностью реализовать себя соответствующим образом из-за наличия панциря. Внимательный наблюдатель отметит, что для европейского политического иррациона­лизма было характерно именно такое противоречие: самые лучшие намерения при компульсивной логике привели к деструктивным резуль­татам.

Ниже мы попытаемся проиллюстрировать данную дифференциацию на повседневных примерах. В качестве первого примера возьмем " борьбу за ребенка", часто возникающую при бракоразводных процессах. Можно ожидать проявле­ния трех возможных реакций: рациональной, невроза характера и чум­ной реакции.

a. Рациональная реакция

Отец и мать борются за здоровое развитие ребенка, исходя из рациональных побуждений и используя рациональные средства. Они могут прийти к согласию относительно того, с кем останется ребенок или же могут иметь совершенно различные мнения по этому поводу В любом случае в интересах ребенка они не будут использовать закулис­ные методы. Они откровенно поговорят с ребенком и предоставят ему возможность самому принять решение. Они будут руководствоваться не собственным стремлением иметь права на ребенка, а его желанием. Если один из родителей болен психически или страдает алкоголизмом, то ребенок должен осознать это как несчастье, которое нужно перенести. Единственный мотив поступков здесь - не нанести вреда ребенку Позиция определяется отказом от собственных интересов.

b. Невротический характер

Борьба за ребенка полна самых разных рассуждений, например, страхом перед общественным мнением. Это определяется не только интересами ребенка, но и адаптацией к общественному мнению. Пациенты с неврозом характера всегда придерживаются общепринятых представле­ний, например, что ребенок всегда должен оставаться с матерью или же этот вопрос должен решаться через суд. Если один из партнеров болен психически или страдает алкоголизмом, то обычно этот факт замалчивает­ся, в результате чего страдают и другой партнер, и ребенок, поскольку развода избегают. Мотивом подобного поведения служит девиз " Не следует давать повода для подозрений". Позиция определяется отчуждением.

c. Эмоциональная чума

Интерес ребенка как основной мотив борьбы здесь только провозг­лашается, но не выполняется. Истинным мотивом является месть парт­неру, лишение его удовольствия общаться с ребенком. Борьба ведется при помощи клеветы, невзирая на то, болен или здоров партнер. То, что интересы ребенка совершенно не учитываются, видно из того, что лю­бовь ребенка к другому родителю не принимается во внимание. Для того чтобы оторвать ребенка от партнера, партнера объявляют психи­чески больным или алкоголиком, не важно, является это правдой или нет. В результате ребенку причинен вред, мотивом служит разрушитель­ная месть партнеру и доминирование над ребенком, а не любовь к нему.

Подобный пример может иметь огромное количество вариаций, но его основные черты всегда сходны и имеют общее социальное значение Рациональная юрисдикция, безусловно, приняла бы во внимание по­добные рассуждения при рассмотрении дела. Можно предположить, что число разводов возросло бы, и, безусловно, только правильно обучен­ный психиатр или педагог могут оценить размах урона, нанесенного эмоциональной чумой при разводах.

Возьмем другой пример, где реакции эмоциональной чумы проявля­ются еще ярче: неверность любовного партнера.

a. Рациональная реакция

В случае действительной " неверности" любовного партнера здоро­вый индивид может отреагировать тремя способами: 1) расстаться с партнером; 2) попытаться вернуть партнера; 3) проявить терпимость, если новые отношения не имеют серьезного характера. В подобной ситуации здоровый индивид не впадает в невротическое состояние, не заявляет претензий на собственность и проявляет гнев только в том случае, если происходящее выходит за рамки приличий.

b. Невротическая реакция

Неверность либо переносится мазохистски, либо панцирь не позволя­ет осознать ее. Существует сильный страх сепарации. Очень часто чело­век уходит в невротическое заболевание, алкоголизм, истерию или от­чуждение.

c. Реакция носителя эмоциональной чумы

Неверность, как правило, является результатом не влюбленности в другого человека, а усталости от партнера или желания отомстить ему. Обманутый партнер предпринимает самые разные попытки удержать неверного партнера дома, сломить его истерическими припадками, ди­кими сценами или нанимает детектива для слежки за ним. Часто партнер уходит в алкоголизм, но истинным мотивом является не любовь к парт­неру, а потеря власти и обладания.

Трагедии ревности занимают большое место среди реакций эмоци­ональной чумы. В настоящее время не существует каких-либо медицинс­ких» социальных или юридических представлений и средств, принима­ющих во внимание эту огромную область безнадежности и отчаяния.

Сейчас мы перейдем к рассмотрению наиболее впечатляющего и ти­пичного способа реагирования эмоциональной чумы, который мы назо­вем специфической чумной реакцией.

Излюбленным средством действия специфической чумной реакции является использование сексуальной, то есть моральной, дискредитации. Она действует таким же образом, как и механизм зашиты при бреде преследования: в этом случае извращенный импульс, пробивший пан­цирь, переносится на людей и объекты внешнего мира. То, что в дейст­вительности является внутренним импульсом, ложно понимается как внешняя угроза. То же верно и для ощущений, исходящих от потоков оргоновой плазмы: то, что для здорового индивида является частью радостного ощущения жизни, для шизофреника — как результат нали­чия панциря характера — мистической машиной, которую враги якобы используют для уничтожения тела пациента электрическими потоками. В психиатрии хорошо известны эти бредовые защитные механизмы. Ошибка, совершаемая психиатрией, состоит в отнесении этих симптомов только к психотическим пациентам. Она не учитывает тот факт, что именно этот защитный механизм используется в социальной жизни в форме специфической реакции носителей эмоциональной чумы. Сейчас мы в этом разберемся.

Биофизический механизм действует следующим образом: компуль-сивный морализм в воспитании и в жизни порождает сексуальную похотливость. Это не имеет ничего общего с естественным стремлением к любви, а представляет собой настоящий вторичный импульс, подобно садизму или мазохизму. Поскольку естественного радостного воспри­ятия жизни больше не существует, похотливость и клеветничество занимают освободившееся место в форме вторичного компульсивного стимула. И подобно шизофренику, проецирующему свои оргоновые потоки и извращенные импульсы на других людей и воспринимающему их уже как внешнюю угрозу, также и индивид, страдающий эмоциональной чумой, проецирует свои извращения и похоть на других людей. В отличие от психотика он не переживает свои спроецированные импульсы мазохистски, как угрозу. Скорее наоборот, он пользуется слухами и клеветой садистически, приписывая другим то, что он не решается признать в себе. Это верно как для истинной генитальности, так и для вторичных, извращенных импульсов. Образ жизни здорового индивида напоминает индивиду, страдающему эмоци­ональной чумой, о его генитальной слабости и представляет угрозу его невротическому равновесию. Все, что ему остается делать, это в соот­ветствии с принципом кислого винограда смешать с грязью здоровую сексуальность других людей. Поскольку он не в состоянии полностью скрыть свою похотливость за этическим морализаторством, он припи­сывает эту черту своей жертве, о которой он распускает слухи. В каждом подобном случае чумной реакции обнаруживаются именно эти характеристики, приписанные здоровым индивидам, против кото­рых безуспешно борется внутри самого себя индивид, страдающий эмоциональной чумой, или же живет с этим, мучаясь приступами совести.

Ниже мы покажем, как действует специфическая чумная реакция, на нескольких примерах из повседневной жизни.

Существует тип " интеллектуала", который постоянно рассуждает о " культурных ценностях". Такие люди часто цитируют классиков, совершенно не понимая серьезности проблем, о которых говорили, например, Гёте или Ницше. В то же время они циничны и считают себя современными и либерально настроенными, не ограниченными условно­стями. Поскольку они неспособны испытывать серьезные чувства, они воспринимают сексуальную любовь как некую игру, повод для острот, для рассказов о " вчерашних подвигах" и т. п. Серьезному слушателю, знающему всю меру сексуального страдания общей человеческой массы и ту деструктивную роль, которую играет несерьезное отношение к сек­суальности, ясно, что подобная распущенность происходит от сексуаль­ного голода как результата оргастического бессилия.

Такие " культурные" индивиды склонны рассматривать сексуальную экономику, которая — несмотря на все возможные препятствия — все­рьез борется с эмоциональной чумой среди людей, в качестве продукта потревоженного сознания. Они продолжают говорить о " культурных ценностях", которые должны поддерживаться, но они впадают в ярость, когда кто-либо переводит это понятие на язык масс. Однажды подобный индивид встретился с женщиной, которая собиралась учиться у меня. Когда они заговорили об этом, он предостерег ее от подобного шага, негативно отзываясь о моей работе и говоря, что не послал бы ко мне и своего злейшего врага, поскольку я являюсь " директором борделя без лицензии". Затем он сразу же " прикрыл" свое заявление упоминанием о том, что я отличный клиницист. Подобная дискредитация, несущая в себе все признаки эмоциональной чумы, конечно же потерпела пораже­ние. Женщина все равно пришла ко мне изучать педагогику сексуальной экономики и вскоре поняла природу того, что мы называем эмоциональ­ной чумой.

В подобных ситуациях трудно оставаться объективным и кор­ректным. Однако нельзя поддаваться вполне понятному импульсу вступить в борьбу с таким индивидом, пытающимся запятнать ваше имя. Игнорирование подобного происшествия сыграет на руку кле­ветнику, поскольку позволит ему продолжать и далее свою деяте­льность. С ним можно бороться через суд, но это будет означать борьбу на его же уровне, а не медицинским способом. Тем самым пострадавший оставляет все как есть, рискуя, что еще какой-нибудь индивид, страдающий эмоциональной чумой, узнает об этом, и тогда один из их " научных историков" прославит вас в веках как " директора борделя". Дело это достаточно важное, поскольку многие честные и серьезные начинания были уничтожены именно эмоциональной чумой. Это делает борьбу с эмоциональной чумой социальной не­обходимостью, поскольку она опасней тысячи ружей. Достаточно прочитать в " Истории материализма" Ланге о клевете, обрушившейся на Ламетри, ставшего пионером изучения естественных наук в XVII веке. Он не только верно понял основные связи между восприятием и физиологическими стимулами, но даже верно описал связь между психосоматическими проблемами и биологическим сексуальным про­цессом. Это было слишком для филистимлян, которых существует гораздо больше, чем честных и смелых исследователей. Они рас­пространили слух, что Ламетри смог развить подобную теорию только потому, что он был " распутник". Из этих же источников до нас дошли слухи, что он умер, подавившись огромным куском пирога. Это не просто чепуха с медицинской точки зрения. Это типичный пример слухотворчества эмоциональной чумы. Слух, подхваченный индивидами, неспособными к получению удовольствия, переходит к их потомкам, марая честное имя без всякой причины. Ясно видно, насколько катастрофична роль, которую эмоциональная чума играет в обществе.

Я приведу другой пример, в котором проекционный механизм эмо­циональной чумы, в форме дискредитации, виден еще яснее. Еще в Нор­вегии я узнал о слухе, что я болен шизофренией и уже провел какое-то время в клинике для умалишенных. Приехав в Соединенные Штаты в 1939 году, я обнаружил, что слух этот уже широко распространился и здесь, даже более, чем в Европе, где моя работа имела большую известность. Затем стало ясно, что слух имеет один и тот же европейский источник, это был человек, вскоре переехавший в Америку[2].

В этой ситуации содержалась большая доля иронии: тот человек вскоре после моего разрыва с Психоаналитической ассоциацией перенес нервный срыв и провел некоторое время в клинике, что явилось для него шоком. Он находился в сложном положении: с одной стороны, он понимал значение моих научных исследований, с другой стороны, он был неспособен порвать с организацией, взгляды которой противоречи­ли моим исследованиям. Как обычно происходит в подобных случаях, он постарался переместить внимание с себя на меня, уже находившегося в центре опасной и развернутой полемики. Он был настолько уверен в моем провале, что не смог удержаться от последнего толчка. Его реакция была именно специфической чумной реакцией. Я никогда не был психотиком и не находился на излечении в клинике. Более того, перено­симые мной огромные нагрузки не влияют на мою способность любить и работать.

В конце концов, психическое заболевание не является позором само по себе. Как любой порядочный психиатр, я всегда сочувствовал ду­шевнобольным и часто даже испытывал уважение к их душевным конф­ликтам. Пациент, страдающий душевным расстройством, гораздо более серьезен, ближе к жизни, чем социально опасный индивид, страдающий эмоциональной чумой. Подобная клевета имела целью уничтожить меня и мою работу. Несколько раз она ставила меня в опасное и трудное положение. Например, при работе со студентами у меня появилось дополнительное задание — убедить их в том, что я не психотик. На некоторых фазах оргонотерапии специфическая реакция эмоциональной чумы проявлялась самым типичным образом: как только пациент или студент входит в контакт с плазменными потоками, он начинает ис­пытывать сильный страх оргазма. На этой стадии оргонотерапевт обыч­но превращается в " грязную сексуальную свинью" или " сумасшедшего" Я хочу подчеркнуть, что подобная реакция возникает во всех случаях. Многие студенты слышали о моем " сумасшествии".

Теория сексуальной экономики настолько революционна, что очень просто назвать ее " безумной". Следует сказать, что из-за этого слуха ситуация осложнилась до такой степени, что стала опасной для жизни. Подобные последствия действия чумной реакции должны быть обез­врежены любыми легальными способами. Только благодаря моему клиническому опыту мне удалось справиться с опасностью.

Когда несколько лет спустя было признано, что диагноз " шизофре­ния" несовместим с проделанной мной научной работой, наш сплетник изменил свое утверждение почти юмористическим образом: он заявил, что я " излечился" от шизофрении.

Специфические реакции эмоциональной чумы особенно регулярно проявляются в политической жизни. В недавних исторических событиях мы видели, как империалистические диктаторские режимы при каждом новом акте агрессии приписывали своим жертвам именно те намерения, которые они сами стремились осуществить. Так, Польша была обвинена в планировании тайного нападения на Германский рейх, а тому для " предотвращения" подобного нападения пришлось напасть первым и т. п.

Если мы перенесемся всего на несколько десятилетий назад, то вспомним о знаменитом деле Дрейфуса: высокие чины французского генерального штаба продали планы Германии, а чтобы скрыть это, обвинили ни в чем не повинного капитана Дрейфуса и сослали его на далекий остров. Без мужественного поступка Золя никто бы никогда и не узнал об этой специфической чумной реакции. Если бы политика не управлялась до такой степени законами эмоциональной чумы, подобные катастрофы не происходили бы никогда. Но поскольку эмоциональная чума в большой степени управляет формированием общественного мнения, ей удается снова и снова представлять свои деяния как печальные неудачи правосудия, чтобы действовать вновь и вновь.

Если серьезно заняться изучением того, как действует эмоциональ­ная чума в высокой политике, то становится трудно верить в историю. Следует спросить себя — возможно ли, чтобы клерикализм политичес­кого диктатора или любовное приключение короля были способны повлиять на благополучие и благосостояние последующих поколений, миллионов людей? Действительно ли иррационализм в социальной жиз­ни заходит так далеко? Возможно ли, чтобы миллионы взрослых, трудо­любивых людей не знали этого или даже отказывались знать это?

Эти вопросы кажутся странными только потому, что последствия эмоциональной чумы настолько фантастичны, что в их существование трудно поверить. Человеческий разум отказывается верить, что подоб­ная неразумность может существовать. Именно гигантская нелогич­ность социальных условий и делает возможным их существование. Я хо­тел бы попросить читателя отнестись к противоречию между огром­ностью и невообразимостъю эмоциональной чумы настолько серьезно, насколько это возможно. Я глубоко уверен, что ни одно социальное зло не может быть стерто с лица Земли до тех пор, пока общественное сознание отказывается принять тот факт, что неразумность существует, и она настолько огромна, что практически не видна. В сравнении с колос­сальностью социальной бессмыслицы, постоянно питаемой глубоко уко­ренившейся эмоциональной чумой, основные социальные функции, кото­рые управляют жизненным процессом — любовь, работа и знание, кажутся карликовыми; более того, они представляются социально смеш­ными. Это нетрудно увидеть.

Как известно из обширного медицинского опыта, проблема подрост­ковой сексуальности, будучи нерешенной, имеет гораздо более серьезное воздействие на общественную жизнь и моральную идеологию, чем, например, закон о тарифах. Представим парламентария, который, буду­чи еще и врачом, представит для парламентской дискуссии проблему пубертата. Представим, что парламентарий, получив отказ, применит метод обструкции. Этот пример ясно показывает основное противоречие между повседневной человеческой жизнью и административной формой, управляющей ею. Если мы рассмотрим проблему спокойно и на основе фактов, то мы увидим, что нет ничего необычного в парламентском обсуждении проблемы пубертата. Каждый, включая членов парламен­та, прошел через ад сексуальной фрустрации в пубертатный период. Ничто в жизни не может сравниться с этим конфликтом по важности и тяжести. Рациональное решение проблемы пубертатного периода разом искоренило бы часть социальных проблем, таких, как подрост­ковая преступность, страдания, сопровождающие разводы, и мучения, причиняемые воспитанием в раннем детстве, и т. п. Таким образом, нам следовало бы принять тему, предложенную нашим гипотетическим парламентарием, как разумную и полезную. Однако мы постараемся избежать ее. Что-то внутри нас не позволяет нам публично обсуждать эту проблему в парламенте. Это " что-то" и есть намерение и эффект социальной эмоциональной чумы, постоянно стремящейся к самосох­ранению и сохранению своих институтов. Она разделила социальную жизнь на частную и официальную. Частная жизнь отсутствует на официальной сцене. Фасад официальной жизни асексуален, внутренняя же ее часть полна перверсий и порнографии. Если бы этого глубокого разделения не существовало, то официальная жизнь соответствовала бы частной жизни и давала бы верное представление о повседневной жизни больших социальных групп. Подобное объединение жизни в единое целое было бы несложно провести. Но тогда перестал бы существовать один важный сектор в социальной жизни, который не только не способствует общественной жизни, но и ставит ее на грань катастрофы. Сектор, носящий название " высшая политика" во всех аспектах.

Поддержание пропасти между настоящей жизнью социального ор­ганизма и его официальным фасадом есть именно то, что яростно защищается эмоциональной чумой. Как раз поэтому эмоциональная чума регулярно проявляет деструктивность, когда проблема сущест­вующей пропасти обсуждается с рациональных позиций. Снова и снова представители высшей политики выступают против распространения сексуально-экономических представлений о связи между биологическим организмом человека и государством. В своей самой мягкой форме их аргументы звучат приблизительно так: " Эти " философы секса" являют­ся аморальными, периодически вскрывающимися язвами на теле обще­ства. К несчастью, верно, что животное, человек обладают сексуаль­ностью, этот факт вызывает сожаление. Что же касается остального, то сексуальность — не все в жизни. Существуют другие, более важные вещи, такие, как политика и экономика. Секс-экономика преувеличивает. Благосостояние наше будет гораздо выше без нее".

Подобные аргументы регулярно встречаются при лечении индивиду­альной биопатии или обучении студентов. Это недвусмысленно указыва­ет на то, что подобные аргументы происходят от страха перед оргазмом и приводятся в попытке сохранить свою отстраненность и воздержание. Встретившись с подобным аргументом при публичном выступлении, например по ментальной гигиене*, невозможно разоружить представи­телей культурных и других " ценностей", указав им на их собственный панцирь и страх получить удовольствие. Сделавший это секс-экономист обнаружит, что все собравшиеся настроены против него, поскольку все они имеют эти черты, и, соответственно, все иррациональные аргументы будут основываться на этом факте. Это тот вопрос в диспуте, который приводит к поражению многих врачей и педагогов. Но существует непобедимый, чисто логический аргумент, который, в соответствии с на­шим опытом, приводит к успеху.

Мы согласны с нашими противниками: совершенно верно, что сексу­альность не все в жизни. Мы даже добавим к этому, что у здорового индивида сексуальность не является темой для разговора и центром постоянных размышлений. Почему же тогда, задаем мы вопрос, сексу­альность занимает центральное место в жизни и мыслях людей? Приве­дем пример.

Ясно, что циркуляция пара является основным условием функци­онирования фабрики. Тем не менее рабочие не задумываются о цир­куляции пара, они полностью сконцентрированы на производстве продукции. Энергия пара — действительно не " все"; существуют другие, более важные интересы, например производство станков и т. п. Но представим себе, что система подачи пара повреждена; энергия перестает циркулировать, станки останавливаются, работа прекращает­ся. Теперь внимание рабочих целиком сконцентрировано на проблемах движения энергии и на том, как его можно восстановить. И вот некоторые из них говорят: " Эта глупая тепловая теория преувеличива­ет роль пара. Да, пар важен, но, Боже мой, это же не все. Разве у нас нет других интересов, и потом, надо учитывать экономический фактор". В данном случае над " умниками" просто посмеются и поста­раются восстановить ток энергии, а уже потом думать о " других вещах".

В подобном же положении находится и проблема сексуальности в нашем обществе. У подавляющего числа людей поток биологической, сексуальной энергии поврежден. Именно это является причиной того, что биосоциальный механизм общества не функционирует совсем или же с перебоями. По этой причине существуют такие явления, как ирраци­ональная политика, массовая безответственность людей, биопатии, убийства, короче, эмоциональная чума. Если бы все люди могли удов­летворять свои естественные сексуальные потребности без помех, не существовало бы разговоров о сексуальных проблемах. Тогда было бы справедливо говорить о " существовании других интересов".

Титанические усилия сексуальной экономики состоят именно в том, чтобы помочь этим так называемым " другим интересам" занять подобающее им место. Тот факт, что сегодня все вращается вокруг сексуальности, верно указывает на то, что в потоке сексуальной энергии человека имеются серьезные нарушения, а следовательно, нарушения есть и в его биосоциальном функционировании. Сексуальная экономика стремится открыть сдерживающие клапаны, освободить ток биологичес­кой энергии, с тем чтобы " другие интересы", такие, как ясное мышление, естественная порядочность, работа, приносящая радость, могли бы функционировать; другими словами, чтобы сексуальность в ее порногра­фических формах перестала занимать все умы, как это происходит сегодня.

Нарушение в потоке энергии, как только что было показано, действу­ет на основе биосоциального функционирования и, следовательно, управляет всеми функциями человека. Я сомневаюсь, что базальный биологический характер подобного нарушения был в полной мере осознан даже некоторыми оргонотерапевтами. Давайте изучим этот вопрос и отношение оргономии к естественным наукам на следующем примере.

Сравним естественные науки, которые не рассматривают базальное биологическое нарушение, только что описанное нами, с группой железнодорожных инженеров: эти инженеры написали много книг многие из которых очень подробные, о размерах и материалах дверей и окон, сидений и т. п.; о химических составляющих стали и дерева, силе тормозов, о скоростях, организации станций и т. п. Представим, что для них типично не учитывать одного - энергии пара и ее функционирования. Естественные науки не занимаются функциональным исследованием жизни. Они могут быть приравнены к этим инженерам. Оргономист не может делать свою работу до тех пор, пока он не поймет, что является инженером жизненного аппарата. Это не означает, что, как инженеры жизненного аппарата, мы должны заниматься только биосексуальной энергией. В этом нет ничего, что могло бы заставить нас чувствовать себя неполноценно. Наоборот, у нас есть все причины гордиться своей работой.

Может возникнуть вопрос, почему распространение такого заболе­вания, как эмоциональная чума, могло пройти незамеченным и так долго им оставаться. Дело в том, что именно незримость и является главной чертой эмоциональной чумы. Невозможность увидеть ее, понять ее намерения и приносит ей успех. Как я уже говорил ранее, именно размах эпидемии делал ее незаметной (Гитлер: " Чем больше ложь, тем охотнее ей поверят"). До развития оргономии не суще­ствовало научного метода для понимания и исследования эмоциональ­ной чумы. Политика не только казалась разумной, никто не был склонен даже заподозрить ее в иррациональности, чума имела в своем распоряжении важные социальные средства предотвращения своего разоблачения.

В каждом случае лечения биопатии или изменения структуры харак­тера врачом или педагогом мы сталкиваемся с эмоциональной чумой в форме реакции характерологического сопротивления. Таким образом, мы научились определять ее в клинических случаях. Клинический опыт полностью подтверждает наше убеждение, что всегда существует хоть одно человеческое существо, избежавшее влияния эмоциональной чумы.

Другой путь, который знакомит нас с реакциями эмоциональной чумы, — реакция на научные открытия оргономии. Носители эмоци­ональной чумы могут быть совершенно незнакомы с результатами наших исследований, но они чувствуют ее открытия в работах аналити­ков характера, оргонотерапевтов и понимают, что это опасно для них-На это они отреагировали клеветой и специфической чумной реакцией еще задолго до того, как мы осознали, что вступаем в такую тяжелую борьбу, в какой еще не участвовали врачи и педагоги. Действуя скрытно и рационально, эмоциональная чума нашла способы остаться нераскры­той. Она вела себя, как преступник в вечернем платье, когда с него срывают маску. Она преуспевала в этом маскараде в течение веков. И так продолжалось бы и дальше, если бы она не проявилась слишком откровенно в форме диктатур и массовых эпидемий. Она развязала войну невиданных масштабов в придачу к хроническим, повседневным убийствам. Она пыталась скрыться за такими понятиями, как " интересы государства", " новый порядок", " требования государства или расы", физически больной мир годами верил ей. Но она раскрылась слишком откровенно. Она вступила в конфликт с естественным стремлением к жизни, присущим всем людям, поскольку не осталось ни одной семьи или профессии, не затронутых ею. То, что оргонотерапевт научился понимать и исправлять в своей практике, неожиданно слилось воедино с проявлениями мировой катастрофы. Основные черты больших и ма­лых трагедий оказались одинаковыми. Таким образом, эмоциональная чума сама пришла на помощь естественным наукам, нескольким психи­атрам и воспитателям. Мир стал задавать вопросы об эмоциональной чуме и ждал ответов. Мы даем их в соответствии с нашим знанием. Каждый совестливый человек найдет в себе признаки эмоциональной чумы и таким образом сможет понять, что же снова и снова приводит мир на грань катастрофы. " Новый порядок", как обычно, начинается в нашем собственном доме.

Раскрытие этих потаенных действий и механизмов жизненных нару­шений имеет две цели: первая — исполнение долга перед обществом; если в случае пожара нарушается подача воды, то тот, кто знает, где находится повреждение, должен об этом сказать. Вторая — необходимо защитить будущее сексуальной экономики и оргонной биофизики от эмоциональной чумы. Мы почти склонны испытывать благодарность к тем, кто в 1930 году в Австрии, в 1932 и 1933 годах в Германии, в 1933 году в Дании, в 1934 году в Люцерне, в 1934 и 1935 годах в Дании и Швеции, в 1937 и 1938 годах в Норвегии и в 1947 году в США устроил травлю на честную, но простодушную работу по изучению структуры человека; благодарность за то, что мы покончили с простодушием и открыто взглянули на социально опасную, патологическую систему дискредитации и преследования. Если грабитель становится слишком беспечным, он рискует быть пойманным и лишиться заработка. Еще 10 лет назад носители и распространители чумы чувствовали себя в безопа­сности. Они были уверены в своей победе, и казалось, что они правы. Только большая сдержанность, глубокие корни в естественно-научной работе и независимость общественного мнения не дали им победить. Эмоциональная чума не успокоится до тех пор, пока не уничтожит великие достижения, плоды человеческого труда и стремление к правде. Не думаю, чтобы она преуспела или когда-либо преуспеет в этом. Впервые эмоциональная чума столкнулась не просто с порядочностью, но с необходимым знанием жизненного процесса, которое показало ей свою превосходящую силу. Именно сила и последовательность оргономической естественной науки позволила мне выстоять под ударами эмоциональной чумы. Если это стало возможным, то основные трудно­сти были преодолены.

Что касается моей персоны и моей работы, то сообщу читателю следующее: невротизированные психоаналитики называют меня шизофреником, фашиствующие коммунисты борются со мной, как с Троцким сексуально распущенные личности обвиняют меня в содержании бор­деля, германская тайная полиция преследовала меня как коммуниста американская секретная полиция — как нацистского шпиона, матери, подавляющие своих детей, обвиняют меня в их совращении, шарлатаны от психиатрии считают меня шарлатаном, будущие спасители мира называют меня новым Иисусом или Лениным. Все это может быть лестным или нет. Кроме того, я занят работой, которая отнимает все мое время и силы: работой по исследованию иррациональной структуры человека и изучению космической жизненной энергии, открытой много лет назад; короче, моей работой в оргономии.

Великие писатели и поэты описали эмоциональную чуму и пытались с ней бороться с момента ее появления. Однако эти великие литератур­ные достижения остались в целом без всяких социальных последствий. Они не были ни организованы, ни превращены в социальные институты. Верно, что были воздвигнуты памятники в честь этих мастеров литера­туры, но скорее всего эмоциональная чума преуспела в строительстве гигантского музея, где все достижения закрыты на замок, спрятаны администрацией, достижения, каждое из которых могло бы послужить основой для строительства разумного мира, если бы к ним отнеслись серьезно и практически. Таким образом, я далеко не первый человек, пытающийся понять эмоциональную чуму и бороться с ней. Я только полагаю, что был первым, кто благодаря открытию оргона создал естественно-научную базу для понимания и лечения эмоциональной чумы.

Сегодня, после пяти, восьми, десяти и четырнадцати лет различных неожиданных и непонятных катастроф, моя позиция заключается в сле­дующем: как бактериолог видит свою работу в уничтожении инфекцион­ных заболеваний, так и работа медицинского оргономиста заключается в раскрытии природы эмоциональной чумы и борьбе с ней как с вездесущей болезнью. Мир скоро привыкнет к этой новой форме медицинской рабо­ты. Люди научатся различать эмоциональную чуму в себе и вне себя и будут обращаться в научные центры, а не в полицию, к окружному прокурору или партийному лидеру. Полиция, окружные прокуроры за­интересованы в том, чтобы уметь справляться с проявлениями эмоци­ональной чумы в себе и вне себя. Полиция и окружной прокурор имеют дело с биопатической преступностью, но сталкиваются с ощущением беспомощности перед массовой биопатией человечества. Мы хотим установить точное различие между теми, кто использует полицию для дискредитации и преследования, использует как аргумент в разрешении споров, и теми, кто приводит научные аргументы. Это ясно показывает, кто одержим эмоциональной чумой, а кто нет.

Я верю, что пришло время, когда беспомощность перед лицом эмоциональной чумы начинает проходить. До настоящего времени чело­век испытывал на себе ее влияние, подобно влиянию камня, падающего с крыши, — если повезет, то он пролетит мимо, если не повезет, то убьет или покалечит. Теперь мы знаем, что камни не падают просто так. Мы знаем, что в любом случае существует некто, кто, спрятавшись, провоци­рует падение камня. После этого все происходит само по себе.

Если какой-либо врач подает в суд на оргономиста из-за его " неле­гальной деятельности"; если политик заявляет на оргономиста в поли­цию по причине " неуплаты налогов", или " совращения детей", или " шпионажа", или " троцкизма"; если мы слышим сплетни, что тот или иной оргономист является психотиком, соблазняющим пациентов, что он содержит бордель и т. п., то мы знаем, что имеем дело с эмоциональ­ной чумой, а не с научной дискуссией. Институт Оргона с его требова­ниями к обучению и повседневной работе является гарантией обществу, что именно мы боремся против этих основных черт эмоциональной чумы.

Мы не верим в возможность удовлетворительного человеческого существования до тех пор, пока психиатрия и педагогика не начнут беспощадную борьбу с вселенской эмоциональной чумой, как борются с крысами переносчиками бубонной чумы. Обширное и честное клини­ческое исследование делает недвусмысленно ясным тот факт, что только восстановление естественной любовной жизни детей, подростков и взрос­лых способно уничтожить в мире невроз характера, а вместе с неврозом характера и эмоциональную чуму во всех ее проявлениях.

[1] " Моральное помешательство" (англ.). — Примеч. пер.

[2] Один из наших известных врачей вернулся из Осло в США в 1939 году. Он провел несколько дней в Цюрихе, где рассказал своему коллеге-психиатру, что работал со мной. Очень удивленный, тот сказал: " Такой-то сказал мне, что Райх стал шизофреником". " Такой-то" и был тем человеком. Вскоре после своего возвращения в Соединенные Штаты врач услышал от своего знакомого точно такую же фразу: " Такой-то сказал мне, что Райх стал шизофреником". Этот сплетник умер несколько лет назад от сердечного приступа. Долгое время oн страдал от импотенции.