Аннотация. Тихоня Варя Дробышева, которую в классе иногда даже не замечали, влюбилась в Борьку Шустова

Сестры Воробей

Романы для девочек

Мечтательница

Аннотация

Тихоня Варя Дробышева, которую в классе иногда даже не замечали, влюбилась в Борьку Шустова. Романтическая мечтательница, Варя посвятила его в свои рыцари. Но все оказалось не так просто: почему—то Варины достоинства казались ему недостатками, и только случай помог Борьке узнать Варю настоящую

Варя Дробышева росла болезненной девочкой. К шестнадцати годам она умудрилась переболеть всеми детскими болезнями — начиная с ветрянки и заканчивая скарлатиной, после которой у нее возникли осложнения. Впрочем, на проблемах со здоровьем Варя старалась не зацикливаться и никогда не выставляла их напоказ; она просто принимала лекарства, если возникала такая необходимость.

Варя была самой обычной девушкой — худенькой, невысокого роста. Можно было бы, конечно, описать ее внешность, прибегнув к избитым литературным клише, но достаточно будет сказать, что дурнушкой она не была, хотя и красоткой ее даже в шутку никто не называл. Да Варя и не мнила себя таковой. И лишь глаза — большие, восточные, цвет которых постоянно менялся от светло—карего до дымчатого, — девушка относила к своим несомненным достоинствам. Втайне она была убеждена, что легкая раскосость, каким—то непостижимым образом передавшаяся генами сквозь века, придает ей таинственный вид. Недаром в детстве Варвара любила изображать персидскую принцессу, закрывая нижнюю часть лица маминым шелковым платком. Только вот эти экзотические глаза никто, кроме нее, не замечал. И саму ее не очень—то замечали. Близких подруг у Вари не было, мальчишки не проявляли к ней интереса. О первом она втайне сожалела, последнее нисколько ее не огорчало, ведь ей и самой никто из мальчишек не нравился. Любовь существовала для нее только в книгах, которые она читала самозабвенно, с упоением. Благородные рыцари, красавцы принцы, отважные воины, готовые пожертвовать жизнью ради возлюбленной, — вот кто являлся ее идеалом! Тут уж ничего не поделаешь: Варя с детства была безнадежной романтической мечтательницей, одаренной богатым воображением.

Но две недели назад магическая привлекательность литературных героев вдруг утратила для нее свою силу. И все потому, что Варя влюбилась. Впервые в жизни! Произошло это неожиданно даже для нее самой, как будто она внезапно прозрела и разглядела своего избранника по—настоящему, хотя долгие годы училась вместе с ним и не раз негодовала по поводу его глупых, как ей тогда казалось, шуточек и безрассудных выходок, на которые он был мастер. Впрочем, не будем забегать вперед и расскажем обо всем по порядку.

Успешно поборов очередную простуду, Варя отправилась в школу, совершенно не подозревая, что ее там ждет. Класс гудел, будто пчелиный рой. Посидев в сторонке и послушав горячие споры одноклассников, как всегда не заметивших ее появления, Варя быстро разобралась в сути конфликта, возникшего из—за совершеннейшего пустяка: на уроке алгебры Волков и Малышева держались под партой за руки, а Клавдии Петровне это не понравилось.

Ну и что такого ужасного произошло? Стоило ли из—за этого устраивать скандал и выгонять парочку с урока? Однако Клава именно так и поступила — отправила Аню с Ваней за дверь, а после принялась читать лекцию: мол, любовь не вздохи на скамейке, а школа не дом свиданий. Тут не выдержала Даша Свиридова и заявила математичке, что та не права. Встала и прямо так и сказала: «Вы не правы, когда говорите так о любви, — и добавила: — Вам нужно извиниться перед Ваней и Аней». Клава, конечно, и не подумала это сделать, а Даша последовала за дверь вслед за провинившимися. А когда математичка спросила: «Кто еще думает так же, как Свиридова?» — первым встал Сергей Белов, или Белый. Вслед за ним, как и следовало ожидать, вышло полкласса. Клава этим не ограничилась, устроив оставшимся самостоятельную по новой теме. Короче: коль рубить — так уж сплеча.

Возможно, и даже скорее всего, этот конфликт закончился бы в кабинете директора обычной проработкой «отличившихся», но буквально через день после означенных событий (именно в тот день Варя и пришла в школу) в журнале появились отметки за самостоятельную работу. Результаты потрясли всех до глубины души, хотя оценки были проставлены карандашом: из пятнадцати человек всего лишь шестеро получили тройки, в том числе и двое будущих медалистов, а остальные — двойки. Только у отсутствовавших по болезни Вари Дробышевой и Алисы Залетаевой остались чистые клеточки. Тут—то ребята и взбунтовались: надоело терпеть самодурство Клавы. Свой предмет она, может, и умела излагать ясно и доходчиво, но вот к ученикам подхода не имела и искать его не собиралась.

— Ну что будем делать? Какие предложения? — Разозленная Туполева взяла на себя руководство собранием, впрочем, никто иного и не ожидал от старосты и отличницы, получившей трояк.

Сначала наступила тишина, а потом предложения посыпались как из дырявого мешка, слово «бойкот» звучало все чаще и чаще. Не пришедших в школу Волкова с Малышевой — можно сказать, невольных виновников происшествия — никто и не вспоминал. Вопрос ставился шире: десятому «Б» бросили перчатку, и не принять вызов ребята не могли. Все похватали сумки, рюкзаки и направились к выходу, чтобы за пределами школы обсудить дальнейшие действия, а заодно разработать стратегию поведения.

Варя хоть и не участвовала в этих бурных событиях, но с первой минуты ощущала себя причастной к ним. Ни слова не говоря, она взяла сумку и пошла вместе со всеми. Справедливость того требовала. А раз так, какие могут быть сомнения?

В сквере буйно желтели клены, напоминая, что на дворе осень, на небе хмурились тучки, впервые за эти дни появившиеся над Москвой. Но шумная компания не замечала этих природных изменений. Народ веселился от души, придумывая, как отомстить Клаве.

— Можно доску воском натереть!

— Или стул клеем извозить. Белый, помнишь, как ты этот номер с охранником проделал?

—А давайте как в «Республике Шкид». Клава только отвернется к доске, а мы зудеть начнем. Вот так! —живо изобразила Туся — киношная девушка, что тут скажешь.

— Не! Лучше кукарекать, — поддержал Вадим Ольховский.

— А можно кукарекать и мяукать!

— И квакать!

— И хрюкать! Вот так: хрю—хрю—хрю! — раздурачился Виталик Комаров.

— А я мычу отлично. Му—у—у, — подключилась Маринка Голубева низким голосом.

— Точно! Она обернется к нам, а мы сидим как ни в чем не бывало, ручки сложены, ушки на макушке! —вторила ей Лиза Кукушкина.

Конец этому веселью положил вопрос Комара:

— Белый, как тебе идея? Зацени!

— Я в этом балагане не участвую, — прямолинейно сказал Белый. — Она, можно сказать, нас всех мордой об асфальт размазала, а вы... — пренебрежительно хмыкнул он, сдвинув темные брови, — мяукать на следующем уроке собираетесь. Ну—ну... Флаг вам в руки...

Стал накрапывать мелкий дождик. Головы ребят усеяло мелкими прозрачными бисеринками. Кое—кто из девчонок набросил капюшон, кто—то щелкнул зонтиком, парни проигнорировали эти природные мелочи. Варя поежилась, не решаясь пристроиться к кому—нибудь под зонтик. И вдруг Борька Шустов снял свою фирменную бейсболку и натянул ей на голову со словами:

— Надень, воробушек ты наш, а то опять разболеешься.

Варя взглянула на него и, почувствовав, как в груди потоками разливается приятное тепло, тихо поблагодарила:

— Спасибо.

— На здоровье. — Скользнув по ее лицу рассеянным взглядом, он обратился ко всем: — Белый прав, кончайте свои детсадовские штучки. Дело—то серьезное замутили. Вся школа через час на ушах стоять будет, а вы как маленькие!

Дальнейший разговор одноклассников пробивался в Варино сознание словно сквозь плотный лондонский смог. В душе творилось что—то невообразимое — смятение, удивление, испуг... Варя смотрела на Шустова как зачарованная и понимала только одно — она влюбилась!

«Да бросьте! — скажет кто—то с усмешкой. — Подумаешь, надел бейсболку! Обычная вежливость». Для кого—то, может, и так. Но Варя увидела в этом иной, гораздо более глубокий смысл. Впервые о ней побеспокоился кто—то еще, кроме мамы, папы и близких людей. Таким человеком стал Боря Шустов. И Варя, не раздумывая, посвятила его в свои рыцари! Странное чувство все больше утверждалось в ней. Ей казалось, что весь мир плывет, как в зыбком мираже, и все в нем колеблется и расплывается в каком—то знойном мареве. Ей и в самом деле стало жарко, по телу прокатилась горячая волна. Неуемное воображение тут же нарисовало картину бушующего вокруг нее пожара. Снизу на нее смотрят люди, и среди них ее избранник. Он с ужасом и отчаянием взирает на нее, а потом расталкивает толпу и кидается к парадной лестнице замка, объятой языками пламени. Через минуту он врывается в спальню, бросается к ней, обнимает. Глаза его слезятся, он весь грязный и задыхается от дыма, но продолжает крепко удерживать ее за плечи.

«Вот так умереть!» — пугается она своего безумного восторга. В этот момент над их головами раздается сильный треск, и, рассекая лепнину потолка, ползет зловещая трещина. Сильные руки отрывают Варю от пола, Боря бросается с ней вниз, пробираясь сквозь пламя, лижущее дерево и шелковую обивку стен. За ними все с треском рушится, падает, грохочет, пекло ада преследует их по пятам, но спасительный выход все ближе и ближе...

«Господи, я решил, что это конец! Что крыша вот—вот рухнет и ты... — Его напряженное лицо искажается мукой, хотя все опасности позади. — Это было невыносимо представить себе, что ты... это было невыносимо... и все!»

«Да! Я тоже!» — хотела крикнуть Варя, но тут резкий голос Сережки Белого ворвался в мир ее грез:

— Значит, полноценный бойкот! Будем требовать, чтобы Клаву от нас убрали!

Никто не заметил Вариной растерянности, ее горевшего лица, все смотрели на Белого. А он с ироничной усмешкой цитировал слова все той же Клавы:

— Только прежде чем кто—то из вас пойдет на это в знак глупой солидарности или еще по каким—то соображениям, советую учесть все последствия этого поступка!

Напоминание было совсем не лишним. Классный руководитель Кахобер Иванович, к которому ребята бросились бы за помощью в первую очередь и который непременно бы им помог не только нужным советом, но и делом, в настоящее время был на курсах повышения квалификации в далеком Казанском университете. Положение осложнялось еще и тем, что директор школы Федор Степанович неделю назад угодил в больницу с гипертоническим кризом, и бразды правления в свои руки взяла новый завуч, Раиса Андреевна Дондурей. У нее был леденящий душу взгляд, замашки Аракчеева, и мало у кого из ребят возникало желание перечить ей. Из—за этого взгляда учительскую, где чаще всего происходили разборки, теперь стали называть морозильником. Но, похоже, ученики десятого «Б» пришли к молчаливому согласию, что на миру и смерть красна. А Даша Свиридова к месту припомнила мушкетерский девиз: «Один за всех и все за одного!» И хотя Варя в тот осенний день была поглощена собой и тем, что с ней происходит, она все же успела заметить, какими взглядами обменялись Даша и Белый.

Впрочем, в ту минуту Варя не придала этому большого значения. Назревали такие события!

Несколько дней их всех по очереди вызывали к завучу в директорский кабинет, выясняли, кто зачинщик, увещевали, запугивали. Ребята твердо стояли на своем — никто никого не подбивал. Наказывать, так всех. Клавдия Петровна — вторая конфликтная сторона — в школе не появлялась. Официально было сообщено, что математичка больна, во всяком случае, уроки у старшеклассников вела молоденькая Ирина Борисовна.

Школа, как в подобных случаях и положено, разделилась на два лагеря: сочувствующих и осуждающих. Пессимисты «бэшек» иначе как смертниками не называли и говорили: «Хуже быть не может!» А оптимисты радостно кричали: «Может! Может!» — и приветствовали ребят строфой подзабытого вестника революции Горького: «Безумству храбрых поем мы песню!»

В общем, разгорался скандал, беспрецедентный скандал! Но до родительского собрания, к счастью, дело не дошло. Великое противостояние, наделавшее столько шуму, благополучно завершилось в тот момент, когда этого никто не ожидал. Произошло это приятное событие сегодня утром. Перед началом первого урока в кабинет английского заглянула Дондурей и металлическим голосом сообщила:

— Только что у меня был разговор с Клавдией Петровной, и, как я ее ни упрашивала повременить до выхода из больницы Федора Степановича с этим решением, она наотрез отказалась преподавать в вашем классе! С этого дня математику у вас будет вести Ирина Борисовна.

Гробовая тишина сменилась всеобщим ликованием. В воздухе замелькали сумки, тетрадки — словом, все, что под руку попадалось. Ухода Дондурей никто не заметил. Десятый «Б» одержал победу!

— Ребсы! Поляну нужно накрыть! — крикнул Вадик Ольховский, вытанцовывая что—то замысловатое на парте.

— Верняк! Отметить такое событие!

— Ноу проблем! Гуляем!

— А где?

— Завтра в семь у меня! — крикнул Шустов.

— А предки?

— В отъезде! Все схвачено!

Это сообщение вызвало новый взрыв радости: такая везуха не каждый день выпадает.

И вот теперь Варя сидит и решает для себя важный вопрос: идти ей на это празднование или нет? «Не пойду! — настраивала себя Варя. — Все равно мое присутствие там никто не заметит». В тот же миг перед глазами возник любимый образ: темные волосы, небрежно спускающиеся на воротник, карие глаза, беспечно сверкающие из—под длинной челки, легкая небрежная улыбка. Сердце сладостно заныло. За эти две недели она открыла в своем избраннике массу достоинств, которые почему—то прежде ускользали от ее внимания. В Боре непостижимым образом уживались легкомыслие и серьезность. Сам того не ведая, он придерживался восточной философии: к мелочам относился основательно, а к глобальным вещам — легко. Он состоял из | поступков — поступков неоднозначных, поступков везде и во всем. Кроме того, он не боялся принимать решения и нести ответственность за них. Эта черта ей больше всего в нем нравилась. Наверное, потому, что ей не хватало уверенности в себе.

«Пойду! — подумала Варя, перебарывая свою нерешительность. — Он же непременно будет там!»

Ну действительно, какой же праздник без хозяина? Избавившись от последних сомнений, Варя отправилась чистить зубы, а затем прямехонько в постель. Ночью кошмары ее не беспокоили, она не металась по кровати, не убегала от чудовищ, не падала в пропасть, а спала, уютно свернувшись под пуховым одеялом, и даже улыбалась чему—то во сне, что, несомненно, подтверждало мысль, что она приняла верное решение.

На следующее утро, когда Варя еще нежилась в постели с книжкой в руках, к ней в комнату заглянула мама. Улыбаясь неизменно бодрой улыбкой, она прикрыла трубку рукой и заговорщицким шепотом сообщила:

— Варюш, тебе какая—то Даша Свиридова звонит.

Заложив странички закладкой, Варя поспешила взять трубку. Мама знала всех ее одноклассников, поскольку регулярно посещала родительские собрания и не раз помогала школе в проведении общественных мероприятий, вроде поездки в Исторический музей или классного «огонька», но имя Даши Свиридовой ей ничего не говорило. И Варе было вполне понятно это странное выражение, промелькнувшее на лице мамы: в нем было и удивление, и любопытство, и удовольствие, ведь ее любимую дочку сверстники нечасто баловали звонками.

— Да, я слушаю, Даш, — сказала Варя, наблюдая, как мама тактично прикрывает за собой дверь.

— Варь, я не очень рано? — Дашин голос звучал глухо, отрывисто, как будто она была чем—то взволнована.

Варя взглянула на электронный будильник: двадцать минут одиннадцатого.

— Да нет, я уже давно встала. Я вообще жаворонок. А что?

— Да я насчет вчерашнего. Хотела у тебя уточнить, ты к Борьке собираешься?

— Вообще—то собираюсь. — Варя откинула спутанные волосы с лица и, разумеется, вспомнила вчерашнее приключение, которое неожиданно сблизило ее и Дашу.

Во всяком случае, ей хотелось надеяться, что это так.

А случилось следующее. После уроков Варя зашла к своей двоюродной сестре Наташке, чтобы повидаться, рассказать о своих школьных новостях, а заодно и постричься. Наталья считалась мастером высокого класса, работала в салоне «не для всех», к ней была постоянная бесконечная очередь по записи, но для родственников у двадцатитрехлетней круглолицей хохотушки всегда находилось время. Так что стильная стрижка, способная привлечь внимание самых отъявленных модниц, Варе была обеспечена.

Укоротив темно—каштановые кудри и усилив акцент на асимметрию редкой челки, что, как ей казалось, придавало ее внешности более раскованный вид, Варя вышла из парикмахерской в приподнятом настроении.

«Верно мамочка говорит: когда у женщины все хорошо на голове, у нее и в голове больше правильных мыслей и меньше комплексов», — подумала Варя и тут впереди себя, примерно в двадцати шагах, увидела медленно бредущую в том же направлении Дашу. Плестись в хвосте показалось Варе глупым занятием, обгонять, делая вид, что не замечаешь одноклассницу, было не в ее правилах. Варя решилась окликнуть Дашу. Но если честно признаться, для этого была еще одна причина. Даша сегодня сбежала с уроков и, судя по намокшей куртке, все это время прогуляла под дождем. И Варя догадывалась, что виновником этих событий был Сережка Белов и его запутанные отношения с подружками — Дашей и Алисой Залетаевой, сидевшими за одной партой.

Странная это была дружба. Глядя на девчонок, складывалось впечатление, что Алиска вертела Дашей как хотела. Белый вроде как встречался с Алиской, красивой, самоуверенной и избалованной вниманием парней девчонкой, и в то же время между ним и Дашкой в последние дни шла неуправляемая химическая реакция. Тут Варя невольно улыбнулась случайно получившемуся каламбуру: Даша и в самом деле взялась подтянуть Белого по химии. Всем в классе было ясно, что Дондурей задалась целью выставить его из школы за неуспеваемость по своему предмету, хотя, несомненно, корни ее неприязни лежали гораздо глубже: Белый не раз вызывал гнев учителей своими выходками. Его характер считали сложным, от него можно было ждать любых неприятностей. Но пока все старания завуча были тщетны. Благодаря Даше Белый не только исправил двойку хорошим ответом у доски, но и получил четверку по самостоятельной. И Варя втайне радовалась, наблюдая, как Белый и Даша сближаются, потому что ей нравилась Даша и совершенно не нравилась заносчивая, самовлюбленная Алиска.

Видно, и Сергей стал понимать что к чему, потому что внезапно между ним и Алиской пробежала черная кошка. Они целую неделю не разговаривали, и всем оставалось только догадываться, что же произошло между ними. Домыслы были всякие: кто—то говорил, что это окончательный разрыв, кто—то утверждал, что случайная ссора. Алиска и Сергей отмалчивались.

И вдруг на английском, после того как Дондурей вывесила белый флаг, Алиска бросилась к Белому на шею и, восторженно вереща, повисла на нем, будто в этой победе была и ее заслуга. А ведь она единственная, кто отсиделся дома, благополучно «проболев», пока десятый «Б» боролся за справедливость. Вот Даша и сбежала, чтобы не видеть, как Алиска снова опутывает своими чарами Сережку. И ее можно понять и... посочувствовать. Так думала Варя, приближаясь к Даше, привычно теребившей кончик намокшей, тяжелой косы.

А примерно через полчаса непонятно как, но факт, Варя опять оказалась в том же салоне у Наташки. Правда, теперь уже в кресле с блестящими от возбуждения глазами и порозовевшими щеками сидела Даша, а Варя с ужасом взирала на то, как родственница взвешивает на ладони Дашкину толстую русую косу, приговаривая при этом:

— Хорошо девице в средней полосе, можно удавиться на своей косе! Да—а—а, Даш, шутки шутками, а коса—то у тебя и в самом деле шик—блеск—красота. — Наташа, как все профи, произнося эти слова, смотрела не на Дашу, а на ее отражение в зеркале. — Может, подождешь отрезать, подумаешь?

— Нет! — в отчаянии замотала головой Дашка. — Режьте! Я не передумаю. Мне нужно себя изменить! Прямо сегодня!

— Ну, смотри... — Наташа окинула Дашу придирчивым взглядом и, как бы между прочим, заметила: — А может, и верно. В наши дни с такими волосами одна морока. Кстати, родители при виде тебя обновленной в обморок не попадают?

Варя чуть не свалилась со стула. Ну откуда сестре было знать, что Даша живет с одним отцом, а мама у нее умерла?

Но Даша отнеслась к ее вопросу спокойно:

— Нет, обойдется. Папа сказал, что он меня всякую любить будет. И что я сама должна решать, как мне лучше.

— Правильный у тебя папик, а... — Тут Наташка заметила сердитый, предупреждающий взгляд Вари, интуитивно осознала, что ее куда—то не туда несет, и быстро свернула на профессиональную дорожку. —Значит, так, лицо у тебя вытянутое, кожа матовая, лоб высокий. Я, пожалуй, сделаю тебе послойную укладку. Мне она нравится. А за косу твою, тургеневская девушка, — деловито пощелкала ножницами в воздухе Наташа, — наш салон тебе тысяч восемь отвалит.

— Не нужно, — выдохнула Даша.

— С собой заберешь, на память?

— Нет.

— Тогда от денег не отказывайся. Тоже мне богачка! Купишь себе какую—нибудь фирменную шмотку, —практично отозвалась Наташка и, улыбаясь, сказала: — Ну—с, приступим.

На глазах у Вари начало происходить маленькое чудо. Она завороженно наблюдала, как ножницы в руках двоюродной сестры щелкают и щелкают, а мокрые темные локоны падают на пол. Прошло полчаса, сорок минут...

— Вот так! — Наталья отступила от зеркала, чтобы Даша смогла наконец увидеть себя.

— Ой! Неужели это я?! — Даша ошеломленно смотрела в зеркало, явно не узнавая себя. Суперсовременная, безукоризненная свободная прическа обрамляла растерянное, но восхищенное

личико Даши. Волосы лежали мягкими волнами, ничто нигде не торчало, виски с обеих сторон прикрывали крупные завитки, слегка касающиеся щек. Варя с удовольствием отметила, что черты Дашиного лица изменились, стали значительнее, ярче, избавившись от довлеющей массы волос.

— Аккуратненько получилось! — усмехнулась Наталья, любуясь результатами своего труда. Она пожертвовала обедом ради Даши и, похоже, нисколько не жалела об этом. —Аккуратненько! — Даша вскинула дрожащие руки и едва прикоснулась к волосам, боясь потревожить

прическу. — Наташ, ты волшебница, правда—правда! У тебя золотые руки.

— Ну скажешь уж! — замахала Наташка этими золотыми руками, впрочем, перстни на них действительно были золотые, и обернулась к Варе: — Сестренка, а ты что молчишь?

— В себя прихожу, — честно призналась Варя. — Знаешь, Нат, со стороны за этим процессом наблюдать еще интереснее, чем когда точно такие же процедуры проделывают с тобой.

А потом Варя подумала, что Даша не случайно выбрала именно этот день для своего чудесного превращения.

— Вот увидишь, ему понравится, — не удержавшись, шепнула она Даше, когда девчонки оказались на улице.

Даша вспыхнула, но не стала притворяться, что не понимает, о ком идет речь:

— Ты думаешь?

— Конечно.

Они помолчали, идя рядом.

— Варь, а ты не видела, они сегодня вместе из школы ушли? — доверительно поинтересовалась Даша. Они — это Сережка с Алиской, тут не нужно быть провидцем.

— Нет, к сожалению, не видела.

Не могла же Варя признаться вот так с бухты—барахты, что она неотрывно наблюдала за Борей. И вчера, и сегодня, всегда... Ей казалось, что он должен был заметить ее отношение к нему, почувствовать в ответ что—то такое, что дало бы ей хоть крошечную возможность надеяться. Но Боря вел себя так, словно хотел сказать: «Мне нравится моя нынешняя жизнь, и никакие разговоры о девчонках не испортят ее».

—А все равно мы молодцы! Ну, что победили, не сломались. — Даша первой нарушила молчание, и Варя была этому рада: некоторые воспоминания могли далеко ее завести, а сейчас думать об этом не хотелось.

— Да, знаешь, я сегодня впервые почувствовала, что граница между вашими «вэшками» и нашими «бэшками» совсем исчезла, теперь мы один класс, — призналась она.

— Точно. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, ты собираешься к Борьке на празднование?

— Пока не решила. А ты? — спросила в свою очередь Варя.

— Я тоже пока думаю, — откликнулась Даша. На ее лице было написано сомнение примерно такое же, какое испытывала Варя. — Слушай, а давай завтра с утра созвонимся, — предложила Даша. — Надумаем —вместе пойдем.

Варе эта мысль показалась вполне разумной. Кто знает, что этот вечер им приготовит. А вдвоем всегда легче, чем поодиночке. У Окуджавы, кажется, есть такая песня: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».

«Вот так, наверное, и завязывается дружба», — пришло в голову Варе, прежде чем она согласилась на Дашино предложение.

На этом они расстались. Даша пошла в сторону универсама, Варя — к себе, в пятый микрорайон. И вот теперь Даша, верная данному слову, звонила Варе.

— Значит, решено, идем к Борьке? — сказала она, и опять в ее голосе Варя уловила странные нотки, вроде бы радостные, но, с другой стороны, она явно что—то недоговаривала, тяготилась чем—то. Спрашивать Варе не пришлось, Даша сама призналась: — Только ничего, если я за тобой не одна зайду, а, Варь?

— А с кем? — насторожилась Варя.

Неужели Алиска напросилась? Решила составить им компанию по старой дружбе. С нее станется.

— С Сережкой Беловым! — услышала Варя и от неожиданности чуть не подпрыгнула к потолку.

— Правда?!

— Да! — Даша счастливо рассмеялась. — Он вчера вечером ко мне пришел. В общем, они с Алиской больше не встречаются!

— Рада слышать, — откликнулась Варя и спросила о том, о чем любая спросила бы на ее месте: — Даш, а ты с Алиской на эту тему говорила?

— Пока нет. У нее на звонки никто не отвечает. Я понимаю, что без этого разговора нам с ней не обойтись. Только мне обидно, что придется вроде как оправдываться. Я же перед ней ни в чем не виновата. Я целый год в себе свои чувства держала.

— Целый год! — восхитилась Варя.

— Да! Не давала им наружу вырваться! В общем, я Сережку не отбивала. Мы когда химией занимались, я даже намека себе не позволяла. Знаешь, какая строгая с ним была: на самокате не подъедешь!

— Да не парься так, Даш, все утрясется, — принялась успокаивать Варя. — Алиска вообще не из тех девчонок, что долго расстраиваются. Вспомни, сколько у нее парней было. Сегодня один нравится, завтра другой. Подуется и перестанет.

— Только на это и надеюсь. Но все равно спасибо тебе за поддержку, сразу на душе полегчало. Да, Варь, чуть не забыла! Сережке моя стрижка очень понравилась, так что спасибо тебе два раза. — Даша глупо хихикнула, похоже, в эти минуты ее не могли расстроить никакие неприятности. — Знаешь, что он мне сказал?

— Ну что?

— Что совсем не уверен, что я и есть та самая Даша Свиридова, а после признался, что иногда боялся, что моя коса когда—нибудь переломит меня напополам.

— Вот видишь, он за тебя боялся. Значит, ты уже тогда была ему небезразлична. — Варя решила, что пора перейти к главному вопросу, который как—то сам созрел во время беседы. — И знаешь что, Даш, не нужно за мной заходить. Ну что вы будете туда—сюда бегать!

— А ты не обидишься?

— С чего это вдруг? — искренне изумилась Варя. — Я же сама тебе это предложила. И потом, я знаю, где Борька живет, так что доберусь, не маленькая.

— Ну ладно, договорились. Увидимся в семь у Шустова. Кстати, я подумываю сделать фаршированные грибы. А ты чем собираешься удивить?

Варя мысленно обругала себя раззявой! Если бы не Дашка, явилась бы с пустыми руками, на халяву. Хороша бы она была! В мозгу мгновенно вспыхнул список блюд, которые они с мамой готовили по праздникам.

— Я, наверное, салат приготовлю. «Черная курица» называется, — поразмыслив, сказала Варя.

—Ух ты! Ни разу не слышала о таком, но, судя по названию, что—то потрясающее. Ладно, у Борьки попробуем, — пообещала Даша, прежде чем положить трубку.

На кухне Варя появилась с улыбкой на лице, что—то мурлыча себе под нос.

— Чем вызвано такое радужное настроение сразу же поинтересовалась мама, от которой редко что ускользало.

Деревянной лопаточкой она ловко переворачивала подрумянившиеся оладьи. На другой конфорке под прозрачной стеклянной крышкой золотился омлет.

— Да так... Солнышко светит, птички поют, и я иду на вечеринку с одноклассниками.

— Неужели? — подал голос папа. В выходные дни он обычно бегал в парке, не изменил он этой привычке и на этот раз, что подтверждал его бодрый вид и свежие утренние газеты. Усевшись за обеденный стол, Анатолий Семенович развернул одну из них, но, как заметила

Варя, углубиться в чтение не спешил. В его глазах плясали чертики.

— Значит, у вас намечается школьная тусовка? Будешь, как теперь принято выражаться, оттягиваться на всю катушку — тусоваться, кайфовать и морально разлагаться.

— Нуда, — согласилась Варя и подыграла отцу: — Решила пойти по наклонной плоскости.

— Золотые слова, — обрадовалась мама вполне искренне.

Это была нормальная реакция на то, что Варя засиделась дома. Бедные родители волновались за нее и хотели, чтобы у единственной дочери появились увлечения, как у всех, и она в конце концов обзавелась друзьями. Но ведь это не противоречило и Вариным желаниям.

— Значит, вы у Даши собираетесь? И кто же она такая, эта Свиридова Даша? Далеко от нас живет? Выяснив главное, мама принялась за детали, не забывая о хлебе насущном.

На столе появилась сметана, баночка клубничного джема, тарелка с пышными оладушками. Варя и папа, не сговариваясь, потянулись к аппетитной горке.

— Даша живет в двух кварталах от нас, около универсама, — сообщила Варя, подцепив вилкой румяный кругляш. — Раньше она училась в девятом «В», поэтому ты ее не знаешь, и вечеринка не у нее, а у Бори Шустова, в его еврохоромах. — Варя сдвинула брови, припоминая: — Кажется, я ответила на все твои вопросы?

— Нет, только на малую их часть. — Мама мило улыбнулась, всем своим видом давая понять: «Не надейся, так легко от меня не отделаешься», — и тут же принялась выяснять, до которого часа Варя намерена веселиться, как она доберется после домой и еще кучу всяких мелочей, вроде: — А в чем заключается твое участие?

— О! Своевременный вопрос! — встрепенулся в этом месте папа, оторвавшись от газеты. — Помнится, во времена нашей бурной молодости мы всегда устраивали складчину.

— Железное правило вечеринок: девочки обеспечивают закусь, мальчики — обильное и разнообразное питье, — поддакнула мама.

Варя успокоила обоих:

— Спешу порадовать: эти незыблемые традиции живут и поныне. — Она обвела родителей взглядом. — Я собираюсь приготовить «Черную курицу».

— Годится, — согласилась мама, но тут же не преминула напомнить: — Кстати, не забудь о пикантном соусе.

Возразить было нечего: без острого соуса, состоящего из майонеза, кетчупа и лечо, заявленный салат, где главным компонентом была копченая курица, консервированный ананас и яблоки, терял свой экзотический вкус. Словом, чтобы не ударить в грязь лицом, Варе предстояло потрудиться.

Слава богу, в процесс готовки мама не лезла, освободила для дочери поле деятельности, зато: наверстала упущенное, проявив фантастический энтузиазм, собирая ее на вечеринку. Вытряхнув кучу вещей; из своего платяного шкафа, она завалила ими всю Варину комнату. Их семья была благополучной во всех отношениях, и в материальном плане тоже.

Варин папа был искусствоведом, широко известным в определенных кругах экспертом по живописи и иконописи восемнадцатого века. В последнее время он занимался частной практикой. К нему со всей Москвы I съезжались новоявленные коллекционеры. В этом году благодаря одной удачной консультации они втроем провели неделю в Португалии. Между собой семейство Дробышевых называло эту поездку хождением за три моря. К сожалению, этими фантастическими воспоминаниями Варе не с кем было поделиться, разве что с Дашей. Когда—нибудь, при случае. А Барина мама работала в Большом театре, костюмером. Она предпочитала говорить «служила», потому что твердо придерживалась мнения, что в искусстве не работают, ему служат, его боготворят, хотя и не отрицала права людей творческой профессии на приличное вознаграждение за свое служение Мельпомене.

Но сейчас мама носилась по комнате как сумасшедшая, и весь ее творческий порыв уходил на то, чтобы заставить Варю примерить еще и эту миленькую кофточку, а затем снять ее и заставить надеть следующий наряд.

Папа, проходя мимо, посочувствовал:

— Боюсь, дочка, к семи тебе не управиться.

— Управимся, если ты не будешь путаться у нас под ногами, — отрезала мама и протянула Варе что—то блестящее, напоминающее паутинку, со словами: — Вот, надень это. Посмотрим...

— Мам! Может, хватит? — взбунтовалась Варя. — Я пойду в том, в чем мне удобно!

— А кто спорит? — смягчилась мама, осознав, что переусердствовала со своей заботой. — Но разве удобное не может быть красивым?

— Может, — сказала Варя и совершила ошибку: мама с удвоенной силой принялась за старое.

— Духи для вечера нужны поярче. Капельку моих «Кензо»... пожалуй, то, что нужно.

Варя достойно приняла поражение. Она подушилась мамиными духами и надела наряд, который ей, в общем—то, и самой очень нравился, просто она считала его слишком легкомысленным, дискотечным. То, что она не посещала такие мероприятия, вовсе не означало, что она ничего не смыслит в том, что и куда надеть. Впрочем, когда Варя взглянула на свое отражение в полный рост, все ее сомнения испарились. Стройные ноги обтягивали белесые джинсы, заниженный поясок которых был выполнен из кружевной эластичной ткани. Вязаная кофточка по фигуре нежного брусничного цвета с V—образным вырезом оттеняла неброский макияж, гармонируя со спокойным тоном помады. Восточные глаза Вари загадочно мерцали, на губах блуждала рассеянная улыбка, а на щеках появился лихорадочный румянец в предвкушении необычного, удивительного и прекрасного. Словом, Варя чувствовала себя Золушкой, отправляющейся на бал к своему принцу. Пусть даже Его Высочество об этом и не догадывался.

Это состояние безоблачной эйфории сопровождало Варю до самой бронированной двери, из—за которой доносились музыка и голоса. И тут запас ее смелости начал таять прямо на глазах. Она уже трусливо собралась поставить под дверью миску с салатом — авось кто—нибудь донесет ее до стола — и ринуться вниз, как двери лифта раскрылись и из него, шумно переговариваясь, вышли Туся Крылова, Лиза Кукушкина и Васек, точнее сказать, Василиса Остапченко. Девчонка так сильно смахивала своими повадками и манерой одеваться на парня, что ее звали мужским именем Васек. А она нисколько на это не обижалась, напротив, была даже довольна, смеялась: «У меня и фамилия подходящая, нейтральная — и Василисе и Ваську подходит!»

— О! Чего стоим? Кого ждем? — сказала Васек и решительно нажала на кнопку звонка.

Сомнения были ей неведомы. В руках у нее ничего не было, зато Лиза и Туся держали по полиэтиленовому пакету.

— У тебя что? — спросила Лиза так дружелюбно и буднично, будто Варя общалась с ними на равных каждый божий день.

— У меня салат, — ответила Варя.

— Беспроигрышный вариант, салат всегда идет на ура, — похвалила Лиза и, поправив рыжую прядку, посчитала нужным отчитаться: — У меня домашняя пицца с анчоусами и ветчиной, а у Туськи пирог с вареньем.

— С клубничным, — уточнила Туська из—за ее плеча.

— Эх и налопаюсь на дармовщинку! — хихикнула Васек.

Тут дверь открылась, и сердце Вари предательски дрогнуло. В черной хлопковой рубашке навыпуск, домашних темно—синих джинсах, растрепанный и возбужденный, Боря выглядел просто потрясающе.

— О! Вас—то нам и не хватало! Прошу. — Он впустил их в квартиру с шутливым полупоклоном. —Раздеваться здесь, принесенные деликатесы в гостиную на стол, красоту навести и прочее — по коридору и налево. Короче, не ошибетесь. Остальное, — улыбнулся Боря глазами всем сразу, — по ходу дела.

— Борян! — крикнул из комнаты Неделя. — Как тут твой музыкальный ящик заводится?! Давай сюда, а то я ему ненароком бо—бо сделаю!

Боря поспешил на зов, а вновь прибывшие стали раздеваться, следуя его советам.

Возле зеркала, куда старалась заглянуть каждая девчонка, даже Васек, Туся придирчиво оглядела Варю и сказала:

— Классный прикид. Джинсы от «Труссарди»?

— Не знаю. Мама покупала.

— У мамы хороший вкус. Дашь как—нибудь надеть?

— Конечно, — обрадовалась Варя такой удаче.

— Наш человек, — подмигнула Туся.

— Туська, тебе что, своего барахла мало? — возмутилась Лиза, услышав конец разговора.

— Нарядов, подружка, никогда не бывает много, как и денежек. Вот взять, к примеру...

Туся настроилась было поговорить на излюбленную тему, но ее монолог прервал длинный звонок в дверь. — Кто там? — выглянули из гостиной темненькая Марина, светленькая Юля, а с ними еще несколько одноклассников. — Выясним! — Борька протолкался к входу. Не прошло, что называется, и минуты, как к ним присоединились Белый с Дашей. Что тут началось! Внимание всех мгновенно переключилось на Дашу и ее новый имидж. Несколько минут девчонки восхищенно охали, разглядывая ее со всех сторон, а потом до всех постепенно стало доходить, что появление Белого одновременно с Дашей и ее смущенные взгляды в его сторону, а его ответные улыбки только для нее вовсе не случайны. Туся Крылова первая решилась прояснить ситуацию.

— Или мне кажется, или сегодня необычный вечер? — хитро прищурившись, спросила она.

— Определенно необычный, — ответил Белый, как бы ненароком обнимая Дашу. Даша в очередной раз смутилась, но руки Белого не убрала и от него не отступила.

— Подумаешь, а я об этом уже неделю догадывалась, — сказала Марина, улыбнувшись парочке. Событие требовало детального обсуждения, но Боря не дал развить тему.

—Теряем время! — напомнил хозяин квартиры и, сделав широкий жест рукой, мол, прошу к столу, отдал распоряжение первому, кто попался на глаза: — Комар, сгоняй к холодильнику, у меня там шампанское с утра охлаждается!

За столом Варя села рядом с Дашей, почти напротив Бори. Ей нравилось смотреть на него, а еще украдкой наблюдать за тем, как он уплетает ее салат за обе щеки.

— Вот это вот вкуснотища, ребсы, рекомендую! — говорил он с набитым ртом. — Эй, чей салат, признавайтесь!

Варя не собиралась выдавать свой секрет, но Даша ничего об этом не знала.

— Шустов, это тебе не просто вкусный салат! — с удовольствием сообщила она, одновременно следя за тем, чтобы тарелка Белого, сидящего по правую руку от нее, не пустовала. — Этот салат под названием «Черная курица» требует к себе особого внимания. Это, между прочим, магия! Произведение искусства!

— Даш, не нужно! — шепнула Варя, но Дашка брыкнулась под столом — отцепись! И продолжила как ни в чем не бывало: — Это символ волшебства и загадочности, а колдовала над ним наша Варвара.

— Вот оно что! Магия, говоришь? — усмехнулся Борька и встретился с Варей глазами. Она почувствовала, как ее щеки заливает предательский румянец.

С одной стороны, ей было приятно, что ее заметили, с другой — обидно, что поводом послужил экзотический салат. А вообще—то представление Вари о таких тусовках полностью не соответствовало тому, что происходило в стенах Бориной квартиры. Во—первых, парни не пили. Нет, не то чтобы они были [ трезвенниками и ограничились одним бокалом шампанского, но на крепкие напитки никто не налегал. А вот ели все с большим аппетитом, обсуждая при этом школьные новости. В какую—то минуту разговор зашел о школьной газете. Лиза Кукушкина, обрадовавшись этой теме, сразу же сообщила всем, что на прошлой неделе главным редактором выбрали Дениса Семушкина из десятого «А», что газета теперь будет совершенно иная и в ней каждый найдет материал на свой вкус. Даже анекдоты будут и кроссворды. А потом наступило время развлечений.

Сначала играли в фанты. Конечно, не обошлось без поцелуев. Васек небрежно чмокнула Неделю в щечку, чтобы вернуть свой брелок с ключами, потом Вадик Ольховский поцеловал Светку Калинину прямо в губы. Сердце у Вари остановилось в тот момент, когда в руках Юли Туполевой, говорившей: «Что сделать этому фанту?» — появился ее талисман на цепочке, а Его Высочество, задумавшись на миг, изрек утробным голосом: «Этому фанту нужно встать на одной ножке, похлопать крылышками и прокукарекать три раза». Все залились гомерическим хохотом, учитывая, что столь понравившийся Борьке салат тоже оказался из семейства пернатых. Задание показалось Варе легким, а может быть, выпитый ею бокал шампанского помог утратить привычный контроль над собой, но как бы там ни было, она прекрасно справилась с фантом и получила назад свой золотой кулончик.

После фантов они играли в «крокодила», разбившись на две команды. Одна команда загадывала какое— либо слово — животное, героя романа, название фильма, все, что приходило на ум, а другая команда пыталась отгадать, что же они загадали. Вслух ничего не говорилось, все ограничивалось только пантомимой. Когда молчать и напрягать мозги надоело, Виталик Комаров крикнул:

— А теперь в садовника!

Все охотно поддержали новую затею и принялись выбирать «садовые» имена. Боря назвался кактусом, Варя выбрала свой любимый цветок, незабудку, и заметила пристальный Борин взгляд. Только на этот раз он ей не улыбнулся. Сели играть.

Мебель у Бори была очень удобная, дорогая, как и все в их доме. Здесь вообще во всем чувствовался стиль и комфорт. Правда, он казался Варе излишне классическим, правильным, что ли. В нем не хватало мелочей, тех разбросанных и расставленных вещиц, которые невольно рассказывают о вкусах и пристрастиях людей, живущих под этой крышей. Впрочем, Варя подумала об этом вскользь, где—то на уровне подсознания, все ее внимание было сосредоточено на начавшейся игре. Комар, ставший садовником, бубнил скороговоркой:

— Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме... розы... раз... два... Не успел он сказать «три», как Лиза выпалила:

—Я!

— Что такое? — удивленно приподнял брови Комар.

— Влюблена, — ответила Лиза.

— В кого?

— В... мака!

Маком был Неделя. Он испуганно захлопал глазами и чисто интуитивно отреагировал: —Я!

— Что такое? — теперь спросила его Лиза—роза.

Ей было все равно, в кого влюбляться понарошку, потому что ее парень Кирилл на этом вечере не присутствовал.

— Влюблен! — выдавил из себя Неделя.

— В кого?

— В... в...

— Раз...

— В Дашку... не... в эту... в маргаритку!

Неделя покраснел как рак и пожал плечами, заметив нахмуренные брови Белого: мол, прости, братан, сам не понимаю, как вырвалось, может, из—за того, что она громче всех рассмеялась. Впрочем, они уже с Дашей подбирались к финалу.

— В кого? — спросил Неделя, и Даша ответила:

— В тюльпана.

Белый расправил плечи и заулыбался: —Я!

— Что такое?

— Влюблен.

— В кого? — вопрошала загадочно Даша.

— В маргаритку! — Его знаменитая белозубая улыбка стала ослепительной.

— Я! — вспыхнула Даша.

— Что такое? — поменялся с ней ролями Белый.

— Влюблена! — вздохнула она.

— В кого?

Все затаили дыхание.

— В тюльпана.

Услышав ожидаемый ответ, компания прыснула со смеху почти так же, как тогда, когда Варе выпал фант кукарекать, а Борька замахал на парочку руками:

— Хорэ, приехали! Ну все как в том анекдоте.

— В каком? Расскажи! Боря не стал ломаться:

— Короче, двое нариков наширялись, и один другому говорит: «Давай играть в города». Второй спрашивает: «Это как?» — «Ну, я называю город, а ты любой другой на последнюю букву». — «Понятно, поехали». Первый говорит: «Москва», тот ему отвечает: «Амстердам». Первый чешет в затылке: «Москва», тот опять — «Амстердам»... Так и у вас: маргаритка — тюльпан, тюльпан — маргаритка, — закончил Боря под новый взрыв хохота.

Время летело незаметно. Игры, чай, разговоры, смех. А затем как—то неожиданно, во всяком случае для Вари, зазвучала медленная музыка и так же неожиданно погас верхний свет, в комнате замерцали свечи. Они играли бликами на стенах и портьерах и навевали сентиментальное настроение. В голове всплыли строчки из романа Мэлори «Смерть Артура», который Варя читала утром: «Сэр Мордред пытаться снискать расположение королевы Ждиневры всеми честными и бесчестными способами, побуждая ее покинуть I Лондонскую башню...»

Разумеется, ни о каких бесчестных способах Варя не помышляла, но втайне надеялась, что Боря пригласит ее потанцевать хотя бы один раз... она ведь была одной из немногих, кто продолжал сидеть в кресле. Но этого не случилось.

Он только опять с каким—то непонятным выражением посмотрел на нее, и она, прикусив уголок нижней i губы, досадливо отвернулась. Ну не красавица она, как некоторые, что ж ей теперь, каждую минуту за это извиняться?!

Неторопливая мелодия сменилась ритмичным роком. Пары распались, образовав шумный общий круг. I Галка Сорокина затащила в него отнекивавшегося Борю, отняв у него кроссворд. И только Белый и Даша в стороне от других продолжали медленно покачиваться под музыку собственных сердец. Варя вдруг почувствовала себя лишней и, тихонько встав с кресла, вышла из комнаты. Заглянув в кухню, она увидела гору грязной посуды. Тарелки, фужеры, салатники были расставлены неровными стопками повсюду, куда ни бросишь взгляд. Еще бы, собралось двадцать восемь человек: все, кроме Алиски Залетаевой. Та так и не появилась у Бори, и не позвонила.

«Что ж! Пусть они там себе танцуют, а я займусь полезным делом». Варя с сожалением взглянула на свою нарядную кофточку: как бы не испачкать. Но выход был найден. Варя повязала чистое полотенце на манер фартука и взялась за грязную посуду. О времени она забыла. Не то чтобы ее сильно увлекло это занятие, но так уж Варя была устроена — когда она нервничала или была расстроена, ей нужно было срочно: чем—то себя загрузить. Не важно чем: уроками, мытьем посуды, уборкой. Дело спорилось, она принялась подпевать очередной мелодии, отчетливо доносившейся из комнаты, и в этот момент дверь резко распахнулась.

— Вот тебе и вот, баночка шпрот! — Изумленный хозяин задержался у входа, а затем решительно шагнул в кухню. — Ну, ты даешь! Не ожидал!

— Перестань, чего там... — Варя передернула плечами. — Мне было совсем не трудно. — Она с гордостью оглядела результаты своего труда: все было перемыто, сложено и блестело чистотой.

— Да я не об этом! — рассеянно отозвался Боря, потирая подбородок. — Просто не ожидал тебя здесь застать.

Музыка внезапно оборвалась, видно, закончился компакт—диск. Повисла тишина. И вдруг до нее дошло, что она не слышит голосов, совсем никаких.

— А где все? — испугалась она.

— А я о чем толкую? Все ушли минут пятнадцать назад. — Тонкие, резко очерченные губы Шустова изогнулись в улыбке, находя эту ситуацию занятной. — Ночь на дворе. «Спят усталые игрушки, книжки спят, одеяла и подушки ждут ребят», — напел он.

Вот оно что! Праздник закончился, и ребята разошлись по домам. О ней, естественно, не вспомнили. А может, и вспомнили, но решили, что она ушла одной из первых, вслед за Лизой и Тусей, за которыми зашли их парни. Видно, все эти мысли были написаны у нее на лице, потому что Боря сказал:

— Дашка с Белым собирались тебя проводить, а я сказал, что ты слиняла по—английски, когда танцы | начались. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Ну, мне так показалось, а ты... тут... одна...

Варя принялась торопливо развязывать полотенце трясущимися руками.

— Надо же, как глупо получилось. — Хорошо, голос не дрожал, хотя во рту как—то сразу пересохло. — Мне вообще—то тоже пора. Сколько, ты говоришь, сейчас времени?

— Одиннадцать скоро, без семи минут, — последовал быстрый взгляд на часы.

— За мной в одиннадцать папа приедет, я звонила... по сотке... — Избавившись наконец—то от полотенца, Варя шагнула к выходу и услышала насмешливое:

— Куда? Стоять!

Окрик подействовал. Варя вросла в пол, заморгала ресницами.

— Ты чего?

— Ничего. Не умеешь ты врать, Дробышева. — Боря не смог удержаться от понимающей ухмылки. — Ну чего глаза такие испуганные сделала? Я — не серый волк, ты — не Красная Шапочка. Расслабься, никто тебя не съест.

— Вот спасибо, — фыркнула Варя, приходя в себя.

— На здоровье. Не будет папы?

— Не будет, — подтвердила она. А куда деваться?

Боря вздохнул. Как показалось Варе, обреченно, словно его приговорили к казни без права на помилование. — Ладно, пошли одеваться. Домой тебя провожу. Но тут в Варе взыграла гордость. Не нужна ей эта повинность! — Это совсем не обязательно, — вымученно улыбнулась она. — Я сама прекрасно доберусь, мне не дал... — Слышать ничего не желаю, — прервал он ее на полуслове. — Хорошеньким девушкам противопоказано ходить в одиночестве, особенно по ночам. А вдруг к тебе маньяк пристанет? Я же глаз не сомкну от тревоги. Меня хоть пожалей, если тебе себя не жалко. Он говорил шутливым тоном, но всем же известно, что в каждой шутке есть доля шутки. — Ну, если так... — сдалась Варя, вмиг позабыв о своих обидах, и добавила жалобно: — Борь, только можно мне водички попить? — Сколько хочешь, — широко улыбнулся тот, легко поднимая двухлитровую бутылку колы.

Даже в самых смелых мечтах, отправляясь на этот вечер, Варя не могла предположить, что он закончится для нее так... У нее не находилось слов, чтобы выразить свои чувства. Таких слов просто не было, не существовало в природе, в мире, в галактике! Хотя они с Борей, как ни странно, шли и разговаривали. Много и обо всем, что взбредет в голову. Оказалось, что у них много общего. У обоих любимым временем года была зима. Оба любили поздно ложиться спать и рано вставать. Оба терпеть не могли апельсины и унылую ноябрьскую погоду, когда еще не русская зима и уже не болдинская осень, а так... мерзкая бяка.

От Бори исходила такая волна надежного тепла, что Варя рядом с ним чувствовала себя абсолютно защищенной. Вскоре разговор как—то сам собой зашел о счастье. Помнишь, герой из «Доживем до понедельника» в своем сочинении написал: «Счастье — это когда тебя понимают». На мой взгляд, лучше не скажешь. Коротко и емко, — рубанул Боря сплеча, как всегда уверенным тоном.

— Не знаю, — отозвалась Варя и взглянула на него снизу вверх: Шустов был выше нее почти на голову. —Счастье каждый понимает по—своему. И сколько бы люди ни находили этому состоянию объяснений, все равно каждый раз находится что—то еще. Знаешь, один американский писатель, Адам Джексон, даже вывел десять составляющих законов счастья. — Варя вовсе не собиралась строить из себя всезнайку, этакую сушеную батанку, просто ей эта тема всегда была интересна.

— Да? И что это за составляющие? — полюбопытствовал Борис.

— Ну, например, он считает, что, кроме первого секрета счастья — силы общения, есть еще и сила счастья в мгновении.

—А! Это типа «есть только миг в этом мире бушующем, есть только миг, за него и держись!» — напел Боря.

— Ну нечто в этом роде, — согласилась Варя.

В эту минуту мимо них промчалась серая «Волга» и чуть не обрызгала Варю.

— Ой! — вырвался у нее испуганный крик.

— Вот урод! — выругался Боря сквозь зубы, обошел ее со спины и пошел с другой стороны, заслоняя Варю собой от подобных случайностей.

А ведь на нем была светлая и безумно дорогая кашемировая куртка.

И Варя сказала себе: «Нет, я ничуть в нем не ошиблась. Какой же он хороший! Совершил еще один благородный поступок и совсем не заметил этого».

— А еще какой?

— Что «еще какой»? — не поняла она, испугавшись, что он научился читать ее мысли. Боря взглянул на нее удивленно, как на слегка помешанную:

— Ты же сама сказала, что их десять, этих секретов счастья.

— А—а—а, ты о счастье. Но я всех не помню, — растерялась Варя и принялась лихорадочно копаться в памяти. — Вроде бы пятый секрет заключается в силе цели.

— Толково.

— А седьмой закон, кажется, в силе прощения. Джексон называет его ключом, открывающим дверь к Истинному счастью. — Боря молчал. Варя решила дать краткое пояснение: — Он считает, что невозможно быть счастливым, если в тебе живут ненависть и обида, что ошибки и неудачи представляют собой уроки жизни и что, прощая других, ты прощаешь самого себя. У него еще есть книжка про десять секретов любви, — проговорилась она все—таки.

Он скептически хмыкнул:

— Надо же! Опять десять! И все о любви! А у тебя есть эти книжки?

— Есть. — Варя неуверенно улыбнулась.

— Принеси полистать.

— Хорошо. Борь, а ты что любишь читать?

Чем не повод ближе пообщаться, промелькнуло в голове у Вари.

— Да я вообще—то не очень это занятие люблю. Мне больше нравится кроссворды отгадывать. Зато я могу угадать, что сейчас читаешь ты.

— Да? И что же?

— Какой—нибудь роман о средневековом рыцаре.

— Ой! — испугалась Варя. Он точно ясновидящий.

— Ну вот видишь, попал! — рассмеялся Боря.

— Попал. Но если честно, мое самое любимое произведение — «По ком звонит колокол» Хемингуэя.

— Не читал, — признался он. — Но, судя по всему, что—то лирическое. О чем он, этот роман?

— О войне, о любви. Его нельзя рассказать, — сентиментально откликнулась Варя. — Его нужно чувствовать.

Они немного помолчали, бредя по пустынной улочке. Первым опять заговорил Боря:

— Знаешь, я давно хотел тебе сказать, да все как—то не получалось. В общем, ты меня здорово удивила, когда присоединилась к бойкоту. Я почему—то думал, что ты, как Алиска, отсидишься в стороне.

— Это потому, что ты меня совсем не знаешь, — ответила Варя и сама удивилась тому, как свободно прозвучало ее признание.

— Да, это верно, — отозвался Боря и опять задумался о чем—то своем.

Они почти дошли до ее дома. Через пять минут они расстались. Боря поднялся с Варей на лифте, подождал, пока ей откроют дверь, вежливо поздоровался с мамой и так же вежливо распрощался, выслушав от нее благодарность и приглашение заходить почаще в гости. Пожелание бывать у них почаще звучало довольно нелепо, учитывая то обстоятельство, что Боря ни разу у них в гостях не был, но Варя не стала указывать маме на ее оговорку. Она была так переполнена впечатлениями, так устала физически и эмоционально, что отправилась спать, впервые в жизни не приняв душ, не почистив зубы на ночь и, самое удивительное, не прочитав ни одной странички книги.

В понедельник Варя пришла в школу как обычно, минут за пятнадцать до звонка. Возле зеркала в раздевалке скопилось много девчонок, и она решила подняться на второй этаж, в туалет, чтобы как следует причесаться, может, слегка оттенить светлой помадой губы. И хотя косметику в школе Варя не жаловала, как и Дондурей, сегодня ей хотелось выглядеть особенно привлекательной. В ее сумке лежали два покетбука, которые она обещала принести Боре. Это был отличный повод подойти к нему первой, разумеется, улучив подходящий момент, когда он будет один.

Варя вошла в туалет и сразу заметила среди девчонок Дашу. Они что—то оживленно обсуждали, прихорашиваясь каждая на свой лад. Галка Еремина нещадно начесывала волосы, Аня Малышева с удручающим видом разглядывала прыщик на подбородке, Юлька подкрашивала губы. Варя открыла рот, чтобы сказать что—нибудь вроде: «Всем привет!» или «Общий салют!» — и в этот момент ощутила сильный удар в спину. Секундой позже со словами: «Встала тут, как Сикстинская Мадонна, пройти нельзя!» — в туалет шагнула Алиска и сразу, игнорируя девчонок, застывших, как в немом кино, обрушилась на Дашу:

— Ну что, добилась своего? Заполучила Белого химическим путем? Радуйся теперь!

Стало ясно, что кто—то из доброхотов уже успел позвонить Алиске и нашептать о том, что Сережка и Даша весь субботний вечер не отходили друг от друга. На лице Даши вспыхнул легкий румянец, а в глазах промелькнула растерянность:

— Алис, но Сережка мне сказал...

— А ты и поверила! — оборвала ее Алиска. — А даже если и так, что с того?

— Девчонки, не нужно! — попыталась остановить скандал Юля.

— А ты не лезь, староста! Со своей жизнью сначала разберись! — зло прошипела Алиска. — А то Колечка Ежов как из школы ушел, так сразу про тебя и забыл! А—а—а—а! — Она досадливо махнула рукой. — Все они, эти мужики, одним миром мазаны! — Ее малиновые губы скривились в презрительной ухмылке. — Запомни, Дашка, Белый с тобой так же поступит, как и со мной! Вот увидишь! Добьется своего, поиграет в любовь и бросит! И не говори потом, что я тебя не предупреждала! И вот еще что: если у тебя осталась хоть капля совести, собирай свои шмотки и вали с моей парты!

Дашина рука потянулась к горлу, будто она хотела удержать душившие ее рыдания. Взгляд стал совершенно бессмысленным, ни на ком не задерживаясь, он перебегал с предмета на предмет. И вдруг, неожиданно для всех, Даша подхватила свой рюкзак и выбежала за дверь. Варя бросилась за ней, но в дверях остановилась, выкрикнула так, что звук отразился от стен:

— Ты еще об этом пожалеешь, Алиска, вот увидишь! Только будет поздно!

Ей удалось заметить, как Даша мелькнула в толпе и скрылась из виду в конце коридора. Быстро сообразив, что та спешит укрыться под лестницей на первом этаже, если, конечно, укромное местечко еще не занято кем—то другим, Варя поспешила туда же.

Им повезло. Под лестницей было тихо: никто не курил, не выяснял отношений, не травил анекдоты. Даша не заметила появления Вари. Она сидела, уткнувшись лицом в ладони, а ее плечи подрагивали в беззвучных рыданиях.

«Плачет! Ну, конечно, плачет, и я бы плакала на ее месте!» — подумала Варя, подсаживаясь к Даше.

Терять подругу непросто, даже если ценным призом взамен достается любовь.

—Да не расстраивайся ты так, Даш! Ты же сама знаешь, какая Алиска. У нее же на первом месте она любимая. Ей не столько Сережка нужен, сколько обидно, что он ее на тебя променял. — Нужные слова у Вари как—то сами собой находились. — А насчет места... Если хочешь, садись за мою парту. Я же одна с шестого класса сижу. К вам пришла — та же самая история.

Даша взглянула на нее мутными от слез глазами.

— Неужели с шестого? — Одна из слезинок не удержалась и покатилась по щеке.

— Ну да. Только ты не думай, мне раньше самой это нравилось. А теперь я очень хочу, чтобы мы вместе сидели. Если ты, конечно, не против...

— Спасибо, Варь. — Даша пальцами размазала слезу. Варя достала платок из кармана коротенького твидового жакета в легкомысленную пеструю клеточку и протянула Даше. Та взяла и принялась безжалостно крутить его в руках. — Как ты думаешь, что она хотела сказать этим «добьется своего»? — Она приложила платок к глазам и тоскливо призналась: — Если у них что—то было такое, серьезное... я просто не смогу с ним быть... Понимаешь? Не смогу. Мы же учимся в одном классе, и каждый раз, глядя на нее, я буду думать, что он и она... Господи, что же мне делать? — в отчаянии прошептала Даша.

Варя растерянно молчала, не зная, что сказать. И дурочке было ясно, что под «чем—то серьезным» Даша понимает секс. А как тут можно было утешить и какой дать совет? К тому же Варя просто не могла представить себя в такой противоречивой ситуации. И хотя она прочитала множество бульварных романов, где какие только страсти не разыгрывались, какие только при этом советы не давались, в нужную минуту, когда, казалось бы, ей представилась прекрасная возможность применить их на практике, все до последней строчки, как назло, вылетели у нее из головы. Она, конечно, могла сказать, как на ее месте сказали бы многие девчонки, не отягощенные моралью: мол, секс — это секс, а любовь — это любовь, и нечего путать божий дар с яичницей. Вот только для Вари эти два понятия были неразделимы! Даша, видимо, думала и чувствовала так же.

Помощь пришла неожиданно. От Сережки. Он ворвался под лестницу с таким потерянным лицом, что Варя удивилась. Неужели он может испытывать такие сильные эмоции? Обычно Белый был непробиваем, даже когда его в «морозильник» вызывали, ни один мускул на его лице на это не реагировал, а тут...

— Даш, я только что узнал... Девчонки проговорились... Я в классе был, тебя ждал... — И столько нежности было в его глазах, что Варя невольно позавидовала Дашке, что ее так сильно любят, и тихонько подвинулась на самый край, чтобы уступить свое место Белому.

Он этого даже не заметил, сел рядом с Дашей, попытался ее обнять. Она прохладно отстранилась.

— Даш, ты не волнуйся, я с Неделей все утряс. Он пересядет к Комару, а ты ко мне.

— Нет, не нужно, Сереж. — Даша отрицательно взмахнула рукой, сжимавшей платок. — Мы уже с Варей договорились, я с ней сяду. Так будет лучше.

— Да, ну ладно, как скажешь, — поспешил согласиться Белый.

Он с благодарностью взглянул на Варю и снова хотел обнять Дашу. На этот раз ее рука уперлась ему в грудь.

— А теперь—то что? — напряженным голосом спросил Сергей, почувствовав неладное. — Почему я не могу тебя обнять? Нет, я понимаю, что не должен был этого допустить. — Он ударил себя в грудь пятерней. — Но поверь, Даш, мне даже в голову не могло прийти, что Алиска такое устроит. Я же с ней специально поговорил по—человечески. Поверь, больше она ни слова не скажет, даже косо на тебя не посмотрит. Я клянусь!

Варя почувствовала себя лишней: до клятв дело дошло. Она поднялась и стала незаметно пробираться к выходу, но ее любопытное «я» невольно прислушивалось к разговору.

— Да не в этом дело, Сереж... Это все ерунда, забудется... Я совсем не из—за этого...

— А из—за чего?

— Потому что Алиска сказала, что ты и она, что ты добился своего, и теперь... — Голос Даши сорвался.

— Могу представить себе, что ты подумала!.. — В тоне Белого сквозила досада, которая, впрочем, тут же исчезла. — Так вот: ничего такого между нами не было. Никакого намека на альковные дела. Но знаешь, теперь я уверен, что нам нужен обстоятельный разговор. Иначе прошлое нас не отпустит...

Эти слова долетели до чуткого Вариного уха, прежде чем она оставила влюбленную парочку. Когда прозвенел звонок и молоденькая географичка вошла в класс, Варя уже сидела за партой с Дашей, а к Алиске пересела Светка Калинина, давно искавшая возможность поближе сойтись с Алиской.

— Наверное, она Алиске и настучала по телефону, — шепнула Варя.

— Теперь это не имеет значения, — отстранение, как о давно решенном, ответила Даша.

— Я смотрю, у нас произошли небольшие изменения, — отметила Полина Сергеевна. Она бросила беглый взгляд на Дашу и Алису, прежде чем поинтересоваться: — Чем это вызвано?

— Логикой, — заметил с места Боря и нахально продолжил: — А на логику, Полина Сергеевна, плевать нельзя. Плевок не достигнет цели.

По рядам пронесся понимающий дружный шумок.

— Железный аргумент, Шустов, мне нечего возразить, — ответила продвинутая Полина Сергеевна. На этом все обсуждение и закончилось.

Так у Вари появилась не только соседка по парте, но и подруга. В остальном, к сожалению, жизнь Варю не баловала. После того вечера, когда Боря провожал ее домой и они брели сквозь крупные московские звезды, рассуждая о счастье, Варе казалось, что жизнь ее изменится, потому что иначе и быть не может. Ведь то, что произошло между ними, предначертано свыше! Она уже воображала себе, как они повторят этот путь много раз — от ее дома к его дому и обратно. Как однажды рука об руку они проводят такую же звездную ночь, где каждая звезда будет светить только для них двоих, и встретят рассвет, играющий бликами золотых куполов Василия Блаженного... (Возможно, это чудо произойдет на выпускном вечере, когда на ней будет белоснежное воздушное платье!) И тогда... тогда он признается ей в любви! Но, увы! Увы! Увы! Реальность была так же далека от ее фантазий, как планета Земля — от самой отдаленной планеты нашей Солнечной системы — Плутона. И напрасно она возлагала такие большие надежды на книжки. Боря взял их со словами:

— А—а—а, принесла, не забыла! Ну и память у тебя, позавидуешь. И вернул спустя неделю, с лен