сына Сирахова.

ДЕНЬГИ.

Богатый и бедный встречаются

Друг с другом: того и другого

Создал Господь».

Книга Притчей Соломоновых.

Многие ради золота подверглись

Падению, и погибель их была

Пред лицом их».

Книга премудрости Иисуса,

сына Сирахова.

– Проходите!

Огромный охранник нехотя посторонился, с сомнением глядя на невзрачного, бедно одетого человечка. Горбалюк неуверенно вошел, с робостью озираясь по сторонам.

Дд-да-а!.. Огромный холл производил впечатление! Мрамор, ковры, зеркала,.. зелень кругом, скульптуры какие-то непонятные… Даже фонтанчик вон журчит. Да-а-а- а!..

– Сюда, пожалуйста!

Еще один охранник предупредительно распахнул перед ним дверь.

– Привет, Горбаль! – полноватый лысеющий мужчина с хорошо знакомым по бесчисленным газетным фотографиям лицом радостно шагнул ему навстречу и первым протянул руку.

Зайченко Петр Васильевич, бывший сокурсник и закадычный друг-приятель. Ныне миллиардер, олигарх и пр. и пр. «Владелец заводов, дворцов, пароходов». Горбалюк не виделся с ним ни разу с тех давних институтских времен, так уж получилось, а вот вчера он сам вдруг объявился: позвонил и предложил встретиться. Просто так!

«Посидим, выпьем, поговорим… Как в старые добрые времена. Молодость вспомним… Завтра можешь?»

Конечно, Горбалюк мог. Еще бы он не мог! Встретиться с самим Зайченко! Гобалюк был настолько взволнован, что ночью даже глаз не сомкнул. Ни на минуту! Так до самого утра и проворочался с боку на бок. Он ждал от этой встречи очень и очень многого. Чего именно – он и сам толком не знал, но что-то, он был уверен, в его жизнь теперь обязательно изменится. Обязательно! Ведь Зайчику (институтское прозвище Зайченко) стоит только пальцем пошевелить, чтобы!.. При его-то возможностях и деньгах! Не зря же он в конце-то концов позвонил? Сам ведь разыскал и время встретиться нашел. А у него, небось, время по минутам расписано. На год вперед. И каждая минута штуку баксов стоит. Косарь! Если не больше.

Впрочем, уже и «штука баксов в минуту» была для Горбалюка суммой совершенно запредельной. Заоблачной. Астрономической! Бесконечностью какой-то. Что-то вроде скорости света. Так что «больше» или «не больше», значения уже не имело. Бесконечность, она и есть бесконечность.

– Привет… Петь! – с еле заметной заминкой произнес в ответ на приветствие Зайченко Горбалюк. Он чуть было не сказал по привычке «Зайчик», но в последний момент все-таки не решился. Просто язык не повернулся. Какой он ему теперь «Зайчик»! В смысле, Зайченко. Уважаемый человек, столп, можно сказать. С президентом в Кремле ручкуется, фэйс с телеэкранов не сходит. «Зайчик»!.. Он и Петей-то его с огромным трудом назвал. Через силу. Чувствуя просто интуитивно, что так правильно, на «Вы» все же не стоит. Неловко получится. Не тот тон. Самому Зайченко это будет, вероятно, неприятно. Все-таки институтские друзья. Близкие. Зайченко же, судя по всему, именно в таком качестве его и пригласил. Как старого приятеля. Чтобы наедине поболтать, запросто. Общих знакомых вспомнить, косточки им за рюмкой перемыть-перетереть. «А тот теперь где?.. Да-а-а!.. А та?..» Ностальгия, блин. Любопытство праздное. Всё же все мы живые люди. Олигархи, там, не олигархи… Впрочем, посмотрим.

– А чего!.. Неплохо выглядишь, между прочим! Садись, – Зайченко кивнул на одно из двух резных, массивных кресел, а сам сел во второе. Теперь они сидели друг напротив друга у роскошного, с поистине царской щедростью накрытого и сервированного стола, буквально ломившегося от всевозможных напитков и закусок. («Яств»! – невольно пришло в голову Горбалюку. Это было в данном случае самое подходящее слово.) Икра, рыба всех сортов, сыры-колбасы, солености и копчености – в общем, изобилие плодов земных. Коньяки-водки – это уж само собой. Как положено.

– Ну, давай, выпьем, что ль, за встречу. От винта! – Зайченко взял со стола бутылку чего-то прозрачного, судя по всему, водки, ловко свернул («свинтил») ей головку и аккуратно наполнил до краев рюмки.

Горбалюк невольно хмыкнул про себя, глядя на все эти его нехитрые манипуляции. Настолько они были ему до боли знакомы и узнаваемы. Казалось, время повернуло вспять, и перед ним снова сидит его старый, верный дружок Петя Зайченко, он же Зайчик. И они разминаются «водовкой» или «портвешком» в ожидании чувих, которые должны вот-вот подкатить, буквально с минуты на минуту. Если, конечно, опять не продинамят, что, к сожалению, тоже не раз бывало. Да-а!.. Были времена.

Где они теперь, те чувихи? И те водовки и портвешки: кавказы и агдамы? Канули в лету. В тартарары. Вместе со всей той жизью. Теперь и водки-то все другие. Не говоря уж о чувихах. Которые вообще исчезли, как класс. Хорошо, что хоть водки-то еще остались.

Горбалюк осторожно покосился на матовую стеклянную бутылку. А может, блин, и вообще хрустальную! Чем черт не шутит! Кто знает, чего от них, олигархов, ждать? Может, они из стеклянной посуды пить вообще брезгуют? Стремаются. Западло им.

Да нет, стеклянную, наверное, все-таки. Обычный «Абсолют», кажется. Пробовали, пробовали!.. Пивали. Приходилось. Не часто, конечно, но бывало. Значит, и миллиардеры тоже его пьют?.. Жаль. А я-то, грешным делом, думал какую-нибудь «Миллиардерскую особую» попробовать. «Олигарховку». По миллиону баксов бутылка. Губы раскатал. Эх, жаль, что не срослось! Опять не получилось. Ну да ничего! «Абсолют» – это тоже неплохо. Тем более, что у Зайчика-то он наверняка родной, не палёный. Настоящий. Небось, прямо из Швеции ему гонят. Спецрейсом.

– Ну?.. – Зайченко потянулся к нему чокаться. Горбалюк тоже взял свою рюмку, одновременно косясь на стол и присматривая себе какую-нибудь подходящую закуску. Глаза разбегались.

Как, блин, у льва при виде стада антилоп, – мельком подумал Горбалюк. – Ладно, какая разница, в конце концов. Вон та рыбка для начала вполне подойдет.

Водка была ледяная. Горбалюк даже вкуса ее толком не почувствовал. Хотя нет, хорошая. Классная водка!

– Закусывай, закусывай! – жуя уже что-то, подбодрил его Зайченко – Не стесняйся.

– Да я не стесняюсь, – пробормотал Горбалюк, накладывая себе всего понемножку. Ну, а чего? Надо же попробовать. Когда еще с миллиардером есть придется?

– Давай сразу по второй, что ли! – Зайченко, оказывается, успел уже опять, по новой, наполнить рюмки.

– Да не гони ты так! – чуть было по старой привычке не прикрикнул на него Горбалюк, но вовремя прикусил язык.

Увы! Они уже вовсе не молодые веселые и бесшабашные студенты, беззаботно порхающие по жизни от стипендии до стипендии. И перед ним сидит вовсе не двадцатилетний обезбашенный Зайчик. Минутный морок рассеялся. Горбалюк снова почувствовал себя неловко в своем стареньком дешевом костюмчике. Вспомнил, кто он и кто теперь его бывший друг. И кто здесь заказывает музыку. И чего стоят все эти показные простота и запанибратство. Сейчас у хозяина хорошее настроение – вот он и играет от скуки в рубаху-парня, своего в доску. А взгрустнется ему через секундочку… Пригорюнится да и скажет, пожалуй, чего доброго: «А отхвати-ка ты мне, братец, трепака!» И будешь ведь отхватывать. Как миленький! Никуда не денешься. Будешь-будешь!.. А иначе зачем бы ты вообще сюда явился? Как ни трепака отплясывать? «Авось понравлюсь!»

Горбалюк с ожесточением проглотил свою водку и, не глядя, сунул вилкой себе что-то в рот.

Зря, блядь, я сюда пришел, – с внезапной горечью подумал он. – Докатился! Жизнь проклятая заела. Жена, дети… А-а!..

Он хотел сам налить по третьей, даже дернулся уж было, но в итоге так и не решился. Сидел, сам себя презирая, но бутылку взять без разрешения все-таки так и не осмеливался.

– Ну, как там народ-то хоть у нас живет? – между тем лениво поинтересовался Зайченко. Вторую рюмку он, кажется, даже и не закусывал. Просто запил наскоро чем-то из бокала, соком каким-то – и всё. – Ты хоть с кем-нибудь контактируешь?

Горбалюк послушно стал рассказывать. Собственно, рассказывать-то особенно было нечего. У всех ведь одно и то же. Обычные, серые, рядовые, заурядные жизни обычных, серых, заурядных людей. Работа – жена – дети. Вот и вся «жизнь». Каторга. Житие. Зайченко был из их потока единственным, кто чего-то сумел добиться. Причем не просто «чего-то», а!.. На фоне этих его, поистине феноменальных и фантастических достижений, результаты остальных выглядели более чем скромно. Да и не было ни у кого, по правде сказать, никаких особых «результатов». Девчонки все, в основном, сразу замуж повыскакивали, ребята…

Да-а!.. – вдруг неожиданно подумал Горбалюк, не переставая в то же время рассказывать. («Вэл до сих пор в институте так и работает, на кафедре; Азаркина развелась недавно второй раз,..» – Зайченко рассеянно слушал, вяло поддакивая.) – Вот если бы на нашем потоке опрос тогда провести! Кто, мол, чего в жизни добьется? На Зайченко бы уж точно никто не поставил! Да ни в жисть! Как, впрочем, и на меня. Мы там с ним явные аутсайдеры были. Парии какие-то. Изгои. Потенциальные алкаши да и вообще, по мнению большинства, конченые типы. Совершенно никчемушные и бесперспективные. Заведомые неудачники, в общем.

А что в итоге? Где они теперь, все эти «удачники», эти молодые и блестящие дарования, так много, казалось, обещавшие? Все эти аверины-гусаровы? Один спился, второй сейчас за гроши в НИИ каком-то горбатится. А ведь действительно талантливые ребята были! Особенно Гусаров. Помнится, я у него диплом свой в покер выиграл. Эпохальное сражение! Королевское каре против флеш-рояля! Нарвался, мальчик. Не повезло!

Горбалюк почувствовал, что он уже слегка опьянел. Язык заплетаться немного стал, мысли путаться… Да и вообще он себя как-то иначе чувствовать стал. Лучше! Раскованнее как-то. Веселее. Даже робость его куда-то вдруг исчезла.

– Слушай, Петь, давай лучше из бокалов пить! – с пьяным оживлением предложил он, прервав на полуслове свой бесконечный и нудный рассказ. – А то рюмками не берет что-то. Под такой закусон

– Давай! – сразу же согласился Зайченко. – Давай из этих вот, – он приподнял один из стоявшей рядом с ним длинной шеренги разнокалиберных бокалов, рюмок и бокальчиков. Горбалюк с некоторым трудом нашел у себя рядом точно такой же и придвинул Зайченко. Тот мгновенно наполнил бокалы водкой. Оба. До краев. «Вздрочь», по Далю. Помнится, они еще смеялись, когда читали. Потом, правда, выяснилось, что это только для каких-то там сыпучих материалов, кажется, не для жидкостей, но какая разница!? Словечко осталось. – Ну, поехали! За что пьем?

– За все хорошее! Чтоб все у нас всегда ровно было!

– Ладно, давай!

Выпили. Горбалюк, скривившись, стал шарить взглядом по столу. Чего я тут еще не ел-то? А! вот это!.. Что это у нас такое?..

– Может, горячее сказать, чтоб подавали? – с набитым ртом поинтересовался Зайченко.

– Сам смотри! – небрежно отмахнулся Горбалюк. Он чувствовал себя пьяным и веселым. На душе было совершенно легко. Ну, миллионер, и миллионер! Мне-то что? По хую! Или даже миллиардер?..

– Слышь, Зайчик! – вдруг неожиданно сам для себя сказал Горбалюк. – Ты же миллиардер, вроде? Дал бы мне тоже немного денег? А? По старой дружбе?

– Денег? – перестав жевать и с явным интересом на него глядя, переспросил Зайченко. – А сколько тебе надо?

«Шура, сколько вам надо для полного счастья?» – сразу же вспомнились Горбалюку бессмертные строки, и он даже засмеялся вслух от этой своей мысли и от этой полной схожести ситуации.

– Ну, не знаю,.. – наконец кое-как выдавил он из себя, продолжая смеяться. – Сколько не жалко. Только имей в виду, отдавать мне нечем. Гол, аки сок о л.

– Ладно, – коротко бросил Зайченко, снова наливая по полному бокалу и чокаясь с Горбалюком. – Давай!

Горбалюк несколькими крупными глотками влил в себя содержимое своего бокала (блядь! сколько здесь? грамм двести, не меньше!) и сразу же запил стоявшим рядом соком. Он был уже порядочно пьян. Зайченко, судя по всему, тоже. Он раскраснелся, на лбу выступила испарина.

О чем, бишь, мы только что говорили? – с трудом стал соображать Горбалюк. Мысли у него расползались в разные стороны, как мухи по столу. – О чем-то ведь интересном… А! о деньгах!

– Слышь! – вслух произнес он. – Ну, вот ты миллиардер. По ящику постоянно светишься, в Кремле тусуешься, хуё-моё. Олигарх, бля, в натуре. Ну, и как это – быть миллиардером? Иметь столько бабок? Всё тебе доступно!.. «Что видишь ты вокруг». Тёлки,.. тачки крутые… А помнишь, как мы с тобой чувих в трамвае снимали? – снова засмеялся он пьяным смехом. – И как ты злился потом, когда они нас динамили? Теперь, небось, не динамят? Любую, там, супермодель – только пальцем помани?

– Да, теперь не динамят, … – задумчиво и грустно как-то усмехнулся Зайченко. – Только манить теперь уже не хочется. На хуй они теперь нужны! Всё не вовремя, в общем. Как обычно.

– Чего так? – пьяно удивился Горбалюк. – Не сто и т, что ли?

– Это у тебя, у мудака, не сто и т! – полушутливо обиделся Зайченко. – А у меня всё всегда сто и т. Как штык!

– Ну, так в чем же тогда дело-то? За чем дело встало?.. То есть «стало»?

– В смысле?

– Ну, в смысле супермоделей?

– Господи! Да дались тебе эти супермодели! – с досадой воскликнул Зайченко. – Да все они!.. «Денег – дай!» Вот тебе и вся супермодель. Обычный вариант, только чуть дороже.

– Ну, и правильно! – еще больше удивился Горбалюк. – Естественно! А чего ты хотел? Красотой её своей, что ли, пленить? Могучим интеллектом? Конечно, «денег»! Ну, и что? Тебе-то чего? Ну, и дай, если просит! Тебе что, жалко? Девочке помочь? Ты – ей дашь, она – тебе. Вот дело у вас на лад и пойдет! Всё тип-топ. Все довольны!..

А я ведь тоже у него сразу же денег попросил! – вдруг обожгло Горбалюка. – Как и все. Чего он теперь обо мне думает? «Денег – дай!» Вот и вся наша старая проститунтская дружба. «Обычный вариант, только чуть дороже».

Горбалюк помрачнел, плеснул себе немного водки и залпом ее выпил, не почувствовав вкуса. Он даже Зайчику налить при этом забыл. Тот, впрочем, похоже, этого даже не заметил. Он сидел, откинувшись в кресле, отрешенно уставясь прямо перед собой, и рассеянно крутил в руках свой пустой бокал. Чувствовалось, что мысли его витали в этот момент где-то далеко-далеко…

– Знаешь, Горбаль, – наконец медленно протянул он и задумчиво пожевал губами, – не так всё это просто… Деньги все эти…

– Ты что, комплексуешь, что ли? – совсем уж изумился Горбалюк, с недоверием глядя на сидевшего перед ним известного всей стране миллиардера и олигарха. (Вот уж никогда бы не подумал! – мелькнуло у него в голове.) – Перед этими сосками? Что им не ты нужен, а только твои деньги?.. Да?

– Да нет! – раздраженно отмахнулся тот. – Что за чушь! Причем здесь это?! Что значит: не я, а только мои деньги? Это всё равно, что сказать: не я, а только мои ноги. Или только мои руки. Деньги – это естественная часть меня, моей личности. Если бы у меня их не было, это бы уже не я был, а кто-то другой. Какая-то другая личность! Я нынешний – это и деньги в том числе. Говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть деньги», – это всё равно, что говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть ноги». А лишишься ты их – тебя сразу же и разлюбят! Ах, не разлюбили?! Ну, тогда можно попробовать еще и руки отрубить. Я – это я! Это не только мое тело, голова-руки-ноги, но и всё, что мне принадлежит. Всё это в совокупности – и есть моя личность. Которую можно любить или не любить. Но только всю в целом! А попытки разделить: я – отдельно, деньги – отдельно, это нонсенс!

– Да ладно!.. тише, тише, успокойся ты! – примирительно замахал руками Горбалюк. – Чего ты так разволновался? Целая тирада, прям! – разговор, тем не менее, его заинтересовал. – Ну, хорошо! – после паузы сказал он. – Если ты всё так прекрасно понимаешь, то в чем же тогда проблема?

– Какая еще проблема? – всё еще раздраженно откликнулся Зайченко.

– Ну, ты начал про деньги говорить, – напомнил Горбалюк. – «Не всё так просто!..». «Деньги эти!..». Так чем ты недоволен?

– Недоволен!.. недоволен!.. Всем я доволен! Слушай, давай выпьем еще, – вдруг внезапно снова предложил Зайченко. – Ты сам-то, блядь, уже выпил, а мне даже не налил! – с легким укором добавил он, разливая водку.

– Чёрт! Заметил-таки! – с неудовольствием подумал Горбалюк, испытывая нечто, вроде смущения. Налить вообще-то, конечно, надо было. Нехорошо это, одному пить. Не по понятиям. – Да я смотрю: ты весь такой серьезный сидишь, на умняке, – неуклюже попытался оправдаться он и обратить всё в шутку. – Мировые проблемы, блядь, наверное, решаешь. В натуре. Чего, думаю, по пустякам беспокоить!..

– Мировые, мировые! – проворчал Зайченко, чокаясь. – Пей давай! «Мировые»!..

– Да… Видишь ли, Горбаль, – возвратился он чуть позже к начатому им самим же разговору. – Деньги – это, конечно, хорошо, но только до известных пределов. Как и всё в этом мире. Хорошо быть высоким, девушки любить будут, но не три же метра ростом!? Это уже уродство. Так же и с деньгами. Много денег – это хорошо, но когда их очень много – это уже плохо.

– И сколько это: очень много? – с вялой иронией полюбопытствовал Горбалюк. Разговор постепенно переставал его интересовать. Всё это было для него слишком абстрактно. Какие-то отвлеченные материи. «Много!..», «слишком много!..».

Пожил бы ты, как я! – с внезапной завистью подумал он. – От зарплаты до зарплаты. Которую еще и не платят, к тому же! Когда детей кормить нечем. Сразу бы по-другому запел! А то, тоже мне, богатая личность! «Деньги – это неотъемлемая часть меня»! Еще как отъемлемая! Повезло тебе просто, вот и всё. Попал в струю, оказался в нужное время в нужном месте – вот и разбогател. Чисто случайно. Как и всё в жизни бывает. Всё же у нас так! На уровне везения. Случайности. Повезло, не повезло. Ну, повезло тебе – молодец! Сиди тихо и радуйся. Но чего великого-то из себя корчить? «Титана мысли»! «Отца русской демократии»! И перед кем? Передо мной! «Я – это я!» Вот именно, что ты – это ты! Что я тебя, не знаю, что ли? Знаю, как облупленного. Сколько водки вместе выпито, сколько тёлок вместе выебано!.. «Чувих». Такой же ты, как я. Ничем не лучше. Но я почему-то… А-а!.. да провались оно всё пропадом!! Зря я сюда приехал!

– Миллиарды – это уже плохо, – услышал он между тем голос Зайчика. – Миллионы – еще нормально, хорошо, но миллиарды – уже плохо. Всё доступно, а потому ничего не хочется. Даже на уровне понтов. Потому что и понтоваться-то уже не перед кем. Все давно остались далеко позади. У обычного человека всегда какая-нибудь мечта голубаяесть. Мерседес, там, какой-нибудь шестисотый себе купить, супернавороченый!.. А когда ты их можешь хоть тыщу штук завтра купить, этих Мерседесов… Выясняется, что на хуй они тебе нужны!! Тоска, в общем, зеленая.

– Да-а!.. серьезные у тебя проблемы! – совсем уже откровенно-насмешливо заметил Горбалюк, пережевывая какую-то, приглянувшуюся ему хитрую рыбку. Рыба, впрочем, была вкусная. – У обычного человека, между прочим, предел мечтаний – это всего лишь подержанная иномарка бэушная, в лучшем случае. А «Мерседес шестисотый супернавороченый» – это для него уже из области чистой фантастики. Сказки! 1001-й ночи. Джинны, гурии, эмиры,.. шестисотые мерседесы… Это тебе так, к сведению…

– Да нет, я понимаю, конечно! – как-то виновато засуетился Зайченко и опустил глаза. – Как говорится, «у кого жемчуг мелкий, а у кого есть нечего». Или как там правильно? Конечно, бедность еще хуже. Кто спорит! Там свои проблемы. Но и деньги – это тоже,.. я тебе скажу,.. знаешь ли,.. не панацея… Счастья, по крайней мере, они не приносят, это уж точно. Можешь уж мне поверить. Знаешь…

– Слушай, Зайчик! – бесцеремонно перебил своего бывшего друга Горбалюк и посмотрел на него в упор. – А чего ты меня пригласил-то? А? Столько лет не объявлялся, а тут вдруг? Покрасоваться захотелось? Полюбоваться самим собой? Самолюбие собственное потешить, пощекотать? Лишний раз великим себя почувствовать?

– Ну… это.. не совсем так… – после длинной паузы, с видимым усилием ответил Зайченко. Лицо у него закаменело, на скулах заиграли желваки. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.

(Да пошел ты! – беззаботно подумал Горбалюк, с каким-то даже любопытством за ним наблюдая. Мир вокруг уже слегка покачивался. Горбалюк чувствовал себя совершенно свободно и раскованно. – Потерпишь! Переживешь. Тоже мне, царевна-недотрога! Не сахарный, не растаешь!.. А деньги твои я в рот ебал! Можешь их себе в жопу засунуть!)

– Чего мне собой любоваться? Я уже эту стадию давно прошел. И прекрасно знаю себе цену, – Зайченко несколько пришел в себя и заговорил уверенней. Лицо у него чуть расслабилось. – Просто устаешь от всеобщего поклонения. Когда все вокруг с тобой сразу же соглашаются во всём и в рот тебе смотрят. Захотелось хоть с кем-то в кои-то веки на равных поговорить, пообщаться. Как в старые добрые времена.

– Брось! – махнул рукой Горбалюк и снова налил себе водки. Полный бокал. «Вздрочь»! Помедлил немного и налил также и Зайченко. Тот не возражал. – Давай! – чокнулись. Выпили. – Какой у нас с тобой может быть теперь разговор «на равных»?! – продолжил он через секунду начатую фразу, едва проглотив, почти не жуя, огромный кусок ветчины и отхлебнув немного сока. – Кто ты и кто я? Всё ты прекрасно понимаешь, чего комедию-то ломать? «Пообщаемся!..», «На равных!..», «Как в старые добрые времена!..» Ага! Как же! Может, мы и этот стол тогда уж заодно оплатим пополам? «Как в старые добрые времена»?

– Слушай! – тоже повысил голос Зайченко. Он, похоже, всерьез наконец разозлился. – Чё тебе от меня надо? Чего ты ко мне вообще приебался?! Как последняя пизда!! Я тебя пригласил, как человека…

– Скажи уж прямо: осчастливил! Снизошел, бог! Спустился со своего кремлевского Олимпа! – Горбалюка уже несло. Остановиться он теперь уже не мог да и не собирался останавливаться. Всё-таки литра полтора на двоих они уж точно выпили. А то и больше. Какую мы бутылку-то пьем? «Тогда в нас было – семьсот на рыло!» – вдруг неизвестно к чему всплыли в памяти слова из известной песни. А чего там дальше?.. «Потом портвейном усугубили…» – Слушай, Зайчик! – внезапно прервал свои обличения Горбалюк. – А у тебя «Кавказа», случайно нет?

– Какого еще «кавказа»? – ошалело уставился на него Зайченко. Он даже злиться забыл.

– Ну, как у Высоцкого, – счастливо засмеялся Горбалюк. – «Потом портвейном усугубили». У тебя нет «Кавказа»? Чтобы «усугубить»?

– Нет у меня никакого «Кавказа»! – ворчливо буркнул Зайченко. – Водку пей. Чего тебе «усугублять»!? Ты уж и так хорош. Нарезался, свинтус!..

– Сам ты свинтус! – обиделся Горбалюк. – Тоже мне аббссстинент..

– Кто-кто? – насмешливо прищурился Зайченко.

– Аббссс… аббс… Ну, не важно! Ладно, хорошо, пусть я нарезался. Пусть! Но послушай, что я тебе скажу!..

– Чего тебя, алкаша, слушать,.. – пробормотал Зайченко, пытаясь налить себе сока. Половина сока при этом оказалась на скатерти. Зайченко не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже тоже был прилично пьян.

– Ты послушай, послушай! – с пьяной настойчивостью повторил Горбалюк и даже попытался схватить его за руку.

– Ну, чего? – поднял на него глаза Зайченко.

– Знаешь, в магазинах юбилейным посетителям призы раздают? Ну, стотысячному, там, миллионному?..

– Ну, и что?

– Ну, вот и ты просто оказался в магазине жизни таким посетителем. Юбилейным лохом. Стотысячным! Случайно в этот момент тебя туда занесло. Пивка купить заскочил! Опохмелиться. И тебе вдруг выдали суперприз. Деньги,.. положение… Дворцы,.. яхты… А теперь ты всем вокруг впариваешь, что это не вдруг! Не случайно было! Что это ты такой умный и хитрый уже тогда был, всё заранее просчитал и решил именно в этот момент пива выпить! Да и вообще пиво было только предлогом. А на самом-то деле!.. О-го-го!.. Тьфу!! Смотреть на тебя противно! Тошно. Как ты от важности пыжишься и жить всех нас с телеэкранов учишь. А чему ты «научить»-то можешь? Как в магазин вовремя за пивом зайти? Чтобы миллионным лохом стать?

__________________________________________________________________

Дальше Горбалюк ничего не помнил. Кажется, они еще пили, ругались, орали друг на друга и даже, вроде, чуть не подрались. А может, и не «чуть». Может, и правда подрались. Бис его знает!

Проснулся он, по крайней мере, наутро дома, в своей собственной постели.

– Два вежливых молодых человека в три часа ночи доставили, – елейным голоском сообщила жена. – Пьяного, как свинья! – не удержавшись, тут же язвительно добавила она.

Как свинтус, – автоматически усмехнулся про себя Горбалюк, вспомнив вчерашнее замечание Зайчика.

Что он ездил вчера именно к Зайчику, жена Горбалюка, слава богу, не знала. Горбалюк ей не сказал, справедливо опасаясь неизбежного повторения сказки про Золотую рыбку («Попроси ты у нее корыто!..»). Сказал просто: «к институтскому приятелю».

Время, между тем, уже близилось к двенадцати. После обеда надо было тащиться на работу. Отпроситься удалось только на полдня.

Зайчик-то, небось, дрыхнет еще без задних ног! – завистливо подумал Горбалюк, опохмеляясь уже второй бутылкой предусмотрительно купленного накануне пива. – Ему, поди, на работу идти не надо! Хорошо ему, олигарху проклятому!..

– Ты смотри, опять не напейся! – забеспокоилась жена, увидев стоящие на столе две пустые бутылки. – Тебе же на работу сегодня идти.

– Да ладно! – привычно отмахнулся от нее Горбалюк, раздумывая, не выпить ли уж заодно и третью бутылку. Чувствовал он себя преотвратно. Осадок от вчерашней встречи остался тяжелейший. Здорово, конечно, он вчера Зайчика отбрил и на место поставил; указал ему, кто он есть на самом деле и чего по жизни стоит, но что это изменило! Что?! Каждый ведь так и остался в итоге при своих. Зайчик при своих миллиардах, дворцах и виллах, он…

Зайчику-то на работу сейчас идти не надо! – снова с тоской подумал Горбалюк, открывая третью бутылку. – И сволочи-начальницы у него нет.

Начальницу свою Горбалюк ненавидел лютой ненавистью, всеми фибрами своей души. Это у него уже просто пунктик такой был. В ней для него словно воочию воплотилась вся беспросветность и несправедливость его никчемной, неудавшейся жизни.

Та же, судя по всему, его попросту презирала и считала по жизни законченным неудачником. Да так оно, собственно, и было, и от этого Горбалюк ненавидел ее еще сильней. Эту сильную, умную, холеную, уверенную в себе женщину. За то, что она видела его насквозь, со всеми его потрохами. Кто он есть на самом деле. Никто! Ноль. Зеро. Пустое место. Маленький, забитый и затюканный жизнью человечек.

Как работник, он ее вполне устраивал, и поэтому она его до поры до времени терпела и пока не увольняла, хотя о его чувствах к ней наверняка догадывалась. Но это, похоже, ее просто не интересовало. Какая разница, что там эта букашка думает и чувствует? И чувствует ли она что-нибудь вообще? Главное, чтоб работала!

Когда глупо улыбающийся, полупьяный Горбалюк ввалился в комнату, начальница смерила его ледяным взглядом и, не сказав ни слова, прошла в свой кабинет.

Заметила, сука, – равнодушно подумал Горбалюк, плюхаясь на свое рабочее место. Все-таки третья бутылка была лишней. Его здорово развезло. Горбалюк поёрзал на стуле, не зная, чем заняться. Чем вообще можно в таком состоянии «заниматься»? А до конца рабочего дня времени еще о-хо-хо!.. Вагон и маленькая тележка. Два часа еще только.

Вчерашний день вспоминался уже как-то смутно, как какой-то сон. Зайчик,.. дворец этот,.. фонтаны,.. охранники…

– Простите, Борис Анатольевич, можно Вас на минутку?

Горбалюк с удивлением посмотрел на дверь. Рослый, спортивный, коротко стриженый молодой человек характерной наружности вежливо ему улыбался. Горбалюк с недоумением поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из комнаты, провожаемый заинтересованными взглядами сослуживцев.

– Это Вам! Петр Васильевич просили передать, – охранник Зайчика (теперь Горбалюк в этом уже нисколько не сомневался) протянул ему кейс.

– Что это такое? – удивился Горбалюк.

– Я не знаю, – охранник был сама корректность. – Мне просто поручили передать – и всё.

– Хорошо, спасибо, – Горбалюк мысленно пожал плечами и взял у него из рук кейс. Кейс был тяжелым.

– До свидания.

– До свидания.

Охранник сразу же повернулся и ушел. Горбалюк секунду помедлил, потом решительно направился к туалету. Запершись в кабинке, он щелкнул замком. Кейс раскрылся. Там лежали аккуратные, затянутые в целлофан пачки долларов. Сверху была приклеена скотчем какая-то коротенькая записка. Горбалюк машинально прочитал: «Миллионному лоху от стотысячного!»

Некоторое время он в полном ошеломлении смотрел на содержимое кейса, потом осторожно вытащил одну пачку. Точнее, целый затянутый в целлофан кирпич. Сотки! Стодолларовые купюры. Он пересчитал кирпичи. Ровно десять штук Это сколько же будет? В пачке… э-э-э.. десять… нет, какие десять!.. сто… да, сто тысяч! Значит, миллион, что ли? Миллион долларов!!??

А это что? Это еще что такое? Между стотысячных долларовых блоков сиротливо притулилась в углу бутылка пива, смотревшаяся в таком окружении совершенно дико. Пиво, судя по всему, было самое обычное, наше, российское. Горбалюк, сам не зная зачем, взял бутылку и посмотрел на этикетку. «Хамовники». Что за черт! Пиво-то здесь причем? На опохмелку он мне ее прислал, что ли? Одну бутылку «Хамовников»?

А-а-а!.. Горбалюк вдруг припомнил куски их вчерашнего разговора: «Ты просто оказался в магазине жизни юбилейным посетителем… Пивка зашел купить… Стотысячным лохом…» Он еще раз посмотрел на записку: «Миллионному лоху от стотысячного!» Всё понятно!

«Миллионы – это ещё нормально…» – вспомнилось также ему. А, ну, я-ясненько… Это наш Зайчик, значит, так развлекается. Шутит. Чего ему от его миллиардов!? Какой-то там миллион. Миллионом больше, миллионом меньше… Старый институтский друг, опять же. Приятно осчастливить. Доброе дело сделать. Сколько лет вместе горе тяпали. Кого ж, как не его! Ладно, в любом случае, спасибо! Нет, правда. От всей души!

Горбалюк захлопнул кейс и поставил его на пол. Потом достал из кармана ключи, открыл пиво и залпом, не отрываясь, выпил из горлышка всю бутылку. Мир вокруг сразу заискрился, засверкал и заиграл яркими, радужными красками. Всё было хорошо! Просто замечательно. «Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю!» – промурлыкал он себе под нос и вытер платком вспотевший лоб.

Та-ак.. Первым делом с работы этой блядской уволюсь! Немедленно!.. Сию же самую секунду!! Вот прямо сейчас!

«Ну, являюсь на службу я в пятницу, / Посылаю начальство я в задницу!» – с чувством негромко пропел он. Да, вот это правильно! Это по делу. В тему. Насчет задницы. Просто уволиться мало. Надо…

Горбалюк вспомнил свою надменную, гордую, самоуверенную начальницу и злорадно ухмыльнулся. Ладно, глубокоуважаемая Антонина Ивановна. Сейчас мы поглядим, какой это Сухов!

Он взял кейс и вышел из кабинки. Подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной воды и посмотрел на себя в зеркало.

Да-а!.. Хорош, нечего сказать. Ну, тем лучше!!

Горбалюк подхватил с пола кейс, вышел из туалета и направился прямиком к кабинету своей начальницы.

– Вы куда!? – истошно заверещала перепуганная насмерть секретарша-Зиночка, делая попытку вскочить. Горбалюк, не обращая на нее никакого внимания, повернул ручку и вошел.

Сидевшая за столом элегантная, изящная, делового вида женщина недовольно подняла голову и замерла при виде пьяного, мокрого и взъерошенного Горбалюка. Горбалюк тоже на секунду остановился, с каким-то острым, болезненным любопытством пристально в нее вглядываясь и словно стараясь навсегда запомнить.

Ну, прямо, бля, бизнес-вомэн! Маргарет Тэтчер и Хиллари Клинтон в одном флаконе! – цинично усмехнулся он про себя и шагнул к столу. Ему было безумно весело. – Здравствуйте, я Моника Левински!

Наверное, последнюю фразу он произнес вслух, потому что глаза сидящей за столом женщины широко раскрылись, и на лице появилось какое-то странное выражение – смесь недоверия и испуга.

– Уважаемая Антонина Ивановна! – медленно, с паузами, с расстановками вкрадчиво и нежно проворковал Горбалюк, глядя прямо в глаза своей бывшей начальнице, от всей души наслаждаясь этим мгновеньем и всеми силами стараясь растянуть его, продлить как можно дольше. – Вы женщина деловая,.. (Маленькая пауза)...и, соответственно, предложение у меня к Вам… (Опять маленькая пауза)...тоже чисто деловое. (Пауза.) Ничего личного! (Пауза.) Так вот. (Пауза.) Суть этого предложения такова (Длинная пауза.) Я хочу… (Очень длинная пауза)...трахнуть Вас прямо здесь и прямо сейчас!! (Длинная пауза.) За миллион долларов… В задницу! – после еще одной паузы, последней и заключительной, добавил он, вспомнив слова из песни.

Женщина смертельно побледнела.

– Вы… ппьяны?.. – каким-то свистящим, зловещим полушепотом прошипела она, чуть приподымаясь из-за стола, подаваясь вперед и тоже глядя на Горбалюка в упор. – Немедленно покиньте мой кабинет!! Вы уволены! – рука ее потянулась к кнопке селекторной связи.

Горбалюк молча бросил на стол кейс и распахнул его. Рука Антонины Ивановны замерла на полпути. Рот приоткрылся.

– Что это? – растерянно, словно про себя, тихо пробормотала она, уставясь внутрь кейса и явно не в силах оторвать взгляд от его содержимого.

– Миллион долларов, – так же тихо и медленно ответил Горбалюк, впившись в нее взглядом и прямо-таки пожирая ее глазами. Он чувствовал себя так, словно уже, в этот самый момент, её имел. Трахал! Ебал!! Причем всеми возможными способами и во все места одновременно. Во все дырки!! Да так, собственно, оно и было. Одно мгновенье ему показалось даже, что он сейчас прямо кончит! Настолько нестерпимым, острым и сладким было наслаждение. На секунду всё вокруг поплыло.

– Откуда это у Вас? – Антонина Ивановна всё никак не могла оторвать взор от упакованных в целлофан пачек.

– Не важно. Ну, так, к а к?

Лицо Антонины Ивановны пошло красными пятнами и как-то разом подурнело и утратило всю свою холеную надменность.

Всё! – подумал Горбалюк, с презрением на нее глядя. – Теперь ты шлюха. Даже если и откажешься.

Женщина часто и прерывисто задышала. Потом судорожно сглотнула и с трудом медленно подняла глаза на стоявшего у самого стола Горбалюка.

– Я... Я… Я даже не знаю… Это так… неожиданно…

Она опять перевела взгляд на доллары. Потом на Горбалюка. На доллары. Опять на Горбалюка.

– Как это «здесь»?.. А если вдруг войдут?..

Горбалюк молчал, с усмешкой её разглядывая. Антонина Ивановна глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Потом решительным и резким движением нажала на кнопку селектора.

– Да, Антонина Ивановна? – раздался в динамике встревоженный голос секретарши.

– Я занята! Пока Горбалюк не выйдет, в кабинет пусть никто не заходит!

– Хорошо, Антонина Ивановна, – с видимым удивлением ответила явно сбитая с толку секретарша.

Антонина Ивановна отключила связь и повернулась к Горбалюку. Она уже полностью успокоилась и пришла в себя. (Быстро! – с еще большим презрением подумал Горбалюк. – Недолго же ты ломалась. «Недолго музыка играла…»! «Путана, путана, путана!..» Чего-то у меня настроение сегодня какое-то песенное…)

– Хорошо! – холодно сказала Антонина Ивановна, не отводя глаз от Горбалюка. – Где, на столе?

– В смысле, дать? – уточнил Горбалюк. – Так Вы согласны? В задницу?

– Да, я же сказала! – еле сдерживаясь, отрывисто ответила женщина.

– Замечательно! – Горбалюк небрежным движением захлопнул кейс и взял его в руку. – Всего хорошего!

– Что это значит!? – лицо Антонины Ивановны стало пунцовым.

– Я передумал, – Горбалюк повернулся и не оглядываясь, вышел из кабинета. – Пожалуйста, проходите, – доброжелательно кивнул он в предбаннике какой-то томящейся там в ожидании незнакомой девице. – Антонина Ивановна уже освободилась.

_________________________________________________________________________

И спросил у Люцифера Его Сын:

– Любого ли человека можно купить за деньги?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

– Да. Деньги – самый надежный и верный способ добиться от человека того, чего хочешь. Всё очень просто, и нет необходимости усложнять ситуацию. Исключения тут лишь подтверждают правило.