Стальная дверь

Двадцать дней ворочался во влажном мраке автоматический горный проходчик-робот, пока ему удалось разобрать завал в десятки тысяч тонн и закрепить обрушенные своды. Дорога в глубину пещеры стала доступной. Оставалось лишь проверить её безопасность. Тележки-роботы, движимые гусеницами и архимедовым винтом, бесшумно скользнули вниз. Приборы оповещали через каждые сто метров продвижения о составе воздуха, температуре и влажности. Ловко обходя препятствия, тележки опустились до глубины в четыреста метров. Тогда Веда Конг с группой сотрудников проникла в заповедную пещеру. Девяносто лет назад, во время разведки подземных вод, среди известняков и песчаников отнюдь не рудоносного характера индикаторы вдруг отметили большое количество металла. Скоро выяснилось, что местность совпадает с описанием расположения легендарной многовековой давности пещеры Ден-Оф-Куль, что на исчезнувшем языке означало «Убежище культуры». При угрозе страшной войны народы, считавшие себя наиболее передовыми в науке и культуре, укрыли в пещере сокровища своей цивилизации. В те далёкие века секретность и таинственность были очень распространены…

Веда волновалась не меньше самой юной своей сотрудницы, когда скользнула вниз по мокрой красной глине, устилавшей пол наклонного хода.

Воображение рисовало величественные залы с герметическими сейфами фильмотек, чертежей, карт, шкафы с катушками магнитофонных записей или лентами памятных машин, полки с образцами химических соединений, сплавов и лекарств. Чучела исчезнувших ныне животных в непроницаемых для влаги и воздуха прозрачных витринах, препараты растений, скелеты, собранные из окаменелых костей вымершего населения планеты. Дальше мерещились пластины из силиколла с залитыми в них картинами самых прославленных художников, целые галереи скульптур прекрасных представителей человечества, его выдающихся деятелей, мастерски изображённых животных… Модели знаменитых зданий, надписи о замечательных событиях, увековеченные в камне и металле…

Продолжая мечтать, Веда Конг проникла в гигантскую пещеру площадью около трёх-четырёх тысяч квадратных метров. Уходивший в тьму потолок выгибался круглым сводом, с которого свисали длинные сталактиты^[57], блестевшие в электрическом свете. Зал наяву оказался величественным. Воплощая в реальность мысли Веды, в нишах стен, изобиловавших рёбрами и выступами известковых натёков, виднелись машины и шкафы. Археологи с радостными восклицаниями рассыпались по периметру подземного зала. Многие из стоявших в нишах машин, местами ещё сохранивших блеск стекла и лаковой полировки, оказались экипажами, которые так нравились людям далёкого прошлого и в эру Разобщённого Мира считались вершиной технического гения человечества. Тогда почему-то строили очень много машин, способных перевозить на своих мягких сиденьях лишь нескольких людей. Конструкция машин достигла изящества, механизм управления и движения были остроумными, но в остальном такие машины являлись вопиющей бессмыслицей. Сотнями тысяч они крутились по улицам городов и дорогам, перевозя взад и вперёд людей, почему-то работавших вдали от своего жилья и каждый день торопившихся попасть на работу и вернуться обратно. Эти машины были опасны в управлении, убили огромное количество людей, сожгли миллиарды тонн драгоценных запасов органических веществ, накопленных в геологическом прошлом планеты, отравив атмосферу углекислотой. Археологи эпохи Кольца испытали разочарование, увидев, что этим странным экипажам отведено так много места в пещере.

Но на низких платформах высились более мощные поршневые двигатели, электрические моторы, реактивные, турбинные, ядерные. В стеклянных витринах, под толстым слоем известковых натёков располагались вертикальными рядами приборы — может быть, телеприёмники, фотокамеры, счётные машины или другие аппараты сходного назначения. Этот музей машин, частично рассыпавшихся ржавым прахом, но частью хорошо сохранившихся, был большой ценностью, так как проливал свет на уровень техники отдалённого времени, большая часть исторических документов которого исчезла в военных и политических пертурбациях.

Верная помощница Миико Эйгоро, снова променявшая любимое море на сырость и темноту подземелий, заметила в конце зала, за толстым известковым столбом, чёрное отверстие прохода. Столб оказался остовом машины, а у его подножия лежала куча пластмассового праха — остатки щита, некогда запиравшего проход. Продвигаясь шаг за шагом вдоль красных кабелей разведочных ползунов-тележек, археологи проникли во вторую пещеру, находившуюся почти на одном уровне и наполненную рядами герметических шкафов из стекла и металла. Длинная надпись крупными буквами на английском языке опоясывала отвесные, кое-где осыпавшиеся стены. Веда не смогла удержаться, чтобы наскоро не расшифровать её.

С типичной для древнего индивидуализма похвальбой строители убежища заявляли потомкам, что они достигли высот знания и сохраняют здесь для будущего свои гигантские достижения.

Миико презрительно пожала плечами.

— По одной надписи можно определить, что пещера «Убежище культуры» относится к концу ЭРМ, в последние годы существования старой формы общества. Так характерна для них неразумная уверенность в вечном и неизменном существовании своей западной цивилизации, своего языка, обычаев, морали и величия так называемого белого человека. Я ненавижу эту цивилизацию!

— Вы представляете прошлое ярко, но односторонне, Миико. Мне видятся сквозь мрачные черты омертвлелого прошлого те, кто вёл борьбу за будущее. Их будущее — наше настоящее. Я вижу множество женщин и мужчин, искавших света в узкой, небогатой жизни, добрых настолько, чтобы помогать другим, и сильных настолько, чтобы не ожесточиться в моральной духоте окружающего мира. И храбрых, безумно храбрых!

— Те, кто укрывал здесь свою культуру, не были такими, — возразила Миико. — Смотрите, здесь собраны одни лишь предметы техники. Они кичились техникой, не обращая внимания на растущее моральное и эмоциональное одичание. Они с презрением относились к прошлому и не видели будущего!

Веда подумала, что Миико права. Жизнь создателей убежища была бы легче, если бы они умели соразмерять достигнутое с тем, что ещё оставалось сделать для подлинного переустройства мира и общества. Тогда их замусоренная, закопчённая планета с вырубленными лесами, закиданная бумагой и битым стеклом, кирпичом и ржавым железом, предстала бы перед ними как на ладони. Они, предки, лучше поняли бы, что ещё делать, и перестали бы ослеплять себя самовосхвалением.

В третий зал вёл узкий колодец, опускавшийся отвесно на тридцать два метра. Отправив Миико с двумя помощниками за гамма-аппаратом для просвечивания шкафов, Веда принялась осматривать третью пещеру, свободную от натёков известняка и намывов глины. Низкие прямоугольные витрины из литого стекла лишь запотели от проникшей внутрь сырости. Прильнув к стёклам, археологи рассмотрели замысловатые изделия из золота и платины, украшенные драгоценными камнями.

Судя по изделиям, эти старинные реликвии собирались в эпоху, когда люди ещё не отрешились от возникшей в поклонении предкам первобытной привычки считать старое более ценным, чем новое. Веда, как и при чтении надписи, ощутила досаду от нелепой самоуверенности людей, считавших, что их понятия о ценности и их вкусы пройдут неизменными через десятки веков и будут приняты отдалёнными потомками в качестве канона.

Дальний конец пещеры переходил в высокий и прямой коридор, наклонно опускавшийся на неведомую глубину. Счётчики разведочных ползунов-роботов показывали в начале коридора триста четыре метра от поверхности. Широкие трещины рассекали нависшие своды на отдельные гигантские плиты известняка, вероятно, в тысячи тонн весом. Веда почувствовала тревогу. Опыт изучения многих подземелий подсказывал молодой женщине, что масса пород у подошвы горного хребта находится в неустойчивом равновесии. Возможно, она подверглась сдвигам от землетрясения или общего поднятия хребтов, выросших за протёкшие со времени создания хранилища века на полсотни метров. Закрепить эту чудовищную массу было невозможно для обыкновенной археологической экспедиции. Только важные для экономики планеты цели оправдали бы столь крупные усилия.

Вместе с тем исторические тайны, скрытые в такой глубокой пещере, могли обладать и технической ценностью, вроде забытых, но полезных для современности изобретений.

Отказ от дальнейшего исследования был бы мудрой осторожностью. Но почему учёный должен столь бережно относиться к собственной особе? Когда миллионы людей производят рискованные работы и опыты, когда Дар Ветер с товарищами работает на высоте пятидесяти семи тысяч километров над Землёй, а Эрг Ноор готовится к пути без возврата! Оба эти человека, так уважаемые Ведой, не отступили бы… Что ж, не отступит и она…

Запасные батареи, электронный съёмочный аппарат, два кислородных прибора… Они пойдут вдвоём с не знающей страха Миико, оставив товарищей для изучения третьего зала.

Веда Конг посоветовала своим сотрудникам подкрепиться едой. Извлекши плитки пищи путешественников, прессованные из быстро усваиваемых белков, сахаров и уничтожающих токсины усталости препаратов в смеси с витаминами, гормонами и нервными стимуляторами. Веда, находясь в тревожном нетерпении, не хотела есть. Миико появилась лишь через сорок минут. Оказывается, она не смогла удержаться, чтобы не просветить несколько шкафов и наскоро выяснить их содержимое.

Наследница японских женщин-водолазок поблагодарила свою руководительницу взглядом и собралась в мгновение ока.

Тонкие красные кабели вытянулись по центру прохода. Бледно-лиловый свет самосветящихся газовых корон на головах женщин не мог пробить тысячелетний мрак впереди, где спуск становился всё более крутым. Глухо и размеренно падали с кровли крупные холодные капли. По сторонам и снизу доносилось журчанье сбегавшей по трещинам воды. Пронизывающе сырой воздух оставался мертвенно недвижным в замкнутом тёмном подземелье. Только в пещерах бывает такая тишина — на страже её стоит сама не имеющая никаких чувств мёртвая и косная материя земной коры. Наверху, как глубоко бы ни было молчание, в природе всегда угадывается скрытая, притаившаяся жизнь, движение воды, воздуха или света.

Миико и Веда невольно поддались гипнозу глубокой пещеры, сокрывшей обеих в чёрных недрах, точно в глубинах умершего прошлого, стёртого временем и оживающего лишь в призраках воображения.

Спуск проходил быстро, хотя толстый слой липкой глины лежал на полу прохода. Глыбы, вывалившиеся из стен, местами заставляли карабкаться на них, проползая в щели между потолком и обвалом. За полчаса Миико и Веда спустились на сто девяносто метров и добрались до гладкой стены, упёршись в которую мирно лежали оба разведочных робота-ползуна. Достаточно было одного блика света, чтобы узнать в стене массивную и герметически запертую дверь из нержавеющей стали. Два выпуклых круга с какими-то значками, вделанные в центр двери, позолочённые стрелки и рукоятки. Запор открывался путём подбора условного сигнала. Оба археолога знали типы подобных устройств, но относившиеся к несколько более ранней эпохе. Посовещавшись, Веда и Миико исследовали запор. Он был очень похож на те настроенные с хитрой злобой сооружения, которыми люди прошлого думали защитить свои сокровища от «чужих» — в эру Разобщённого Мира существовало такое разделение людей на «своих» и «чужих». Не раз подобные двери при попытках открыть их извергали взрывчатые снаряды, ядовитые газы, ослепляющие излучения, и ничего не подозревавшие исследователи гибли.

Механизмы из стойких металлов или особых пластмасс не разрушались тысячелетиями и унесли много жизней, пока археологи научились обезвреживать эти стальные двери.

Стало очевидным, что дверь придётся вскрывать особыми приборами. Приходилось возвращаться от самого порога главной тайны пещеры. Кто мог сомневаться, что за наглухо запертой дверью должно скрываться самое важное и ценное для людей отдалённого времени? Погасив фонари и довольствуясь светом корон, Веда и Миико уселись отдохнуть и поесть.

— Что там может быть? — вздохнула Миико, не сводя глаз с двери, надменно поблёскивавшей золотом значков. — Она будто смеётся над нами: не пущу, не скажу!..

— А что вам удалось просветить в шкафах второго зала? — спросила Веда, отгоняя примитивную и напрасную досаду на неожиданное препятствие.

— Чертежи машин, книги, отпечатанные не на древней бумаге из дерева, а на металлических листах. Ещё, по-видимому, рулоны кинофильмов, какие-то списки, звёздные и земные карты.

— В первом зале — образцы машин, во втором — техническая документация к ним, в третьем — как бы это сказать… ценности эпохи, когда ещё существовали деньги. Что ж, соответствует схемам.

— Где же ценности в нашем смысле? Высшие достижения духовного развития человечества: науки, искусства, литературы? — воскликнула Миико.

— Надеюсь, что они за дверью, — спокойно ответила Веда, — но не буду удивлена, если там окажется оружие.

— Что, что такое?

— Вооружение, средства массового и быстрого истребления.

Маленькая Миико задумалась, опечалилась и тихо сказала:

— Да, это закономерно, если подумать над целью этого тайника. Здесь укрыты от возможного уничтожения основные технические и материальные ценности тогдашней западной цивилизации. Но что считалось основным, если ещё не существовало общественного мнения всей планеты или даже народов тех стран? Нужность и важность чего-либо на данный момент устанавливалась правящей группой зачастую вовсе некомпетентных людей. Поэтому здесь отнюдь не то, что действительно было наибольшей ценностью для человечества, а то, что та или другая группа людей сочла таким. Они намеревались сберечь прежде всего машины и, возможно, оружие, не понимая того, что цивилизация надстраивается исторически, подобно живому организму.

— Да, путём нарастания и освоения рабочего опыта, знаний, техники, запасов материалов, чистейших химических веществ и построек. Восстановить разрушенную высокую цивилизацию немыслимо из-за отсутствия высокопрочных сплавов, редких металлов, машин, способных работать с высокой производительностью и точнейшими допусками. Если всё это было бы уничтожено, то откуда взять материалы и опыт, умение создавать всё усложняющиеся кибернетические машины, способные удовлетворить потребности миллиардов людей?

— Также немыслимо было тогда возвращение к немашинной цивилизации, вроде античной, о которой они иногда мечтали.

— Конечно. Вместо античной культуры возник бы чудовищный голод. Индивидуалисты-мечтатели не хотели усвоить, что история не возвращается!

— Я не утверждаю категорически, что за дверью оружие, — вернулась к главному Веда, — но многое говорит за это. Если создавшие тайник ошибались, как свойственно тому времени, путая культуру с цивилизацией, не понимая непреложной обязанности воспитания и развития эмоций человека, тогда им не были жизненно необходимы произведения искусства и литературы или далёкая от требований текущего момента наука. В те времена даже науку разделяли на полезную и бесполезную, не думая об её единстве. Такая наука и искусство считались лишь приятным, но даже не всегда полезным и нужным сопровождением жизни человека. Здесь же спрятано самое важное. И я думаю об оружии, как ни наивно и нелепо кажется это для нас, современных людей.

Веда умолкла, уставившись на дверь.

— Может быть, это просто наборный механизм, и мы откроем его, прослушивая микрофоном, — вдруг сказала она, подходя к двери. — Рискнём?

Миико метнулась между дверью и подругой.

— Нет, Веда! Зачем этот нелепый риск?

— Мне кажется, что пещера едва держится. Мы уйдём, а вернуться уже не удастся… Слышите?

Неясный далёкий шум иногда проникал в камеру перед дверью. Он шёл то снизу, то сверху.

Но Миико осталась непреклонной. Она стояла спиной к двери, широко раскинув руки.

— Если там оружие, Веда! Как же может оно быть незащищённым…

Через два дня в пещеру были доставлены портативные аппараты. Отражательный рентгеновский экран для просмотра механизма, фокусированный ультрачастотной излучатель для разрушения внутренней связи деталей. Но пустить приборы в дело не пришлось.

Внезапно из чрева пещеры послышался прерывистый гул. Сильное сотрясение почвы под ногами заставило людей инстинктивно метнуться к выходу — исследователи находились в третьей, нижней пещере.

Гул усиливался, переходя в глухое скрежетание. Видимо, вся масса трещинноватых пород оседала по сбросовой линии вдоль подошвы хребта.

— Всё погибло! Мы не успели. Спасайтесь, наверх! — горестно закричала Веда, и люди кинулись к тележкам-роботам.

Уцепившись за кабели роботов, они вскарабкались по колодцу. Гул и содрогание каменных стен преследовали их по пятам и наконец настигли. Страшный грохот… Внутренняя стена второй пещеры рухнула в провал, образовавшийся на месте колодца — хода в третий зал. Воздушная волна буквально выдула людей вместе с пылью и мелким щебнем под высокие своды первого зала. Археологи распростёрлись на полу в ожидании гибели.

Клубы пыли, ворвавшейся в пещеру, медленно оседали. Сквозь её туман столбы сталагмитов и выступы не изменяли своих очертаний. Прежнее мёртвое молчание воцарилось в подземелье…

Очнувшаяся Веда поднялась. Двое сотрудников подхватили её, но она нетерпеливо освободилась.

— Где Миико?

Её помощница, прислонясь к низкому сталагмиту, старательно обтирала каменную пыль с шеи, ушей и волос.

— Почти всё погибло, — ответила она на немой вопрос. — Неприступная дверь останется запертой под толщей в четыреста метров камня. Третья пещера разрушена полностью, а вторая… вторая ещё может быть раскопана. В ней для нас самое ценное, как и здесь.

— Это так… — Веда облизнула пересохшие губы. — Но мы виноваты в медлительности и осторожности. Мы должны были предвидеть обвал.

— Бездоказательное предчувствие. Но горевать незачем. Разве мы стали бы укреплять горные массы ради сомнительных ценностей за дверью? Особенно если там никчёмное оружие.

— А если произведения искусства, бесценного человеческого творчества? Нет, мы могли бы действовать быстрей!

Миико пожала плечами и повела удручённую Веду вслед за товарищами к великолепию солнечного дня, радости чистой воды и успокаивающего боль электрического душа.

Мвен Мас, по обыкновению, расхаживал взад и вперёд по комнате, отведённой ему в верхнем этаже Дома Истории в индийском секторе северного жилого пояса. Он перебрался сюда всего два дня назад после работы в Доме Истории Американского сектора.

Комната — вернее, веранда с наружной стеной из цельного поляризующего стекла — была обращена к синим далям холмистого плоскогорья. Мвен Мас время от времени включал ставни перекрёстной поляризации. В комнате воцарялся серый полумрак, и на гемисферном экране шли медленной чередой электронные изображения отобранных предварительно Мвеном Масом картин, отрывков старых кинофильмов, скульптур и зданий. Африканец просматривал их, диктуя роботу-секретарю записи для будущей книги. Машина печатала, нумеровала листки и бережно складывала, разбирая их по темам или обобщениям.

Утомляясь, Мвен Мас выключал ставни и подходил к окну, устремляя вдаль взгляд и подолгу обдумывая виденное.

Он не мог не удивляться тому, как многое из ещё недавней культуры человечества уже отошло в небытие. Исчезли совсем столь характерные для эры Мирового Воссоединения словесные тонкости — речевые и письменные ухищрения, считавшиеся некогда признаком большой образованности. Прекратилось совсем писание как музыка слов, столь развитое ещё в ЭОТ — эру Общего Труда, исчезло искусное жонглирование словами, так называемое остроумие. Ещё раньше отпала надобность в маскировке своих мыслей, столь важная для ЭРМ. Все разговоры стали гораздо проще и короче. По-видимому, эра Великого Кольца будет эрой развития третьей сигнальной системы человека, или понимания без слов.

Время от времени Мвен Мас обращался к непрерывно бодрствовавшему механическому секретарю с новыми формулировками своих мыслей:

— С первого века эры Кольца ведёт начало флюктуативная психология^[58] искусства, основанная Людой Фир. Именно ей удалось научно доказать разницу эмоционального восприятия у женщин и у мужчин, раскрыв ту область, которая много веков существовала как полумистическое подсознание. Но доказать в понятии современности — меньшая часть дела. Люде Фир удалось большее — наметить главные цепи чувственных восприятий, благодаря чему стало возможным добиваться соответствия их у разных полов.

Звенящий сигнал и зелёная вспышка вдруг позвали африканца к ТВФ. Вызов, переданный в часы занятий, означал нечто серьёзное. Автоматический секретарь выключился, и Мвен Мас сбежал вниз, в камеру дальних переговоров.

Веда Конг с западинками на исцарапанных щеках и глубокими тенями под глазами приветствовала его с экрана. Обрадованный Мвен Мас протянул к ней свои большие руки, вызвав слабую улыбку на озабоченном лице Веды.

— Помогите мне, Мвен. Я знаю, что вы работаете, но Дар Ветра нет на Земле, Эрг Ноор далеко, а, кроме них, у меня только вы, к кому мне просто прийти с любой просьбой. У меня несчастье…

— Что? Дар Ветер?..

— О нет! Завал на месте раскопок пещеры. — И Веда коротко рассказала о случившемся в пещере Ден-Оф-Куль.

— Вы сейчас единственный из моих друзей, кто обладает правом свободного доступа к Вещему Мозгу.

— К которому из четырёх?

— Низшей Определённости.

— Я понял. Надо рассчитать возможности добраться до стальной двери с наименьшей затратой труда и материалов? Данные собраны?

— Они передо мной.

Мвен Мас записал несколько рядов цифр.

— Теперь дело за тем, когда машина примет мои данные. Подождите, сейчас я свяжусь с дежурным инженером ВМ. Мозг Низшей Определённости находится в Австралийском секторе южной зоны.

— А где Мозг Высшей Определённости?

— В Индийском секторе северной жилой зоны, там, где я… Переключаюсь, ждите.

Перед потухшим экраном Веда пыталась представить себе Вещий Мозг. В воображении возникал гигантский человеческий мозг с его бороздами и извилинами, пульсирующий и живой, хотя молодая женщина знала, что так назывались гигантские электронные исследовательские машины самого высшего класса, способные разрешить почти любую задачу, посильную для разработанных областей математики. На планете были всего четыре такие машины, специализированные по-разному.

Веда ждала недолго. Экран засветился, и Мвен Мас попросил вызвать его снова через шесть дней.

— Мвен, ваша помощь неоценима!

— Только потому, что я владею некоторыми знаниями в математике? А ваша работа неоценима потому, что вы знаете древние языки и культуры. Веда, вы слишком углубились в ЭРМ!

Африканец расхохотался так добродушно и заразительно, что Веда засмеялась тоже и, попрощавшись жестом, исчезла.

В назначенный срок Мвен Мас снова увидел молодую женщину в телевизиофоне.

— Можете не говорить — вижу, что ответ неблагоприятный.

— Да. Устойчивость ниже предела безопасности…

— В пределах наших возможностей остаётся лишь тоннельная выемка сейфов второй пещеры, — печально сказала Веда.

— Стоит ли дело такого сильного огорчения?

— Простите меня, Мвен, но вы тоже стояли у двери, за которой скрывалась тайна. У вас она великая и всеобщая, а у меня маленькая. Но эмоционально моя неудача равна вашей.

— Мы оба — товарищи по несчастью. Могу вас уверить, что ещё не раз будем ударяться о стальные двери.

— Какая-нибудь откроется!

— Да!

— Но вы ведь не отступили совсем?

— Конечно. Соберём новые факты, указатели более правильных поворотов. Сила космоса так невероятно огромна, что с нашей стороны было наивно бросаться на неё с простой кочергой… Точно так же, как и вам открывать руками эту опасную дверь.

— А если придётся ждать всю жизнь?

— Что такое моя индивидуальная жизнь для таких шагов знания!

— Мвен, где ваша страстная нетерпеливость?

— Она не исчезла, но обуздана. Страданьем…

— А Рен Боз?

— Ему легче. Он продолжает путь в поисках уточнения своей абстракции.

— Понимаю. Минуту, Мвен, что-то важное. Экран с Ведой погас, и, когда зажёгся снова, перед Мвеном Масом как будто была другая, юная и беззаботная, женщина.

— Дар Ветер спускается на Землю. Спутник пятьдесят семь завершён раньше срока.

— Так быстро? Всё сделано?

— Нет, только наружная сборка и установка силовых машин. Внутренние работы проще. Его отзывают для отдыха и анализа доклада Юния Анта о новом виде сообщений по Кольцу.

— Радостно будет увидеть Дар Ветра.

— Обязательно увидите… Я не договорила. Усилиями всей планеты приготовлены запасы анамезона для нового звездолёта «Лебедь». Вы будете?

— Буду. Планета покажет на прощание экипажу «Лебедя» всё самое прекрасное и любимое. Они хотели также посмотреть танец Чары на празднике Пламенных Чаш. Она сама едет в центральный космопорт Эль Хомра. Встретимся там!

— Хорошо, Мвен Мас, милый!