О ложном покаянии папистов

10. Было бы невозможно, чтобы они правильно учили о покаянии, поскольку они не знают, что такое [на самом деле] грехи [что такое настоящий грех]. Ибо, как было показано выше, они неправильно понимают первородный грех и утверждают, будто естественные силы человека остались [совершенно] неповрежденными и неразвращенными, будто разум может учить верно, и будто воля может, в соответствии с ним, поступать праведно [совершать то, чему научена], будто Бог, несомненно, дарует Свою благодать, когда человек совершает согласно своей свободной воле все, что может.

11. Отсюда [из этого догмата] должно следовать, что они раскаиваются [должны раскаиваться] только в действительных [фактических] грехах — таких, как порочные помыслы, которым человек уступает (ибо порочные чувства [похотливость, грязные чувства и наклонности], похоть и неприличная предрасположенность [согласно им] не являются грехами), и за порочные слова и деяния, от которых свободная воля вполне могла бы уклониться.

12. И в таком покаянии они устанавливают три части — раскаяние [сокрушение], исповедь и искупление, добавляя к этому [великолепное] утешение и обетование: “Если человек воистину раскаивается [чувствует раскаяние], исповедуется и производит [воздает] должное искупление, то таким образом он заслуживает себе прощение и расплачивается за свои грехи перед Богом [возмещает свои грехи и обретает полное искупление]”. Таким образом, в покаянии они учат людей возлагать упование на свои собственные дела.

13. Отсюда происходит выражение, которое произносилось с кафедры при объявлении публичного прощения грехов людям: “Продли, о Боже, мою жизнь, покуда я ни искуплю [ни принесу удовлетворения за] грехи мои и ни исправлю свою жизнь”.

14. И не было здесь даже упоминания ни о Христе, ни о вере. Но люди надеялись своими собственными делами преодолеть и изгладить [стереть] свои грехи перед Богом. Именно с таким намерением мы становились священниками и монахами — чтобы самих себя приготовить к противодействию греху.

15. Что касается раскаяния, вот как это совершалось — поскольку никто не мог упомнить всех своих грехов (особенно совершенных в течение целого года), они ввели такое положение, что если какой-то неизвестный грех вспоминался позже [если какой-то скрытый грех приходил на память], то следовало его исповедать, в нем покаяться и т.д. Между тем же [пока забытые грехи не вспоминались] они поручали себя милости Божьей.

16. Более того, поскольку никто не мог знать — сколь велико должно быть раскаяние для того, чтобы Бог посчитал его достаточным, они утешали людей, что тот, кто не имеет раскаяния, по меньшей мере должен иметь сокрушение [раскаяние от страха наказания], которое я мог бы назвать “половинчатым раскаянием”, или “началом раскаяния”. Ибо они и сами не понимали этих терминов и не понимают их сейчас, как и я. Когда же человек приходил на исповедь, такое сокрушение вменялось ему в раскаяние.

17. И когда [случалось, что] кто-то говорил, что он не может ни иметь сокрушения, ни оплакивать свои грехи (что может иметь место при запретной любви или стремлении к мести, и т.д.), его спрашивали — нет ли у него желания иметь сокрушение [скорбь о грехах]. Когда же он отвечал: “Да” (ибо кто, кроме самого дьявола, сказал бы “нет”?), они принимали это за раскаяние и прощали ему его грехи за счет этого его доброго дела [которое они, приукрашивая, называли раскаянием]. И они ссылались здесь на пример Св. Бернара и т.п.

18. Здесь мы видим, как слепой разум в вопросах, относящихся к Богу, блуждает на ощупь, ища, согласно своему воображению, утешения в собственных делах, и не может думать [совершенно забывает] о Христе и вере. Но если это раскаяние получше рассмотреть при свете, то видно, что это поддельные и искусственные помыслы [или выдумки], проистекающие из человеческих усилий, без веры и без знания Христа. И над этим бедный грешник, подумав о собственных похотях и стремлениях к отмщению, мог бы [вероятно] иногда скорее посмеяться, чем возрыдать [или же смеяться и плакать — скорее, чем думать о чем-то еще], за исключением того, кто либо был воистину поражен молнией Закона, либо был тщетно мучим скорбным духом от дьявола. В противном случае [за исключением указанных людей], такое раскаяние было совершенным лицемерием и не умерщвляло похоти ко грехам [страсти греховной]. Ибо они вынуждены были горевать, в то время как скорее остались бы [предпочли бы остаться] во грехе, если бы это от них зависело.

19. Что касается исповедания грехов, это происходило следующим образом. Каждый должен был [каждому было предписано] перечислить все свои грехи (что невозможно). Это было великим мучением. От тех же грехов, которые человек забывал [но если кто-то забывал какие-то грехи], он мог быть освобожден при условии, что, если они придут ему на память, он все же должен будет их исповедать. Таким образом, человек никогда не мог знать — принес ли он достаточно чистое [совершенное и правильное] исповедание грехов, и где конец его исповеди. Тем не менее, ему указывали на его собственные дела и утешали так: “Чем более полно [более искренне и честно] исповедуется человек, чем больше он себя смиряет и унижает перед священником, тем скорее и лучше он производит [воздает] удовлетворение за свои грехи”. Ибо такое смирение, дескать, несомненно заслуживает благодать Божью.

20. Здесь также не было ни веры, ни Христа, и человеку не возвещалось о силе [действенности] отпущения грехов, но его утешение основывалось на перечислении грехов и самоуничижении. Какие же мучения, мошенничества и идолопоклонства порождала такая исповедь грехов — этого невозможно передать.

21. Что же касается искупления [удовлетворения за грехи], то это самая сложная [запутанная] часть. Ибо ни один человек не может знать, сколько ему следует воздавать [совершить искупительных деяний] за какой-то один грех, не говоря уже обо всех. Здесь они прибегли к уловке, придумав “малое искупление”, которое можно было воздать — такое [например], как пятикратное прочтение молитвы “Отче наш”, однодневный пост и т.п. За остальным же [за тем, чего не хватало] в их покаянии они направляли в чистилище.

22. Здесь также не было ничего, кроме мучений и [лишних] страданий. [Ибо] некоторые полагали, будто они никогда не освободятся от чистилища, потому что, согласно древним канонам, за один единственный смертный грех требовалось семилетнее покаяние.

23. Тем не менее, уверенность основывалась на наших собственных делах искупления, и если бы это искупление [собственными делами] могло быть совершенным и полным, то все упование возлагалось бы на него полностью, и не было бы нужды ни в вере, ни во Христе. Однако такая уверенность невозможна. Ибо, даже если бы кто-то каялся таким образом сто лет, он все равно не узнал бы — является ли его покаяние завершенным. Это значит вечно каяться и никогда не придти к покаянию.

24. И здесь Святой Римский Престол, поспешив на помощь бедной Церкви, придумал индульгенции, которыми он прощал и освобождал от искупления, сначала на какой-то отдельный период — на семь лет, [или] на сто лет — и распределил их среди кардиналов и епископов так, что один мог даровать индульгенцию на сто лет, а другой — на сто дней. Однако власть полностью отменять искупление он приберег лишь для одного себя.

25. Поскольку же это стало приносить деньги, и торговля буллами стала делом выгодным, он выдумал “золотой юбилейный год” [воистину золотоносный год] и учредил его [проведение] в Риме. Он назвал это отпущением всякого наказания и всякой вины. Тогда [там] стали собираться люди, потому что каждый охотно освободился бы от этой тяжкой и невыносимой ноши. Это означало найти и поднять сокровища земли. И сразу же папа пошел далее, он умножил “золотые годы”, учредив несколько таких годов подряд. Но чем больше он поглощал денег, тем шире становилась его утроба.

26. Итак, впоследствии он учреждал их [эти “золотые годы”] через своих легатов в [разных] странах, пока все церкви и дома не наполнились “золотым годом”. Наконец, он посягнул и на чистилище, добравшись до усопших. Сначала он установил для них мессы и всенощные бдения, затем — индульгенции и “золотой год”, и, наконец, души так обесценились, что он мог отпустить грехи душе за ломаный грош.

27. Но все это также оказалось бесполезным. Ибо хотя папа и учил людей полагаться и уповать [в своем спасении] на индульгенции, все же он вновь внес в это дело неопределенность. Ибо в своих буллах он провозглашает: “Всякий, кто хотел бы иметь отпущение грехов через индульгенции или “золотой год”, должен покаяться, исповедаться и заплатить деньгами”. Но мы слышали выше, что это раскаяние и исповедание грехов у них являются сомнительными [неопределенными] и лицемерными. Подобным же образом, никто не знал — какая душа находится в чистилище, и если души там пребывают, то какие из них надлежащим образом раскаялись и исповедались. Таким образом, он брал драгоценные деньги [папа взимал “святые пенсы”], утешал людей [внушал им уверенность] своей властью и индульгенциями и [затем вновь уводил их прочь от этого, ] направлял их опять же к собственным ненадежным делам.

28. Если же [однако] были такие, кто не считал [не признавал] себя виновным в этих фактических грехах, совершенных помыслами, словами и делами — вроде меня и мне подобных в монастырях и обителях [братствах или коллегиях священников] — которые желали быть монахами и священниками, и которые постами, бдениями, молитвами, служениями месс, [монашескими] робами, жесткими ложами и т.д. боролись против порочных помыслов [пытались противостоять порочным помыслам], и с полной серьезностью, изо всех сил, хотели быть святыми, и все же наследственное, врожденное [первородное] зло иногда во сне совершало то, что хотело (в чем, среди прочих, признаются также Св. Августин и Св. Иероним) — все же каждый почитал другого, так что некоторые, согласно нашему учению, считались святыми, людьми, не имевшими греха и преисполненными добрых дел настолько, что, имея это в виду, мы могли сообщаться между собой и продавать свои добрые дела — те дела, которые были избыточными для нас (чтобы попасть на Небо), другим людям. Это — чистая правда, и существует множество доказательств, писем и примеров [того, что все это имело место].

29. [Когда такое происходило, говорю я] Такие люди не нуждались в покаянии. Ибо в чем им каяться, если они не потворствовали порочным помыслам? В чем им исповедоваться [относительно непроизнесенных слов], если они избегали слов? Что им искупать, если они столь непорочны в любом деянии, что могут даже продавать свою избыточную праведность другим бедным грешникам? Такого рода “святыми” были фарисеи и книжники времен земного служения Христа.

30. И здесь является огненный ангел, Св.Иоанн [Откр.10], проповедник истинного покаяния, и одним ударом молнии поражаетя тех и других сразу [и тех, кто продают добрые дела, и тех, кто их покупает], говоря: “Покайтесь! ” (Мат.3: 2). Итак, первые [несчастные негодяи] недоумевают: “Зачем? Мы ведь уже покаялись! ”

31. Вторые [другие] говорят: “Мы в покаянии не нуждаемся”.

32. Иоанн же провозглашает: “Покайтесь и те и другие, ибо вы — ложно раскаявшиеся, а те [остальные] — лжесвятые [или лицемеры], и все вы нуждаетесь в прощении грехов, ибо никто из вас не знает [даже того], что такое истинный грех, не говоря уже о том, чтобы в нем раскаиваться или избегать его. Ибо никто из вас не благ, все вы полны неверия, безрассудства и незнания Бога и воли Божьей. Ибо вот Он, здесь присутствует, ‘...от полноты... [Которого] все мы приняли и благодать на благодать’ (Иоан.1: 16), и без Него ни один человек не может оправдаться перед Богом. Итак, если вы хотите покаяться, то покайтесь воистину. Ваше покаяние есть ничто. И вы, лицемеры, не нуждающиеся в покаянии, вы, порождения ехидны, кто внушил вам, что вы избежите грядущего гнева? ” и т.д., Мат.3: 7; Лук.3: 7.

33. Таким же образом проповедует и Св.Павел в Рим.(3: 10-12): “Нет праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога; все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного”.

34. И в Деян.(17: 30): “Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться”. “Всем людям” — говорит он, никто из людей не является исключением.

35. Это покаяние учит нас различать грех, а именно — что мы совершенно потерянны [безнадежны], и что нет в нас, с головы до ног [что изнутри, что снаружи], ничего доброго, и что мы должны стать абсолютно другими и новыми людьми.

36. Это покаяние не является постепенным [частичным] и убогим [обрывочным], как то покаяние за фактические грехи, так же как оно не является таким неопределенным, как то. Ибо оно не обсуждает — что такое грех, а что грехом не является, но все собирает в одну кучу и говорит: “Все в нас — грех [оно утверждает, что в отношении нас — все просто является грехом (и в нас нет ничего, что не являлось бы грехом и виной)]”. Какая польза от этого продолжительного исследования, разделения и различения?

37. По данной причине и это раскаяние также не является [сомнительным или] неопределенным. Ибо не остается ничего, о чем мы можем думать, как о чем-то благом, чтобы расплатиться за грех, но все, о чем мы думаем, все, что говорим или делаем, лишь повергает нас в отчаяние [всякая надежда в отношении всего должна быть отброшена], и т.п.

38. Подобным образом и исповедь тоже не может быть ложной, неопределенной или частичной [искаженной или неполной]. Ибо тот, кто исповедует, что все в нем грех, охватывает все грехи, ничего не исключая и ничего не забывая. Так и искупление не может быть неопределенным, потому что это не наше неопределенное, грешное деяние, но это страдания и Кровь невинного Агнца Божьего [без пятна и порока], Который берет на Себя грехи всего мира.

39. Об этом покаянии проповедует Иоанн, а затем — Христос в Евангелии, и мы также [проповедуем это покаяние]. Этим покаянием [этой проповедью покаяния] мы повергаем на землю папу и все, что основывается на наших добрых делах. Ибо все, что называется добрыми делами или законом, построено на гнилом и тщетном основании, [потому что] нет там никаких добрых дел, но только порочные деяния, и никто не исполняет Закона (как Христос говорит в Иоан.7: 19), но все нарушают его. Посему то строение [которое воздвигнуто на нем] представляет собой не что иное, как ложь и лицемерие, даже в тех своих частях, которые наиболее святы и прекрасны.

40. И в христианах это покаяние продолжается до смерти, потому что на протяжении всей жизни оно борется со грехом, остающимся во плоти; Павел (Рим.7: 14-25) свидетельствует [показывает], что он борется с Законом в своих членах, и т.д., и что оставление грехов достигается не собственными силами, но обретается как дар Святого Духа. Этот дар день за днем очищает и выметает остающиеся грехи, изменяет человека, делая его воистину чистым и святым.

41. Папа, теологи, законники [юристы] и все другие люди ничего не знают об этом [не осознают этого своим разумом], но это учение небесное, открытое через Евангелие, учение, которое должно быть называемо ересью безбожными “святыми” [или лицемерами].

42. С другой стороны, могут появиться сектанты — а некоторые уже, возможно, существуют, и во время [крестьянского] бунта я видел таковых собственными глазами, — утверждающие, что все те, кто однажды приняли Духа, прощение грехов, или уверовали — даже если впоследствии они впали во грех — все равно остались в вере, и этот грех не повредил им, и [потому] восклицающие так: “Делай все, что хочешь. Если ты веруешь, все это ничего не значит; вера стирает все грехи” — и т.п., и, кроме того, говорящие, что если кто-то согрешает после принятия веры и Духа, то он никогда на самом деле не имел ни Духа, ни веры — я видел и слышал немало таких безумцев и боюсь, что в некоторых этот дьявол все еще остается [скрывается и обитает].

43. Соответственно, необходимо знать и учить, что когда святые люди, все еще имеющие и чувствующие первородный грех, а также ежедневно кающиеся в нем и борющиеся с ним, все же впадают, случается такое, в очевидный грех, как Давид впал в прелюбодеяние, убийство и богохульство, то тогда вера и Святой Дух покидают их [они изгоняют прочь веру и Святого Духа].

44. Ибо Святой Дух не позволяет греху властвовать и одерживать верх, но подавляет и сдерживает его, так, что тот не делает того, что хочет. Если же грех делает, что хочет, то Святого Духа и веры [конечно же] нет там.

45. Ибо Св.Иоанн говорит (1Иоан.3: 9): “Всякий, рожденный от Бога, не делает греха... он не может грешить”. И все же истинно и то, что этот же Св.Иоанн говорит (1Иоан.1: 8): “Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас”.