Фонологические универсалии 3 страница

Фонологические единицы, которые с точки зрения данного языка невозможно разложить на более краткие следующие друг за другом фонологические единицы, мы называем фонемами. <...> Следовательно, фонема является кратчайшей фонологической еди­ницей языка. Каждое слово языка в плане обозначающего можно разложить на фонемы, представить как определенный ряд фонем.

Само собой разумеется, что не следует слишком упрощать факты. Не будем представлять себе фонемы теми кирпичиками, из кото­рых складываются отдельные слова. Дело обстоит как раз наобо­рот: любое слово представляет собой целостность, структуру; оно и воспринимается слушателями как структура, подобно тому как мы узнаем, например, на улице знакомых по их общему облику. Опознавание структур предполагает, однако, их различие, а это возможно лишь в том случае, если отдельные структуры отлича­ются друг от друга известными признаками. Фонемы как раз и являются различительными признаками словесных структур. Каж­дое слово должно содержать столько фонем и в такой последова­тельности, чтобы можно было отличить его от других слов. Ряд фонем, составляющий целое, присущ лишь данному единичному слову, но каждая отдельная фонема этого ряда встречается в каче­стве различительного признака также и в других словах. Ведь в любом языке число фонем, употребляемых в качестве различительных признаков, гораздо меньше числа слов, так что отдельные слова представляют собой лишь комбинацию фонем, которые встреча­ются и в других словах. Это нисколько не противоречит структур­ному характеру слова. Каждое слово как структура всегда представ­ляет собой нечто большее, нежели только сумму его членов (= фонем), а именно такую целостность (Ganzheitsgrundsatz), ко­торая спаивает фонемный ряд и дает слову индивидуальность. Но в противоположность отдельным фонемам эта целостность не мо­жет быть локализована в звуковой оболочке слова. Поэтому можно сказать, что каждое слово без остатка разлагается на фонемы, что оно состоит из фонем точно так же, как мы, например, говорим, что мелодия, написанная в мажорной тональности, состоит из тонов этой гаммы (хотя любая мелодия, кроме тонов, явно содер­жит еще нечто такое, что делает ее определенной индивидуальной музыкальной структурой). <...>

Одно и то же звуковое образование (Lautgebilde) может быть одновременно членом как фонологических (смыслоразличитель-ных), так и несмыслоразличительных оппозиций. Так, например, оппозиция «асh -Laut» — «ich -Laut» является несмыслоразличитель-ной, а оппозиция каждого из этих звуков по отношению к звуку k — смыслоразличительной (ср. stechen «колоть, резать» — stecken «совать»; roch «нюхал» — Rock «пиджак»). Это возможно лишь по­тому, что каждый звук содержит ряд акустико-артикуляторных признаков, отличаясь от любого другого звука не всеми этими признаками, а лишь некоторыми из них. Так, например, k отлича­ется от ch тем, что при произнесении первого образуется полная смычка, а при произнесении второго — лишь сужение между спин­кой языка и нёбом; наоборот, различие между «ich -Laut» и «ach- Laut» состоит в том, что в первом случае щель образуется в области твердого нёба, а во втором — в области мягкого нёба. Если оппозиция ch—k имеет смыслоразличительный характер, а оппо­зиция «ich-Laut» — «ach -Laut» — несмыслоразличительный, то это доказывает, что в данном случае образование щели между спинкой языка и нёбом фонологически существенно, а локализация этой щели в той или иной части нёба фонологически несуществен­на. Звуки участвуют в фонологических (смыслоразличительных) оппозициях лишь благодаря своим фонологически существенным признакам. И так как каждая фонема обязательно является чле­ном фонологической оппозиции, то она совпадает не с конкрет­ным звуком, а только с его фонологически существенными при­знаками.

Можно сказать, что фонема — это совокупность фонологически существенных признаков, свойственных данному звуковому образо­ванию. <...>

Любой произносимый и воспринимаемый в акте речи звук со­держит, помимо фонологически существенных, еще и много дру­гих фонологически несущественных признаков. Следовательно, ни один звук не может рассматриваться просто как фонема. Посколь­ку каждый такой звук содержит, кроме прочих признаков, также и фонологически существенные признаки определенной фонемы, его можно рассматривать как реализацию этой фонемы. Фонемы реализуются в звуках речи, из которых состоит любой речевой акт. Звуки никогда не являются самими фонемами, поскольку фонема не может содержать ни одной фонологически несущественной чер­ты, что для звука речи фактически неизбежно. Конкретные звуки, слышимые в речи, являются скорее лишь материальными симво­лами фонем.

Непрерывный звуковой поток в речи реализует или символи­зирует определенный фонемный ряд. В определенных точках тако­го потока можно опознать фонологически существенные призна­ки звука, характерные для отдельных фонем соответствующего фонемного ряда. Каждую такую точку можно рассматривать как реализацию определенной фонемы. Но, помимо фонологически существенных звуковых признаков, в той же самой точке звуко­вого потока обнаруживаются еще многие другие, фонологически несущественные звуковые признаки. Совокупность всех, как фо­нологически существенных, так и несущественных, признаков, которые обнаруживаются в той точке звукового потока, где реа­лизуется фонема, мы называем звуком языка (и соответственно звуком речи). Каждый звук содержит, таким образом, с одной сто­роны, фонологически существенные признаки, благодаря кото­рым он становится реализацией определенной фонемы, и, с дру­гой стороны, целый ряд фонологически несущественных призна­ков, выбор и появление которых обусловлены рядом причин.

Отсюда явствует, что фонема может реализоваться в ряде раз­личных звуков. Для немецкого g, например, фонологически суще­ственны следующие признаки: полная смычка спинки языка с нё­бом при поднятой нёбной занавеске, расслабление мускулатуры языка и размыкание смычки без воздушного потока. Однако место, где должна образовываться смычка языка с нёбом, работа губ и голосо­вых связок во время смычки фонологически несущественны. Таким образом, в немецком языке существует целый ряд звуков, которые считаются реализацией одной фонемы g: есть звонкое, полузвонкое и абсолютно глухое g (даже в тех говорах, где слабые, как правило, звонки), лабиализованное велярное g (например, gut «хороший», Glut «жар, зной»), узко лабиализованное палатальное g (например, Gü te «качество», Glü ck «счастье»), нелабиализованное веляр­ное g (например, ganz «целый», Wage «весы», tragen «носить»), нелабиализованное сильно палатальное g (например, Gift «яд», Gier «жадность»), умеренно палатальное g (например, gelb «желтый», liege «лежу») и т.д. Все эти различные звуки, в которых реализуется одна и та же фонема, мы называем вариантами (или фонетически­ми вариантами) одной фонемы. <...>

II. Правила выделения фонем

1. Различение фонем и вариантов

Дав в предыдущем разделе определение фонемы, мы должны теперь указать те практические правила, с помощью которых можно отличить фонему от фонетических вариантов, с одной стороны, и от сочетания фонем — с другой.

При каких условиях два звука следует рассматривать как реали­зацию двух разных фонем, а при каких условиях их нужно рассмат­ривать как два фонетических варианта одной фонемы? Здесь мож­но предложить следующие четыре правила.

Правило первое. Если в том или ином языке два звука встреча­ются в одной и той же позиции и могут замещать друг друга, не меняя при этом значения слова, то такие звуки являются факуль­тативными вариантами одной фонемы.

Здесь могут быть разные случаи. По своему отношению к язы­ковой норме факультативные варианты распадаются на общезна­чимые и индивидуальные. К общезначимым относятся варианты, которые не считаются ошибками или отклонениями от нормы и поэтому в равной мере могут быть употреблены. Так, например, удлинение согласного перед ударными гласными в немецком язы­ке не воспринимается как ошибка: любой немец может произнес­ти одно и то же слово то с кратким, то с долгим начальным s или sch; как правило, такое различие в произношении используется для эмоциональных нюансов речи (ssoo? schschö n! сев.-нем. jja!). Наоборот, индивидуальные варианты распределены между различ­ными членами одной и той же языковой общности, причем лишь некоторая часть этих вариантов квалифицируется как «нормаль­ное», «хорошее», «образцовое» произношение; прочие же счита­ются местными, социальными, патологическими и иного рода отклонениями от нормы. Так обстоит дело с переднеязычным и увулярным г в различных европейских языках, причем трактовка этих звуков различается от языка к языку. В славянских языках, а также в итальянском, испанском, венгерском, новогреческом нор­мой является переднеязычное r, увулярное же r расценивается либо как дефект произношения, либо как признак снобистской манер­ности, реже (например, в словенском, где это r является господ­ствующим в некоторых каринтийских говорах) — как диалектная особенность. Наоборот, в немецком и французском увулярное r (точнее, разновидности увулярного r) считается нормой, а перед­неязычное r — либо диалектным отклонением от нормы, либо признаком архаизированной речи (например, r французских актеров). Во всех этих далеко не редких случаях само распределение вариантов является «нормой». Довольно часто бывает так, что об­щезначимыми оказываются оба варианта фонемы, но частота их употребления колеблется от индивидуума к индивидууму: фонема А реализуется всеми то как α ', то как α ", но один предпочитает α ', другой — α ". Таким образом, между «общезначимыми» и «ин­дивидуальными» вариантами имеется ряд постепенных переходов.

С функциональной точки зрения факультативные варианты распадаются на стилистически существенные и стилистически не­существенные. Стилистически существенные варианты выражают различия между такими языковыми стилями, как взволнованно-эмоциональный, небрежно-фамильярный и т.п. В такой именно функ­ции немецкий язык использует удлинение предударных согласных, сверхнормальное удлинение долгих гласных, спирантизованное про­изношение интервокального b (например, в слове aber в небреж­ной, фамильярной, усталой речи). С помощью стилистических вари­антов могут обозначаться не только эмоциональные, но и социальные стили речи; так, например, в одном и том же языке могут сосуще­ствовать вульгарный, благородный и стилистически нейтральный ва­рианты одной и той же фонемы, по которым распознается степень образования или социальная принадлежность говорящего. Таким образом, сами стилистические варианты могут быть подразделены на эмоциональные, или патогномические, и физиогномические. Для стилистически несущественных факультативных вариантов все эти аспекты не имеют никакого значения. Стилистически несуществен­ные факультативные варианты вообще не несут никакой функ­ции, они замещают друг друга совершенно произвольно, не изме­няя при этом экспрессивной или апеллятивной функции речи. Так, например, в кабардинском языке палатальные (среднеязычные) смычные произносятся то как к -образные, то как ч -образные зву­ки: один и тот же кабардинец произносит gane «рубашка» то как ĝ ane, то как Zˇ 'ane, не замечая этого и не используя указанные варианты для стилистической или эмоциональной нюансировки речи. <...>

Распознание и систематизация стилистических вариантов яв­ляется задачей стилистики звуков. С точки зрения фонологии, в узком смысле этого слова (то есть с точки зрения экспликативной фонологии), все стилистически существенные и стилистически несущественные факультативные варианты можно объединить под общим понятием «факультативных вариантов». При этом не сле­дует забывать, что с точки зрения экспликативной фонологии «вариант» является чисто отрицательным понятием: два звука от­носятся друг к другу как варианты, если они не могут диффе­ренцировать интеллектуальных значений. Судить же о том, вы­полняет ли противоположение таких двух звуков какую-либо иную функцию (экспрессивную или апеллятивную), должна не фонология в строгом смысле этого слова, а стилистика звуков. Все факультативные варианты обязаны своим существованием тому обстоятельству, что только часть артикуляторных признаков лю­бого звука обладает фонологически различительными свойствами. Прочие артикуляторные признаки звука в этом отношении «сво­бодны»: они могут варьировать от случая к случаю. А используется ли это варьирование в выразительных целях или нет — для эксп­ликативной фонологии (в частности, для фонологии слова) без­различно.

Правило второе. Если два звука встречаются в одной и той же позиции и не могут при этом заменить друг друга без того, чтобы не изменить значения слова или не исказить его до неузнаваемос­ти, то эти звуки являются фонетическими реализациями двух раз­ных фонем.

Такое отношение наблюдается, например, между немецкими звуками i и а: замена i звуком а в слове Lippe «губа» влечет за собой изменение смысла (Lappe «тряпка»); подобная же замена в слове Fisch «рыба» искажает его до неузнаваемости (Fasch). В русском языке звуки ä и ö встречаются только между двумя палатализован­ными согласными. Так как замена одного звука другим либо меня­ет смысл (t'ä t'@% «тятя» — t'ö t'@% «тётя»), либо изменяет слово до неузнаваемости (ĭ d'ö t'ĭ «идете» — ĭ d'ä t'ĭ??, p'ä t' «пять» — p'ö t'??), то эти звуки определяются как реализация разных фонем.

Степень «искажения до неузнаваемости» может быть весьма различной. Так, например, взаимная замена звуков f и рf в начале немецких слов в большинстве случаев не так искажает слово, как взаимная замена звуков а и i. На значительной территории Герма­нии говорящие на литературном немецком языке систематически заменяют начальное pf звуком f; тем не менее немцы без труда понимают слова, в которых имеют место такие замены. Впрочем, наличие таких противопоставленных друг другу слов, как Pfeil «стре­ла» — fiel «продажный», Pfand «залог» — fand «нашел», Pfad «тропа» — fad «безвкусный» (hü pfte «прыгал» — Hü fte «бедро», Hopfen «хмель» — hoffen «надеяться»), свидетельствует о том, что в лите­ратурном немецком языке pf и f в начале слова следует рассматри­вать как разные фонемы и что, следовательно, те образованные немцы, которые заменяют начальное pf звуком f, говорят, по су­ществу, не на правильном литературном языке, а на языке, пред­ставляющем собой смешение литературного с местными диалек­тами.

Правило третье. Если два акустически (или артикуляторно) родственных звука никогда не встречаются в одной и той же пози­ции, то они являются комбинаторными вариантами одной и той же фонемы. Здесь можно выделить три типичных случая.

А. В данном языке Х имеется, с одной стороны, класс звуков (α ', α ", α '"...), которые встречаются только в определенной пози­ции, и, с другой стороны, только один звук (α), который в этой позиции никогда не встречается. В таком случае звук α может выс­тупать в качестве варианта только по отношению к тому звуку из класса α ', α ", α '", который ближайшим образом родствен ему аку­стически (или артикуляторно). Так, например, в корейском языке s и r не могут находиться в исходе слова, тогда как l встречается лишь в исходе слова. Поскольку плавный l, очевидно, родствен скорее r, чем s, постольку только l и r можно рассматривать как комбинаторные варианты одной фонемы.

Б. В данном языке имеется один ряд звуков, которые возможны только в определенном положении в слове, и другой ряд звуков, которые в этом положении невозможны. В таком случае каждый звук первого ряда и наиболее родственный ему акустически (или артикуляторно) звук второго ряда относятся друг к другу как ком­бинаторные варианты. Например, русские ö и ä возможны только между двумя палатализованными согласными, тогда как звуки о и а в этом положении никогда не встречаются; поскольку ö как лабиализованный гласный среднего подъема ближе к о, нежели к а, и, с другой стороны, ä как очень открытый нелабиализованный гласный ближе к а, нежели к о, то о и ö определяются как комби­наторные варианты одной фонемы («О»), а а и ä — как комбинаторные варианты другой фонемы («А»). В японском языке с (= ts) и f употребляются только в положении перед и, тогда как t и h в таком положении не встречаются; среди этих звуков t и с (= ts) являются единственными глухими дентальными смычными, а h и f — единственными глухими спирантами; из этого следует, что t и с необходимо рассматривать как комбинаторные варианты одной фонемы, а h и f — как комбинаторные варианты другой.

В. В данном языке существует какой-то один звук, употребляе­мый только в определенном положении в слове, и наряду с ним какой-то другой звук, который в таком положении не употребля­ется. Такие два звука можно рассматривать как комбинаторные ва­рианты одной фонемы только в том случае, если они не образуют по отношению друг к другу косвенно-фонологической оппозиции. Так, например, немецкие h и Î являются не комбинаторными вариантами одной фонемы, а представителями двух разных фо­нем, хотя они никогда не встречаются в одном и том же положе­нии. В японском языке, наоборот, звук g, возможный только в начале слова, и звук Î, который в начале слова никогда не встре­чается, определяются нами как комбинаторные варианты одной фонемы: оба звука являются единственными звонкими заднеязыч­ными в этом языке и, таким образом, обладают известными об­щими признаками, благодаря которым они отличаются от всех прочих звуков японского языка. <...>

Правило четвертое. Два звука, во всем удовлетворяющие усло­виям третьего правила, нельзя тем не менее считать вариантами одной фонемы, если они в данном языке могут следовать друг за другом как члены звукосочетания, притом в таком положении, в каком может встречаться один из этих звуков без сопровождения другого. Так, например, в английском языке r может находиться только в положении перед гласными, а @ — только в положении перед согласными; так как r произносится без шума трения (или взрыва), а @ — с довольно неопределенной степенью раскрытия и довольно неопределенной окраской, то данные два звука можно было бы рассматривать как комбинаторные варианты одной и той же фонемы. Это, однако, невозможно, поскольку в таких словах, как profession (произносится [pr@feš n]), звуки r и @ следуют друг за другом, тогда как в других словах, как, например, в слове perfection (произносится [p@fekš n]), в том же положении встречается только один из этих звуков, а именно @.

Таким образом, фонетические варианты являются либо факуль­тативными, либо постоянными; в последнем случае они, естествен­но, могут быть только комбинаторными. Впрочем, возможны так­же и факультативные комбинаторные варианты. Так, например, в русском языке фонема «j» после гласных реализуется как неслого­вое i7, а после согласных — либо как i7, либо как спирант j; оба варианта являются факультативными. В некоторых немецких диа­лектах t и d фонологически совпадают; они образуют одну фоне­му, которая в большинстве положений реализуется то как t, то как d, после носовых — всегда только как d (например, tinde/dinde = лит. Tinte «чернила»).

Мы уже видели, что ряд факультативных вариантов, а именно так называемые стилистические варианты, выполняет известную роль в плане экспрессивной и апеллятивной функций языка. Что касается комбинаторных вариантов, то они функционируют ис­ключительно в экспликативном плане. Комбинаторные варианты являются, если можно так сказать, фонологически вспомогатель­ным средством. Они сигнализируют либо о границе слова (или морфемы), либо о наличии определенного рода соседней фонемы. Что же касается сигнализации о наличии определенного рода со­седней фонемы, то эта выполняемая комбинаторными варианта­ми функция не является лишней (хотя она и не необходима). При быстром и неотчетливом произношении та или иная фонема мо­жет полностью потерять свою индивидуальность, поэтому бывает полезно, когда ее индивидуальность дополнительно подтвержда­ется особым вариантом находящейся рядом с ней фонемы. Однако это может иметь место только в случае, если особый вариант со­седней фонемы проявляется не только при быстром произноше­нии, но и всякий раз, когда две данные фонемы оказываются ря­дом, ибо только тогда особая реализация запечатлевается в созна­нии и действительно становится знаком, сигнализирующим о наличии рядом другой и притом определенной фонемы. Так, на­пример, артикуляция японского и сама по себе является малоха­рактерной: губы округляются слабо, а длительность артикуляции столь мала, что в быстрой речи гласный вообще перестает произ­носиться. При таких обстоятельствах весьма благоприятным ока­зывается то, что перед и ряд японских фонем имеет особые ком­бинаторные варианты (вариантом t является с, а вариантом h — φ); если бы даже и не воспринималось, по реализации предшествую­щей фонемы всегда можно было бы догадаться, что за ней пред­полагается и. <...>

2. Ошибки в суждениях о фонемах чужого языка

Фонологическая система любого языка является как бы ситом, через которое просеивается все сказанное. Остаются только самые существенные для индивидуальности данной фонемы звуковые признаки. Все прочее отсеивается в другое сито, где остаются при­знаки, существенные для апеллятивной функции языка; еще ниже находится третье сито, в которое отсеиваются черты звука, харак­терные для экспрессивной функции языка. Каждый приучается с детства анализировать речь подобным образом, и этот анализ осу­ществляется автоматически и бессознательно. Однако система «сит», делающая возможным такой анализ, в каждом языке строится по-разному. Мы усваиваем систему родного языка. Слушая чужую речь, мы при анализе слышимого непроизвольно используем привыч­ное нам «фонологическое сито» своего родного языка. А поскольку наше «сито» оказывается неподходящим для чужого языка, по­стольку возникают и многочисленные ошибки, недоразумения. Звуки чужого языка получают у нас неверную фонологическую интерпретацию, так как они пропускаются через «фонологичес­кое сито» нашего родного языка.

Приведем некоторые примеры. Как известно, в русском языке все согласные распадаются на два класса: палатализованные и не­палатализованные (последние при этом веляризованы). Для боль­шинства согласных их принадлежность к одному из этих двух клас­сов является фонологически существенной. Русский сразу узнает на слух, какой согласный в том или другом слове его языка явля­ется мягким, а какой — твердым. Противоположение палатализо­ванных и непалатализованных согласных подчеркивается еще и тем обстоятельством, что все гласные русского языка обладают особы­ми комбинаторными вариантами в зависимости от того, к какому классу принадлежит предшествующий или последующий соглас­ный. Между прочим, фонема «i» реализуется как настоящее i, то есть как «напряженный гласный верхнего подъема переднего ряда», только в том случае, если она находится в начале слова или после палатализованного согласного. Эту особенность своего родного язы­ка русские переносят и на другие языки. Так, услышав немецкое слово с долгим i, русский полагает, что он «прослушал» палатали­зацию предшествующего согласного: для него i является сигналом палатализации предшествующего согласного; такая палатализация, полагает он, должна присутствовать обязательно, и если он ее не услышал, то это результат акустической ошибки. Когда же русско­му самому нужно произнести немецкое слово, в котором имеется долгое i, он произнесет его с мягким согласным в положении пе­ред i: l'ige, d'ip, b'ibel, z'iben и т.д. И делает это он не только по убеждению, но и в силу невозможности произнести закрытое на­пряженное i после непалатализованных согласных. Немецкое крат­кое i не является напряженным. Такое ненапряженное i не имеет точного соответствия среди ударных гласных русского языка. По­этому такой звук может и не ассоциироваться с палатализацией предшествующего согласного. И действительно, русский воспри­нимает начальные согласные немецких слов Tisch «стол», Fisch «рыба» как непалатализованные. Но непалатализованный соглас­ный в русском языке является веляризованным, а после веляризованных согласных русская фонема i реализуется как í (нелабиали­зованный напряженный гласный верхнего подъема, среднего или заднего ряда). Отсюда и русское произношение указанных слов: tí š, fí š. Само собой разумеется, что все сказанное выше касается тех русских, которые только приступили к изучению немецкого языка. С течением времени они преодолевают трудности, усваивая правильное немецкое произношение. Все же кое-что от «русского акцента» у них остается; даже после многолетней практики, усво­ив во всем остальном хорошее немецкое произношение, они про­должают слегка смягчать согласные перед долгим i и несколько веляризовать произношение краткого i.

Возьмем теперь другой пример. В русском литературном языке имеется гласный @, который можно описать как нелабиализован­ный гласный среднего подъема заднего (или смешанного задне-среднего) ряда. Этот гласный возможен только после согласных, причем либо в заударных, либо в предударных слогах, за исключе­нием непосредственно предударного слога: dþ m@% «дома», p@%ta%mu «потому». Так как гласный а% в неударном слоге возможен только либо в начале слова (a%d'I%nþ k@%i «одинокий»), либо после гласного (v@%a%ru%ž at' «вооружать»), либо после согласного в непосредственно предударном слоге (da%mOi7 «домой»), то отсюда следует, что глас­ный @% и безударное а% относятся друг к другу как комбинаторные варианты. В болгарском языке тоже имеется гласный @, акустически-артикуляторная характеристика которого почти совпадает с русским @. Однако в противоположность русскому болгарский глас­ный встречается не только в безударных, но и в ударных слогах: p@t «путь», k@š t@% «дом» и т.д. Русскому, изучающему болгарский язык, чрезвычайно трудно усвоить произношение болгарского удар­ного @; на место ударного @ он подставляет гласные а, í, среднее е и лишь с большим трудом и после долгой практики усваивает бо­лее или менее правильное произношение. Наличие аналогичного @ в родном языке не облегчает, а, наоборот, затрудняет ему усвое­ние правильного произношения болгарского @, так как русск. @ звучит почти так же, как болг. @, но выполняет совершенно иную функцию: оно указывает на относительное место ударного слога. Таким образом, его неударность не является чем-то случайным; она существенна, тогда как болгарское @ может быть ударным. Поэтому русский может отождествить ударное болг. @ с любым глас­ным своего языка, но только не с @%.

Русские гласные под ударением являются не только более силь­ными, но и более длительными, нежели соответствующие безу­дарные гласные. Можно даже сказать, что в русском языке все слоги под ударением являются долгими, а все безударные слоги — краткими. Количество и ударение сопутствуют друг другу и образу­ют неразложимое целое. При этом слог под ударением может нахо­диться и в начале, и в конце, и в середине слова; его положение в слове часто является существенным для значения слова: pà l'it'i «(вы) пá лите» (настоящее время изъявительного наклонения)— pal'it'i «пали2те» (повелительное наклонение) — pal'it'ì «полети2». В чешс­ком языке количество и ударение распределяются иначе. Ударение здесь всегда падает на первый слог и, таким образом, несуще­ственно для дифференциации значений слов: оно лишь сигнали­зирует о начале слова. Напротив, количество не связано с опреде­ленным слогом, оно свободно и очень часто служит для диффе­ренциации значения слов (pì ti «пить» — pitì «питье»). Отсюда проистекают большие трудности как для чеха, изучающего рус­ский язык, так и для русского, изучающего чешский язык. Рус­ский будет либо ставить ударение на первом слоге, но тогда он будет и произносить его как долгий, либо он будет переносить ударение на первый долгий слог и, таким образом, произносить вместо kù kā tko «бинокль» и kà bā t «пиджак» либо kū ́ katko, kā ́ bat, либо kukā ́ tko, kabā ́ t. Ему не удается отчленить количество от ударения, поскольку эти явления для него тождественны. Чехи, изучающие русский язык, обычно воспринимают ударение как долготу. Они ставят ударение на первом слоге каждого русского слова, а этимо­логически ударные слоги произносят как долгие. Русское предло­жение pr'ǐ n'ǐ s'it'ǐ mn'è stă kà n vă dí «принесите мне стакан воды» в устах чеха превращается в pr'ì ň esī ti mň e stà kā n vó dī. Само собой разу­меется, что все это имеет место лишь до тех пор, пока обучаю­щийся еще недостаточно натренирован. Постепенно эти резко бро­сающиеся в глаза особенности исчезают. Но отдельные характерные признаки чужого акцента все же остаются. Русский, даже если он прекрасно говорит по-чешски, будет продолжать слегка удли­нять первый краткий слог в чешских словах и смешивать краткие и долгие слоги; чех со своей стороны при всем своем хорошем зна­нии русского языка будет слегка усиливать первые слоги (особен­но в длинных словах с ударением на одном из последних слогов: госудá рство, коннозавó дство) и неправильно расставлять ударение. Различие в интерпретации количества и ударения отличает рус­ских от чехов даже в том случае, когда они прекрасно владеют обоими языками. <...>